Всем, кого я любила

      Кажется, что вместе с мокротой, девушка выкашляет свои легкие и, гляди, еще какие-нибудь важные органы. Она бы и не против, честно говоря. Одно радует — ей так фигово эти два дня, что все, о чем у нее хватает сил думать — не забывать дышать и пить теплую воду. Она спит почти все время, периодически мычит в ответ на вопросы Эбби о том, жива ли ее дочь, и абсолютно игнорирует остальной мир. Слышит, что телефон время от времени разливается стандартной Маримбой и свистком входящих уведомлений из мессенджеров, но ей даже не хочется протянуть руку к прикроватной тумбе и выключить звук.       Да уж, так девушка болела, наверное, только в классе пятом. Между прочим, как раз после дискотеки, где она и осознала первую влюбленность в Миллера. Они тогда обливались холодной водой из шланга во дворе Рейвен, где собралась их компания. Какая ирония — эти парни в могилу сведут.       Буквально и метафорически.       «Лучше бы только буквально», — скользит где-то на задворках сознания Гриффин.       Когда ей становится лучше на третий день, сознание, наконец, проясняется. И ей снова становится хуже, только уже морально. Накатывает моральная тошнота — как она могла быть такой дурехой? Как она так умудрилась? Умудрилась вляпаться в фальшивые отношения, втрескаться по уши, поверить в то, что это взаимно? А потом получить стеклянное крошево вместо своего сердца.       Так и не проверяет телефон — были позывы взять его в руки и, если уж не отвечать на сообщения, то хотя бы проскролить новостную ленту. Но не стала этого делать — хоть и прошло уже несколько дней, наверняка, все знакомые еще гудят о свершившихся победах, а значит, что ей придется, волей не волей, увидеть эти карие глаза с бесенятами внутри.       Нет уж.       Но к вечеру приходит Рейес — лучшая подруга держала связь с Эбби и, видимо, уже была уведомлена, что младшей Гриффин стало легче.       — Хэй, малышка, — крепко сжимает Кларк гостья. Она ничего не спрашивает, только гладит по взлохмаченным, не расчесанным уже несколько дней волосам. Гриффин на секунду становится стыдно — она ни разу за эти дни не приняла душ и даже не чистила зубы. Фу.       Но, прекрасно понимая, что их отношения с Рейвен гораздо выше гигиены, с благодарностью обнимает подругу в ответ.       — Рассказывай, — мягко говорит Рейес в итоге.       Кларк качает головой — тупо не знает, что и рассказывать. Но делится, что оказалась наивной дурочкой.       — А мы-то гадаем, чего Блейк мрачнее тучи. О говорила, что это что-то между вами, но подробностей не знает, — от упоминания парня у Гриффин на мгновение сжимается челюсть.       — За подробностями к Эхо, — все-таки язвит девушка. Рейвен многозначительно хмыкает.       — Она тоже мрачнее тучи. Один только Финн у нас на подъеме, почему-то. Его поведение вообще странное. То кичится меня, то эти дни последние тусит с нами все время.       Забавно, но Кларк от этой новости ни жарко, ни холодно. Ровно. Хочет, чтоб так было со всем остальным тоже.       — Может, хочет возобновить ваши отношения? — предполагает она.       Подруга делает неопределенный жест губами — будто ей тоже ни жарко, ни холодно. Это тоже забавно — как все быстро поменялось.       — Да черт его знает. Плевать, мы с Джоном еще на конфетно-букетном, точнее сказать, тусовочно-гастрономическом, этапе отношений, так что неинтересно. Кстати, через неделю он помогает с организацией концерта в клубе на Драйв Стрит, какие-то стендаперы приезжают. Не Луи Си Кей, конечно, но настроение поднимут, поэтому твой отказ не принимается. Блейка не зовем — будем вдвоем в зале потягивать твое любимое вишневое пиво. Как тебе идейка? — подмигивает она.       Гриффин не уверена, что это сработает, но отказываться смысла нет — во-первых, какая-никакая смена обстановки, а во-вторых, Рейес все равно ее вытащит.       Девушки думают о том, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм, когда телефон Кларк вновь оживает. Он лежит на столе, как раз справа от Рейвен. Та, машинально, кидает взгляд на мобильник и хмурится в непонимании. Переводит взгляд на подругу, затем вновь нажимает на кнопку блокировки телефона с уже потухнувшим экраном.       — Не хочу быть дотошной, но о чем он? — как-то холодно интересуется гостья.       Гриффин недоумевает и, в конце концов, тянется к телефону. Разблокировывает и игнорирует сотню входящих уведомлений, концентрируясь на последнем. От кого: Финн Текст: «Может, мы, наконец, теперь обсудим твое признание? Думаю, сейчас все этому благоволит ;)»       «Благоволит» — слово, на которое у Коллинза в обычной жизни не было бы фантазии, но теперь, видимо, решил блеснуть умом.       Девушка выдыхает под пристальным взглядом. Вот и пришло время раскрывать карты. И у нее явно не «флеш-рояль» и даже не «стрит». Давно пора было сорвать этот пластырь.       — Рей, только пойми правильно, хорошо? — единственное предупреждение, которое может позволить Кларк. Ее подруга изгибает бровь в ожидании — видно, нервничает. — Я была влюблена в Финна, когда вы были вместе. И написала ему письмо.       Хочет продолжить: сказать, что отбивать парня у почти сестры не собиралась, что по чудовищной ошибке он вообще получил письмо.       Но не успевает.       Горячая (читать «вспыльчивая») Рейес складывает два и два, и понимает, почему парень с ней порвал. Этим отношениям было несколько лет. Он был ее самым родным человеком.       Кларк понимает. И не знает, как добиться искупления. Хоть уже и забыла об этом своем промахе.       — Ясно.       Так холодно и сыро.       — Я, пожалуй, лучше пойду, — через мгновение, так и не давая подруге оправдаться, сообщает Рейвен, закинув сумку на плечо.       — Рейвен!       Но та пулей вылетает из комнаты.       Гриффин буквально ощущает действие бумеранга. Боль за боль. Только вот Рейес совсем не тот человек, которому она бы хотела ее причинить.       Ей хочется обматерить Коллинза с его непостоянностью, внезапностью и тупостью, но понимает, что виновна тут только она.       Поэтому по горячим следам строчит объяснительное сообщение Рейвен. Во всех красках. О том, что скрывала свои чувства, о том, что не собиралась никак воздействовать ни на кого. О том, что письмо-то она как раз и написала, чтоб облегчить свое состояние и как-то отпустить ситуацию. О том, что она не та, кто его отправил. О том, что она сделала все возможное, чтоб Финн подумал, что ее чувства в прошлом, и он ей больше неинтересен. О том, что отношения с Беллами были фикцией как раз для того, чтоб не делать больно Рейес.       Не уверена, что это сработает, но знает — подруга, в конце концов, поймет и примет.       А пока…       А пока пишет ответное сообщение Коллинзу о том, что у признания истек срок годности.       Так глупо — он был ее лучшим другом.       Теперь ее лучший друг — подушка, в обнимку с которой она сидит весь вечер. Все также не выходит к обеду и ужину, пьет воду из графина, заботливо наполненного и поставленного на стол Маркусом, и ленится вставать даже в туалет.       — После того, как я сообщила Рейвен, что тебе полегчало, у тебя прям день посещений, — улыбается Эбигейл, предварительно постучав костяшками о косяк приоткрытой на случай, если Кларк потребуется помощь, двери.       Девушка не понимает, а мать только призывает ее спуститься — видимо, не желая допускать ошибок в том, чтобы представлять гостей. Нервная дочь уж очень бурно реагирует в последние дни на тех, кто к ней приходит, что однозначно вводит миссис Гриффин в ступор.       Сначала Кларк хочется попросить Эбби послать всех этих гостей нафиг, но она все же накидывает теплый халат поверх одной длинной футболки, в которой была все это время; наспех переделывает пучок на голове и спускается.       Она с трудом сдерживается, чтобы не закатить глаза, когда она видит переминающегося с ноги на ногу в холле Финна.       — Кларк, мы должны поговорить, — спокойно говорит он.       Удивительно спокойно, и девушка понимает — прав. Слишком долго она играла в кошки-мышки со всеми ними. И раз уж сегодня такой день, то почему, собственно, не решить этот вопрос раз и навсегда, а потом вновь вернуться к своей новой лучшей подруге и другу — подушке и одеялу.       — Ладно, — соглашается она и, накинув сверху халата еще и куртку, вытаскивает Коллинза на улицу.       Ее родители, конечно, консервативные, но любопытные. И наверняка бы слушали их разговор в любой точке дома.       И, наконец, Гриффин пробивает. Она смотрит на Финна и выплескивает все, что накопилось:       — Реально, забудь, Финн, хорошо? Я была влюблена, признаюсь, но ты был влюблен в Рей. А потом ты взял и кинул ее. Я все еще не могу представить, как ты мог это сделать. А я тоже хороша — чтобы отбить от себя подозрения, втюхалась в Блейка. А ты?!       — Что? — только и успел отреагировать парень. — Что я? Это ты меня игнорировала! Вешалась на шею этому придурку! Думаешь, я не видел, как он на тебя смотрит? Словно на мясо! Кларк, он не тот, кто тебе нужен, и я рад, что ты дала ему от ворот поворот. Плевать, если срок годности тех волшебных чувств, о которых ты писала, истек, как ты выразилась, но я должен тебя защитить!       — Защитить от чего? — вдруг прекратил тираду парня посторонний голос.       Не посторонний, просто внезапный. Просто холодный, резкий и… родной.       Блейк, видимо, как обычно, курил у себя на крыльце. Слышал их разговор. Точнее, экспрессию Финна — Кларк уж явно не так горлопанила и теперь была этому рада. Не была бы она счастлива, услышав этот еще один внезапный гость, что она в него трескалась.       Но уже растрескалась — со второго взгляда на парня у девушки прошелся новый импульс боли и предательства. Вновь почувствовала себя дурой.       Еще и выглядит, словно сбежала из психушки, стащив одежду нескольких пациентов — парка болотного цвета и красный халат в крупную ромашку круто сочетаются между собой и с ее немытой головой.       Вот о чем успевает подумать влюбленная девушка, ага — Гриффин хочется треснуть себя по голове за то, что ей так внезапно не все равно на внешний вид.       — От тебя, придурок, — горячится Финн. Явно делает это зря — Блейк в полтора раза больше него и в три — сильнее. По лицу Беллами видно — еле сдерживается, желваки двигаются, а с сигареты в опущенных пальцах уже давно сыпется пепел. — Думаешь, мы не знаем, что Кларк не просто из-за болезни игнорирует всех несколько дней?       — Тебя это не касается, — сквозь зубы цедит Беллами, позабыв, что окурки на этом крыльце просто так нельзя выкидывать.       Почему-то девушка в ступоре. Она не может ничего сказать, лишь оцепенело в эти секунды смотрит на парней и поражается, как она тут оказалась.       — Нет, касается! Она моя подруга! — вскидывает руку в сторону Кларк Коллинз, может, в надежде на подтверждение с ее стороны.       — Ага, как же! Подруга, к которой ты подкатил яйца сразу же, после ее признания, кинув свою девушку и ее же лучшую подругу, — едко усмехается Блейк.       Он прав, но.       — Стоп! — в итоге выкрикивает Гриффин. Это единственное, что приходит в ее голову, но это работает — парни переводят взгляд на нее, внезапно поставив себя на паузу.       — Свалите оба, — уже тихо, уставшим голосом произносит она. Нет, выяснять отношения она явно не готова.       Не тогда, когда они готовы набить друг другу морды (точнее, Блейк Финну — Коллинз же только попытается). Не тогда, когда у нее еще слабость моральная и физическая — разговаривать с одним из них она бы еще смогла, но двоих не вывезет.       — Ты, — она обращается к Коллинзу. — Ты был моим лучшим другом. Неважно, что там было в письме — мне нужна была твоя поддержка. Мне нужно было, чтоб ты сказал, что все нормально, а не бросал мою подругу и твою половинку в полнейшем недоумении. Ты хоть представляешь, каково было ей? Каково было мне, осознавать, что я разрушила такие крепкие отношения? Своими действиями и бездействиями одновременно ты сделал больно сразу двум девушкам, которые, как ты раньше заявлял, являются самыми близкими для тебя! — она перевела дыхание и повернулась к Беллами. — А ты?! Чего ухмыляешься? Думаешь, ты лучше? С самого начала решил поиграть, сделать дурочкой свою бывшую! А теперь сделал полной идиоткой меня! Не обещай девушкам нихрена, если собираешься по-скотски с ними поступать. Уж лучше сразу говори, что у тебя на уме запудрить им мозги своей эрудицией, харизмой и затащить в постель.       Возможно, последнее было лишним — ничего не было, но она-то была к этому готова. А значит — все правда.       — Кларк, — протягивает Блейк хриплым голосом. Девушке тяжело на него смотреть, но смотрит — его лицо полно сожаления, печали и, ей хочется верить, боли.       Ей, правда, хочется верить, что ему хоть капельку стало больно, как было ей, когда она узнала о ночи с Эхо.       — Ничего не говори. Уходите. Оба. Не хочу вас видеть, — произносит девушка. Ей бы самой уйти, но она остается стоять, как вкопанная, в ожидании, что ее слова услышат. Коллинз, качнув головой и сжав челюсть, разворачивается в сторону своего дома и не говорит ничего. Вот и разобрались с ним, ага.       — Просто хотя бы прочитай мои сообщения, — устало просит Беллами, облизнув губы, и оставляет ее совсем одну на этом гребанном крыльце, одетую как луковицу и абсолютно обессиленную.       Абсолютно одинокую.