Daemonum DoppelgangeR

Темнота, слякоть, удушающая вонь. Все вперемешку — раздробленные кости с перемешанными внутренностями. Людей будто вывернуло. И эта вонь, она повсюду, сопровождающая красными разводами и оставляющая во рту железно-солоноватый привкус. В подвале было сыро, так что всё это месиво начало гнить. Отвратительно и одновременно прекрасно. Кто бы ещё смог составить такую животрепещущую картину? Картину под названием «Этот раунд за мной». Дадзай с несколькими подчинёнными осматривали помещение. Вокруг одни трупы, живых нет. Их тела не узнать. Важные документы исчезли, следов не обнаружено… «Достоевский», — проносится в голове. Единственный и неповторимый. Только он смел изображать такие картины и оставаться на свободе. Каждый раз, когда Дадзай садился на хвост этой крысе, она переставала ходить и проваливалась в никуда. И можно было искать хоть по всему свету, о да, ты всё равно её не поймаешь, не найдешь. Она ускользала от мафии, дразня своим голым хвостом, но продолжала рушить их планы. Два с половиной года Достоевский играет с Осаму, а Осаму играет с Достоевским. Федор дразнит его: то показывает тень, то выходит на свет, то снова прячется в тень. Сам Осаму видел его лишь раз, но отчетливо запомнил одно — глаза. О да, эти глаза, немигающие, не знающие никаких чувств и не ведающие боли. Они пробирают насквозь своим холодом и пронзают душу ледяными осколками стекла. Но это стекло манит, опасно манит. Дадзай покрутил головой, осматривая очередное послание партнера, и в итоге присел около одного из трупов. На его лице повисла ухмылка. Сорвав что-то с груди мертвеца, мужчина встал и покрутил в руках добычу. — Раунд за тобой, но игра не в твою пользу наклонилась. Прошептав непонятную другим свидетелям этого хаоса фразу, он резко развернулся и направился к выходу. — Обыщите трупы на наличие улик и зачистите помещение. К утру наедут репортёры: не хочу, чтобы они нашли тут следы нашего пребывания, — отдав четкий и резкий приказ, Мафиози скрылся в коридоре. «Игра, цена которой – людские жизни». Стуча каблуками по железной обшивке бункера, Дадзай поднял руку вверх и посмотрел на безделушку. Маленький, почти микроскопический осколок аметиста. Только в одном месте Йокогамы могут так искусно отшлифовать камень. И только что из-за своей невнимательности и жажды напряженной игры дьявольский гений оступился. Осаму ещё не до конца был уверен, что это не очередная лживая наводка. Но проверить стоило. Надо бы составить компанию дьяволу. Глупо отказываться, если это прямое приглашение в гости. Время уже перевалило за час ночи, так что время для званых гостей уже началось. Здание на отшибе захудалого городка «Истории». Около двери мастерской было пусто. В окнах тоже пусто. Хотя, нет, погодите. В одном из окон на верхнем этаже подрагивал свет от свечи. Такой блеклый, что запросто можно спутать со стайкой светлячков. — Ну что, стоит отметить, что наконец-то ты захотел встретить меня лично, — Дадзай остановился около темной комнаты, освещённой одной лишь свечкой, стоящей на столе. Сам же собеседник сидел за столом и что-то писал гусиным пером. — Так ты всё же отыскал. Не думал, что это произойдет так скоро. Твой ход мыслей и дедуктивные способности поражают. — Так всё же это было приглашение. Какая жалость. Я уже подумывал, что мой партнер по игре начал сдавать позиции, и игра подходит к концу. — Эспер оперся на косяк двери. — Правда? — Собеседник поднял взгляд. Опять эти прожигающие глаза. — Я думаю, стоя в дверях очень удобно вести диалог. Присядь. Осаму прошел в комнату, сплошь забитую хламом и мусором, и уселся на кожаный, потрёпанный временем диван. Закинув ногу на ногу и облокотившись на спинку сидения, он стал внимательно следить за действиями Федора. Заново наклонив голову, тот лишь продолжал что-то писать пером. Спокойствие царило в помещении довольно долго. Осаму, умиротворенно улыбаясь, сидел на диване, уже закрыв глаза. Федор, прикрыв лицо свисающей черной челкой, сидел за столом. — Дадзай… Осаму, верно? Могу ли я предложить Вам выпить? — закончив писать, Достоевский поднял голову и отложил перо. Облокотившись на стол, он упер подбородок в переплетенные пальцы и стал исследовать Осаму. «Идеален», — эта мысль не давала ему покоя. Федор скользил своим взглядом от шеи Дадзая до его запястий. «Слишком идеален, чтобы существовать». Взгляд постоянно задерживался на бинтах, видневшихся из-под рукавов плаща и на шее. Тот, в свою очередь, открыл глаз и бросил взгляд на «гения». Легким движением сменив положение тела так, чтобы руки упирались в колени, Дадзай наклонил голову и с улыбкой произнес: — А что же предложите выпить? Любой посторонний человек принял бы их за давних друзей, но если станет находиться в этой комнате слишком долго, несомненно почувствует две адски тяжелых ауры. Они давят друг на друга, пытаясь поглотить один другого. Если стать между ними, можно попросту задохнуться от этого давления. — Chateau Malescot, 2009 года. — Неужели это такой повод? — А когда представится более подходящая возможность? Достоевский встал из-за стола, направился к буфету. Не важно, сколько лет этому сооружению, но важно учесть, что любое лишнее движение может закончить его службу. Достав с полки два бокала и бутылку коллекционного издания, Федор присел на другую сторону дивана. Поставив на спинку бокалы, принялся открывать бутылку. В итоге, после трех минут мучений, Осаму взял инициативу открыть вино сам. Достав ножик и откупорив бутылку, принялся наливать в бокалы красную жидкость. — За что же выпьем? — Достоевский принял бокал. — Сами предложили, а теперь спрашиваете. — Дадзай приподнял бокал, — Думаю, стоит выпить за нашу встречу, не так ли, Фёдор Достоевский? — Вы правы, Осаму Дадзай. Последовав примеру гостя, Федор поднял бокал и оба, со звонким ударом, соприкоснулись стеклом. Отпив из бокала пару глотков Осаму, придвинулся к собеседнику и выдохнул в ухо: — Так что же заставило «Главу» крыс мертвого дома поменять правила игры? Неожиданное действие заставило Федора резко обернуться, но он быстро вернул свою хладнокровную натуру. Подавшись вперед, так что их носы соприкасались щёк, тихо прошептал: — А что заставило «Убийцу» портовой мафии последовать этим правилам? — тёмно-фиолетовые глаза впивались в шоколадные, замораживая их. — Неужели сами начали сдавать позиции? Не выдержав напора, Дадзай упал на диван. Улучив момент, Достоевский вытащил у Осаму нож и приставил к его горлу. — Значит, я оказался прав. Как же это грустно осознавать. Возможно, скоро мне опять сделается скучно. — К сожалению, я не предоставлю вам такую возможность. — Не разочаруй. — Лицо Фёдора снова оказалось в каких-то миллиметров от Осаму. — Какой же ты все таки идеальный, Осаму Дадзай. Проведя рукой по бинтам на шее, Достоевский спустился к груди, потом к бинтам на руках, держа при этом у горла нож. — Если ты убьешь меня сейчас, тебе точно будет скучно. — Согласен, поэтому я не собираюсь тебя убивать. — Фёдор принялся разматывать бинт на руке. Оголились порезы. При каждом прикосновении о шрамы кожа Осаму светилась зеленым светом, а сам мужчина морщился. — Так и думал. Моя способность всё же будет доставлять тебе боль. Ещё бы, ты каждый раз отменяешь свою смерть, - ухмылка. Достоевский убрал нож с горла и встал с дивана, подошел к столу, открыл ящик и закрыл, предварительно что-то из него вынув. Приподнявшись на одном локте, Дадзай стал внимательно за ним следить, Дадзай не отрывает от него взгляда. Обернувшись под давлением взгляда Федор подошел к Осаму. — Я бы очень был признателен, если ТЫ это примешь. — В руке лежал бирюзовый кулон овальной формы в золотой оправе на черном шнурке. — Подарок от самой «Главы», неужели я обязан такой честью. — Тем не менее, принял вещицу. Оба подошли к зеркалу. Большая трещина шла прямо по диагонали, деля героев на пополам. Достоевский стоял сзади Дадзая и застёгивал кулон. — Тебе очень идет изумруд. — Благодарю, но, к сожалению, ничего не могу дать взамен. — Осаму обернулся. — Это не обмен, а подарок. — Федор отошел на несколько шагов, чтобы посмотреть со стороны. — Великолепно, — заключив, Достоевский опять приблизился к Дадзаю, — но если ты считаешь это долгом, верни мне его своей борьбой. Борьбой за выживание. Постарайся, чтобы мне не было скучно... Последние слова начали плыть. Осаму покачнулся и упал на одно колено, в глазах потемнело. — Ч-то... что был-ло в вине?.. — прошипев, мафиози поднял голову. Она кружилась, в глазах всё плыло, а сам Осаму пошатывался. Его жутко клонило в сон. — Всего лишь снотворное. — Достоевский смотрел на него сверху вниз. — Мне надо уходить, и мне не нужно, чтобы кто-то шел за мной. Поэтому отдохни… Последние слова «дьявольского гения» уплыли в туман. Достоевский протянул руку и толкнул Дадзая. Глаза окончательно перестали видеть и Осаму упал. Последнее что помнилось, черная лаковая обувь…«Все равно Федор Достоевский, ты проиграл, как только встретил меня, жучок в твоем пальто скажет мне, где ты прячешься. Где бы ты ни был, я найду тебя…»