— Эспозито! Эй, Алекс?
Я поднял голову, понимая, что сижу так уже долгое время. Сколько уже прошло? Пару часов? Не знаю. Как только я принес Никки в больницу, ее забрали на операцию. Уже на моих руках она не дышала, и я боялся худшего. Последним моим осознанным действием было назвать ее фальшивое имя и подождать, пока администратор пробил ее по базе. И нашла, забавно, да? А потом я сел на кресло и ждал. Ждал, что все закончится хорошо. Ждал, что все вовсе закончится.
Что все окажется страшным сном, и я проснусь, пойду на работу и займусь десятками отчетов. И никаких пришельцев, никаких кристаллов, никаких смертей. Может не здесь, но где-то там, но Никки будет в порядке. И она даже не будет подозревать о моем существовании, но за то жива и здорова. Как же мне этого хотелось! Увидеть ее улыбающееся лицо, веселые искорки в ее глазах. А не то выражение, полное боли или этот пустой взгляд.
А в ушах стоял ее слабый голос. «Я не хочу туда опять». Что она имела в виду, когда это сказала? Я сел за руль, и совсем не слушал ее, а повторял, что все с ней будет хорошо. Но скорей всего, я пытался успокоить себя. И вот что получилось. От врача никаких вестей, я сижу почти пару часов, а мой босс пытается до меня достучаться. А ведь она не знает, что там произошло.
А ведь для нее и Дитса все произошло в одну секунду. Для них просто погасли камеры, и они решили узнать, в чем проблема. А там два мертвых тела и умирающая Ланфер. Им хочется знать правду, а я хочу покоя. Хочу, чтобы дни стали такими же одинаковыми и простыми. Хочу, чтобы Никки сейчас вышла ко мне, и сказала, что все хорошо. Я поднял голову на сержанта, и вся ее серьезность сменилась на сочувствие. Если бы Таша знала, как мне страшно. Как мне страшно потерять
ее. Как мне страшно увидеть доктора, который с печалью на лице скажет, что сделал все возможное, но…
— Алекс, послушай, — я проследил за тем, как она садится рядом. — Мне нужно знать, что там произошло, иначе, я не смогу тебе помочь.
— Простите, но мне нельзя об этом говорить. — теперь я понимаю Никки, когда мы только начали работать вместе. Почему она сразу мне все не рассказала. Потому, что тогда я бы не понял и не воспринял все всерьез.
— Алекс, но ты должен. Как мне объяснить капитану мертвого подозреваемого и еще одно тело постороннего человека в камере? А камеры наблюдения? Ты понимаешь, чем это грозит.
— Понимаю, сержант, и я готов понести ответственность. Только, пожалуйста, дайте убедиться, что с ней все в порядке.
— С ней, — повторила Уилер, задумавшись. Она помолчала еще пару минут. — А кто она вовсе такая? Почему Эртон так легко ее пропустил?
— Постоянная рабочая группа. Кажется, они на уровне с ФБР.
Вот к нам подошел доктор, снимая с рук резиновые перчатки. Я поднялся с места и задержал дыхание, словно ждал смертельного приговора. Врач положил перчатки в карман, посмотрел на меня, потом на Уилер, и вернулся ко мне.
— Признаю, что в своей двадцатилетней практике подобного случая, я еще не видел. — устало проговорил он. — У нее был инсульт, остановка сердца на пять минут. Но когда операция закончилась, и ее перевозили в палату, она очнулась. Представляете?
— Так, она в порядке?
— Удивительно, но да. Но постойте, — он остановил меня прежде, чем я поспешил к ней. — Детектив, я не знаю, что у вас там произошло, но моей пациентке нужен покой. Неизвестны последствия инсульта, ей может стать хуже в любую минуту.
— Да нет же, я… — я понимал, что он прав. Понимал, что лучше ей отдохнуть от пережитого, а потом думать, как все это произошло и что делать дальше. Но еще я понимал, что я должен увидеть ее сейчас. Должен сам убедиться, что ей ничего не угрожает. Я посмотрел на Ташу, которая хотела забрать меня, и я решил остаться.
— Это моя девушка.
Пожалуй, этого не ожидали ни врач, ни сержант, ни я сам. Но к пациентам могут пропустить родственников, и это первое, что пришло в мою голову –
моя девушка. И я
обязан ее увидеть. Доктор посмотрел на Уилер, потом растерянно пробормотал:
— Ну, раз других родственников пока нет…
Я уже его не слушал, а просто поспешил к ее палате, не слушая, что мне кричат вслед. Кажется, она была в палате номер… три. Ха-ха, смешно, смешно. Я тихо приоткрыл двери и заглянул внутрь. Та была совсем одна, единственная краска на белом фоне больницы. Такая хрупкая и одинокая. Никки сидела на койке и смотрела на свои ладони. Справа был экран, на котором показывалось биение ее сердца и пульс, а слева стояла капельница. Я тихо постучался, прежде чем войти. Никки подняла на меня свои измученные глаза, потом вытащила иглу капельницы из предплечья, и я понял, что с ней все в порядке. По крайней мере, физически, на счет ее душевного состояния я сомневался. Я сел на край постели и взял ее руки в свои. Они были холодными, такими ледяными, что мне захотелось их как-нибудь согреть. Я посмотрел ей в глаза, прочел все ее состояние, но она была жива, и это было главное.
Я все не мог найти подходящих слов. Не знал, с чего начать, потому, что сказать нужно многое. И я пытался начать несколько раз, но только сжимал ее изрезанные руки. Никки смотрела на меня, хотя я смотрел вниз. Наверное, ко мне все еще не дошел тот факт, что все закончилось.
— Я… Я так боялся, что могу потерять тебя. Но вот и ты, вот и я. Неплохо, да?
— Я тоже, — хрипло сказала она. — Тоже боялась, что все будет так, как я увидела. Но ты обманул нас всех.
— Я много думал о тех словах.
— Я хотела быть сильной, — продолжила она. Слышала она меня, или нет, но я решил теперь послушать ее. Никки сжала мои пальцы, я теперь не мог видеть ее лица из-за челки. — Обычно я боюсь до тех пор, пока не столкнусь кошмаром лицом к лицу. Но сейчас. — горячая капля упала мне на руку. Она стерла ее великим пальцем, словно ее и не было, и замолчала. Я заметил, как ее плечи начинали дрожать, я услышал, как аппарат начал показывать учащенный пульс и громко пищать. Мне пришлось освободить одну руку и убрать челку, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Но сейчас я не смогла его побороть, Алекс, — она посмотрела на меня полными слез глазами, а после судорожно выдохнула, подавляя всхлипы.
— Ну что ты… Мы справились с Зеленоглазой женщиной.
— Не она, — девушка покачала головой. Слезы покатились по ее бледным щекам. — Тьма. Тьма, которая находится за гранью. Там ничего нет, Алекс. Никакого света, никакого ада или рая. Там ничего нет, кроме пустоты и холода. Мне так страшно.
И тут она по-настоящему расплакалась, она забрала свои руки, чтобы спрятать свое лицо, и просто начала всхлипывать. Я не сразу понял, как притянул ее к себе, и начал целовать ее куда попало: в глаза, нос, размазывать соленые капли по щекам, мягко касаться губ и скул. И понял я это только тогда, когда она скользнула кончиком носа по моей щеке и прижалась к губам. Поцелуй был на вкус соленым, от слез, горьковатым, от лекарств, но это не затмевало ее бесцветной помады с ароматом ванили.
Я прижал ее крепче, зарываясь рукой в ее мягкие волосы, стараясь не слушать, как пищит аппарат ЭКГ. Потому, что и так чувствовал, как быстро бьется ее сердце. Или это было мое? Не важно, важно было то, что она в моих руках. Она в безопасности. Что она так жадно сжимает мои губы своими, щекоча своим дыханием. Я подумал, что больше никогда ее не отпущу.
Не знаю, сколько мы так целовались, но потом Никки уткнулась носом мне в шею, а я прижался к ее волосам губами. Не хотелось говорить, все и так было понятно. Все наконец-то стало на свои места.
***
Меня выгнали из палаты через час. А до этого мы просто просидели в обнимку, обмениваясь легкими поцелуями. Но теперь я возвращался в суровую реальность, где меня ждали сотни допросов. Я решил пока не говорить с Никки на счет Марвина и мертвого Росса. Я даже не хотел упоминать о кристаллах и мисс Ирвинг. Хотя, стоило. Я могу лишиться значка, а еще и свободы, если не найду логического объяснения. А это было практически невозможно.
Таша Уилер ждала меня там, где я ее оставил. Она пила кофе и говорила с какой-то женщиной в черном платье с широким декольте, юбка которого обтягивала бедра, темные туфли на тонком каблуке и в черных ажурных перчатках. Ее светлые волосы падали на оголенные плечи. Я не знал ее. Но сержант кивала ей и видимо с чем-то соглашалась. Когда я подошел к ним, женщины посмотрели на меня.
— Так это ты тот детектив? — спросила незнакомка масленым голосом. Она была примерно моего возраста, но она смотрела на меня довольно мудрыми знакомыми глазами. Я молча кивнул, посмотрев на Уилер. Та решила оставить нас наедине. — Я пришла за моей дочерью.
Я перевел озадаченный взгляд на нее. Дочерью? Да судя по ее виду, ее дочери должно быть лет десять, но я был уверен, что она говорит о Никки. Но она так молодо выглядит, значит, тоже ведьма?
— Вы Моника? Никки говорила о вас.
— Так значит Никки, — хмыкнула она, доставая сигарету. — Я, конечно, понимала, что в ней что-то изменится, но чтобы настолько.
— В больнице не курят. — проговорил я, когда она достала зажигалку.
Моника смотрела мне в глаза, придерживая сигарету в зубах, а потом все же закурила и показушно выпустила дым. Как подростки в фильмах. Нарочно, чтобы показать свой характер. А ведь если так подумать, этой женщине за сорок. А ее двадцатилетняя дочь ведет себя более здраво, чем она.
— Пока ее кузина занимается продажей кристалла, я заберу свою дочь и мы уберем тот бардак, который ты устроил.
— Кристаллы? Я же отдал последний!
Женщина усмехнулась.
— Моя детка очень умная, чем может показаться. Она отдала тебе осколок, а кристалл спрятала, чтобы в итоге он достался нам.
— Значит, мисс Ирвинг получит свои деньги на лекарство?
— Не знаю, куда потратит эта старая клуша свои деньги. — Моника махнула рукой, и пепел из сигареты посыпался на пол. Она сделала еще одну затяжку и направилась к палате Никки.
Эгоистичная стерва. Удивительно, что Никки не стала такой, как она. Точнее, хорошо, что она не такая, как ее мать. Теперь понятно, почему у них натянутые отношения. Но я еще не знал наверняка, это в ней говорит забота или мания величия? Ее дочь пережила смерть, а она желает забрать ее из больницы? И для чего? Чтобы избавить его от проблем?
Словно зная, Моника замерла у третей палаты. Она опустила руку с тлеющей сигаретой и не двигалась. Потом выдохнула, и мне показалось, что она боится. Только вот чего ей боятся? Своего ребенка? Я знаю, что Никки очень смелая, но я не думаю, что она может навредить невинному человеку. Особенно своей маме, какими бы холодными у них не были отношения. Но вот Моника развернулась ко мне с невозмутимым видом.
—Все ведьмы ненавидят своих дочерей. — сказала она с тоном учительницы. Она гордо подняла на меня глаза, словно я мог растоптать ее гордость. — Кто бы что ни говорил, они ненавидят своих дочек. Но в то же время, они находят в них свое продолжение, свои надежды и мечты и отдают всю себя, ради своих малышек. — Моника прошагала мимо меня, кинула сигарету на кафель и потушила своим носком. Как некультурно!
— Я не исключение. Мне пришлось вернуться в это захолустье, чтобы она спокойно родилась. Я собиралась положить ее на холод, как делали в Китае с больными младенцами.Но я передумала, стоило ей родиться. Когда я посмотрела на нее, я увидела в ней свою погибель. Это крошечное, милое создание будет забирать мою силу, мою молодость, мою красоту. Я знала это, но ничего не могла с собой поделать. Я со всей своей любовью, ненавижу ее, детектив.
— Зачем вы мне это рассказываете?
Она подняла на меня голову. И я увидел не ту властную стерву, а сломанную женщину, которая сделала столько ошибок в жизни, и расплачивается за них сполна, но все еще пытающуюся держать лицо. И у нее получалось. Моника тыкнула мне пальцем в грудь, пошатываясь, а потом рассмеялась.
— Зачем? Действительно, почему я рассказываю это тебе,
мужчине?— она прикрыла рукой глаза и еще немного посмеялась. Потом снова глянула на меня. — Потому, что ты любишь ее. — улыбка сошла с ее лица, и она снова надела на себя холодную маску. — Я вернусь через два дня. Чтобы она закончила исследование уже в Стокгольме. А пока я разберусь с другим делом.
И она исчезла. Просто раз и исчезла, оставив меня возле двери палаты, из которой меня только выгнали. Я выглянул к администрации, проверить есть ли лечащий врач Никки или сержант. А когда никого из них не оказалось, снова вернулся к своей девочке. Хотелось насладиться затишьем, пока не началась буря.
***
Собственно, буря так и не началась. Когда я вернулся в штаб, в тот же день, я ожидал ареста, нотации и позорное лишение значка при всех, или даже снятия премии. Но ничего такого не случилось. Да, меня вызвали к капитану. Да, там были и Дитс, и Уилер. Но Эртон строго настрого запретил нам рассказывать об исходе этого расследования. Сказал, как действовать дальше и даже выдал нам по выходному.
Это не было похоже на него, но я чувствовал, что без ПРГ здесь не обошлось. Никто больше не упоминал об убийстве Ледера. Все считают, что Росс покончил с собой после суда. И никто не оспорил или засомневался, как я заметил. Это было немного печально, но, эй, он все равно мне не нравился! Мир двигался дальше. Со временем, все вовсе забыли о недоразумении в камере допроса. Я больше не слышал ни о Зеленоглазой женщине, ни о тунгусскитах.
Спустя пару месяцев, меня снова набрала мисс Ирвинг, она пригласила нас с Никки на ужин. Я лишь только улыбнулся. Жизнь начинала налаживаться. Хотя эти зеленые глаза все еще снились мне в кошмарах, хотя я только избавился от мысли держать под подушкой пистолет. Но стоило мне возвращаться в мыслях в эти дни, я постоянно вспоминал о той, кто постоянно вытаскивала меня из этого мрака.
Я думал об этом постоянно. Даже сейчас, когда она улетала на самолете в Цюрих, я не мог избавиться от этого странного чувства. Ничего страшного, она закончит со своими делами, и мы снова будем вместе. Теперь уже навсегда.
