Ласточка — значит «надежда»

Дождь лил как из ведра четвертые сутки кряду. Прямые улочки в Алвасете обращались речками, а кривые — водопадами. То там, то сям всплывали утопшие собаки и прочая дрянь, в домах протекали стены и рушились размокшие крыши. Добротным портовым складам ненастье было нипочем, но возня в доках всё равно затихла, и днём шкипер со вздохами подсчитывал убытки от простоя. Но зато ночами не скучал и вздыхал совсем от другого. Так получилось, что с месяц назад обрел он в Алвасете любовника, и очень непростого. Почитай каждый вечер с той поры Хуан Суавес приходил в условленное место и вешал у амбарной двери фонарь. Ждал и гадал — придет-не придет? Четвертой дождливой ночью соберанито не пришел, а прискакал — на невзрачной лошадёнке, в простеньком кожаном плаще, но как всегда при шпаге. Без всяких рассуждений они сделали то, что делать не положено, но жизнь — не жизнь, если не сделаешь, а потом ну лежать в обнимку. И было очень хорошо, пока соберанито не начало разбирать… — Зачем тебе эти картинки? — ерзая ладонью по груди кэналлийца, спросил он. Тяжкий вздох за ответ не сошёл, конечно. — Не молчи! — проворные пальцы ласково потеребили Хуана между ног, а потом вокруг яиц как стиснулись, кэналлиец аж крякнул. — Я этого не люблю. Хуан тоже много чего не любил. Например после долгожданных гайифских приключений не любил суеты и трескотни, а любил помолчать и отдохнуть. Послушать сквозь сон, как дождь по крыше пляшет, как птички в гнезде под балкой чирикают, как мышки в сене возятся... И зачем этот соберанито такой болтун, как девка прямо. — Хуааан? Уснул, лежебока? — Морской обычай такой, вроде как знаки отличия. — Это я уже сорок раз слышал. Подробнее! — и соберанито снова начал гладить рукой по груди, а иногда и пощипывать. — А что это значит? А змея почему? А кольцо в соске зачем? Прикормил, называется, белую ласточку. То на макушку сесть норовит, то за ухо щипнуть, то в зад клюнуть… Хуан отлепил сонную голову от мягкой соломы и, опершись на кулак, поймал тонкую белую руку в свою. Даром что хорошенький, как игрушка фарфоровая, а опасный. Кочевряжиться с таким дором себе дороже. По глазам видать — осерчав, таких дел натворит, что в страшном сне не приснится. — Ну, вот видишь, ласточка — значит «надежда». А вот пасть змеи — это смерть, свой хвост жуёт — значит, не для меня смерть… Росио слушал внимательно, и язык Хуана потихоньку разболтался. Поделился даже байкой про морского бога: как тот утопших моряков по картинкам на плечах от прочих отличает и забирает в свой дворец. За стол обильный сажает, наливает сладкого вина и дает всё, что пожелаешь, хоть золота кучу, хоть вторую жизнь. Всё это были просто сказки. И кто же знал, что однажды дор их вспомнит, и одному везучему сукину сыну и впрямь обломится — и вино, и золото, и новая жизнь, лучше прежней.