Дорогой Эван Хэнсен, я ненавижу тебя

В тишине небольшой комнаты слышалось лишь мое сбивчивое дыхание. Доведенный до паники, я оглядывался по сторонам в бессмысленных поисках того, что может меня спасти, утешить. Но глазами я только натыкался на стены, которые, как казалось, стали стремительно сужаться, делая и без того небольшую комнату в разы меньше. Внезапно меня одолел панический приступ клаустрофобии. Стены стали неимоверно давить на мою голову, словно бы тяжелые взгляды тех людей, что требуют от меня продолжения той самой лжи, в которую они уверовали. Которую я им внушил. Комната словно стала хомячьей клеткой, в которой я был тем самым грызуном, веселящим народ, бегая в забавном колесе. Еще чуть-чуть и голову попросту раздавит стремительно опускающийся потолок, или может стены сожмут мое тело первей. Коробка. А в этой маленькой коробке, сидя на кровати с ноутбуком на коленях лишь только я один. —Д-дорогой Эван Хэнсен, —проговорил я вслух, дрожь не унималась, будто я снова стою перед толпой с карточками в руках и пытаюсь изобразить речь. Но карточек нет. Толпы тоже нет. Почему же я трясусь? Потому что он здесь. —Дорогой Эван Хэнсен, я пишу тебе… я пишу тебе… — ну же Эван, возьми себя в руки, ты обязан это сделать. —Я пишу тебе, потому что… —Потому что, что? —прозвучал его голос. В действительности, я почти и не помнил, каков его голос на самом деле — не довелось как-то. Однако, что-то приближенное к нему отчётливо каждый раз слышалось у меня в голове.  —Что ты думаешь писать, Эван? — Коннор был явно настроен недоброжелательно (а разве он должен?). Было иногда действительно пугающе видеть его рядом с собой. Мёртвый человек. Но я вижу его. Я слышу его. Я чувствую его. Коннор давал мне советы, он также полностью поддерживал то, чем я занимаюсь. Парень был всегда весел и подзадоривал меня все глубже погружаться в пучину моей авантюры. Но… Сейчас… Что-то странное. Что-то определённо странное, но ужасно знакомое исходило от Коннора. Он сидел по другую сторону кровати спиной ко мне, я не видел его лица. Не мог видеть. Но чувствовал, я чувствовал страх и агрессию. Да. Да как только эта мысль пронеслась у меня в голове, вдруг я почувствовал холодную каплю, сбегающую по моей спине медленно и мучительно долго, кажется. «Нет, он мне ничего не сможет сделать. Коннор мёртв. Коннор мёртв» —Да-а, — протянул Мерфи даже с некоторым наслаждением. —Коннор мёртв и тебе бы, друг, стоит всем прояснить, с чего так получилось, — слово «друг» из уст Коннора слышалось мне уж слишком саркастично. —Разве у нас с тобой не было все замечательно, м? Разве мы не были самыми лучшими друзьями на свете? Эта маленькая прогулка в парк, всякие романтичные штучки, что могло пойти не так, Эван? Он повернулся ко мне лицом. И нахмуренные брови, и подрагивающие скулы выдавали Коннора с потрохами. Это напряжение. Искра, словно бы настоящая электрическая нить металась между нами. —Я…я не знаю…я, — я и подумать не мог, в какое дерьмо меня утянет собственная ложь. Всё вышло за рамки уже довольно давно. Я и сам, не думая ни о чем, продолжал создавать нам с Коннором счастливое прошлое. —Я-я придумаю что-нибудь. Даже, если Джаред не станет мне помогать, я придумаю что-нибудь самостоятельно. Я придумаю, я обязательно придумаю, я обязательно придумаю, я обязательно… —Ладненько, — мурлыкая проговорил Коннор. —Давай, напиши что-нибудь, опиши, пожалуйста, почему я умер? —Может… —Может что? Сердцебиение участилось. —Потому что ты… —Потому что я что? Появилась одышка. —Потому что, потому что, потому что!!! — не в силах найти ответ, залепетал я. Руки, зависнувшие над клавиатурой, бились мелкой дрожью. А Коннор все напирал, его вопросы были мне очевидны, ведь я и понятия не имел, что мне написать. Как грамотно подвести историю к неожиданно печальному финалу, оставаясь при этом положительным персонажем. —Ну же, Хэнсен, выдави из себя уже хоть что-нибудь, —раздраженно закатил глаза длинноволосый. —Почему я умер? Почему я убил себя? —лицом он приблизился ко мне настолько близко и настолько быстро, что едва ли не врезался своим лбом в мой (но разве я бы почувствовал?). —Разве с таким другом, как ты я бы убил себя, а? Скажи?! — его слова, словно бы желе заполняло уши, ограждая от посторонних звуков реальности. Ты можешь слышать лишь себя. Лишь голос в твоей голове. Ты почти на грани, никто не спасёт тебя. Голос в голове настойчив, требователен, зол. Твой голос. —Не-ет! — почти срываюсь я на жалобный крик. —Дорогой Эван Хэнсен, разве я убил бы себя, зная, что у меня есть такой друг, как ты? Разве я бы посмел?! — агрессивное лицо Коннора было слишком близко, чтобы я смог в полной мере ощутить те отчаянные эмоции, которые тот вкладывал в свои слова. —Скажи, разве я бы решился на такое?! —Не-ет! — вновь скулю я, закрывая ладонями своё лицо, лишь бы не видеть ту агрессию, что исходила от Коннора (совсем как в тот первый день, когда я наткнулся на него). —Тогда почему, Эван?! «Потому что ты употреблял наркотики» —Потому что… — шепчу. —Почему?! «Потому что ты был слишком эгоистичен и озлоблен» Почему, Эван?! —Потому что ты был никому не нужен! — громко выпалил я. Внезапно в груди появилось тяжёлое чувство. От осознания, это самое чувство мигом разбежалось в каждую часть тела. Это чувство… Словно бы гиря в килограмм сто тянет не только тело, но и внутренние органы к полу. Еще немного и упадешь на колени, для того, чтобы унять это. Такое давящее, устрашающее чувство…вины? —Да, —слышу я тихий голос уже не так близко, — именно. Я был никому не нужен, —раскрыв глаза, я вижу Коннора, сидящего на кресле напротив. Он словно бы устал. Будто три ночи разгружал мешки с сахаром. Уставшая поза, сонный взгляд. Длинные волосы закрывают один глаз, но, кажется парень даже не в состоянии убрать эту прядь прочь. Коннор Мерфи — парень, которого даже его родные считали абсолютным психом. Я не знал его, не знаю и сейчас, но продолжаю врать всем и каждому, что был ему не просто знакомым, но самым лучшим другом, с которым тому было действительно здорово. Я преподношу на всеобщее обозрение фальшивые переписки, рассказываю лживые истории, заставляю верить всех, что я был для Коннора лучом света, который мог вывести беднягу из беспросветной мглы общества. Я говорю это, хотя мы с ним даже не были знакомы. Он был любим, но убил себя… И ведь верно, для чего любимому и счастливому парню кончать с собой? Если в моих историях все так сладко описано, то Коннор был действительно счастлив, когда «дружил» со мной. В моей истории он абсолютная противоположность настоящему Конному Мерфи. Он не такой, каким был в самом деле — агрессивный, одинокий… нелюбимый никем. Другой. Этот «Коннор Мерфи» лишь дурацкая счастливая фальшивка, не имеющая ничегошеньки общего с реальной историей. Этого «Коннора Мерфи» никогда не существовало, он выдумка и блажь, вылепленная лишь только ради моей прихоти. Я сказанул не подумав о том, что я был Коннору другом только потому, что не хотел расстраивать его родителей? Я не хотел, чтобы все помнили Коннора «таким»? «Таким»? Таким, каким был он на самом деле? Все эти слова о том, что «никто не будет забыт» из уст всех этих лицемеров, которые никогда не знали и не хотели знать настоящего Коннора Мерфи. И я. Я тоже лицемер. Мы все, на самом деле, забыли настоящего Коннора Мерфи, и я был подначивателем всего этого. Я хотел быть любимым, для этого и затеял весь этот фальшивый спектакль с вечно улыбающимися актёрами. Я тоже хотел, чтобы меня любили. Я тоже хотел, чтобы они знали, как меня зовут. Тоже хотел, чтобы обращались ко мне. Чтобы не забывали обо мне. Но… Для этого я заставил всех забыть настоящую личность Коннора Мерфи. Я пренебрег чувствами этого человека. —Да, но знаешь, вообще-то я уже мёртв, о каких чувствах речь идёт? — без своего «обычного» шутливого тона произнёс Коннор. Верно. Глаза потускнели, лицо осунулось. Спина больше не выглядела готовой пружиной. Именно таким видел я Коннора Мерфи в первый и последний раз. Выжатый, как осточертевший апельсин, он наконец вызвал окончательное и бесповоротное чувство вины. Кажется, с невероятным усилием Коннор нехотя поднялся с кресла. Он не подходил к кровати, не смотрел на меня, он… просто хотел уйти. —Скажи, Эван, — обратился ко мне парень, смотря куда-то в сторону, — я нравился тебе хоть немного? Только честно, без лжи. Не ври. Хотя бы сам себе, — спросив, он устремил на меня свой усталый взгляд, в котором читалась неописуемая тоска. Ещё немного и тишина комнаты снова сдавит уши, и я произношу: —Нет.

Дорогой Эван Хэнсен, я ненавижу тебя. С любовью, я.