Формула любви

Следующие несколько мгновений единственными звуками в маленькой комнате над таверной были кашель Жеана и шелест облетающей штукатурки. Как известно, затишье редко несет c собой что — то хорошее, обычно следом наступает буря, гром, скандал и… далее по списку. Именно этого привычно ждали Квазимодо с Гренгуаром, тем более, что на лице Эсмеральды ясно читалось: «чека выдернута». Конечно, в шестнадцатом веке еще не слышали про лимонки, просто эта фраза, пожалуй, лучше всего предрекает будущее. Так что оба друга заранее зажмурились, а поэт снова позавидовал глухоте товарища. (Хотя в последнее время его стали одолевать сомнения насчет Квазимодо: больно шустро тот иногда реагировал на сказанное позади него слово) Что до Фролло, он и не думал сопротивляться, более того, звонарю показалось, что теперь он держит господина по прямому назначению — чтобы не свалился. Возможно, именно поэтому Эсмеральда и не начала вопить сразу. Она хмуро оглядела «клетку с тиграми», задержала взгляд на лице епископа, (тот еще больше сжался и как-то просел) кивнула ему в сторону стула, (сделав два шага, как механическая кукла, которые скоро войдут в моду, Фролло рухнул на ближайший табурет), подошла к «пострадавшему» и протянула ему небольшой кувшин, который до этого прятала в складках юбки. Жеан тут же схватил крынку двумя руками, собираясь немедленно опустошить, и… поставил ее на пол. Его испуганный взгляд метнулся в сторону брата, но тот сидел с отсутствующим видом, сложив руки на коленях, одной своей позой показывая, насколько глубоко ему плевать на уже и так пропащего родича, которого он к тому же ненавидел. В другое время Жеан не преминул бы над этим зло позубоскалить, но ощущение битого стекла в горле красноречиво напоминало, а, точнее, просто вопило о том, что бывает, если вовремя не закрыть рот. Единственным положительным последствием его встречи со стихией, оказалось мгновенное протрезвление. Хотя, может и не положительным… Не то, чтобы он собирался еще раз этим эффективным средством воспользоваться. — Мне бы лучше водички, пусть даже из местного колодца, — пробормотал бедняга, умоляюще взглянув на стоящего рядом поэта, а то девица братца продолжала опасно и почти осязаемо искрить, как подожженный запал, к тому же пережитый опыт подсказывал, что чем дальше он будет от нее находиться, тем полезнее для здоровья. Вообще, его даже немного удивляло, что она до сих пор не взорвалась. Затянувшаяся тишина явно сбила с толку и Гренгуара с Квазимодо, потому что друзья начали растеряно переглядываться. Если бы в этот момент они могли видеть лицо Фролло, то вопросы отпали бы сами собой. Дело в том, что лица — то на нем и не было. Совсем. Вот только заметила это одна Эсмеральда. Задумай она сейчас описать его состояние по десятибалльной шкале, значение ушло бы в глубокий минус. (Давешнему происшествию на берегу, скорее, соответствовала бы единица) А поскольку до признания отрицательных чисел осталось еще три века, кипевшее в ней возмущение начало сменяться тревогой. Фролло буквально разваливался на глазах, как некто, обращенный в соляной столб и после этого щедро политый водой. М — да сложноватая ассоциация. Как бы то ни было, вместо того, чтобы высказать все, что она думает о… хм конфликте и о каждом из его участников, чьи крики, к слову, были прекрасно слышны внизу в кабаке, где Эсмеральда последние полчаса тупо таращилась в кружку, она тихо позвала: — Клод… С первого раза, он, казалось, даже не услышал, со второго слегка пошевелился и лишь с третьего, будто очнувшись, поднялся на ноги и обвел соштабников таким странным взглядом, что Эсмеральде стало совсем не по себе. — Все кончено, — произнес Фролло хрипло, из чего она сделала вывод, что он сорвал и оставшийся после потери дара голос, — Наши планы полностью рухнули из — за… непредвиденных обстоятельств. А я, боюсь, я, — он провел рукой по глазам, — я доломал остальное. Я опасен. Для всех вас, — его губы искривились в усмешке, — мой главный эксперимент провалился, как и почти все предыдущие. Пора сделать выбор и распустить штаб, дать вам всем свободу, тем более, теперь нечего и некого спасать. — А нас, значит, спросить не надо, хотим ли мы распускаться, — проворчал Гренгуар, но Фролло сделал вид, что не услышал. — Квазимодо, — повернулся бывший епископ к звонарю, — думаю, тебе следует остаться у судьи, если что, он всегда отпустит на колокольню позвонить. И будет лучшим… — он запнулся, — лучшим х- хозяином. Гораздо лучшим. — Но, господин, — попытался возразить горбун, однако и его мнение было пропущено мимо ушей. -Пьер, — обратился Фролло к поэту, который как раз в этот момент передавал Жеану полную кружку воды и от неожиданности выплеснул половину приятелю на голову, — тебе следует знать, что я сделал на две рубиновые заготовки больше. Разделите их с Квазимодо, они обеспечат вас на всю жизнь. У Клопена найдется надежный человек, который сумеет их выгодно продать и тайная королевская служба не узнает! — Учитель… — Жоаннес! — без перерыва продолжил Фролло, будто боялся, что кто — нибудь успеет вставить слово, — я сожалею о том, что сделал. Это было чудовищно, несправедливо и не по — братски. И я… — он посмотрел на собственные дрожащие руки, — в завещании, которое будет оглашено завтра, вы указаны единственным наследником после Церкви. Вам будет принадлежать участок земли и мельница, на которой вы выросли. Это немного, но при должном старании вашей тещи, они станут очень доходным предприятием. К тому же, теперь вы сможете перебраться в Париж, как и хотели. Жеан успел даже меньше, чем поэт, он всего лишь открыл рот, а Фролло уже повернулся к следующему соштабнику. С помощью несложных вычислений легко понять, что это была Эсмеральда. На этом месте язык у епископа отнялся, а в ней снова заклубилось возмущение. — Если ты скажешь что — то отличное от «мы немедленно собираемся и уезжаем отсюда вдвоем» — пеняй на себя! — прошипела она угрожающе, — тебе от меня не отделаться! Клод? Он продолжал безмолвно смотреть на нее с выражением, от которого у Эсмеральды на голове шевелились волосы. — Клод? — повторила она, — Ты говорил, у меня есть время до вечера, чтобы решить, хочу ли я связать с тобой судьбу. Так вот, хочу! И даже вечера ждать не надо. — Все, что в моей личной часовне — принадлежит тебе, — сказал вдруг Фролло. Я уже давно отдал распоряжение и подготовил соответствующее письмо. Делай, что хочешь, с тем, что найдешь там: можешь снова открыть лавку в Реймсе или в Париже… — Ты что, смеешься надо мной? — простонала Эсмеральда, — какой Реймс? Какой Париж? Забудь, что я сказала тогда на мосту про то, что мы долго не протянем! Я еду с тобой хоть на край земли! На лице Фролло промелькнула едва заметная улыбка и тут же погасла. — Я хочу, чтобы ты его вернула, — сказал он, протягивая руку. — Что вернула? — не поняла Эсмеральда, но потом проследила направление его взгляда и чуть не вросла в пол. — Т- ты что, отбираешь у меня кольцо? Ты бросаешь меня? — спросила она еле слышно неожиданно севшим голосом. — Почему, Клод? Из — за того, что считаешь, будто приносишь несчастье? Я же сказала, мне плевать! И что ты будешь делать один, когда все раздашь? Куда ты пойдешь, ку… Внезапно Эсмеральду посетила мысль настолько ужасная, что у нее перед глазами запрыгали белесые точки. — Боже мой, — прошептала она, — что ты хочешь с собой сделать? Видимо, по ее побелевшему лицу Фролло догадался, о чем она подумала. — Ох, нет, — он было шагнул к ней, но остановился, — я не планирую падать с крыш или скатываться с лестниц, — он покосился на поэта, — как тебе такое только в голову пришло? Я же обещал! — А что тогда? И зачем тебе кольцо? Епископ набрал в грудь воздуха, как ныряльщик перед прыжком в воду и выдохнул: — Я собираюсь стать послушником в Бенедиктинском монастыре в Клюни. Он далеко от Парижа, я много лет переписывался с их аббатом, но в лицо меня он не знает. Зато знаком с моим почерком. Я смогу выдать себя за кого угодно, если представлю письмо от Епископа Парижского. Что до кольца… я просто хочу помнить, чего лишился по собственной вине, оно будет моей эпитимьей, а ты без него быстрее меня забудешь. Эсмеральда решила, что у нее какая — то болезнь слуха, которой она заразилась от Квазимодо, настолько абсурдной показалась ей речь Фролло. Кажется, остальные были огорошены не меньше: звонарь вытаращил единственный глаз, у Гренгуара отпала челюсть, Жеан захлебнулся водой и закашлялся. — Зачеееееем?!!! * Никто из них этого не видел, но посетители таверны на первом этаже позже рассказывали, что в один прекрасный момент из — за женского вопля наверху у них оторвалась и грохнулась на пол здоровенная деревянная люстра. К счастью, никого не пришибло, хотя многие попросили по лишней бутылке вина в качестве компенсации морального ущерба. Врут, конечно, у Эсмеральды все — таки не было разрушительного вокального дара. А вот от того, что загремело после, вполне могло рухнуть пол кабака, потому что у Фролло — то дар был, и его пропажу никто толком не доказал. Дело с том, что следующие несколько минут епископ почти в полную силу своих легких орал объяснения, начиная с уже много раз слышанного Эсмеральдой «я приношу лишь несчастья» и «я опасен для вас» до «я едва не убил собственного брата, потому что этот идиот испортил наш план и лишил меня всего»(!!!) Вот на последней фразе Жеан снова подавился водой, причем так «удачно», что заплевал шевелюру Гренгуара, который наклонился, чтобы забрать у него кружку. — Позвольте — ка! — рявкнул младший Фролло, прочихавшись, — никаких планов я не рушил, Бюжо меня случайно заметил! И он думает, что Клод мой троюродный кузен, а не родной брат, потому что я же не дурак все ему выкладывать — замучает потом просьбами о протекции, еще и плати за него! Я ему скормил слезную байку про своего тезку — Жоаннеса, любимого младшего брата епископа, которому тот собирался оставить целое состояние и земли, обделив нелюбимого кузена! Так что ничего не мешает вам, братец, продолжать играть меня! Вот тут наступила настоящая тишина. Полная и абсолютная. И почти бесконечная. Хотя, находилась она, скорее, не вокруг, а прямо в головах нашей парочки из — за шума и звона в ушах у обоих. В результате Эсмеральда упала на табурет, подставленный Гренгуаром, а Фролло оперся обеими руками о стол и пониже опустил голову. — Почему? — спросил он через какое — то время, когда птички перестали с щебетом летать у него перед носом, — Какого дьявола, ты не сказал этого сразу?!!! — Может быть, потому что вы изволили меня душить, дорогой брат? — съязвил Жеан, — а потом не дали даже рта раскрыть, так спешили от своих богатств избавиться? К тому же, мне показалось, что вам нравится образ мученика. Эй! — добавил он с испугом, заметив, что Фролло сделал движение в его сторону, — я вооружен! — и он выставил перед собой кувшин с вином на манер щита. — Боже, какой же идиот! — внезапно улыбнулся экс-епископ, чем по-настоящему напугал брата, который, кажется, считал его чем-то средним между гаргульей и химерой. А потом напугал еще больше и чуть не получил кувшином по лбу, когда, в мгновение ока оказавшись рядом, вдруг поднял довольно грузного Жеана на ноги и крепко его обнял. Неразлучная парочка друзей, зажала себе рты и попыталась хотя бы откровенно не хихикать, глядя на обалдевшую, с выпученными глазами физиономию младшего Фролло, которая маячила над плечом старшего, в то время, как его рука беспорядочно размахивала винным кувшином в воздухе. Эсмеральда вообще была вынуждена отвернуться, чтобы не завизжать при виде этой благостной картины: она подозревала, что Жеан либо не помнит, либо никогда и не знал братских объятий. Но на этом чудеса не закончились: не выпуская брата, Фролло сгреб своими длинными руками и всех остальных так, что соштабники оказались притиснуты друг к другу и к епископу. Кто — то в этой куче так расчувствовался, что начал всхлипывать, кто — то шепотом задал резонный вопрос: «то есть, вы устроили эту драму с уходом в монастырь, не разобравшись? Какой интересный поворот сюжета!» и чувствительно получил от соседа под ребра, кто — то с такой силой в ответ ущипнул Квазимодо за руку, что у того образовался синяк, ну и так далее. Когда спустя довольно долгое время этот «комок сентиментальности», как позже окрестил групповые объятия Жеан, наконец распался, в середине оказался другой, поменьше, состоявший, собственно, из двоих, настолько крепко сплетенный, что покраснел даже Гренгуар. — И что мы стоим? — на мгновение оторвавшись от губ Эсмеральды, осведомился Фролло, — нужно выяснить распорядок дня Королевского нотариуса, который завтра зачитывает мое завещание Капитулу. Ну — ка за работу! Еще мгновение, и счастливых соштабников сдуло ветром.