Критик?! Гореть ему в огне!!!

Медленно, миллиметр за миллиметром, расстояние между нами становилось все меньше, его глаза расширялись все больше, и вот – почти невинное прикосновение моих губ, остывших под прохладными струями воды, к его горячим, пламенным. Принимать любовь… Конечно же, он знает, что для меня означает эта фраза, и не важно, что Рейга за нее обозвал меня вышедшим из дикого леса пещерным человеком, потому что, насколько я понял, все, что печатал Рейга, не имеет под собой ни единого грамма правды. Я часто вкладываю в произведения собственные мысли и скрытые желания, поэтому Ин знает, что для меня эта фраза значит намного больше, чем привычное «я люблю тебя». Любить… Любить – это дарить всего себя, возможно, страдать, бороться, делать все для того, кого любишь. А принимать любовь – полностью отдаваться во власть партнеру, быть плененным его чувствами, принимать его, как себя, и безоговорочно верить. И, порой, принимать любовь намного сложнее, чем любить самому, потому что тот, кто любит, не задумывается над природой своих чувств, а тому, кто принимает, намного сложнее, он должен подстраиваться под те условия, на которых данный человек приходит в его жизнь. Не могут два человека любить с одинаковой силой, не могут оба отдавать и принимать, потому что в этом случае происходит эффект столкновения двух сил. А дальше взрыв, яркая вспышка, ослепляющая, как оргазм, а после пустота, и больше ни единого намека на былую бурю, бушевавшую у обоих внутри. Обязательно кто-то должен чувствовать сильнее. Он и обязан вести обоих, разделяя свои чувства на двоих, обеспечивая гармоничное равновесие. И Ин знает, что для меня принимать чувства намного сложнее, чем любить самому. Проще любить и диктовать свои условия, чем соглашаться на диктатуру другого, поэтому, приняв его чувства, я не просто согласился на секс с ним, но и тем самым выразил свое желание любить его в ответ. Что я чувствую к нему? Когда образы Ина и Рейги слились для меня в одного реального человека, я был шокирован тем, что та странная ненависть в его объятиях преобразуется в отчаянное желание быть рядом, во что бы то ни стало. Я не могу однозначно сказать, что люблю его, но и ненавидеть тоже не могу, и потом, как это ни странно, но я не могу воспринимать Ина как Рейгу, потому что Ин – это не тот монстр из моих кошмаров, он другой, я знаю это, чувствую сердцем, если угодно. А, значит, мне ничего не мешает сделать так, как отчаянно жаждет все мое существо. – Но с тобой мы все равно потом поговорим, – подло хихикнул я, когда нашел в себе силы оторваться от него. – Ты же не думал легко отделаться? – И не надеялся, – хмыкнул он. – Чего изволите? – На ручки. Мне тут надоело. Ин выключил воду и, завернув меня в огромное махровое полотенце, с легкостью взял на руки, неся, как я понял, к себе в комнату. – И ты удалишь этот долбанный аккаунт, – безапелляционно заявил я. – А я в это время скажу всем, что победил страшного монстра. – Нет, – ответил он, опуская меня на кровать. – Что?! Да я тебя убью сейчас, скотина неблагодарная, я ведь тебя почти простил, а ты… – Да не бузи. У меня есть кое-что получше, – усмехнулся Ин, доставая из тумбы лист бумаги, сложенный в четыре раза. Я сел, морщась от простреливающей поясницу боли, и подозрительно развернул бумажку. – Ты не только мудак, но еще и расчетливый извращенец, – удивленно выдал я, когда дочитал до конца. – Надо ж такое придумать… – Можешь Рейгу не благодарить. – Да я его придушу за эту идею! – я возмущенно отбросил лист, где был вкратце описан сюжет небольшого, но емкого фанфика. Но потом внезапно осознал, что Ин дело говорит, и тут же пересмотрел приоритеты. – Вот только не говори, что ты все заранее так планировал! – Не заранее. Но идея пришла в процессе. Ин опустился рядом со мной и, протянув руку, нежно провел ей по моей щеке. Я не выдержал его пристального, чуть холодного, как и всегда, взгляда, и отвел глаза. Хотя мне почему-то кажется, что это не холод, а просто составляющая его души. – Простишь? – Кого? Тебя или Рейгу? – Обоих. Я вздохнул и все же снизошел до того, чтобы зыркнуть на него. – Рейгу – нет, он будет вечно гореть в адском пламени, вместе со мной, правда. Не думает же он отделаться от моей ненависти после смерти? А вот тебя… Не знаю, я не могу на тебя злиться, потому что просто не могу принять тот факт, что ты – это то ебучее хуйло, которое доставало меня целых два месяца. А ты хуйло доброе, и… И ваще, не задавай тупых вопросов, я, блять, смущаюсь! – Объяснить, зачем я это делал? – я, разумеется, кивнул. Не, ну а че, хули мне, я всегда понять хотел, чего от меня Рейге надо. – Еще при нашей первой встрече ты понравился мне. Сначала, как возможный друг, потом – как парень… Но ты решил меня игнорировать, да еще и старался всячески уколоть. – Это был акт доброй воли! – возмутился я. – Ты прикинь, ходит такой по дому охуенно красивый парень, но отчего-то вечно хмурый, я и хотел тебя развеселить! У меня, наконец, появился брат, ну я и думал сразу начать общаться так же, как общаюсь с остальными, кто ж знал, что ты у нас обидчивый! Кстати, я так и не понял, за что ты мне мстил. За мой длинный язык? За неразделенную любовь? Ин ненадолго задумался. – Наверное, мне просто захотелось узнать тебя, ведь на контакт в реальности ты не шел… Хотя странноватый способ завести дружбу, согласен. Но и врать про то, что твои работы отвратительны, было тяжело. Они достойны наивысшей награды. Я не знал, радоваться мне этому или злиться. Рейга признал свое поражение, я добился своего. Но при этом я был бы не я, если б мило улыбнулся на это и сказал, что теперь нас ждет семейная идиллия. – Ах ты… ты! – я гневно скинул с себя полотенце, отмечая, как по его плечу сексуально сорвалась вниз одна из сверкающих, словно расплавленные бриллианты, капель. – Да ты Кеша-попугай! Я набросился на него с подушкой и стал душить. Почему попугай? Ну, а почему нет, попугая у нас еще не было. Ин не очень-то сопротивлялся, давая почувствовать мне свое превосходство, а потом все же скинул меня на пол, залезая сверху. – Рейга снова на коне? – рассмеялся он. – А ты вообще псина, и… У тебя улыбка красивая… Да, его искренняя, счастливая улыбка была просто прекрасна. Она завораживала, притягивала к себе и дарила внутреннее, светлое тепло. Я прикоснулся к ней кончиками пальцев и, подавшись вперед, показал всем гномикам, живущим у него в комнате, кому она принадлежит. Ин скользнул пальцами по телу, вниз, дразня жаждущую основательных прикосновений плоть невинными поглаживаниями. Я двинул бедрами, показывая тем самым, что хочу большего, и уже тогда он стал действовать быстрее и ощутимее. Я тихо постанывал ему в губы, с каждым движением все больше и больше углубляя поцелуй, иногда кусая его, или же словно навечно сплетая наши языки в узел, толкаясь сильнее и царапая спину острыми коготками. Последний рывок, я выгибаюсь, и на миг замираю, ощущая, как волна удовольствия спектром расходится по всему моему телу от эпицентра ко всем органам и клеткам, утоляя их жажду. – Откуда ты знаешь, как я люблю больше всего? – выдохнул я, слизывая кровь с его прокусанной губы. Он, кстати, кажется, совсем не против подобных проявлений. – Я просто очень много читал… – протянул он, ложась со мной рядом на паркет. – Сволочь, – вздохнул я, пряча улыбку и понимая, что меня совсем не раздражает тот факт, что меня раскусили. Конечно, у меня же в работах много чего откопать можно. Наверное, там же он и почерпнул информацию о том, что я на дух не переношу синтетические лубриканты. – Еще какая. – Я ненавижу критиков. Но ты, наверное, исключение. – Значит, у нас тут кто-то мазохист и очень любит Рейгу? – он иронично вскинул бровь, приподнимаясь над горизонтальной поверхностью и смотря на меня сверху вниз. – Рейгу ненавижу. Тебя – нет. Вот все охуеют… Он снова засмеялся. И че я балду гонял все эти четыре месяца? Мы ведь столько времени зря потратили. – Кстати, не скажешь, как зовут твоих милых друзей, которые оставили тебе такой прекрасный подарок? – он провел пальцем по почти зажившей царапине на локте. – С превеликим удовольствием. Даже адрес дам. – Только не сейчас… Я почувствовал себя ненасытным зверем. Стоило мне лишь немного отдохнуть, как мне вновь захотелось заняться всякими непотребностями, да и ему, похоже, тоже, благо времени было предостаточно, потому что мать ушла к подруге, а его отец уже неделю назад свалил в командировку. Когда мы, благодаря моей бурной фантазии, испытали на прочность кухонный стол, стиральную – работающую! – машинку, мамин шкаф, из которого нам пришлось свалить, потому что там было очень неудобно, и даже чулан, мне захотелось подоконника. – Так любишь вертикальные поверхности? – усмехнулся он, видя, как я с чувством прижимаюсь к ледяному стеклу. – Даже не можешь представить себе, насколько. Мой фетиш. Ну, знаешь, холод сзади, жар спереди, вся фигня… Просто не представляю, как мой организм все это выдержал, но с ним у меня словно открывалось второе дыхание, с ним я не чувствовал усталости, а если и чувствовал, то она очень быстро проходила, уступая место жгучему желанию вновь и вновь окунаться в затуманенный страстью омут его глаз. Мне вообще казалось, что я свихнулся ровно в тот момент, когда его губы коснулись моих, потому что иначе объяснить эту остервенелую жажду секса я не мог. Вроде никогда не страдал особой озабоченностью, а тут вдруг заболел. Ином. – Мальчики, я дома! Мы с ним обменялись паническими взглядами, но было поздно пить боржоми – мать вошла в кухню-гостиную и узрела нас двоих таких красивых: меня, прижатого спиной к окну и с членом в жопе, и Ина, кому этот член, собственно, и принадлежал. Думаю, не стоит описывать наше с ним выражение лица в момент, когда мы повернулись к матери. – О, проводите время с пользой? Чудесно! – мать невозмутимо подошла к холодильнику и стала разгружать пакеты с продуктами. – Я молочка купила, так что можно будет блинчики испечь. Ой, а хотите творожную запеканку? У нас же творога полно! – Блины, – пискнул я. Мы почему-то так и остались в том же положении, боясь даже пошевелиться. – Отлично. Все-все, ухожу, не буду вам мешать. Развлекайтесь. – Что это было? – выдавил он. – Мама, – я закатил глаза. – С детства толкала меня на всякие непристойности. Не поверишь, но Пти4ка – это она. – Да ладно, – да, даже столь невозмутимого Ина можно огорошить. – У тебя сейчас лицо срущего бегемота, – съехидничал я, припоминая ему его же фразу. – Пф, – он вышел из меня, потому что сексом нам занимать как-то резко расхотелось. – Может, чайку? – Ага. С баранками. Дебил.