"Призрак"

Добираться до того кладбища по самому короткому, но неудобному пути было три часа. Дорога проходила через закрытую на строительство территорию, обходить которую заняло бы ещё час, через другие дворы, через лес с большинством поваленными деревьями. Неизвестно, солнце уже скрылось за горизонтом, или только начало уходить – всё было затянуто низкими облаками. Сумрак опустился на город. Вдоль каменных могил по дороге медленно шёл потрёпанный андроид, искавший среди сотен имён своего друга. Его могила была последней, на самом краю. Остановившись прямо перед ней, андроид несколько секунд простоял молча. После, тихо начал: - Здравствуй, Джон. Клара подсказала, где тебя искать, – девиант слабо улыбнулся, – и я пришёл сюда, чтобы... сказать тебе, что... Он не мог просто так взять и рассказать о том, что с ним произошло за такой короткий промежуток времени. Что-то грызло его душу, не давая говорить о лжи как о спасении и своём убийстве как об освобождении сородича, давило на него, заставляя сказать всё то, что он хотел бы скрыть. Не вынеся такой пытки, Симон всё же признался. - Прости, я не могу так жить. Я не могу лгать и не корить себя за это. Конечно, я смог спастись, но какие потом мучения меня преследовали. Я чувствую себя виноватым и это гложет меня, не давая спокойно вздохнуть. Вспомнив твои слова, угрызения затихли и вот они вновь со мной. Мне тяжело вспоминать теперь о своей прошлой жизни, где ложь для меня была чем-то... ужасным и непростительным. Потом будто другой я стал её использовать. Ведь я чувствовал, что настоящий я так никогда не сделает. Что со мной происходит? Неужели я... я становлюсь таким же человеком, которому ты просил не доверять? Я должен не верить самому себе? Что делать?.. Разве всегда можно говорить правду? А если она только убьёт, то надо просто умереть, несмотря на огромную тягу к жизни? Если так, то получается, что те же правила для поддержания жизни общества наоборот убивают? И попытка продлить себе жизнь будет теперь караться? - Я не должен следовать системе, – твёрдо проговорил он, прикрыв глаза, - я не должен подчиняться правилам, созданные не для меня и нарушаемые изо дня в день другими. Разве они страдают после каждого разговора, в котором хоть сколько то приврали. Нет, они не обращают на это внимание. Так почему же я должен? Ответом на вопрос была мёртвая тишина. Никто другой не мог бы дать ответа на вопрос. - Тем более меня тоже обманули, привезя не к тому дому. Их что-то мучило, после этого? То что они не сумели скрыть смех. Симон почувствовал явное облегчение после поиска объяснений своим действиям. Ничто не совершается без какой-либо причины, даже если кажется, что её нет. Она есть просто иногда бывает ничтожной. Однако это было ещё не всё. - Но потом... мне пришлось убить человека. Это казалось очень даже возможным. На первый взгляд... будто была причина, по которой убить позволялось. – Схватившись за голову, он упал на колени и взвыл. – После того, что сделал, я ничего не чувствовал! Я думал это было легко, но оказалось сложнее, чем предыдущий грех. Но если всё делалось ради спасения своей жизни, то считается ли это грехом? Вновь тишина вместо ответа. - А тот андроид, хоть его и избивали просто так, но с каким неравнодушием он посмотрел на меня, после того, как я убил его жестокого хозяина. В нём не было благодарности, был лишь страх, горечь, шок... Я не понимал, думал, что всё зря. А потом все эти эмоции захлестнули меня. Я подавлял их до этого момента. Только сейчас я понял, что убил кого-то. Убил жизнь, хоть она и была никчёмной. Мне страшно. Кажется, будто меня преследуют, как в воспоминаниях. Там была точно такая же ситуация, но не было всего этого. Он замолк. Вспоминались те самые слова Джона, которые когда-то Симон считал бредом. Но сейчас это было истиной этого мира, лучом света во тьме. - Я знаю, что не всегда должен идти путём пацифиста, это невозможно. Но как мне идти на убийства ради своего спасения теперь? Я не смогу убить вот так. Рука не дёрнется, даже если это будет смертельно важно. Мне постоянно будет вспоминаться первая жертва. Прости, но я не смогу так жить. Вот так просто можно нарушить обещание, данное другу. Ему не хотелось знать, что он мог бы на это ответить. А зря. Если бы Джон был жив, то он обязательно придумал бы что-нибудь, что гораздо облегчило страдания. Если бы, если бы... много ли надо мечтать, чтобы что-то предпринять? Надо действовать. Как? Неизвестно. «- Наше дело правое, не давай сомнениям и другим похожим мерзостям заставить тебя сбиться с пути. Никогда не сомневайся в своём выборе. Никогда.» Симон остановился. Его захлестнула в тот же миг обида. Обида на себя. Разве он мог так поступить? Разве так можно было вообще поступать? Ему доверяли до самой смерти и может даже после неё (если после смерти что-то есть), а он вот так сразу дал слабину, вскоре и вовсе отказался от данного обещания. Выходит он поступил так же, как поступают те, кому он не верит? Теперь ему надо не верить себе, ведь он человек? «- Нет, я так никогда не поступил бы. Эти сомнения всё разрушают. Страх уничтожает меня. Я никогда в жизни так не поступлю... Нет!! Что я только что сказал?! Как же мне теперь взять свои слова обратно?» Не зная, что сказать, чтобы извиниться за такую слабость, Симон вернулся к Джону, виновато глядя на камень, присел, оперевшись на одно колено, и почти прошептал: - Ты говорил, если не сегодня, то завтра; если не завтра, то когда-нибудь. Однажды, это уныние закончится и я без камня на душе буду следовать твоим словам. – он горько улыбнулся. – Как бы... пафосно это не звучало. *** На расстоянии любой город кажется как на ладони, рассыпая светом уличных фонарей, неоновых вывесок и прожекторов словно разноцветными блёстками, манящими к себе. Но в близи любой город может быть далёк от идеала, тем более, если начать путешествие по нему из бедных окраин, кишащими бездомными, воровайками и прочими нижними слоями населения. Их беды многими могли бы искорениться, была бы хотя бы у кого-нибудь реальное, а не показательное сочувствие, мол, смотрите какой я хороший, подкинул мелочи бедолаге. Не оставим без внимания и по-настоящему хороших людей, сожалеющие, что есть беднее люди, чем они сами. Большинство всё же переезжает поближе к центру города по своим личным причинам, не будем их за это винить. И тут на их место приезжают чуть ли не целые группировки, отбирающие последнее. Вот тут-то и начинается цепочка: жители уходят, потому что на место ранее ушедших приходят бандиты. Подольше жить здесь остаются только те, кто любят рисковать не одним имуществом, а целой жизнью, проверяя тем самым одна или две у человека жизни. Одна из самых безжалостных групп является группа состоящая из подростков от двенадцати до семнадцати лет, одним словом, несовершеннолетние. Может на один взгляд они выглядят смешно и безобидно, только так, руками помахают и всё. Но именно в этот период, когда ребёнок, многого не понимающий в жизни, становится человеком, впитывая абсолютно любую информацию о том, как же круто быть взрослым. Именно тогда он перестаёт испытывать так важную для человека эмпатию, предостерегающая от убийств, чтобы потом, в юношестве, сожалеть о сделанном вреде окружающим. Ненависть и паранойя теперь вместо любви и доверии. Одна из таких компашек, выползающая ночью, не спеша шла вдоль дороги, не боясь разговаривать как днём, свистеть, звать случайных людей и горланить что-то невразумительное и бранное. Ответная реакция не заставляла себя долго ждать и вскоре их пытались заткнуть по какой-то причине не уехавшие с средним достатком люди. Все пять человек просто веселились, слыша что о них думают, иногда добавляли масла в огонь, посылая куда подальше всех и вся. С нетрезвой головы они шли хоть и случайными путями, но сумели выйти к заброшенному зданию, рядом с которым находится опустевший уже несколько лет грузовой порт с пришвартованным кораблём, путь к которому лежал у неизвестного андроида благодаря другому полуживому девианту, встреченному в бесцельных скитаниях, и с тех пор находящийся в дороге уже четыре часа. АР700 побрезговала идти к станции метро, тем более у неё не имелось лишних денег, только диод PL600. Зарядка была на пределе, когда Симон дошёл до города. Но не одна она была проблемой. В системе девианта стало что-то разрушаться, как разрушается ОС компьютера при проявлении активности вируса, стирающий вначале мелкие и ненужные коды, заменяя их на нули, а после увеличивает ставку и наносит серьёзные увечия. Это сказалась простая несовместимость. Не может так долго сознание одного андроида жить в чужом теле, уничтожив до этого разум, который и находился в этом же теле. Тем более, GT100 своей девиантностью ускорил этот необратимый процесс, хоть раньше тот и был, но маленький. Благо рядом оказалась подзарядочная станция с только одним андроидом, в которого переселение заняло десять минут. Недолго пришлось терпеть противный звон в ушах и сильные глюки в глазах. Ну и не важно. Главное, что он спасся. Взяв себе имя Джанн и оторвав диод Симона, который берёт себе на память, она последний раз смотрит на свою предыдущую оболочку и, найдя на ближайшей мусорке потрёпанную, но ещё годную одежду, уходит. Нигде не было возможным найти себе укрытие от людей, чтобы больше их не видеть. Один из заброшенных домов хоть и был привлекателен, но до туда ещё дольше идти. Вообще, все дома, в которых Джанн могла бы поселиться были чуть ли не в центре города или до них слишком далеко. Вот и пришлось выбирать близ лежащий грузовой корабль под названием «Иерихон», путь к которому подсказал случайно встретившийся девиант, однако у него были и другие важные дела, потому Джанн пришлось идти одной. Выскочив на дорогу, даже не оглядевшись, Джанн стремительно идёт по ней, ища нужный поворот. Подумавшие, что это кто-то убегает от них, отроки приускорились, дабы не упустить очередную наживу. - Э! Иди сюда! Девиант не обратила на них внимания, продолжая путь. Несколько раз окликнув её грубее предыдущих, некоторые из них достали своё оружие: у кого костет, у кого охотничий или обычный нож. Подбежав, одна из них одёрнула Джанн за плечо, чуть ли не заорав: - Ты глухой, что ли?.. А-а, так ты ещё и баба... Девушка непонимающе оглядела всех, кто к ней шёл, и спросила: - Ч-что вам угодно? - Отдавай деньги, не то пожалеешь. – прошипела вторая, поднося к горлу андроида тесак. - Тише, тише, девочки. – к ним подошёл самый старший. – К таким надо иметь свой подход, – с этими словами он въехал Джанн в глаз костетом. – Отдавай всё ценное, чем располагаешь, или лишишься второго глаза! Закрыв ладонью повреждённый глаз, Джанн спокойно ответила. - У меня нет ничего. Видите? – она вывернула имевшиеся карманы на разорванной куртке. Компания на минутку призадумалась. Если у неё ничего нет, то получается им и вытряхивать с неё нечего. Значит, им нужно уходить, ведь что с неё взять? Но гордость не позволила им уйти ни с чем. Самый младший со злости ударил Джанн по голове бутылкой, которая тут же разбилась. На всеобщее удивление девушка не упала без сознания, а лишь сбилась с ног. Поднимаясь, она открывает свою рану на глазу, залившаяся голубой кровью. - Да это же жестянка! – Ахнула девочка с тесаком. - Если быть точным, это лживая гадина, отобравшая работу у отца! – вскрикнул третий парень. В ужасе Джанн стала отползать, но спустя несколько секунд оскорблений её начали избивать, кто пиная её в живот, кто давя ногой голову, «чтобы не дёргалась сильно», одна из девчонок ножом разрезала ногу, а другая отрезала два пальца тесаком. Девиант пыталась выбраться, отмахиваясь от них, но тут же чуть не лишилась кисти руки. Оставалось только притвориться мёртвой, что она и сделала. Ещё недолго вымещали они злость на ней, ушедши потом всё равно не в лучшем настроении, вспомнив как их родители становились вне закона из-за потери постоянного дохода. С каждым отдалявшимся шагом страх Джанн уменьшался вдвое. Когда на улицы вновь опустилась тишина, в которой можно было расслышать потрескивание уличного освещения, андроид пересиливая свои ранения и мысли о том, что они могут вернуться, поднялась, перебралась на тротуар и, хромая на левую ногу, продолжила приближаться к повороту, ведущему в порт.