Любовь по сценарию 2: На два фронта

АТМОСФЕРА Damien Rice - 9 Crimes POV Кай Я сидел перед тобой, наблюдая, как ты сдергиваешь фотографии с прищепок, одну за одной, и мне казалось, будто каждая оторванная тобою фотография словно кромсает мне сердце, деля его на мелкие части. Казалось, если ты сорвешь их все, мое сердце и вовсе развалится по кусочкам. -Что это? – ты разглядывал снимки, вертя их в своих дрожащих руках, а я не мог отвести от тебя завороженного взгляда. Может, зря я привел тебя сюда? Может, мне нужно было снова, как и всегда, зализать свои раны и сделать вид, будто ничего не происходит? Будто все нормально, и весь твой холод, и все твои безразличные взгляды, и все твои искусственные поцелуи – все это всего лишь временное явление, всего лишь мелкие преграды на пути к настоящему счастью. Вот только в последнее время я и сам не верил в истинность этого счастья – с каждым днем оно лишь больше и больше растворялось где-то далеко впереди и его чарующие звуки постепенно затихали вдали, словно прекрасное далёко. Нет, ты не был счастлив со мной. И не будешь. Сколько бы времени я не провел рядом с тобой, сколько бы я ни старался окружить тебя своей безграничной любовью – ты все равно будешь предан своим чувствам. Которые у тебя, возможно, даже сильней, чем мои собственные. -Ты ничего не хочешь мне объяснить? – ты смотрел на меня с опаской и нетерпением. Ты хотел знать правду, потому что, наверно, чувствовал, что в разгадке этой тайны кроются все причины твоих несчастий, и ты был абсолютно в этом прав. Чувствую ли я себя виноватым? Чувствую ли я себя обиженным? Нет. Сейчас я уже мало что чувствую, потому что любовь к тебе подавила во мне все проявления жизни. Казалось, она вытеснила из моей жизни все, что говорило бы о том, что я действительно «жив». Я никогда раньше не думал, что любовь может быть такой… -Если ты привел меня сюда, так будь добр – объясни, что это все, черт возьми, значит?! – ты вскипел. Кипа фотографий, которые ты до этого нервно теребил в руках, полетела на стол рядом со мной. Несколько снимков посыпалось на пол. Я вздохнул и, трясущимися руками прикурив еще одну сигарету, открыл самый верхний шкафчик стола. Пальцы коснулись холодной глянцевой бумаги, мое сердце сжалось. Не знаю, что ты подумаешь, увидев все это, но, раз уж я решил раскрыть все свои карты, то не оставлю ни одну из них в тайне. Достав довольно-таки толстую пачку фотографий, я положил их на стол перед тобой и затянулся. Ты, бросив на меня заинтересованный и немного дикий взгляд, приблизился к столу. Твой запах тут же наполнил мои легкие, мне показалось, что даже голова закружилась. Хотя, может это от того, что я так много курю? Ты начал перебирать фотографии, и чем больше ты смотрел на них, тем больше твое лицо приобретало ошарашенное и удивленное выражение. Твои зрачки расширялись, тебя немного трясло от волнения и, возможно, негодования, а мне с каждой секундой хотелось скорей вернуть время назад и снова оказаться с тобой на кухне, зная, что ты спокойно сидишь за моей спиной и ломаешь голову над кубиком Рубика. Хотелось вернуться туда, когда ты еще ничего не подозревал, когда в твоих глазах еще не было столь дикого и отрешенного недопонимания и даже страха. -Ты следил за мной? – ты, нахмурившись, посмотрел на меня исподлобья. Твои дрожащие пальцы перебирали снимки, сделанные мной задолго до нашего знакомства. -Признаться, - я выдохнул, - я знал тебя раньше, чем мы познакомились. Ты удивленно вскинул брови, а я, отведя взгляд на стену впереди себя, словно окунулся в тот день, который с самого начала ничего не предвещал. Он был самым обычным, даже то, что я вдруг начал фотографировать совершенно незнакомого мне парня, не несло в себе чего-то необычного или особенного – я часто исподтишка фотографировал понравившихся мне людей. Я мог зацепиться за небрежно накинутый шарф, за легкое движение руки, за необычную походку, за редкие черты лица или его особенности, например, национальные отличия, веснушки или родинки – меня могло зацепить все, что угодно. Но что зацепило меня в тебе - я до сих пор не могу понять. Ты был совершенно обычным, ничем не примечательным – таким, каких я обычно называю «серостью». Да, ты выглядел именно так, и я, почему-то, совсем не сомневался в том, что в твоей жизни все так же серо и невзрачно, как и во всем твоем виде. Я думал так до тех пор, пока не проявил фотографии с тобой. Когда я присмотрелся к тебе получше, мне показалось, что я никогда не видел ничего прекрасней в своей жизни. Я фотографировал множество мужчин, но ни от одного из них я не чувствовал такой бешеной энергетики. И это при всем при том, что в действительности ты был абсолютно невыразительной личностью. Когда я увидел тебя в тот день, мне показалось, что все в тебе не так: и эти всклоченные волосы, как будто бы ты только что проснулся и, не причесавшись, вышел прогуляться, и это пальто, так неряшливо и коряво висевшее на твоих широких, но худых плечах, и эта сигарета в твоих коротких, но довольно-таки пластичных пальцах – все было не так. Может быть, это и привлекло меня в тебе? Может, мне хотелось чего-то небезупречного? Чего-то иного, не того, что я обычно стремился запечатлеть в своей памяти. Все люди, которых я когда-либо фотографировал, имели резкий контраст с окружающим их миром, и они очень отличались от толпы. Но тогда, в тот довольно пасмурный и холодный день, я встретил одинокого представителя этой самой толпы, от которой он вдруг отделился, как однажды отстает старый и больной самец от своего стада. И в этом отречении, в этом одиночестве я увидел что-то интересное. Пусть ты был воплощением обыденности и общественного направления мысли, именно в тот день, я уверен, ты попытался показать себя свободной от предрассудков личностью. Твои фотографии, они… Они были безупречны. Твой взгляд, иногда такой недовольный и хмурый, заставлял меня трепетать каждой клеточкой тела, и то, как ты смотрел на этот мир – это было божественно. Еще ни у кого я не видел настолько живого взгляда. Кажется, стоит только посмотреть в твои глаза – и вот перед тобой открывается целый мир эмоций и чувств, некоторые из которых до сих пор мне неизвестны… И в тот момент, проявляя эти совершенно идеальные для меня фотографии, я понял, что моя жизнь вдруг сплелась с этими образами, которые открывали передо мной твои глаза. Я чувствовал, что должен разгадать тебя, понять – почему же в таком с виду абсолютно непримечательном и неинтересном человеке кроется столько жизни, столько страсти и столько притягательной для меня загадки? Почему во всех тех, кого я любил раньше, я не замечал ничего подобного, хотя они были очень необычными людьми, не приметить которых в толпе казалось просто непростительным, а в таком совершенно обычном человеке я вдруг увидел столько загадок и тайн, которые терзали мое сердце по ночам... Я вдруг осознал, что говорю это все вслух, и вдруг замолчал. Казалось, я хранил все это в себе так долго, как хранят старые вещи в бабушкином сундуке, и, когда вдруг до него доходят руки, его распахивают и из него серой тучей вылетает моль, копившаяся и живущая там годами. Так и из меня серой кишащей пылью вдруг вылетела моль моих собственных чувств. Моль, которая ела меня все это время, которая жила и размножалась во мне, иногда порываясь наружу. Ты смотрел на меня с опасением. Твой взгляд, который то опускался к фотографиям, то снова поднимался на меня, заставлял меня сейчас стыдиться, ведь я открылся перед тобой, зная, что ответа на мои чувства не последует. Я ощущал себя совершенно обнаженным перед тобой, и это тяготящее красное освещение давило на меня так сильно, как не давило никогда. Эта комната вдруг стала мне противной, ведь здесь мной было совершено столько преступлений, столько грязных дел, которые сделали тебя таким, каким ты стоишь сейчас передо мной – подавленным, ошарашенным, брошенным, напуганным… -Да, я действительно следил за тобой, - я потушил уже совсем истлевшую в моих руках сигарету. – Прости меня за это. Ты сейчас можешь обвинить меня в том, что я наглым образом ворвался в твое личное пространство… - я закрыл глаза. – Но мне уже не страшно. Вскоре ты будешь обвинять меня во всех смертных грехах. -Что это значит? – твой голос звучал требовательно. Ты начинал злиться, и это было заметно. -Это значит, Тэмин, что все, что происходило с тобой – моя заслуга. Хотя, я не могу назвать это заслугой… Я совсем не ожидал, что все это может принести мне столько боли…Не думаю, что сейчас мне есть чем гордиться. -Я совсем не понимаю, о чем ты говоришь! – ты воскликнул, и это заставило меня дернуться. Ледяная скользкая рука обхватила мое горло и начала давить с такой силой, что я почувствовал, как задыхаюсь, при этом внешне выглядя совершенно спокойно. Но я чувствовал, как в мое горло поступает все меньше и меньше кислорода, как моя голова начинает кружиться, как конечности начинают тяжелеть… Я должен был во всем тебе признаться. Я должен был все рассказать, потому что сам не могу нести на своих плечах эту тяжелую ношу. Больше не могу, у меня просто нет сил. Я не могу смотреть на то, как ты мучаешься, потому что из-за твоих мучений, я чувствую себя в миллионы раз хуже, как будто все то, что тревожит тебя, отдается во мне с трёхкратной силой. -Все эти мои слежки за вами, все эти фотографии, сделанные мной исподтишка – я копил это все для того, чтобы разлучить вас с Минхо, - наконец сказал я, как будто выдохнул. -Что?! – тебя затрясло. Твои глаза впились в меня ледяным и жестоким взглядом, словно острый нож вонзился мне в грудь. -Я знал его страхи, я знал, чего он опасался – все это было ясно для меня как дважды два. Но ты этого не замечал, тебе как будто было все равно – и я решил воспользоваться этим, - слова выходили из меня легко, но я понимал, что к концу своего диалога я сломаюсь. Я говорил быстро, путаясь в словах и не контролируя то и дело сбивавшееся дыхание, но я так боялся дать тебе возможность вставить слово, что спешил наполнить эту комнату только своим голосом, чтобы ты не мог мне возразить или что-то сказать. Но ты, казалось, потерял дар речи и просто стоял напротив меня, сжимая в руках фотографии, и смотрел на меня стеклянными глазами. Я видел в них слезы, я видел в них боль от каждого моего слова, но остановиться я уже не мог. Я зашел слишком далеко, уже нет пути назад. -Минхо не готов был признаться в своих чувствах окружающим, а я подумал, что это хороший шанс для меня остаться с тобой и убрать со своего пути единственную преграду. К тому же, мне казалось тогда, что ты и ко мне чувствуешь что-то сильное, ведь я, зная о страхах Минхо, специально давал тебе все то, чего не может дать тебе он. Таким образом, я выглядел перед тобой в более выигрышном свете, чем Минхо. И ты на какое-то время увлекся этим образом, который я создал для тебя, - я взял одну из твоих фотографий. – А потом ты сделал все за меня. Мне не доставало одних фотографий, потому что это слишком слабое доказательство. Сейчас с помощью вполне доступных программ можно сделать все, что угодно, поэтому никто бы попросту не поверил в истинность этих фотографий. Мне нужно было что-то более внушительное, что-то, что, несомненно, напугало бы Минхо до белого коления, что могло бы заложить в его голове еще больший страх быть разоблаченным. И тогда ты сам привел его ко мне. И сам намекнул мне на то, что ты можешь мне помочь. Я печально усмехнулся, вспоминая тот вечер, когда ты смотрел то на меня, то на Минхо, и в твоих глазах пробегала чертовщинка и жажда игры терзала твой разум. Я чувствовал это, потому что могу чувствовать тебя так сильно и точно, как молодой волк чувствует запах дичи. -Мне оставалось только создать подходящую атмосферу – и самая важная и решающая улика была у меня в кармане, - с этими словами я снова приоткрыл верхний шкафчик стола и вынул из него черную флешку. – Здесь видео с той ночи. В то время, как мы… В это время камера, которую я установил в комнате, снимала все происходящее в ней. Уже в тот вечер я не сомневался в том, что, узнав об этом видео, Минхо тут же согласится на мои условия. А мои условия были просты: или он уходит от тебя, или я выпускаю это провокационное видео в сеть, и тогда о его ужасных пристрастиях узнают все. Ты прикрыл лицо рукой. Слезы прыснули из твоих глаз, и все внутри меня скрутилось в такой тугой узел, что я готов был вывернуть самого себя наизнанку, лишь бы только мне стало легче. Но легче мне уже не станет. Сегодня я сделал самое ужасное признание в своей жизни, и после этого дня я больше никогда не смогу вздохнуть спокойно. Потому что я предатель. Потому что я грязный. Потому что я безумец. И потому, что тебя больше никогда не будет со мной рядом… Ты попятился. Твои плечи тряслись от рыданий, которые ты пытался зажать рукой, но они все равно сдавленно вырывались из твоей груди. -Я знаю, ты меня возненавидишь, - я бросился к тебе, пытаясь ухватиться за тебя руками, но ты с силой толкнул меня в грудь, давая мне понять, что приближаться к тебе не стоит. – Я знаю, что я поступил ужасно. Это… это просто отвратительно… Но мной управляла любовь. Эта любовь безумна, и я могу признаться в этом, но это часть меня, и тебе тоже придется признать это! -Любовь?! – взвыл ты, смотря на меня сквозь слезы. – О какой любви ты говоришь! Никогда любящий человек не поступит так с тем, кого любит! Ты предал меня! Боже, да ты чудовище! Я тебя ненавижу, я тебя просто ненавижу! -Послушай, послушай меня, Тэмин! – я бросился тебе в ноги, обнимая тебя за колени, но ты начал в истерике дергать ногами, пытаясь выбраться из моих объятий. – Я знаю, что ты никогда не простишь меня, но… Но послушай, я прошу тебя, послушай! Попытайся понять меня… Что мне еще было делать, когда ты вел себя то горячо, то холодно со мной? Я терял самого себя, когда ты отворачивался от меня, и обретал истинное счастье, когда твои руки касались моего тела! Ты не понимаешь, какого это – сначала ощущать человека своим, быть плененным им, быть ведомым им, а потом вдруг понимать, что этот человек на самом деле далеко от тебя, хоть и находится на расстоянии вытянутой руки! Я всегда смотрел в твою сторону, но ты никогда не смотрел в мою! Ты для меня, словно Бог – такой же горячо любимый и такой же недосягаемый… Да, я знаю, что я похож на безумца, я похож на фанатика, но это любовь к тебе сделала меня таким… Я отпустил тебя и, опустив голову, сел на колени. -Поэтому я и рассказал тебе все это. Потому что я больше не могу так жить. Эта любовь мучает меня, она убивает меня, она высасывает из меня всю энергию. Я никогда не думал раньше, что любовь может быть во вред, но это как раз тот случай. Я пожалел тысячу раз, что затеял все это! Что повелся на собственное искушение быть, возможно, любимым тобой. Я так верил, что мой поступок сделает нас с тобой счастливыми, но я ошибся. Я оступился, и, боюсь, эти раны мне уже никогда не залечить. Ты любишь его, а он любит тебя, и я не должен был вмешиваться во все это. Возможно, не вмешавшись я тогда, сейчас я чувствовал бы себя намного легче. Тогда я смог бы отпустить тебя более легко, нежели чем сейчас… - я почувствовал, как горячие слезы обжигают мои щеки. – Я знаю, что ты плакал по ночам, целуя мои руки и при этом думая о Минхо, я знаю, что ты постоянно ждал его звонка, я знаю, что по ночам тебе снился он и что, когда ты занимался со мной сексом, с твоих губ еле слышно слетало его имя. И это… черт, это убивало меня! Я больше не могу так! Я не хочу так! Ты можешь быть свободен, я больше не держу тебя… Я открылся перед тобой. Я признаю свое поражение… Ты, все это время стоя надо мной, вдруг сорвался с места и кинулся к столу. Я слышал, как ты собираешь в руки все сделанные мной снимки, сминая их в своих дрожащих руках словно ненужные клочки бумаги, я знаю, что ты положил флешку с видео себе в карман – я знаю, что ты забрал все, что могло бы оставить мне хоть какое-то воспоминание о своем предательстве. И я был рад. Я хотел освободиться. Я хотел почувствовать, что этот груз стал хотя бы чуть легче, чтобы я мог хотя бы свободно расправить плечи. Но я знал – этот груз теперь надолго со мной. Как нагло останется в памяти все то, что связывало меня с тобой. Все это призрачное счастье, в которое я верил все душой, и все твои прикосновения, все твои взгляды и улыбки, которые все же иногда были адресованы мне, и то, что ты иногда хотя бы оборачивался на меня. Я был и рад, и зол на то, что ты подарил мне эту веру. Однажды она подняла меня высоко над этой землей, а затем с такой же легкостью обрушила меня вниз, втаптывая мои кости в холодный асфальт.