Тараканы в голове.

Тёплый ветер-озорник плясал в светлых волосах. Лучики солнца игриво заглядывали в каюту, набегали друг на друга, и падали на глаза. Открывать которые, не хотелось до последнего. Две недели мне не доводилось видеть ничего приятного. Вряд ли сегодня будут исключения. Между тем, мягкая постель, как свежий зефир, нежно обволакивала помятое тело. Я слышала, как сладко она уговаривала его остаться ещё ненадолго. — Я вижу, что ты не спишь, — ехидный голос прошёлся по ушам, словно наждачка. Ложка дёгтя в бочке мёда, заноза в заднице — сколько эпитетов нужно привести, чтобы в полной мере описать назойливо раздражающий характер старпома? — Отправить бы тебя в ад, да вижу — ты оттуда. Открыть глаза всё-таки пришлось. Ровно, как и лицезреть лысину моего Не Друга. Мужик довольно улыбался. Сделал гадость — душе радость. — Говори быстро и по делу, а потом выйди за дверь моей каюты и притворись, что я всё ещё сплю. — Боюсь, не получится, — лысый вальяжно прошёлся до кровати. Его взгляд, то и дело, цеплялся за ту или иную вещь. Как будто на родном корабле неожиданно появилась новая каюта. Хотя, может, так оно и было. — Мы прибыли на остров. Кстати, не забудь поблагодарить Кёртиса за чудесное спасение. Оценив скепсис на моём лице, он расплылся в улыбке ещё шире. — Никола поведал нам о героизме и отваге, с которыми ты одолела предателя. Уверен, наш кок обязательно оценит их. — Никола? С каких пор он перестал быть младшим братишкой? — скепсис и лёгкая ирония не желали уходить из голоса. — Это надо спросить у тебя. Подавившись воздухом, я осоловело взглянула на пирата. Щёки налились густым румянцем. Схватив подушку, я бросила её в пирата, что есть силы. Однако гадёныш успел ловко увернуться, скрывшись за дверью. Не люблю излишне проницательных людей! Но ещё больше ненавижу быть легко предсказуемой. Надеюсь, сам Никола ещё ничего не заметил. Оставшись наедине, я оценила своё состояние. Из хороших новостей отметила нетронутую одежду. Несомненно, её состояние оставляло желать лучшего, но сам факт наличия радовал. Из плохих — о себе напомнила простреленная рука. После колдовства доктора, конечность выглядела вполне презентабельно. Однако бинты не отменяли желания почесаться, так же, как чесотка не отменяла боли. Уже на пути к докам, мне показалось, что атмосфера на корабле едва заметно изменилась. Если раньше пираты насмешливо шугали незадавшихся пленников, то теперь с уважением игнорировали. Впрочем, отношение команды к кому бы то ни было, впредь не интересовало меня. Сегодня наши дороги разойдутся окончательно. Добравшись до лодки, я потискала Котлету. Затем переодела жёлтые семейники на тесные сине-полосатые и довольно взглянула в зеркало. Опрятный вид, который придала чистая одежда, заметно улучшил настроение. Даже появилось ощущение благополучного завершения, пока дверь каюты внезапно не отлетела в стену. На пороге появился Никола. Грудная клетка тяжело вздымалась. Лицо красное и потное, как после бега, выражало беспокойство. Однако первое впечатление было обманчиво. Парень открыл рот. Поднял указательный палец. Выдохнул и взъерошил рыжий шухер на голове. Я видела, как Николу переполняют чувства. Как он захлёбывается в эмоциях, не зная, куда их выплеснуть. — Я сказал тебе сидеть и дожидаться доктора, — медленно выговорил он. — Зачем ты попёрлась в гущу сражения? Парень был зол. Зол до нервного тика под глазом. До рычащих ноток в голосе. Впервые я наблюдала столько выражений на его лице. Никогда не думала, что всегда хладнокровный друг взбесится из-за крошечной оплошности. Мне стало не по себе. — Хотела сообщить о предателе, — пожала плечами с напускной безразличностью. Наверное, глубоко в душе я понимала, что поступила безрассудно. Но… — Видишь ли, в меня стреляли. Выброс адреналина и прочих гормонов выживания. Я была не себе. И… Договорить не позволила резкая вспышка боли. Я зашипела. Худые пальцы Николы, точно тугие браслеты, впились в плечи. По белоснежному бинту разлилось пятно крови. Однако парня ситуация ни капли не обеспокоила. Напротив меня упрямо горели карие глаза. Они что-то искали. А я могла только беззвучно пялиться в ответ. К горлу подступил ком. Поведение друга выходило за рамки дозволенного. В груди закопошилась гадкая обида. Глубоко в душе я понимала, что поступила безрассудно. Но… Пальцы сжимались. Ту-дум… — Я ведь тоже беспокоилась! — вырвалось из меня прежде, чем я успела сообразить. Хватка на плечах стала сильнее, но в следующее мгновение ослабла. В глазах Николы мелькнуло понимание. Несмело руки поползли к лопаткам и уже более уверенно сжались в объятиях. Так крепко, так чувственно и открыто, словно извиняясь и одновременно желая уберечь. Никола шептал в ухо, что сильно переживал. Не находил себе места, когда увидел меня без сознания. Говорил, что виноват в полученной мною ране. И я чувствовала, как с каждым новым словом, рождается первая брешь. Дыра, которую я никогда не заделаю, вернувшись домой. К счастью или, к сожалению, минуту откровений прервал Бэзил Хокинс. Пират без стука и предупреждения вошёл в каюту с одним лишь приказом: «Высаживаемся». Всё ещё под впечатлением, я слегка пошатнулась. Кивнула и попросила немного времени, чтобы перевязать руку. Мужская половина покинула каюту. Я на мгновение замерла, пытаясь усмирить отчаянно бьющееся сердце. И только взяв себя в руки, наскоро отыскала аптечку. Несмотря на расшатанное состояние, мне не хотелось тянуть время. Быстрее закончим с делами на острове, быстрее распрощаемся с пиратами. Корабль находился в километре от острова. Плавный спуск берега не позволял подплыть ближе. Команда готовила лодки. Немногие высаживались на сушу. Среди счастливчиков оказались сам Бэзил Хокинс, лысый старпом, мы с Николой и ещё пара-тройка пиратов. До сих пор они разговаривали о чём-то отвлечённом, вроде будущих грузов, питания, женщин. Однако ни одного намёка на предстоящую работу. Климат острова напоминал Уэйк. Те же пальмы, лианы, разве что воздух более сухой и почва приятнее на ощупь. И, конечно, нет дурманящего яда, который превращает человека в овощ. Пока мы продвигались вглубь острова, сзади подкрался Лысый. — А знаешь ли ты, кто на нас напал? — заговорщицки начал он. Увесистая рука старпома легла на мои плечи. — Пираты. — Да, но что за команда? Я пожала плечами. Честно говоря, мне было не интересно. Но я следовала правилу: дают — бери. Возможно, эта информация бесполезно осядет на дне памяти, но также она может спасти мне жизнь. — Та самая, у которой мы украли карту. Хочешь знать, что такое важное хранится в ней? И для чего так нужен фрукт Кику-Кику? Лысый наклонился к уху, однако договорить ему было не суждено. Бэзил раздвинул широкие листья папоротника, являя взору исполинскую глыбу. Её высота не меньше первого этажа современного дома. Идеальный куб, отливающий иссиня-чёрным цветом, как экран новенького смартфона. Таких пород я не встречала в природе. Только не его размер, и даже не цвет поражал больше всего, а тяжёлая аура. Она буквально пригвождала к земле, спирая дыхание. Никогда прежде я не чувствовала такого давления. Этот феномен далёк от простой и понятной физики. Он на уровне древнего человеческого инстинкта — страха перед капризами природы. Не обращая внимания на заминку, Бэзил пригласил нас обойти глыбу. С её противоположной стороны высечены иероглифы. Язык мне не известен. Похож на смесь корейского и японского. Хотя, я вполне могу ошибаться. Иероглифы не самая сильная сторона в автобиографии «Садовницы Долли». — Что здесь написано? — спросила я. А в ответ тишина. Все стояли, не смея разинуть рты, и пялились на неведомую глыбу. — Понеглиф, — прошептал Никола. Он совсем забыл, что глупые названия не о чём не скажут переселенке из другого мира. — Да. Думаю, теперь ты догадываешься, для чего мне нужен твой фрукт. Используй его на камне, — в разговор вступил капитан. Легко сказать, однако я не могла использовать силу по собственному желанию. С тем же компасом выходило достаточно просто: говори так, будто перед тобой стоит человек. К тому же, наши беседы обычно начинались спонтанно или по желанию самого компаса. С камнем, выходит, другая ситуация. Он ничего не говорит, не идёт на контакт первый, и я даже представить не могу, как начать. Тем временем, пираты с любопытством уставились на меня, будто ожидали второе явления Иисуса. — Привет. Меня зовут Долли. А тебя? Я предприняла попытку завести обыкновенную беседу, как это происходило с компасом. Однако меня снова проигнорировали. Послышался смешок со стороны старпома. Даже Никола глядел, как на идиотку. «"Почему делаешь ты, а стыдно мне?» — заговорил Роджер. — «Прикоснись к нему»! — Ты мог бы и раньше подать голос, — заворчала, однако медлить не стала. Недоумение пиратов проявлялось всё более явственно. А мне совсем не хотелось выглядеть полоумной дурочкой. Стоило ладони коснуться гладкой поверхности понеглифа, я почувствовала волну. От макушки до кончиков носков она перелилась по телу, словно тугой обруч, и ушла в землю. На лбу выступил холодный пот. Сердце пропустило удар. Словно тысяча иголок, в голову ворвались голоса. Они кричали, срываясь на полухрип-полуписк. Лязг металла о камни резал слух не хуже ножа. У меня перехватило дыхание от боли. Голова сжалась в зёрнышко кукурузы, которое засунули в микроволновку. Оно нагревалось и трещало. Жёлтая шкурка темнела, норовя вот-вот лопнуть, выпуская неприглядное содержимое. А голоса всё не смолкали: женщины невнятно молили о пощаде, дети плакали. Бог покинул их. С хлюпом крови, лезвие медленно впивалось в плоть. Этот звук растягивался особенно долго. И снова крики, смех, мольбы. Часы растянулись в минуты, минуты стали секундами. В какой-то момент, я поняла, что больше не слышу голосов. Только собственный крик боли. По лицу стекали литры слёз. Из горла рвались рыдания. Сквозь пелену влаги, застелившей глаза, мелькали рыжие волосы Николы и лысая макушка старпома. Они крепко прижимали меня к земле. И друг заботливо поглаживал по голове. Захлёбываясь собственными соплями, я вдруг почувствовала царапины на кистях и боль в рёбрах. Слегка пошевелилась, давая понять, чтобы меня отпустили. — Что ты слышала? — Приблизился Бэзил Хокинс. Никола хотел вмешаться и отстоять моё право на отдых, но я схватила его за руку и помотала головой, призывая не вмешиваться. — Крики. Резню. Смерть. — Конкретней. Кого убивали? Кто убивал? — голос пирата оставался предельно отстранённым. От него разило холодом. — Люди, других людей. Лысый сжал плечо, намекая на серьёзность ситуации. — Чем? — Мечами. Длинными, тонкими мечами. — Они что-нибудь говорили об оружии? — Нет. Одни молились, другие убивали и смеялись. Больше ничего. Мужчина вздохнул и осел на землю. Взъерошил волосы. Его губы изогнулись в усмешке. Мне жаль его. Я понимаю, что такое стремиться к цели и оборваться у самого её конца. Тем не менее, доля злорадства царствовала в душе. Преодолеть препятствия, возможно даже, потерять товарищей в сражении, ради Ничего. Достойное наказание для недостойных людей. Лысый, без спроса, поднял меня на руки. Задание окончено. А на берегу готовится пирушка. Время близилось к пяти часам, если я правильно ориентируюсь по Солнцу. Мы вышли к морю, где собрались остальные члены команды. Они разбили лагерь: поставили палатки, приготовили сырьё для костра. Старпома встретили победными приветствиями. Тот весело прошествовал в палатку и усадил меня на стул, чтобы обработать раны. Никола остался снаружи. За работой пират рассказал о том, что происходило, во время моего рандеву с камнем. Никто не верил в истинность способностей фрукта Кику-кику. Разумеется, кроме капитана. Всё-таки задумка принадлежала именно ему. Лысый тоже относился к скептикам, однако Бэзилу Хоккинсу доверял. Стоило мне коснуться камня, я резко замерла, а взгляд остекленел. И через минуту, из горла вырвался жуткий крик. Упав, я металась по земле, билась о камни, царапала руки. Это было похоже на истерику, но, сколько бы Никола с пиратом не звали меня по имени, я оставалась глуха. В конце концов, парни скрутили тело и ждали, когда вернётся разум. Закончив, старпом предложил ром. Отвратительное пойло, которое в мгновение ока превращает воспитанного человека в свинью. Но всё же только оно способно облегчить душевные терзания. Отпив из горла, я поморщилась. Лысый засмеялся и взял бутылку, повторяя мои действия. Спустившись на пол, подтянула подушки. Кровати здесь не было, а тело требовало расслабления. Выхватив ром, я глушила подступающую боль в руке. С новой порцией взгляд поплыл. Лысый, вопреки обыкновению, молчал. Мы оба смотрели в блики пламени на импровизированной стене палатки и глотали горечь. — Как давно ты в море? — спросила я, заплетающимся языком. — Два месяца. — И что? Совсем без женщин? — вдруг вспомнился разговор команды по пути к острову. Старпом не ответил, только зыркнул из-под чёрных ресниц-иголок. Он совсем не красавец: прямой нос с горбинкой, образовавшейся от частых переломов, европейский разрез глаз с короткими чёрными ресницами, худое лицо, заканчивающееся острым подбородком. Не красавец, но довольно неплох. Особенно тело. Каждый раз, когда он подходил, я чувствовала крепкие мышцы под кожаной курткой. Незаметно пират приблизился, касаясь своими губами моих. Его горячее дыхание опалило кожу. Руки плавно провели вдоль шеи, спускаясь вниз. Томный взгляд, запах спирта. А ещё табак, как же без него. Пират очень любил курить, чем непременно хвастался. Ходил в доках, между лодок, перекатывая сигару в умелых пальцах. Таких же длинных, как у Николы. Эти пальцы шарили по телу, рвано пробираясь к застёжке бюстгальтера. А на голове слегка покалывала щетина. Наверное, сложно сбривать её каждый день. Впрочем, совсем скоро глупые мысли вылетели из головы, словно их сдуло ветром. Первый стон ушёл в поцелуй. Остатки разума растворились в пучине греха.