Je ne vais pas succomber

      — Да начнется ХХ день прослушиваний для ревю ненависти.       Их наблюдатель — может быть, надзиратель? — не успевает договорить, как слышится лязг мечей.       Клодин не видит во всем этом никакой красоты — ни в том, как изящно они кружатся, ни в том, как чисто поют. В этом нет ничего прекрасного, лишь одно уродство, что старательно лезет из них обеих изнутри.       Сколько? Сколько, сколько, сколько еще раз ее ждет провал?       Каждый день она репетирует этот танец, раз за разом, взлетает и кружится, закручивая свое проклятие тугой петлей на шее. Так она встречает рассветы и закаты, танцуя, стирая ноги в кровь, скрежеща зубами, сдерживая слезы. Вновь и вновь, снова и снова, лишь бы обойти, хоть на шаг, хоть на полшага Тендо Майю.       — Je t’haine! — в сердцах кричит Клодин, когда дает секундную слабину в самоконтроле. Она ненавидит довольную улыбку Майи, ненавидит доставлять ей удовольствие еще и своими эмоциями, мерзкими, противными, завистливыми. Она тешит ее самолюбие, только подливает масла в огонь и заставляет сиять в два раза ярче, продолжая оставаться в тени. Она так сильно — ох, как сильно — ненавидит Майю.       — Ты хотела сказать je t’aime? — смеется та, наслаждаясь реакцией соперницы, чувствуя свое полное превосходство. А как хотелось верить, что Майя не понимает слов Клодин, что она не может ответить.       Что она хоть что-то не может... хоть что-то.       Ступени лестницы резко складываются, образуя идеально гладкую поверхность, превращаются в горку, с вершины которой можно в два счета скатиться до самых низов.       Но Клодин уже хорошо выучила их все — эти хитрые — и нелепые — трюки мисс лже-совершенство. Вовремя увернувшись от острого лезвия меча, она почти что вспархивает на перила — почти, ведь она ненавидит этих белоснежных птиц.       Секунда — и мощный удар обрушивается на Майю.       Который та, конечно же, отбивает.       Клодин ненавидит ночи, особенно те, что проводит с Майей. «Так быть не должно», «мне это лишь снится», «я не могу чувствовать какое-то влечение» — усердно твердит она себе, стараясь прочно впечатать каждое слово в сознание. И в то же время не может остановиться, покрывая тело своей соперницы укусами, раз за разом пытаясь испортить идеальную картину, залить ее неуместным лилово-красным цветом. Она приходит в неподдельный восторг, наблюдая за тем, как молочная кожа покрывается уродливыми кровавыми пятнами — совершенства больше нет. Так хочется в это верить, и она почти поддается отчаянному самовнушению.       Так глупо и так низко.       Майя не дает ей продолжить начатое, переворачиваясь и ловко перехватывая руки Клодин, наваливаясь всем телом сверху, вжимая в матрас.       Возмутительно. Отвратительно. Невозможно.       В мыслях проносится сотня слов, каждое из которых повторяет другое.       «Ненавижу, ненавижу, ненавижу...»       — Эти глаза... Да, смотри так на меня всегда.       Майя словно — словно? — издевается над ней, шепчет эти ядовитые слова и прочерчивает пальцем дорожку от подбородка до груди, так по-хозяйски начиная играть с ней. А Клодин остается лишь раз за разом пытаться оттолкнуть свой ночной кошмар, опрокинуть на спину, заставить почувствовать бессильной, победив хотя бы так.       Майя постоянно смеется и говорит, что не быть Клодин сильнее нее нигде.       Ссадины и ушибы вкупе со стремительно растущей усталостью дают о себе знать, когда Клодин пытается встать на ноги. Но она поднимается с колен, как бы ни было плохо и больно, не теряя огня в глазах, не теряя стремления и надежды.       — Я люблю этот взгляд. Продолжай дарить его только мне, — повторяет свою излюбленную фразу Майя.       Скоро она начнет ненавидеть свои глаза так же сильно, как и обладательницу этой фразы.       — Я не сдамся, — шепчет Клодин на ухо партнерше после завершения «Звездного Света». И она держит свое обещание, стирая ноги в кровь, подавляя эмоции, оставляя укусы на чужом теле. Вновь и вновь вставая на ноги и не выпуская меч из рук.       «Я не сдамся» — думает Клодин, видя, как и в этот раз ее золотая брошь, отлетевшая в сторону со звонким «дзинь!», укатывается под плотную ткань упавшего занавеса. «Не сдамся» — повторяет она как мантру, слыша победное «нулевая позиция!».       Никогда. Ни за что.       — ... Может, хватит уже? Я не хочу больше с тобой сражаться, — вдруг непривычно тихо спрашивает Майя, протягивая руку.       Световые пушки вокруг крутятся, словно сумасшедшие, даря и тут же отбирая свет у всего подряд. Постепенно успокаиваясь, они гаснут, одна за другой.       Клодин отвечает, когда гаснет последняя.       — Je ne vais pas succomber.

«Я сдамся только когда умру».