***
— Так, послушай, — с места в карьер начинает Хлоя, позвонив Надин спустя чуть больше восьми часов, сразу после того, как та заканчивает завтракать и готовится к обычной своей двухчасовой тренировке с весами. — Я знаю, что наш маленький отпуск уже почти подошел к концу, но у меня уже есть в планах кое-какое интересное дельце, на которое меня навёл Сэм, так что послезавтра — ну, уже завтра, по твоему времени, — я возвращаюсь в свою квартиру в Лондоне. И, в общем, так случилось, что пересадка у меня в Йоханнесбурге. Сердце Надин пропускает удар. Она осторожно опускает свою пиалу, которую до того старательно вычищала от остатков пищи, на дно раковины, чтобы случайно не разбить её, и закрывает кран. — И насколько долгая у тебя пересадка? — интересуется она, отчаянно стараясь не дать беспокойству прорваться в её голосе. Нелегко так сходу сказать, возбуждает или пугает её мысль увидеться с Хлоей лицом к лицу после сегодняшней ночи. Хлоя нервно хихикает, совсем не успокаивая мятущуюся душу Надин: — Просто поверь мне на слово, ладно, солнышко? Я ни разу не причастна к такому развитию событий. Я, знаешь, вовсе не жду от тебя ничего. Просто подумала, что было бы здорово снова увидеть твоё красивое личико. — Сколько? — с нажимом повторяет Надин. Хлоя тушуется: — … Ну, порядка десяти часов. Тишина. — Даже не знаю, верить ли, что это не твоих рук дело, — ворчит Надин. В ответ ей раздаётся довольное хихиканье. Теперь Хлоя больше похожа на саму себя, горячая и самоуверенная. Надин тоже успокаивается. Это всё та же женщина, которой она доверяет собственную жизнь, которая сражается бок о бок с ней вот уже несколько месяцев кряду. Отношения между ними изменились, но лишь в лучшую сторону — и это прекрасно. — Я могу просто в аэропорту подождать, если тебе неудобно, — ласково говорит Хлоя. — Ну, подремлю у своего терминала или типа того. Я не хочу, чтобы ты чувствовала… — Когда рейс? — обрывает поток её мыслей Надин. — Э-э-э, — на фоне что-то гремит, и только потом Хлоя отвечает. — Мой самолет прилетает… в два пополудни, по твоему времени. В Лондоне в это время все ещё спят. Надин быстро подсчитывает в уме числа. От её квартиры до аэропорта — час пути. Если самолёт Хлои прибудет вовремя, они смогут провести вместе почти восемь часов. Ей не стоит труда принять очевидное решение: — Я заберу тебя. — Ты уверена? — Протестует Хлоя. — Если это… — Я хочу увидеть тебя, Хлоя. — Хорошо, — её голос звучит тихо и хрипло. — Если у меня связаны руки, то почему бы и нет?***
На следующее утро Надин просыпается по будильнику и следует своему обычному распорядку — бег, завтрак, два часа тренировки со штангой, — так что уже к полудню вся её нервозность почти полностью сходит на нет. Сев в машину, она довольно быстро приезжает к аэропорту, находит место на дневной стоянке, а потом направляется к нужному терминалу, заходит внутрь и усаживается на скамейку, приготовившись к ожиданию. До рейса Хлои остаётся ещё минимум полчаса, к тому же, всегда есть возможность, что самолёт задержится. Она получает сообщение спустя сорок пять минут, на протяжении которых, чтобы как-то забить время, Надин копалась в Википедии, вычитывая случайные факты о животных, которые, как она считала, нравились её партнёрше. В нём только два слова: Я здесь. Надин не отвечает на него, но чувствует, как в животе собирается горячий трепет, а сердце разгоняется и стучит всё быстрее. Она встаёт, убирает свой смартфон в карман и начинает искать взглядом в толпе, скользящей через терминал прибытия, знакомую фигуру. Проходит пять минут. Десять. На исходе пятнадцатой дрожь в животе сходит на нет, но, стоит Надин уловить в бесконечной веренице людей проблеск красной футболки и длинных чёрных волос, пульс тут же подскакивает ввысь. Хлоя её ещё не видит, но, судя по всему, старательно пытается — её голова то и дело поворачивается по сторонам; в одной руке у неё маленький рюкзак, а в другой — телефон и скомканный билет. Надин кладёт в рот большой и указательный палец и свистит; голова Хлои дёргается на звук, а глаза широко распахиваются. Заметив, наконец, Надин, она улыбается ей во весь рот и лавирует сквозь толпу, чтобы как можно быстрее подобраться к тому месту, где её ждёт Надин; у неё самой на лице проступает робкая, но искренне радостная ухмылка. — Эй, привет! — восклицает Хлоя, едва оказывается в пределах слышимости. У неё усталый вид после перелёта, волосы взъерошены, а футболка вся перемята, но она здесь — настоящая, живая, впервые за почти три недели реальная, — и теперь она не просто набор острот в чате, фотографии и хриплый голос в динамике телефона Надин. Ноющая боль одиночества в груди, наконец, исчезает, и на её месте разливается золотистое тепло. — Привет, — отвечает Надин. На ней военные сапоги на толстой подошве и обычная рабочая одежда — песочного цвета брюки и заправленная за пояс армейская рубашка — а Хлоя обута в балетки, так что на этот раз разницы в росте между ними нет. Хлоя окидывает её долгим взглядом снизу-вверх и поднимает одну бровь: — Сладкая, ты становишься больше или что? Надин почти улыбается в ответ на шутку, но потом замечает, что, судя по выражению лица Хлои, шутит она лишь отчасти — и тоже опускает взгляд, рассматривая собственные руки. В последние недели она хорошо питалась и много времени посвящала тяжёлым тренировкам, так что, пожалуй, она и правда растеряла даже ту небольшую прослойку жира, что была до этого, набрав вместо неё чистой мышечной массы. Перерыв принес ей ощутимую пользу, и Надин этому, если честно, очень рада. — Может быть? Улыбка Хлои теперь напоминает оголодавший волчий оскал: — Ты отлично выглядишь. Надин отчаянно краснеет, но не отводит взгляд в сторону, как делала каждый такой раз до сих пор. На этот раз она отвечает твёрдым голосом: — Я рада, что ты здесь. Хлоя хлопает глазами, как будто застигнутая врасплох такой откровенностью, а потом бросает взгляд на толпу вокруг них и тихо спрашивает: — Я больше чем уверена, что то, что я хочу сделать с тобой прямо сейчас, на публике делать не разрешено — но как насчёт просто обняться? — Конечно, — Надин кивает и делает шаг вперёд. Хлоя встречает её с распростёртыми, проскальзывает ладонями под низ и сжимает руки вокруг её узкой талии, так что Надин остаётся только обхватить её за плечи и прижаться щекой к голове Хлои. Хлоя стискивает её в объятиях так сильно, что она едва может дышать. Должно быть, и правда всерьёз соскучилась. Надин в ответ тоже крепко прижимает её к себе — и, хотя она точно знает, что её партнёрша может вынести и что похуже, чем чересчур тесные объятия, Надин всё же боится переборщить и по неосторожности причинить боль. В руках Хлои ей тепло и знакомо. Хлоя никогда не стеснялась обниматься, и, стоило им разлучиться пусть даже на день-другой, она каждый раз при встрече приветствовала Надин только так. Сейчас всё почти так же, как всегда, и кажется, это нормально — они просто обнимают друг друга посреди аэропорта, как давние подруги, — до тех пор, пока Хлоя вдруг не поворачивает голову чуть влево и, уткнувшись прямо в стык шеи и челюсти Надин, издаёт счастливый стон, который Надин больше чувствует, чем слышит. Кончик её носа вжимается в мочку уха Надин, уголок губ мягко касается линии челюсти, и Надин стоит больших усилий не дёрнуться, не застонать в ответ и не повернуть голову тоже, так, чтобы их губы встретились. Хотя она очень, очень сильно хочет это сделать. Будь они в какой-либо другой африканской стране, Надин точно знает, что им не сошло бы с рук даже такое невинное объятие, но ЮАР не зря славится передовым мышлением и с таким трудом заработанной позицией защитника прав ЛГБТ. Здесь узаконены однополые браки. Но, как бы там ни было, для самой Надин есть чёткое разделение, что она не против делать на глазах у всех и что — совершенно точно против, — и поцелуи относятся как раз ко второй категории. Она просто не может себе этого позволить. Она будет целовать Хлою, только если получит чёткое разрешение — или если Хлоя явно покажет, что она не против. Не раньше того. Они расстаются с явной неохотой. — А твои сумки?.. — спрашивает Надин, и Хлоя демонстративно поднимает зажатый в руке рюкзак: — У меня только эта. Остальные отправятся следующим рейсом, напрямую. Может, я потом займу у тебя рубашку или типа того? — Я посмотрю, что можно будет найти, — согласно кивает Надин, отчаянно пытаясь не залиться краской при мысли, что Хлоя будет носить её одежду. Что она вообще ничего не будет носить. — У меня должно быть что-нибудь красное. Они уже направляются к выходу из аэропорта, когда Хлоя замедляет шаг. — Солнышко, ты не покажешь мне, где тут уборная? — мурлычет она. Надин поднимает взгляд на светящуюся прямо над их головами табличку, на которой чётко прорисован указатель на женский туалет и даже надписи есть, на нескольких языках сразу, включая английский. Решив не обращать внимания на такой своеобразный подкол, она поворачивается на каблуках и идёт к нужному коридору. В туалете всё занято, так что им приходится занимать очередь и ждать, когда какая-нибудь кабинка освободиться. Журчание постоянно спускаемой воды резонирует в небольшой комнате, отскакивает рикошетом от стен, как пули. Наконец, кабинка открывается, а Надин, выбрав место у стены, чтобы подождать Хлою, пока та сделает свои дела, уже скрещивает руки на груди — и чуть не взвизгивает, когда Хлоя вдруг хватает её за запястье и вталкивает в кабинку перед собой. И прежде, чем Надин успевает сообразить, что происходит, прежде чем всерьёз задумывается над тем, насколько странно это выглядело в глазах стоящих за ними в очереди людей, дверь кабинки захлопывается, защелка опускается в паз, и Хлоя оказывается вплотную к ней, улыбаясь во все свои тридцать два. Плавно, как будто она уже не раз такое проделывала, Хлоя кидает рюкзак на запачканный пол, наступает ногой на лямку, чтобы его нельзя было вытащить снизу, и обхватывает руками шею Надин. Она не произносит ни слова несколько мучительно долгих секунд, просто скользит взглядом по всему её лицу, словно ей это доставляет просто невыразимое удовольствие, и слишком явно задерживается на губах Надин. Та, к собственному огорчению, горячо краснеет. — Ну привет, — самым невинным тоном шепчет Хлоя, как будто это не она только что затащила Надин в тесную кабинку в туалете аэропорта, как будто снаружи нет огромной очереди, нетерпеливо топчущейся в ожидании свободной кабинки. Надин невнятно булькает, но этот звук почти теряется в гуле комнаты за дверью. И, невзирая на то, что в кабинке слишком мало места, что в нос забивается острый запах мыла, а в уши — громкое шипение воды, Надин всё равно реагирует на такую близость с Хлоей всем телом. Руки, обхватившие её шею, горячие и разве что самую малость тяжёлые — но эта тяжесть приятна. Лицо Хлои всего в каком-то дюйме от её собственного. Её ресницы — длинные и изогнутые, как опахала. Цвет её глаз — восхитительно-серый, как грозовое летнее небо. Надин может ощутить тепло её дыхания на своих губах, может почувствовать неповторимый запах её мягких волос. Ей приходится наспех сунуть руки в карманы, просто чтобы справиться с собой и не облапать Хлою, как двенадцатилетний подросток. — Я могу помочь тебе чем-то, Фрейзер? — спрашивает она, пытаясь придать голосу нарочитую небрежность. — О, конечно, можешь, даже не сомневайся, — мурлычет в ответ Хлоя. — Прости, если напугала тебя, но я привыкла целовать своих девушек каждый раз, когда вижу их. — Своих девушек? — Надин выгибает бровь. — И что, много их у тебя? — На самом деле, только одна. Её улыбка невыносимо прекрасна. Надин никак не может налюбоваться на неё, и, естественно, это не ускользает от внимания Хлои. Она медленно, как-то торжественно даже наклоняется вперёд, чуть поднимаясь на носки. Затаив дыхание, Надин зажмуривается и стискивает руки в карманах в кулаки. Ей даже не верится, что это на самом деле происходит. Их носы соприкасаются. Надин едва сдерживает себя, чтобы не отвернуться просто на изначальных рефлексах. И тогда они целуются. Наверное, первые несколько секунд их поцелуй совсем невинный. Он — просто касание их губ, невесомое, как пёрышко. По-настоящему нежное. Сердце Надин тяжело колотится под рёбрами, когда она чувствует мягкие волны горячего дыхания Хлои, прокатывающиеся по коже под носом и верхней кромке губы, когда чувствует, как губы Хлои прижимаются к её — уверенно, но не слишком дерзко, — и как её лоб щекочут пряди восхитительных блестящих волос Хлои. Руки вокруг шеи сжимаются крепче, когда Хлоя подаётся к ней всем телом, грудью к груди, ещё теснее. Сердце Хлои — едва ощутимый пульс на коже Надин — бьётся так же всполошно и быстро, как у неё самой. А потом Хлоя вдруг поднимает одну ладонь, зарывается пальцами в её волосы прямо под основание собранных в хвост кудрей и крепко сжимает. Надин судорожно вдыхает от неожиданности, приоткрыв рот — и в эту же самую секунду их поцелуй теряет всю свою целомудренность и перерождается в нечто совершенно новое. Стоит ей разжать губы, чтобы попытаться глотнуть немного воздуха, как Хлоя с жаром набрасывается на неё, её язык проскальзывает вглубь рта Надин, слишком откровенно лаская её язык, а острые зубы больно прихватывают нижнюю губу. Надин вздрагивает и протестующе стонет — и только тогда Хлоя, как будто извиняясь, зализывает оставшуюся после укуса кровящую отметину. — Прости, — почти неслышно из-за окружающего шума шепчет она. — Я… Просто ты такая… Угх! — Она снова целует Надин со смесью разочарования и жгучего желания, и на этот раз Надин плюёт на всё, откидывает прочь собственные страхи, изрядно доставшее уже чувство неуверенности и ненужные сомнения, и отвечает на поцелуй с тем же пылом. Хлоя стонет с облегчением, а потом уже ни одна из них не сдерживается. Хлоя жестко сжимает волосы Надин под хвостом — неужто ей и тут нужен контроль? — и наклоняет её голову под себя, вылизывает её широко открытый рот так страстно и жестко почти на грани грубости, что Надин приходится душить завибрировавший в горле отчаянный стон. Её тело отзывается на движения Хлои само по себе — она чувствует, как густо проступает румянец на лице и груди, и как под рубашкой стремительно твердеют соски. Хлоя целует её так, что они обе начинают задыхаться, и нетерпеливо потирается бёдрами о её ноги. Руки Надин выскальзывают из карманов, сжимают задницу Хлои как будто в попытке хоть немного притормозить её — ведь иначе Надин совсем потеряет самоконтроль и оттрахает свою новую девушку прямо в общественном туалете аэропорта. Естественно, вместо того, чтобы обозлиться с силой обхватившим её рукам, Хлоя только возбуждённо вздрагивает всем телом и пытается потереться об Надин сильнее, заставляя её усиливать хватку, сжимать пальцы всё туже и туже — но всё ещё осторожно, чтобы ненароком не причинить боль. Из горла Хлои вырывается короткий, но крайне сексуальный полустон-полувслхип, — Надин задаётся вопросом, что, может быть, ей нравится, когда её так грубо, почти по-мужицки трогают? — и она целует Надин ещё яростней, чем до этого. Несколько секунд спустя, когда их губы расстаются с еле слышным мокрым хлюпаньем, Надин чувствует, будто нырнула с разбега в ледяную воду. Она остаётся один на один с собственным шоком, идущей кругом головой и чувством, как будто её лишили чего-то очень важного. Губы у неё болезненно ноют. Надин задним числом радуется, что на Хлое нет губной помады — иначе она бы вся сейчас оказалась на лице Надин. — Вот так, — ухмыляется Хлоя с видом очень довольного собой человека. — Это было хорошо. Не размениваясь больше на ненужные слова, она выпутывает пальцы из волос Надин, отпускает её шею, подхватывает свой рюкзак и открывает дверь кабинки — а потом, не удостоив взглядом столпившихся снаружи людей, многие из которых наверняка догадались, что именно они там делали, берёт Надин за руку и без малейшей тени смущения направляется к выходу. Густо покраснев, Надин опускает голову как можно ниже и надеется, что вид у неё не слишком восхищённый. Хлоя ведь сказала, что хочет зацеловать её до потери сознания, как только увидит снова, и Надин ответила, что это желание взаимно. Так что всё вполне даже предсказуемо. Губы у неё онемели и покалывают болью, но Надин даже не думает расстраиваться по этому поводу. — Можно, я поведу? — с надеждой смотрит на неё Хлоя, как только они находят джип Надин на автостоянке. — Нет, если не хочешь потерять три часа из оставшихся десяти на дорогу. По улицам Йоханнесбурга пробираться несколько сложнее, чем по джунглям. — Забудь, — подмигивает Хлоя. — У меня и поинтереснее дела найдутся. Пока они едут, Хлоя ведёт себя так, будто ничего необычного между ними не случилось. Единственное видимое напоминание об их страстном поцелуе — её губы, которые чуть краснее и пухлее, чем обычно, и знающий блеск в глазах. Надин пытается сконцентрироваться на вождении, пока Хлоя трещит без умолку о разных попадающихся в поле её зрения вещах, достаёт телефон, чтобы сфотографировать проносящееся мимо старинное здание или странного вида памятник, или просто рассматривает окрестности. Когда Надин предлагает заехать куда-нибудь, чтобы перекусить, Хлоя отмахивается: — Я в самолёте перекусила. Не хотелось, знаешь, аппетит портить, — и так пошло ухмыляется Надин, что той стоит больших усилий удержать руль и не впечатать джип в угол дома на другой стороне улицы. Я видела её обнаженной, думает Надин, пока они неторопливо катятся в потоке машин по переполненным городским улицам. Я слышала, как она ласкала себя. И она слышала, как я делаю то же самое. От таких мыслей она невольно елозит на своём месте и не может подавить волну горячего желания, поднявшегося вдруг снизу её живота и захлестнувшего её всю, от головы до кончиков пальцев. Её рубашка уже насквозь влажная от пота. Но, к счастью, Хлоя её состояния не замечает — а, если и замечает, то разумно решает не комментировать. — Милое местечко, — хвалит Хлоя, как только они добираются до квартиры Надин, и дверь за их спинами захлопывается. Прежде, чем Надин успевает повернуться, чтобы опустить защёлку в паз, Хлоя уже уносится вглубь комнат, попутно заглядывая за прикрытые двери и открывая заинтересовавшие её ящики и шкафчики. Надин бросает свои ключи на этажерку у зеркала и не сводит влюблённого взгляда с Хлои, похожей сейчас на какого-то возбуждённого домашнего любимца, с интересом исследующего новое место обитания, — но держится чуть поодаль, следуя за ней из комнаты в комнату, чтобы ответить на любой вопрос, который Хлое только взбредёт в голову. Та восхищается, насколько просто и удобно организовано пространство, в котором живёт Надин, не жалеет красочных описательных для скудной обстановки её гостиной — подумаешь, всего-навсего диван да прибранный журнальный столик, — и усмехается, когда заходит в заднюю комнату и видит так и не разобранную со вчерашнего дня штангу. — Хочешь порисоваться передо мной, сладкая? — Не то, чтобы, — отвечает Надин, осторожно, чтобы ненароком не подать Хлое идею заставить её поднять штангу прямо сейчас. У неё до сих пор нехорошо горели грудные и плечи от той нагрузки. — Ну, тогда у меня как раз осталось девять часов, чтобы убедить тебя, что, возможно, тебе стоит это сделать. В итоге маршрут Хлои заканчивается, как и следовало ожидать, в спальне Надин — перед тем, как отправиться в аэропорт, она наскоро застелила кровать и прибралась тут, но выключила весь свет, чтобы Хлоя не подумала, что Надин только этого от неё и ждёт — впрочем, сейчас всё выглядит, как надо, и, если они захотят, продолжить день можно будет как угодно. На прикроватном столике стоит небольшая фотография её матери и отца, заключенная в простую рамку, и Хлоя тепло улыбается при взгляде на неё: — Какая жалость. Если бы у нас было больше времени, мы бы могли поехать к ней, и я бы лично поблагодарила её за всё. — Да, — кивает Надин, понимая, что, как бы ей ни хотелось, чтобы две самых дорогих её сердцу женщины познакомились друг с другом, она не чувствует никаких угрызений совести за то, что в этот короткий визит она оставляет Хлою полностью себе, и только себе. Устало вздохнув, Хлоя бросает на пол свой рюкзак и усаживается на край кровати Надин как ни в чём не бывало. Видеть её здесь непривычно, но не в смысле противно, а, скорее, в смысле неужели-это-действительно-происходит. Хлоя потягивается вверх, так, что край футболки задирается, обнажая гладкую смуглую кожу живота прямо над поясом джинсов, небрежно бросает телефон рядом и зевает, пытаясь сделать это как можно незаметнее и прикрывая рот ладонью. — Ты, наверное, устала, — от внимания Надин это, конечно, не ускользает. Наверное, Хлоя не спала весь полёт, чтобы лучше приспособиться к смене часовых поясов. — Можешь подремать тут, если хочешь. Хлоя трёт лицо, чтобы взбодриться, и кажется, даже привстаёт с кровати, растягивая губы в кривую ухмылку: — Ты наконец-то заполучила меня в свою спальню, и серьёзно хочешь предложить только это? Поспать? Надин отводит взгляд. — Нет. Просто… Не хотела загадывать наперёд. Хлоя легко посмеивается: — Так загадай, — она замолкает и корчит рожицу. — На самом деле, вот теперь мне и правда нужно в дамскую комнату. — Надин указывает рукой в нужную сторону, и Хлоя, прежде, чем уйти, посылает ей воздушный поцелуй: — Не загнись тут от скуки, пока меня нет. Фыркнув в ответ, Надин вдруг понимает, что снова начинает нервничать, но изо всех сил старается не подать виду. Она слышит, как захлопывается дверь в уборную, и, усевшись на кровать, переплетает пальцы в замок и крепко стискивает руки. Резкая трель заставляет её испуганно вскинуть голову — но это всего лишь смартфон Хлои, на который пришло какое-то сообщение. Надин не успевает отвести взгляд прежде, чем экран загорается, и на нём высвечивается короткий текст — он от Елены Дрейк, жены Нейтана Дрейка, о которой Надин много слышала, но ни разу не встречалась с ней вживую. Похоже, они с Хлоей давние подруги. Удачи тебе, гласит текст. Надин смотрит на два этих крошечных слова. Удача. Да уж. Похоже, совсем скоро немного удачи им не помешает. Спустя тридцать секунд телефон Хлои снова сигналит автоматическим напоминанием о полученном сообщении. Надин протягивает руку и смахивает его, просто чтобы он перестал трещать, — и, как только окно текста исчезает, разворачивая рабочий стол Хлои с установленным на фон снимком; едва увидев его, Надин ощутимо вздрагивает. Это её фотография. Надин сразу узнает её — она была сделана около двух месяцев назад, когда Надин впервые оказалась в Австралии. У неё самой эта же фотография хранилась где-то в альбомах. Как-то, шарясь по всемирной сети, Хлоя зацепилась за информацию о том, что где-то в восточной части континента были украдены артефакты коренных племён Австралии. Они без раздумий взялись за эту работу, достали артефакты обратно и получили щедрое вознаграждение от именитого музея, известного тем, что он ревностно собирал и оберегал все проявления культуры австралийских племён. А потом Хлоя предложила навестить её маму, которая жила «всего лишь» — по её собственным словам — в пяти часах езды от того места, где они находились. По дороге они заметили на обочине мёртвого кенгуру. Похоже, его сбила машина. Надин попросила Хлою остановиться, чтобы можно было выйти и посмотреть, была ли это самка и, если да, не было ли у неё в сумке детёныша. Она видела как-то документальный фильм о сбитых машинами кенгуру, в котором рассказывалось, что порой у мёртвой самки детёныш в сумке все ещё оставался живым, но рисковал мучительно умирать от голода на протяжении многих часов, если его не спасти. Ей просто хотелось успокоить собственную совесть. Так что, когда она заглянула в сумку кенгуру, отмахиваясь от роящихся над тушей стай мошкары и стараясь не вдыхать зловоние подгнившей уже на солнце крови, Надин не удивилась, но и, как оказалось, не была готова к тому, чтобы встретиться взглядом с маленьким кенгурёнком. Детёныш был чудом жив. На удачу, он был не новорождённым, с вполне сформировавшимся телом и даже покрытым шерстью, но всё же ещё очень маленьким; его тельце дрожало от страха, а маленькие ребра часто вздымались от того, что он задыхался. Действуя на чистых инстинктах, Надин махнула Хлое рукой, чтобы та подошла, а потом расстегнула пуговицы своей влажной от пота рубашки до половины и вытащила кенгурёнка из сумки мёртвой матери — бедняга отчаянно забрыкался, испугавшись Надин, и глубоко оцарапал её щеку, прежде чем обессиленно упасть ей в руки, окончательно измученный даже таким простым движением. С большой осторожностью уложив его за пазуху, Надин поспешно застегнула пуговицы, чтобы согреть кенгурёнка, и, бережно придерживая его обеими руками, крикнула Хлое, чтобы та позвонила другу её матери — из прошлых разговоров она знала, что тот был директором приюта для диких животных. Без единого слова возражения Хлоя согласилась сделать крюк в почти два часа, чтобы они могли отвезти кенгурёнка и передать его в руки человека, который специализировался как раз на таких бедолагах. Ехали они уже ночью, и им пришлось остановиться около круглосуточного магазина, чтобы купить козьего молока — Надин когда-то читала, что у кенгуру непереносимость лактозы, но тогда, пусть козье молоко и было хреновой заменой молоку матери, это был единственный доступный вариант. Они смачивали в нём кусочек чистой ткани и по капле давали его детёнышу, чтобы тот хоть немного набрался сил. Фото на рабочем столе Хлои было единственным снимком кенгурёнка, которое она сняла той ночью. Когда они приехали в приют, сотрудник осмотрел детёныша и сказал, что это мальчик, а потом налил в бутылочку молока кенгуру и позволил Надин покормить осиротевшего зверёнка напоследок. Хлоя сфотографировала их двоих как раз в этот момент: светлоглазого кенгурёнка, прижавшегося к груди Надин, и её саму, держащую у его рта бутылочку; выражение её лица было таким нежным и, может, преисполненным почти благоговейным страхом, словно она восхищалась крошечным животным, лежавшим в её руках, хотя это совсем не сочеталось с ярко прочерченной на тёмно-коричневой коже скулы окровавленной царапиной. Прежде, чем они ушли, сотрудник приюта спросил их, как бы им хотелось назвать кенгурёнка. Они дали ему имя Кенгу*(в оригинале игра слов joey — Joe). Экран выцветает до чёрного, а Надин так и остаётся сидеть, стиснув руки на коленях; она вдруг понимает, что Хлоя смотрит на её фотографию каждый раз, когда листает список контактов, переключается между приложениями или просто проверяет время — а, учитывая, что с телефоном она почти не расстаётся, то, должно быть, не меньше сотни раз на дню. Она тщетно пытается не растечься восторженной лужицей, но в итоге терпит неудачу и чувствует, что влюбляется в Хлою ещё чуть-чуть сильнее, чем прежде. В этот момент Хлоя возвращается, обтирая влажные руки об джинсы, отчего на ткани остаются тёмные пятна. Она сполоснула лицо и, кажется, попыталась привести в порядок волосы, но духота в квартире свела все попытки на нет, и теперь тонкие прядки волос снова прилипли к её шее. Одного только вида её усыпанной бисером пота ключицы достаточно, чтобы сердце в груди Надин зашлось бешеным ритмом. Она подскакивает с кровати, осознав, что выглядит всё так, будто Надин намеренно ждёт, когда Хлоя присоединится к ней в постели. — Тебе сообщение. От Елены. Хлоя радостно улыбается: — Правда? Знаешь, она беременна. Уже два месяца или типа того. Нейт просто с ума сойдёт. Надин неопределённо фыркает — последнее, что она хочет обсуждать с Хлоей, стоя посреди спальни, так это Дрейка. — Итак, — тянет Хлоя, будто читая её мысли, и подходит вплотную. — Расскажи-ка мне, когда в последний раз у тебя тут гостила симпатичная девчонка? — Она задумывается на мгновение. — Или парнишка. К тебе ведь с такими вопросами обычно и на кривой кобыле не подъедешь. Если только ты не предпочитаешь кобыл. У меня, знаешь ли, принципы. Надин усмехается. Вообще, если так подумать, уже достаточно давно в её спальне не было никого другого, кроме неё самой — год, а то и больше, но и до того Надин мало кого приводила к себе, потому что отношения на одну ночь её не устраивали. Когда её отец был жив, она, в основном, избегала заводить какие бы то ни было знакомства. Он никогда ни слова не говорил на счёт её подруг, хотя Надин точно знала, что он не одобрял её романтические отношения — правда, не понимала, потому ли, что она предпочитала женщин, или потому, что отношения, как ему казалось, могли отвлечь её от работы в Шорлайн. — У меня симпатичная девчонка тут прямо сейчас, разве имеет значение все остальное? — наконец, говорит она. — Ответ принимается, солнышко, — Хлоя прижимается к ней в поцелуе, но Надин не отвечает. Отстранившись, Хлоя терпеливо ждёт. — Гм. Есть что-то, о чём я должна знать? — спрашивает Надин, открывая перед ней всё обширное поле выбора. — Правила или что-то ещё? — Правило только одно, — голодно оскаливается Хлоя — похоже, она готова опрокинуть Надин на кровать и сожрать живьём. — Я сверху. А потом она подхватывает её под затылок и целует с той же страстью, как и в туалете аэропорта. Надин изо всех сил пытается не шататься, но устоять из-за внезапно подгибающихся коленей не так-то просто, — стоит ей представить, как хорошо будет целовать Хлою, когда они опустятся на кровать, и ноги вмиг слабеют. — У меня для тебя сюрприз, — оторвавшись от её покрасневших губ, шепчет Хлоя, делает маленький шажок назад и, подцепив футболку обеими руками, стаскивает её через голову. Надин приходится с силой сжать зубы просто для того, чтобы у неё натурально не отпала челюсть. На Хлое — тот самый полупрозрачный кружевной бюстгальтер с фотографии, которую она отправила в ночь своей гулянки. Она едва успевает проглотить судорожный стон, когда видит, как Хлоя расстёгивает джинсы и одним движением спихивает их вниз, демонстрируя соответствующие бюстгальтеру трусики. На теле Хлои больше шрамов, чем было на той фотографии, её бёдра и грудь немного полнее, но общий вид производит все тот же ошеломляющий эффект. И действует даже сильнее, потому что Хлою с фотографии Надин не знала; а та Хлоя, что стоит перед ней сейчас — это её Хлоя. Каким бы ни было выражение, которое прорвалось на лице Надин до того, как она успевает как-то его подавить, оно явно импонирует Хлое, которая оскаливается той же по-волчьи голодной ухмылкой и неторопливо приближается к ней. Она не может сдержать горячей волны возбуждения, разлившейся по всему телу, не может не втянуть со свистом душный воздух в лёгкие при одном только взгляде на то, как крошечные кусочки кружев и ткани перекатываются на мягкой коже Хлои с каждым её движением. Надин так сильно хочется прикоснуться к ней, что это почти больно. Хлоя останавливается перед ней всего в дюйме от прямого касания. Теперь, когда она стоит босиком, Надин, всё ещё обутая в свои берцы, оказывается выше неё на два дюйма — и ни от одной из них эта разница не ускользает. Надин кажется странным смотреть на лицо Хлои сверху вниз, а ту, похоже, даже забавляет то, что она вынуждена запрокидывать голову вверх. Приподнявшись на носочки, Хлоя мягко касается ртом губ Надин, целует её почти до невозможного нежно — но с каждой секундой её движения становятся сильнее. Надин прикрывает трепещущие веки. Ей на грудь ложится горячая ладонь, а Хлоя напирает спереди, страстно целуя её; в какой-то момент Надин чувствует упершийся ей в сгиб коленей край кровати — и тут же Хлоя толкает её назад так резко, что, упав задницей на отпружинивший матрас, Надин приходится испуганно взмахнуть руками, чтобы удержаться себя в вертикальном положении. Наверное, в физическом отношении она сильнее Хлои раза в два, но сейчас Надин никак не может сопротивляться, потому что Хлоя, всё так же ухмыляясь во весь рот, опирается ладонью о её плечо и, закинув одно колено на кровать, удобно устраивается на её узких бёдрах. Надин судорожно вдыхает, но забывает выдохнуть. Неужели это правда не сон, и сейчас у неё на коленях сидит разгорячённая, одетая только в кружевную комбинацию Хлоя Фрейзер? Её руки с силой вжимаются в матрас — Надин боится поднять их, чтобы не задеть без спросу чего-то, чего она касаться не должна. У Хлои же таких загонов нет в принципе: она опять запускает пальцы в её густые кудри на затылке и целует — медленно, глубоко, но с каждой секундой всё жарче и яростней. Её язык проскальзывает вглубь рта, и долгие, мокрые ласки чередуются с быстрыми, едва заметными дразнящими касаниями к самым чувствительным точкам на языке Надин. В те короткие мгновения, когда она отстраняется, Надин не успевает толком вдохнуть, поэтому у неё уже сейчас кружится голова, и она чувствует, будто вот-вот грохнется в обморок. Температура в душной спальне подскакивает, кажется, до отметки «адское пекло». Нежно, но с явным нетерпением Хлоя берёт Надин за запястья и укладывает ослабевшие руки себе на талию. Кожа у неё мягкая, удивительно горячая и совсем чуть-чуть влажная от пота. Пальцы Надин прижимаются плотнее, прослеживают крутую дугу её рёбер, гладят тёплые упругие линии живота и лишь потом поднимаются вверх, обхватывая, наконец, грудь Хлои. Та ободряюще стонет, снова вцепляясь руками в волосы Надин, и удерживает её на одном месте, прижимаясь губами к её губам. Надин ведёт большими пальцами по кружевной кромке бюстгальтера, едва касаясь кожи. Когда пальцы соприкасаются в центре, точно над крохотным бантиком, она повторяет движение чуть твёрже. От прокатившейся по телу дрожи Хлоя сдавленно ругается ей в губы, а потом цепочкой порхающих поцелуев приближается к уху Надин и неловко прикусывает мочку, прежде чем рыкнуть: — Не обязательно так нежничать. Проступившая в её голосе нота неудовлетворённого желания Надин несказанно нравится. Пока Хлоя продолжает грызть её ухо, Надин проскальзывает указательными пальцами под кружево и бережно стаскивает его вниз, обнажая полную грудь. Её соски уже напряжённо-твёрдые и покрасневшие до такого глубокого розового цвета, какого Надин не видела ни на одной из фотографий. Она обводит их мозолистыми подушечками пальцев, и Хлоя тотчас же выгибается у неё на коленях, тихо всхлипывая от накатившего удовольствия. Сжав обеими ладонями её грудь, Надин наклоняется, собирает языком скатывающиеся в ложбинку капли пота, а потом, скользнув к соску, втягивает его в рот. Ощущение твёрдой упругой плоти на её языке — это что-то потрясающее. Хлоя, похоже, одного с ней мнения, потому что она нетерпеливо вьётся на её бёдрах, подаваясь грудью ближе к губам Надин. Сжав влажный от слюны сосок между пальцами, Надин целует второй, возвращается к первому, и так по кругу, — а Хлоя, крепче впившись пальцами в её волосы, направляет её от одной груди к другой, снова и снова, до тех пор, пока оба соска не становятся горячими, мокрыми и почти воспалённо-красными. С приливом безрассудной смелости — а может, банально растеряв последний страх, — Надин сжимает свободной рукой Хлою между ног и даже сквозь бельё чувствует, как там, внизу, полыхает жар. Она нежно трёт всей ладонью, заставляя Хлою впиться ногтями в кожу на её затылке и громко застонать прямо на ухо; от этого звука у Надин по всей впадинке позвоночника вниз бегут сонмы мурашек. Боже. Движения её пальцев становятся быстрее и быстрее, и она даже не успевает заметить, как тонкая атласная ткань насквозь пропитывается горячим, влажным и скользким. Хлоя чуть не кричит от каждого толчка и дёргает бёдрами навстречу её руке, как будто она уже почти на краю оргазма, хотя Надин ещё и минуты её не ласкает. В попытке растянуть удовольствие, распробовать его как следует, Надин замедляет движения, но от этого ногти Хлои проезжаются по её затылку ещё сильнее. Её насквозь продирает дрожью от ощущения, что из царапин начинает сочиться кровь. — Нет-нет-нет-нет-нет… — хнычет Хлоя, прижавшись щекой ко лбу Надин; её всполошные вздохи лёгким порханием оседают на скуле. — У нас ещё восемь часов впереди, — напоминает ей Надин, мучительно медленно поглаживая одним пальцем по всей длине от пояса трусиков до вымокшей в смазке промежности. В ответ Хлоя, захлебнувшись стоном, чуть не рыдает: — Я ждала этого с самого… — но вдруг сжимает губы, резко выпрямляется, словно осознав, что именно она собралась сказать, и отчаянно краснеет от шеи до кончика носа. — Неважно. — С самого чего? — чувствуя, что берёт верх впервые с тех пор, как они встретились в аэропорту, настаивает Надин. Она трёт пальцами чуть грубее. Теперь подушечки мокрые до фаланг, а от потемневшей до черноты ткани трусиков тянутся липкие прозрачные ниточки. — С самого… — охрипшим голосом начинает Хлоя, закатывая глаза от наслаждения и вскидывая бёдра синхронно с движением пальцев Надин. — Так долго, что я даже не вспомню уже, с самого чего, о, только не останавливайся!.. — рычит Хлоя, стоит её руке замедлить ласку. — Как давно ты хотела этого? Хлоя кусает губу и вся дрожит: — Ну, раз уж мы тут откровенничаем, то, наверное, с самого того момента, как впервые увидела тебя. — Что? — Надин вовсе отнимает руку и откидывается назад, чтобы ошарашенно взглянуть на Хлою. — Ты серьёзно? — Извини, ты в зеркало вообще смотришься? — Но ведь мы тогда чуть ли не врагами были друг другу. — Слушай, может, мы как-нибудь в другой раз это обсудим? — умоляет Хлоя с полубезумными нотами в голосе; глаза у неё крепко зажмурены, а по лицу разливается восхитительный румянец. Надин ждёт ещё немного — просто для того, чтобы подольше послушать этот жалобный тон, — и только потом, вновь положив руку ей между ног, начинает ласкать её. Хлоя стонет с облегчением и утыкается лбом в плечо Надин, прихватывая губами кожу на её шее. Её трусики уже совсем никуда не годятся — Надин даже не надо смотреть вниз, чтобы понять это. С них уже капает. И, хоть они и нравились ей, сейчас ненужный кусок кружев преграждал ей путь к Хлое. Какая-то часть Надин хочет разорвать их, только чтобы услышать, как в ответ на это будет кричать Хлоя, но другая, здравая её часть настаивает на том, чтобы сохранить бельё целым и невредимым, в память о сегодняшнем дне. Естественно, победа оказывается на стороне более сильного желания, — так что Надин отрывается от груди Хлои и смотрит, как её пальцы с величайшей осторожностью подцепляют нитки с бёдер Хлои и мягко стягивают трусики вниз; она судорожно сглатывает и не может оторвать глаз от вида того, как атлас, прилипший к влажной промежности Хлои, цепляется за неё до последнего, но всё же подчиняется рукам Надин и тоже скатывается прочь. Там, внизу, Хлоя вся мокрая — настолько, что вьющиеся лобковые волосы сейчас прилипли к коже, а большие губы опухли и налились ярко-красным. Надин проскальзывает одним пальцем по смазке, пытаясь нащупать клитор — и, когда находит его, маленький твёрдый комочек плоти, быстро пульсирующий под подушечкой её указательного пальца, как пойманная колибри, Хлоя дёргается всем телом и хрипит от возбуждения. Надин трёт его пальцем вверх и вкруг, а потом добавляет второй, чтобы скользить спиралью дальше, к входу во влагалище — и Хлою уже серьёзно потряхивает. От её пьянящего запаха голова идёт кругом. Надин глубоко вдыхает, не отводит взгляда от собственной руки, которая ритмично движется между ног Хлои, и наслаждается едва слышным хлюпаньем смазки. Когда её пронзает внезапно сильным желанием толкнуть Хлою на спину и уткнуться лицом в жаркое, текущее влагой местечко, Надин приходится закусить нижнюю губу, чтобы справиться с собой. Как бы ей не хотелось, это нарушит первое и единственное правило… Идея приходит неожиданно. Чтобы сделать всё так, как она хочет, Надин для начала придётся подвинуть Хлою с её нынешнего места. И, хотя она, конечно, могла бы просто остановиться, подождать, пока Хлоя хоть чуть-чуть придёт в себя, и тогда объяснить, чего это она задумала, гораздо легче было просто подхватить её на руки и устроить, как нужно. К тому же, что-то подсказывает ей, что Хлое второй вариант понравится больше — поэтому Надин, не произнеся ни слова, подсовывает обе руки под бёдра Хлои и, сняв её с колен, резко подбрасывает почти на фут вверх, без особых усилий прижимая теперь её таз к своей груди. Громкий стон, который при этом издаёт Хлоя, определённо стоил всех трудов. Удостоверившись, что она не уронит Хлою, Надин начинает торопливо откидываться назад, одновременно пытаясь сползти пониже и подтолкнуть Хлою наверх. Та лишь зарывается коленями в матрас в бесплодной попытке остановить их с крайне восхитительным и возбуждающим выражением растерянности на лице. — Чт… — Я хочу, чтобы ты села мне на лицо, — поясняет Надин. — Иисусе, — шокировано выдыхает Хлоя; её веки при этом трепещут. — Гм. Ладно. — Какие проблемы? — Надин тщетно пытается сдержать коварную ухмылку, видя, что её обычно невозмутимая партнёрша в таком замешательстве. — Ты ведь все ещё сверху, правда? — Ага. Сверху. На твоём лице. Господи. Ладно, так… Хлоя ползёт по кровати вверх, пока не замирает ровно над головой Надин. Приводящие мышцы бёдер у неё уже заметно подёргивает дрожью. У кровати Надин нет изголовья, за которое можно было бы схватиться, так что Хлоя просто наклоняется к стене и, упершись в неё лбом с выражением крайнего волнения на лице, бросает взгляд вниз. — Дай мне знать, если я случайно тебя придушу, — из последних сил пытается шутить она. — Ну, шлёпни меня по заднице или типа того. — Или типа того — обязательно, — соглашается Надин и, обхватив ладонями её бедра, тянет вниз. Надин недаром любит эту позу больше остальных. В таком положении, когда она лежит, а Хлоя сидит на её лице, прижимая ногами её уши и закрывая обзор телом, Надин не может увидеть или услышать что-то внешнее, и весь её мир сосредотачивается на единственной задаче. Всё запахи, что она чует, все вкусы, что ощущает на языке, все касания на её коже — это Хлоя, Хлоя, Хлоя. Проведя языком длинную широкую полосу по тёплой коже одного бедра, Надин поворачивается и проделывает то же самое со вторым, а потом облизывает мокрые волосы на лобке, неторопливо спускаясь вниз в поисках входа во влагалище. Как только горячие складки плоти расступаются под её языком, пропуская вглубь тела, Надин протягивает руку и расправляет пальцами большие губы, чтобы лучше распробовать вкус Хлои. Смазка отдаёт сладким мускусом и опьяняет похлеще алкоголя. У Надин весь подбородок вмиг становится мокрым. И нос тоже. Она лижет влагалище Хлои медленно и глубоко, а потом дразнит кончиками пальцев, не проникая целиком. Вернувшись губами чуть вверх, к её клитору, Надин втягивает его в рот и жёсткими ритмичными движениями языка проходится по всей длине. Вес Хлои над ней постепенно тяжелеет. Она подаётся бёдрами навстречу её языку, и Надин только и может, что сжать ладонью её бедро и контролировать ритм, позволяя Хлое самой потираться об её лицо. Спустя всего минуту или две Хлоя уже не может удержать себя в вертикальном положении. Надин едва ли успевает услышать витиеватый поток ругательств, которые Хлоя, не сдерживаясь, выкрикивает гортанным голосом, но замечает опасную дрожь её бёдер. К счастью, Хлое удаётся не рухнуть ей прямо на голову — она проскальзывает чуть дальше, на грудь Надин. — Блядь, блядь, блядь… — хнычет Хлоя на каждом выдохе. Пот струйками стекает по её напряжённому животу и выступившим жилам там, где бёдра соединяются с тазом. Вся грудь, шея и лицо у неё расцвечены самым красивым оттенком розового, который Надин только доводилось видеть. Её бюстгальтер сполз на талию и теперь, запутавшись одной лямкой на руке, ограничивает её движения. Между ног Хлоя выглядит такой красной, мокрой и опухшей, что, кажется, ей почти больно. Надин облизывает губы и приподнимается на локтях. Она больше чем уверена, что Хлоя ещё не кончила. Даже близко к оргазму не подобралась. Так что Надин снова крепко подхватывает её под бёдра, откидывается на спину и, сжав ладонями тазовые косточки для устойчивости, держит так, что Хлоя оказывается фактически подвешена в воздухе на её предплечьях. Она не очень тяжёлая, поэтому Надин точно знает — если Хлоя не будет дёргать бёдрами слишком уж рьяно, она её не уронит. Было что-то особенно пошлое в том, чтобы трахать женщину языком в тот момент, когда одна из вас совсем обнажена, а другая — полностью одета, — и Надин с удовольствием это признаёт. Обычно в такой ситуации она чувствовала себя скованно, но сейчас, вопреки обыкновению, одежда даёт ей ощущение силы. И, похоже, вьющейся над ней в изнеможении, жалобно стонущей на каждом выдохе Хлое такой расклад тоже несказанно нравится. Стоит Надин пару раз лизнуть кончиком языка её клитор, как Хлоя пытается двинуть бёдрами ей навстречу, но тут же сбивается и неконтролируемо дрожит из-за распалённой до предела чувствительности. Надин всё не хватает. Она облизывает, сосёт и целует её до тех пор, пока челюсть не пронзает ноющей болью из-за резких движений Хлои, пока мышцы на руках не загораются напряжением от усилия удержать её на месте. И даже тогда Надин не останавливается. Она не слышит последнего крика Хлои, за миг до того, как её пальцы накрепко сжимаются в волосах Надин, и она содрогается всем телом, пойманная в ловушку мощного оргазма, потому что горячие, мокрые от пота бёдра Хлои стискивают её голову, напрочь глуша все внешние звуки. Задним числом Надин надеется, что кричала она не слишком громко — в конце концов, у неё же есть соседи. Её язык все ещё гладит раскрасневшуюся горячую плоть Хлои, но теперь так мягко и нежно, как Надин только может. Из Хлои, кажется, разом вытащили все кости, потому что она обессиленно падает вперёд и утыкается лицом в подушку Надин, не в силах даже расплести свои пальцы из её кудрей. Как можно более бережно подняв её ещё раз, Надин перекидывает через себя одно её бедро и укладывает Хлою на бок рядом с собой. Потом она распутывает лямку бюстгальтера, щёлкает застёжкой на спине и, стащив его, откидывает прочь. Хлоя смаргивает слёзы и, найдя лицо Надин наполовину расфокусированным взглядом, сыто, одуряюще сладко улыбается ей: — Ты вся угваздалась, солнышко, — бормочет она, но таким голосом, что её слова похожи на признание в вечной любви. И, хотя Надин до боли хочется поцеловать её, она не двигается с места. Некоторым женщинам не нравится пробовать собственную смазку после секса, а Надин предпочитает не играть в угадайку. Если Хлоя попросит, она уйдёт полоскать рот без единого слова протеста. Но Хлоя уже прижимается к её рту, целуя медленно и глубоко. Спустя несколько мгновений она откидывается назад, задумчиво проводит языком по губам, слизывая вкус — и выглядит искренне восхищённой им. Нависнув над ней, Хлоя принимается счищать своим языком пятна смазки вокруг рта Надин, потом спускается на подбородок и, облизав его, добирается до щёк. Это щекотно, особенно когда язык Хлои проходится касаниями ближе к ушам — Надин приходится сдерживать дрожь и вырвавшийся из глотки невольный смешок. Конечно же, Хлоя его слышит, и удваивает усилия, выискивая точку почувствительней; Надин в ответ пихает её в плечо, и в итоге они игриво борются на кровати — одна изо всех сил пытается заставить другую смеяться во весь голос, а вторая без усилий удерживает первую на месте. Хихиканье Хлои льётся непрерывной музыкой, и Надин понимает, что никогда прежде ещё не чувствовала себя такой абсурдно лёгкой, счастливой и правильной. Наконец, Хлоя откидывается на кровать, задыхаясь от усталости. Её тело мерцает потом и пахнет горячим сладким мускусом. — Боже. Похоже, стюардам придётся везти меня в самолёт на инвалидной коляске. Я ног не чувствую! — она прижимает ладонь ко лбу и ворчит, закрыв глаза. — Только посмотри на меня, я-то думала, что это я выебу тебя до потери памяти. Иисусе. Как же мне стыдно за себя, сладкая. Надин перекатывается на бок и приподнимается на локте — её взгляд полон любви и сытого удовлетворения, — а Хлоя, ответив таким же взглядом, обнимает ладонью её лицо, а потом вдруг протягивает руку к затылку Надин и подцепляет резинку, которой волосы Надин собраны в хвост. — Вот, дай-ка мне… — Надин помогает ей стащить резинку и хихикает, когда пальцы Хлои взъерошивают её волосы до тех пор, пока буйные кудри не спадают каскадом по обе стороны её лица, то тут, то там. — Знаешь, — тихо мурлычет Хлоя, — мне ещё ни разу не доводилось видеть тебя с распущенными волосами. Надин едва успевает раскрыть рот, чтобы поспорить, но тут же сжимает губы. Во всех их приключениях именно она была той, кто вставала рано поутру, всегда была настороже и сразу готовилась хоть к перестрелке, хоть к преодолению отвесной скалы, в то время как Хлоя предпочитала дрыхнуть до самого полудня. Надин привыкла к своей роли вымуштрованного солдата, серьёзной партнёрши и беспринципного дельца, но сейчас её почему-то жжёт раскаянием — как же случилось, что настолько банальная вещь, как распущенные волосы, для её партнёрши вдруг стали проявлением слабости? Почему она не подпустила Хлою к себе чуть раньше, не смогла дать им быть вместе? Но, по крайней мере, сейчас Надин может наверстать упущенное — что она и делает, вновь наклоняясь и нежно целуя губы Хлои; правда, поцелуй их остаётся нежным совсем недолго. Уже несколько секунд спустя Хлоя начинает виться под ней, как заведённая, обхватывая руками её талию, её спину. Надин чуть сдвигается, поудобнее устраиваясь между ног Хлои, и прижимает её к кровати собственным весом. Оторвавшись от её рта, Надин спускается ниже, выцеловывает мокрую от пота шею, а потом лижет языком чувствительное местечко за ухом. — Ты тяжелая, солнышко, — с удивлением выдыхает Хлоя ей в щеку. — Уж прости, — Надин отвечает просто по инерции — и вдруг замирает на месте, как громом поражённая, осознав, что она нарушила первое и единственное правило Хлои: она должна быть сверху и держать всё под контролем. Как-то так получилось, что Хлоя оказалась опрокинута на спину, а Надин разлеглась прямо на ней. Похоже, Хлоя замечает весь ужас ситуации одновременно с Надин, потому что её тело внизу напрягается до каменной твёрдости всего на секунду позже. — Блядь, — шипит Надин в качестве извинения; она в мгновение ока подлетает на колени и упирается руками в матрас, чтобы как можно скорее свалить из опасного положения, но прежде, чем она успевает это сделать, рука Хлои змеёй кидается к ней и сгребает воротник её армейской рубашки в кулак, удерживая на месте. Проходит несколько мучительно долгих секунд, а ни одна из них так и не двигается. — Хлоя? — осторожно зовёт Надин, не выдержав зловещей тишины, и быстро бросает взгляд вниз. Она нависла над Хлоей — не угрожающе, конечно, но определённо доминируя, — а та, похоже, вовсе не разозлилась, не испугалась от такой резкой смены ролей, и теперь просто молчит. Взгляд Хлои медленно прослеживает напрягшуюся над ней фигуру Надин, и на её лице постепенно появляется уже знакомое голодное выражение, от которого по спине Надин течёт горячий пот. Хлоя кажется почти… заинтригованной. — Ну-ка стой, — в её интонации нет ни намёка на просьбу. Это приказ. Надин беспомощно повинуется, вновь укладываясь на прежнее место, и видит, как грудь Хлои с каждым вздохом поднимается и опускается всё быстрее, когда она потирается бёдрами о ноги Надин. — Поцелуй меня, — следует новый приказ. Надин склоняется к ней. Она пытается быть нежной, но Хлоя впивается в неё со всей страстью, так что вскоре Надин отвечает ей тем же и утробно рычит, чувствуя, как все тело под ней насквозь пробивает дрожью. Упершись одним предплечьем в матрас для устойчивости, она протягивает другую руку вниз, к заново промокшей промежности Хлои. Та задыхается и самым пошлым образом раздвигает ноги. Из груди Хлои вырывается пронзительный крик, стоит Надин войти в неё двумя пальцами, да так и замереть, позволяя тугим мышцам влагалища крепко сжаться вокруг них. Ей хочется потянуть время, чтобы сполна насладиться ощущением горячей упругой глубины. Но Хлоя, кажется, её желаний не разделяет — она сразу же начинает дёргать бёдрами, насаживаясь на пальцы Надин, так быстро, будто она делает это наперегонки невесть с кем и хочет завершить гонку как можно скорее. Надин целует её, пытаясь успокоить — она не хочет, просто не готова ещё убрать руку так скоро. А потом, когда это не срабатывает, она просто раздвигает колени чуть шире и тяжестью собственного тела прижимает Хлою к кровати чуть крепче, останавливая безумные движения её бёдер. — Хлоя, — в её голосе слышится неприкрытое предупреждение. Загнув пальцы, Надин бьёт аккурат в точку на передней стенке влагалища; руки у неё сильные, так что с каждым толчком Хлою чуть подбрасывает. Вид вздымающейся груди Хлои и то, как она выгибает спину крутой дугой, по-настоящему завораживает её. Хлоя всё ещё не слышит. Её руки блуждают в попытке найти, за что можно ухватиться, и короткие ногти проезжаются по напряжённой мускулистой спине Надин, расцарапывая кожу даже сквозь ткань рубашки. Боль отвлекает её; Надин на мгновение останавливается, чтобы нащупать потерянную было точку удовольствия глубоко внутри. Хлоя царапается сильнее и корчит такую гримасу безумного возбуждения, что это больше похоже на страдание. Она хватает запястье Надин, пытается заставить её двигаться, — и в тот же миг Надин быстро, как молния, оттаскивает свободной рукой её ладонь, перехватывает за запястье вместе со второй и вытягивает руки Хлои над головой, жёстко вжимая их в матрас. — Sny dit uit, — рычит она на африкаанс. Прекрати сейчас же. Хлоя таких слов ещё не знает, но издаёт полузадушенный стон — Надин с удивлением понимает, что не от злости, а от осознания, что теперь Надин полностью обездвижила её только весом своего тела и одной рукой. Она вспоминает об их поцелуе в туалете аэропорта, о том, как Хлое понравилось, когда Надин твёрдой хваткой заставила её бёдра остановиться. Просто интереса ради она с силой сжимает её запястья, до тех пор, пока — Надин точно в этом уверена, — не становится больно, и чувствует, как внутренние мышцы Хлои судорожно стискивают её пальцы. — Блядь! — она чуть не плачет. Откинувшись назад, Хлоя жмурится, а по её напрягшейся шее медленно скатывается бусинка пота. Испугавшись, что неправильно всё поняла, Надин почти отпускает её руки, но в следующую же секунду после того, как её хватка успевает разжаться совсем чуть-чуть, Хлоя вскидывает голову: — Нет! — вскрикивает она. — Нет. Просто… Просто давай… — не закончив фразу, Хлоя замолкает — вид у неё совсем потерянный. Нависнув над ней, Надин наклоняется, чтобы снова прижаться в поцелуе к её губам, и проглатывает восторженный стон облегчения, когда её пальцы вновь начинают толкаться внутрь Хлои. Там так мокро, что каждый раз, когда Надин вытаскивает пальцы и с силой загоняет их обратно, слышится громкое хлюпанье. Они молчат, поэтому услышать его нетрудно. Это почти похоже на поцелуй. Раз в несколько секунд Хлоя напрягается, пытаясь бороться с неумолимой хваткой Надин на её запястьях, как будто просто проверяя, и всхлипывает всё громче и громче, с каждым разом всё так же оставаясь неподвижной. Теперь контроль ей не принадлежит. Уже нет. Она передала его Надин. Ту совсем ведёт на волне безграничного обожания. Надин наклоняется к уху Хлои и шепчет на африкаанс всё самое сладкое и самое пошлое, что только может вообразить, используя незнакомый Хлое язык просто как щит, чтобы спрятаться. И, хоть Хлоя и не понимает ни слова из того, что произносит Надин, она всё равно захлёбывается воздухом и кричит, снова и снова: — Ах! Ах! Ах! Когда Хлоя кончает — долго, громко, содрогаясь всем телом, — Надин кажется, что она тоже кончит, несмотря на то, что к ней никто не прикасался. Хлою колотит дрожью, её влагалище стискивает пальцы Надин, гладкое и горячее, точно расплавленный шелк. Она продолжает толкаться внутрь, но уже гораздо медленней, осторожно провожая стихающие волны оргазма, и чувствует, как Хлоя расслабляется вокруг неё. Вся рука у неё мокрая. Хлоя обессиленно падает на кровать, как марионетка с обрезанными ниточками, судорожно хватая воздух ртом. Надин отпускает её руки, пытаясь не залиться виноватым румянцем при виде оставшихся на запястьях Хлои отпечатков её пальцев, и, усевшись на колени, неторопливо окидывает взглядом раскинувшуюся под ней женщину. Хлоя кажется совсем разбитой: она не шевелится, просто лежит и сорвано дышит, постепенно восстанавливая нормальный ритм. Глядя на неё, Надин чувствует тихую вспышку гордости. Если и есть что-то, за что она в спальне готова сражаться зубами и когтями, так это за звание самоотверженной любовницы. Если всё, чем ей предстоит заниматься сегодня весь день напролет, в оставшиеся семь с чем-то часов вместе, — это доводить Хлою до оргазма, раз за разом, Надин будет полностью удовлетворена. И неважно, кончит она сама или нет. И тогда Хлоя садится на кровати с таким выражением лица, на котором и влюблённость, и ярость — всё поровну. Её рука проскальзывает под рубашку Надин, пальцы веером расходятся по напрягшимся мускулам её живота. — Сними, — Хлоя почти рычит. Она как будто пьяна. — Сними! Надин нерешительно подчиняется и стягивает рубашку через голову, не расстёгивая; на ней остаётся только простое чёрное спортивное бра. Подняв взгляд, она видит, что Хлоя смотрит на неё с совершенно ошарашенным выражением лица; всё её тело неосознанно напрягается, вспучиваясь мышцами, и от этого по лицу и шее Хлои разливается болезненно-красный румянец. — Это тоже снимай, — она кивает на бра. Надин снова выполняет приказ, не проронив ни слова — но, пока она осторожно пытается выпутать свою шевелюру из эластичного пояса, по её животу вдруг проскальзывает тёплый влажный язык; Надин задыхается от неожиданности, а мышцы её пресса сокращаются от каждого быстрого мокрого прикосновения. Встав перед ней на колени, Хлоя стонет от восторга и прихватывает зубами дрожащие от напряжения мускулы. Надин чувствует резкий рывок, когда Хлоя, протянув руки вниз, начинает расстёгивать пояс её штанов. Она дрожит и не мешает ей — в конце концов, разве есть что-то лучше, чем раздевающая тебя красивая женщина? Лизнув напоследок глубокие бороздки мышц, Хлоя отрывается от её живота и, поднявшись, со всей возможной страстью целует губы Надин, пока её пальцы вытягивают пояс из шлёвок. Меньше секунды спустя он со звоном шлёпается где-то рядом с кроватью, и в тишине комнаты, наполненной разве что мокрым звуком соприкосновения их губ, звонко вжикает расстёгиваемая молния. — Подожди, — Надин вдруг понимает, что она всё ещё в своих военных сапогах, и не может не улыбнуться, когда в ответ Хлоя натурально скулит в беспомощном отчаянии и дергает её ближе к себе. — Да подожди же! — Она отстраняется и, усевшись на край кровати, наклоняется, чтобы расшнуровать берцы. Хлоя, как никогда возбуждённая, прилипает к её спине и вгрызается зубами в кромку уха. Надин как можно быстрее развязывает узлы, стаскивает сапоги обеими руками, тут же подцепляя носки и стягивая и их тоже, а потом встаёт и спихивает штаны вниз — вместе с трусами. Полностью обнажённая, Надин поворачивается к Хлое. — Господи, — хрипит Хлоя. Надин приходится призвать все свои душевные силы на то, чтобы удержать природную стеснительность и не закрыться руками от её взгляда, который скользит по ней снизу-вверх. — Никогда бы не подумала, что скажу такое, но — прошу тебя, ляг на меня сверху снова. Сейчас же. Надин закусывает губу, чтобы сдержать улыбку, и возвращается на своё прежнее место. К тому моменту, как они снова оказываются лицом к лицу, Хлоя на спине, а Надин над ней, её партнёрша выглядит так, что, кажется, вот-вот грохнется в обморок. Поочерёдно напрягая мышцы, просто потому, что она может, сгибая их до дрожи и прорисовывающихся в коже жил, Надин улыбается, когда лицо Хлои приобретает тёмно-свекольный оттенок. — Тебе приходилось слышать, чтобы люди кончали просто от визуальной стимуляции? Потому что, похоже, это вот-вот случится. Надин гортанно посмеивается — и захлёбывается этим звуком, стоит Хлое протянуть руку и коснуться её промежности, прямо над клитором. Из-за долгого возбуждения её клитор сейчас ощущается раза в два больше, чем обычно, и пульсирует в одном такте с её всполошно бьющимся сердцем. Надин вдруг понимает — она так промокла, что теперь струйки прозрачной смазки скатываются по внутренней стороне её бёдер, — и еле удерживает себя от того, чтобы не сжать ноги вместе. Она разводит их шире в стороны, подаваясь ближе к руке Хлои, которая поглаживает влажные большие губы Надин кончиками пальцев и взирает на неё с исключительно самодовольным выражением лица. — Скажи-ка мне, как на африкаанс будет «киска»? — хрипло интересуется она, и Надин краснеет так, что даже уши горят. — Poes, — её голос падает до шепота. Хлоя облизывает губы. Её пальцы в одно движение входят, вырывая из груди Надин отчаянный стон; она роняет голову, чувствуя, как пальцы скользят внутри неё внезапно, но так идеально правильно и хорошо. Тесно прижавшись губами к её уху, Хлоя шепчет: — Я буду лизать твою poes до тех пор, пока у тебя ноги не отнимутся. Мир вокруг на мгновение смазывается. Следующее, что Надин может чётко понять — она сидит на кровати, а Хлоя, встав перед ней на колени, разводит ладонями её бедра в стороны. Между ног она тёмно-красная, и её распухшие от долгого ожидания большие губы раскрываются даже без помощи пальцев. Взгляд Хлои темнеет, зубы оскаливаются в голодной ухмылке. Она наклоняется — и Надин пропадает совсем. Всё время, пока она лижет, сосёт и целует её с видом человека, добравшегося до давно вожделенного дела, причмокивая и размазывая смазку по всему лицу, Хлоя не сводит с Надин туманного, с поволокой взгляда, в котором явно читается вызов — хватит ли Надин смелости смотреть ей в глаза, пока она её трахает? Надин честно пытается, сжимая пальцами простыни так сильно, что они трещат и рвутся; ей приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не вскинуть бёдра, не оседлать лицо Хлои и не начать тереться об него так же, как Хлоя прыгала на её лице раньше, но сосредотачиваться с каждой секундой всё сложнее и сложнее. Хлоя целует её poes так, как целовала её рот — глубоко, мокро, с голодным пылом. Уже через минуту, а то и меньше, Надин приходится отвернуться, спрятать глаза, потому что иначе всё закончится слишком быстро. Она слышит — чувствует — вибрирующий на её коже торжествующий смешок Хлои, и вся покрывается мурашками. Её спина выгибается сама собой, подаваясь ближе к горячему жадному рту Хлои. Надин пытается зажмурить глаза, но становится ещё хуже, потому что так хлюпающие звуки, доносящиеся снизу, становятся вдвое громче, и её трясёт неконтролируемой дрожью. Одна ладонь Хлои проскальзывает по её животу и сжимает пальцами грудь — Надин разражается стоном куда более отчаянным, чем ей бы хотелось, и густо краснеет, а Хлоя внизу стонет в ответ, её язык гладит клитор Надин ещё усерднее. Она рискует бросить вниз ещё один взгляд. Хлоя всё так же смотрит на неё, её рот теряется в складках красной и ярко-розовой плоти, и хорошо видно, как там, глубоко, двигается её язык. Когда их взгляды встречаются, Надин вся трепещет; а потом её внезапно накрывает оргазмом, и она, содрогаясь всем телом и запрокинув голову назад, кричит — так, как давно уже не кричала. Она падает на спину, и простыни тут же прилипают к потной коже. Хлоя облизывает её раз, другой, третий, отпечатывает влажный поцелуй на внутренней стороне бедра, и только потом поднимает голову — матрас под ней жалобно скрипит, когда Хлоя вытягивается на кровати рядом с Надин. — Ну вот. Теперь мне уже не так стыдно за себя. Надин слабо посмеивается. Она вслепую протягивает руки, ловит Хлою за шею и притягивает её в мокрый, ленивый, полный сытого удовлетворения и пахнущий пряным мускусом поцелуй. Её тело тяжелое и уставшее. Она не сможет пошевелиться, даже если кто-то приставит к её виску пистолет. Но Хлоя вдруг кладёт ладонь ей на затылок и давит, направляя вниз, к разгорячённой, промокшей уже третий раз за последний час промежности. Даже не верится, что у Хлои там не ноет всё болезненной чувствительностью от сенсорной перегрузки. — Ты уверена? — уточняет Надин. Ей не хочется причинять Хлое боль. — Помнишь, что я говорила ещё в Индии? — подмигнув, отвечает та. — Про то, что боги троицу любят? Так вот, я, может, и не бог, но троица — это святое.***
— Знаешь, что сейчас было бы неплохо? — мурлычет Хлоя несколько часов спустя, когда они обе в абсолютном изнеможении падают на кровать, судорожно втягивая насквозь пропитавшийся запахами пота и секса воздух в лёгкие. — Подремать. Надин, хоть и точно знает, что дневной сон ей не нравится, не находит в себе сил возразить. Подняв голову ценой невероятного усилия, она бросает взгляд на табло своего будильника — и понимает, что, если они хотят принять душ, найти что перекусить и вовремя вернуть Хлою в аэропорт, долго дремать у них не получится. — Да, — устало соглашается она. Как и следовало ожидать, Хлоя подползает ближе к ней и подныривает под правую руку, возится рядом, пока не устраивается под самым боком. Её тело расслабленное, мокрое и почти неприятно горячее в духоте комнаты, но Надин не хочет отодвигаться. Даже более того, она обнимает Хлою рукой поперёк талии крепче, притягивает на себя так, что она снова почти лежит на ней. Хлоя широко зевает: — Разбудишь меня через часок, солнышко, ладно? — а потом, прежде, чем Надин успевает ответить, засыпает и нежно сопит ей на ухо. Надин же бодрствует ещё какое-то время. Закрыв глаза, она запечатлевает в памяти плавный ход рёбер Хлои под рукой, когда она вдыхает и выдыхает, и тяжесть её тела у себя под боком; запоминает её запах и неспешный ритм её сонного дыхания. Оглядываясь назад, на все риски, на которые она пошла, чтобы оказаться здесь, на все вспышки безрассудной храбрости и долгие часы душевных метаний, Надин понимает, что через всё это она прошла бы снова и снова без раздумий, лишь бы получить такую награду. Как можно ближе подстраиваясь под дыхание Хлои, она вдыхает медленно и глубоко — и совсем скоро тоже засыпает.***
— Как насчёт фотки? — спрашивает Хлоя, когда они, добравшись до аэропорта, подходят к нужному терминалу. На ней — одна из старых рубашек Надин, выцветшая, но ещё читаемо-красная, в которой Хлоя, конечно, не тонет, но все равно видно несоответствие размера. Ну, по крайней мере, нижнее бельё Надин ей более-менее впору. Сейчас уже почти полночь, и очередь на паспортный контроль не очень длинная — но Хлое лучше пройти его раньше, чем позже, если она не хочет пропустить свой самолёт. — На память об этой встрече? Надин удивлённо смаргивает. Ей вдруг приходит в голову, что, в то время как у неё есть множество снимков Хлои, а у той — множество её собственных фото, крайне мало среди них тех, где они вместе. Ей почти стыдно за это, но исправить положение дел теперь легко: — Конечно. Она ждёт, что Хлоя по-дружески закинет руку ей на плечо, как-нибудь тупо пошутит в своём стиле, и заснимет, как они смеются; или схватит её за воротник, притянет к себе для поцелуя, и когда камера щёлкнет, на снимке останется испуганное, ошарашенное на грани паники лицо Надин, которым Хлоя потом будет её дразнить в своё удовольствие. Но вместо всего этого Хлоя подходит к ней, крепко обнимает, скользнув ладонью на её талию, и удобно кладёт голову ей на плечо. Она вытягивает руку с телефоном перед собой и сладко улыбается. На крошечном экране выражение её лица — почти восторженное. Увидев его, Надин тоже улыбается и поднимает взгляд на камеру как раз в тот момент, когда Хлоя нажимает на кнопку. У Надин на сердце теплеет, стоит им взглянуть на получившийся снимок: Хлоя на нём такая сияющая, счастливая и сногсшибательно красивая; выражение её собственного лица — смесь нежности и любви, а в глазах горит мягкий огонь. Они потрясающе смотрятся вместе. — О, кажется, я нашла себе новый фон на рабочий стол, — как бы невзначай говорит Хлоя. — Кенгу милашка и всё такое, но этот снимок нравится мне гораздо больше. — Отправишь его мне? — просит Надин; её смартфон лежит в кармане непривычно тихо. Она хочет копию снимка, очень сильно. — Если тебе нечего на заставку поставить, можешь взять любое из моих… — начинает Хлоя, но остальную часть реплики перекрывает ладонь Надин, быстро прижавшаяся к её губам; они смеются друг другу. — Ну ладно, ладно, — Хлоя наигранно ворчит, и мгновение спустя Надин чувствует, как телефон в кармане коротко гудит вибрацией. — Я напишу тебе, как приземлюсь, — подхватив свой рюкзак, она притягивает Надин в быстрые, но крепкие объятия. — И ночью, наверное, тоже, — можно? — Я позвоню, — отвечает Надин. Их разлука продлится недолго — всего несколько дней, — а потом они с места в карьер ринутся в работу, уйдут с головой на новое дело. — Слушай, я ведь знаю, что тебе не нравится разговаривать по телефону, Надин, — ласково тянет Хлоя, давая ей возможность уйти в безопасную зону; её глаза лучатся любовью. — Все нормально, — говорит Надин. И на самом деле так и есть. Она уже сейчас точно знает, что хочет сказать. И на этот раз она уверена на все сто процентов.