* * *
— Стреляться с двадцати шагов! Да ведь это самое настоящее убийство! — Лоло, друг мой, прекрати эту бессмысленную беготню. От твоего мельтешения у меня скоро голова разболится, — Жиру деланно поморщился и потёр пальцами лоб, словно бы от нестерпимой мигрени. — Оливье, будь так добр не указывать, чем мне заниматься в собственном доме! С момента сцены у Льориса прошло немногим менее суток. Жиру расположился в излюбленном кресле в гостиной Косельни и наблюдал, как хозяин дома метался из одного угла в другой. Так продолжалось уже около четверти часа, и он начал было подумывать, каким способом можно остановить разбушевавшегося военного инженера. Однако тот скоро остановился сам. Крутанулся резко от окна и в три широких шага оказался рядом с Жиру. — Послушай. Молодой Павар приходил ко мне и изложил все условия дуэли. Я взывал к его разуму и добродетели. Но куда там! Он стоял на своём твёрже каменного изваяния. Вероятно, Гризманн подговорил юношу добиваться своего, чего бы ему это ни стоило. Жиру лишь пожал плечами. — А сейчас скажи мне, Оли, — садясь в кресло напротив, произнёс Косельни и пристально поглядел на него, — зачем нужно было всё это? Я тебя знаю давно и могу поклясться, что ты не бретёр. — Лоло, ты действительно хочешь правды? Молчаливый кивок был ему ответом. — Что ж, изволь, — Жиру сделал глубокий вдох. — Некоторое время назад… у нас с Гризманном была интрижка. Право слово, ничего серьёзного. Пустяк. По крайней мере, я так думал. Однако бедняга положительно сошёл с ума. Не давал свободно и шагу ступить, волочился за мной, точно преданный пёс. Надоел до смерти. — Погоди, — поднял ладонь Косельни, прервав его рассказ. — Это было до того, как мы с тобой?.. На лице Жиру отразилось душевное смятение. — Увы, Лоло, — с горечью произнёс он. — Если б это было так, муки совести не терзали бы меня столь сильно. Кроме животного влечения, там не было ровным счётом ничего. Мне стыдно и больно говорить об этом, и я от всей души надеюсь, что ты сможешь меня понять. Косельни открыл было рот, чтобы сказать что-то, но передумал. Пальцы его побелели, сжимая подлокотник кресла. — Несколько ночей я провёл без сна, измышляя, каким образом лучше разрешить это досадное недоразумение. И не придумал ничего иного, кроме как оскорбить честь бедного Гризманна и заставить его ненавидеть одно упоминание моего имени. А теперь я сижу здесь и хочу провалиться под землю от того, что причинил столько страдания не только несчастному лейтенанту, но и тебе. Впрочем, попытка утаить эту печальную историю сделала бы меня ещё большим мерзавцем. — Оливье Жиру, ты действительно мерзавец. — Это самое лестное из тех слов, которыми ты должен был бы меня наградить. Косельни тяжело вздохнул и поднялся на ноги. Жиру сию же секунду последовал его примеру. Снаружи шумел суматошный округ Элизе, а они стояли и глядели друг на друга в полном молчании. Наконец Жиру взял руку Косельни и поднёс к своим губам. Тот не сопротивлялся. — Лоло, я готов молить тебя о прощении всю оставшуюся жизнь. От этих слов Косельни передёрнуло. — Оставь, ради всего святого, — сказал он. — Обещай мне одно только. — Всё, что тебе будет угодно. — Принеси свои извинения Гризманну, и пускай дело кончится без кровопролития. Я… — Косельни запнулся. — Я не хочу тебя терять столь нелепо. Жиру серьёзно посмотрел ему в глаза. — Обещаю, Лоло. Слово капитана кавалерии… — Нет, — помотал головой тот. — Мне нужно твоё слово. — Ты прав. Слово чести Оливье Жиру. В этот вечер была откупорена бутылка лучшего вина из тех, что когда-либо были подарены долиной Луары. А ночь любви, последовавшая за нею, стала самой нежной и долгой на памяти обоих.* * *
Над Булонским лесом занимался рассвет. Сапфирово-синее небо неспешно приобретало более светлый тон, однако пока за пышными кронами деревьев это едва ли возможно было заметить. Во тьме лес жил иной жизнью, совершенно отличной от той, что кипела при свете дня. Впрочем, для дуэли был избран один из самых отдалённых и безлюдных уголков, и ни одна из «ночных бабочек» не могла залететь сюда в своём легкомысленном порыве. Гризманн поглядел на часы и недовольно прищёлкнул языком. Вместе со своим секундантом он прибыл на место точно в условленное время; Жиру же позволил себе задержаться. Но едва Гризманн собрался озвучить мысль, мол, капитан кавалерии намеревается уклониться от поединка, как за деревьями возникло движение. Менее чем полминуты спустя все были в сборе. — Доброго утра, господа, — слегка поклонился Жиру. На нём была не военная униформа, а штатский костюм, пошитый с большим вкусом. Павар также изобразил лёгкий поклон в знак приветствия. Гризманн скривился. — Не слишком-то вы торопились, господин капитан. — Поверьте, дорогой лейтенант, мы с капитаном Косельни желали прибыть к вам точно в срок, — сказал Жиру. — Однако извозчик попался нерасторопный, и даже обещание увеличить плату не смогло расшевелить его, а ведь… — Довольно слов, — грубо перебил его Гризманн. — К делу, господа! Павар, где наши пистолеты? — Обождите, юноша, — обратился Жиру к молодому секунданту. — Пистолеты от нас никуда не денутся. Прежде я имею сказать кое-что господину лейтенанту. — Не стоит. Вы и так уже сказали всё, что могли. Павар!.. — Гризманн, будьте любезны выслушать его, — негромко сказал Косельни, до этого скромно стоявший подле Жиру. — Это не займёт много времени. Лейтенант в некотором недоумении поглядел на него. Затем, поразмыслив, сложил руки на груди. — Что ж, господин капитан, извольте. Только недолго, рассветы нынче короткие. — Благодарю вас. Дорогой лейтенант, — в тишине леса голос Жиру звучал торжественно, — от всего сердца я хочу принести свои искренние извинения за нанесённое вам оскорбление. Господин Косельни и господин Павар свидетели моему раскаянию. Я сожалею о каждом сказанном в тот злополучный вечер слове. И я убеждён, что вы милосердный человек. Давайте пожмём друг другу руки и забудем произошедшее между нами, словно то был дурной сон. Ваша честь обелена уже тем, что вы пришли сюда, поставив себя под угрозу смерти. Взываю к вашему благоразумию и предлагаю разойтись с миром. Павар в замешательстве обернулся к Гризманну. Тот, казалось, не видел и не слышал ничего, упёршись взглядом в землю под ногами. Однако когда он поднял глаза, они выражали обречённую решимость. — Увы, господин капитан, я не могу принять ваши извинения, — сдавленно произнёс Гризманн. — Будем стреляться. Косельни вздохнул так, будто на его плечи разом легла вся тяжесть мира. Жиру склонил голову. — Мне жаль. Но я уважаю ваше решение. Павар вынул из небольшого деревянного ящика пистолеты. Убедились в том, что они не использовались ранее, и бросили жребий. Право стрелять первым досталось Жиру. Со всей тщательностью отмерили назначенное расстояние в двадцать шагов и разошлись. Для пущего удобства Жиру снял фрак и жилет, оставшись в одной батистовой рубашке. Белоснежный силуэт в предрассветном сумраке можно было принять за призрак неупокоенной души. Косельни дал сигнал. Жиру поднял руку и нажал на спусковой крючок. Стрелял он наобум, и пуля просвистела выше плеча Гризманна. Тотчас же из кустов с громким криком вспорхнула какая-то птица, напуганная выстрелом. — Ваша очередь, Гризманн, — сказал Косельни и дал сигнал во второй раз. Тот поднял пистолет, прицелился и выстрелил. Ноги Жиру подкосились, и он медленно осел на колени, а после упал лицом в траву. На белой ткани рубашки расползалось пятно, в тени деревьев казавшееся почти чёрным. Он был мёртв. — Убит… — прошептал Косельни, в мгновение ока очутившийся рядом с телом. Прошептал и не поверил этому страшному слову. Оливье Жиру, человек, который каких-то ничтожных пару часов назад пылко целовал его и заверял, что всё благополучно разрешится, распластался на земле бездыханный. Человек, который, пусть и был грешен, являл собою воплощение самой любви, уже никогда больше не мог насладиться её утехами. Послышался шорох; то подошли Павар и Гризманн. — Сочувствую вашему горю, господин Косельни, — произнёс Павар со скорбным достоинством. Но Косельни не обратил на него внимания. Он вглядывался в лицо Гризманна, которое было совершенно каменным. Говорить было трудно, горло сдавило спазмом, и всё же Косельни нашёл в себе силы спросить: — Гризманн, скажите… теперь вы довольны? Вы чувствуете себя отмщённым? Тот промолчал. Его взор был прикован к тёмному следу от ранения, оказавшегося фатальным. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Павар взял Гризманна под локоть и повёл его прочь. Лейтенант ступал медленно, каждый шаг давался ему с неимоверным усилием. Едва их фигуры скрылись из виду, Косельни упал на широкую спину своего возлюбленного и зарыдал, не заботясь о том, что кровь мигом испачкала воротник его фрака. Верхушки деревьев позолотило солнце, своим восходом знаменуя начало нового дня.