Миниатюры по Кланнаду

— Снег. — сказала Кё, открыв дверь машины и поставив ноги в коричневых сапогах на немного испорченную грязью белизну. — Опять снег. — Уже которую неделю, сестрёнка. — сказала ей с противоположной стороны Рё, вынимая ключи зажигания и захлопывая дверь. — Пойдём, нас уже ждут. — Я не хочу идти, Рё. — ответила та. — Просто не хочу. — Нам надо. Давай, Кё, побыстрее, а то наметёт в салон. Длинноволосая девушка вздохнула и наконец выбралась наружу, аккуратно прикрыв дверь и прихватив с собой разноцветный букет — такой же держала и Рё. Ещё несколько машин стояло рядом и за рулём некоторых сидели люди, однако никто из них не стал даже выглядывать. Обе девушки медленно побрели к назначенному месту, укрываясь массивными капюшонами одинаковых серых курток от метели, благо хоть та началась совсем недавно и ещё не успела превратить каменную дорожку в непроходимое снежное болото. У точки сбора их уже ждало четверо, все с цветами в руках. Никто не говорил ничего кроме приветствий, после которых шесть пар глаз одновременно посмотрели на массивный камень, возвышающийся над снежным холмиком. Камень, на котором вязью иероглифов тускнели три имени. После недолгого молчания одна из собравшихся выступила вперёд и откинула капюшон, хотя продолжающаяся метель мигом накинулась на её светло-каштановые волосы. — Томоя Оказаки, Нагиса Оказаки, Усио Оказаки. — мягко сказала она камню. — Я не удостоилась чести знать вас так близко, как остальные собравшиеся здесь. Тем не менее мы провели немало хороших часов вместе, и вы даже сумели помочь мне с моими проблемами. Как и всем нам. И когда мы, все присутствующие тут, собирались вместе, то в итоге поняли, что все были влюблены в вас, Томоя. В разное время, с разной силой, и кто-то, возможно, даже сейчас… но влюблены. Я не могу сказать про себя, что это было сильным чувством, но вы напоминали мне брата, готового пострадать самому для спасения тех, кем он дорожил. Но уже тогда вы и Нагиса были вместе, и я не чувствовала себя настолько влюблённой и настолько эгоистичной, чтобы вмешиваться в это. Но даже так… мне очень больно от того, что вы больше не здесь. — невозможно было понять, плачет она или это тает осевший снег. — И очень больно от того, что не смогла ничего сделать для того, чтобы помешать этому. Теперь единственное, что могу — ухаживать за вашей могилой и надеяться, что хоть так вам будет лучше. Она вновь натянула капюшон и отступила, предоставляя слово среброволосой девушке, которая свою длинную причёску не постеснялась высвободить всю, абсолютно не обращая внимания на то, как та развевается на ветру. — Прости меня, Нагиса. — сказала девушка, поклонившись. — Я должна была больше общаться с тобой в выпускной год, больше помогать, больше заботиться. Прости, Томоя, что не помогла твоей жене и вместо этого нацелилась на себя, старалась обустроить свою жизнь, даже прекратила общение со всеми вами после выпуска, потому что думала, что больше не нуждаемся друг в друге… Но теперь оказалось, что у меня не получается нормально жить, когда вас нет. — Она опустила свой букет, и, как по сигналу, все остальные сделали то же самое. — И Томоя… мне кажется, у нас всё могло бы получиться, но я просто не смогла… просто не смогла в ответ на твою доброту указывать, с кем именно ты должен быть… решила не попадаться на глаза и не видеть тебя, дабы закрепить… не надо было это делать… А вот сейчас это точно были слёзы. Девушка, всхлипнув, отошла от камня и не стала накидывать капюшон, даже когда волосы начали бить её по щеке. Рё стянула шапку и встала на место, где были другие девушки — точно так же поклонившись. — Томоя, прости, но не могу сказать, что пронесла любовь к тебе сквозь все эти года. — тихо начала она. — Я встретила другого, и люблю его. У нас всё хорошо, даже когда происходит что-то плохое. Но… ты был первым. Первым, кто заставил трепетать моё сердце. Первым, с которым действительно поняла, что такое любовь. Я пыталась привлечь твоё внимание, и сейчас мне кажется, что ты понимал это… и поэтому не ответил. Ну серьёзно, думать, что пары совместных обедов будет достаточно для того, чтобы завлечь парня. — она даже рискнула улыбнуться, но затем опустила голову и тяжело вздохнула. — И мне было очень хорошо с тобой, Нагиса, я словно видела родственную душу, с которой можно обсудить даже то, что сестре не доверишь… и я никогда не прощу себе, что так и не смогла увидеть вашу дочь, увидеть Усио… — она вздохнула ещё раз. — Спите спокойно. Она уступила место девушке, закутанной в куртку так, что казалось, будто снаружи торчат лишь два слегка тусклых глаза. Для того, чтобы заговорить, ей пришлось оттягивать воротник. — Фуко… — начала она и тут же замотала головой. — То есть… я… я очень любила тебя, Усио. Ты самая милая из всех людей… да нет, вообще из всех! И когда тебя не стало… я… я не могла поверить, что такое возможно, и до сих пор не верю. — Она поёжилась. — Усио… я хочу стать той, кто будет пытаться спасать таких, как ты, не позволять им уходить… только я не знаю, кем надо быть и как им стать, и кажется, будто я упустила шанс сделать это… но я всё равно сделаю! — даже в варежках она сжала кулаки. — Томоя, Нагиса… я чувствую, что должна сказать вам спасибо, не только за Усио, но и за что-то ещё… только не понимаю, за что, но… спасибо вам. — она заплакала и отошла от памятника. Остались двое — и какое-то время они молчали, словно мысленно переговариваясь, кому идти. А затем Кё шагнула к камню, покачнулась — и рухнула перед ним на колени. — Простите меня. — зашептала она. — Прости, Нагиса, я всё ещё люблю его. Прости, Усио, я ничем не смогла тебе помочь. Прости, Томоя, я не пришла помогать тебе. Я не знала, имею ли право заменять жену и мать… и примете ли вы меня… такая трусиха, такая трусиха… ведь если бы решилась, то этого не произошло бы… вывернулась бы, но не допустила… простите меня, простите меня… — она зарыдала так громко, что Рё села рядом с ней, обняла, с усилием подняла и отвела в сторону. Осталась последняя, черноволосая девушка — и она тоже опустилась на колени, но аккуратнее и без рыданий. — Томоя-кун, Нагиса-тян, Усио-тян. — ласково сказала она. — Спите спокойно, потому что я буду работать за вас. Не буду есть, не буду спать, не буду отдыхать, но сумею сделать то, что начали родители. Сумею найти проход в параллельный мир. И когда я сделаю это, то найду мир, где вы живы, и уйду туда. Я договорюсь сама с собой из того мира, это не так уж и сложно — но уйду, даже если мне исполнится сто лет. Потому что я не хочу и не буду жить в мире, где все, кого люблю, умерли. Так что спите — и ждите меня. Я обязательно приду к вам. Остальные посмотрели на неё с некоторым удивлением и даже страхом, но выпрямившуюся девушку это нисколько не взволновало. Начавшая первой Юкинэ вновь вышла вперёд и обратилась к камню: — Мы все любим вас, Оказаки. Вы изменили нашу жизнь к лучшему так, что теперь мы меняем к лучшему жизни других. Вы прожили слишком мало, но прожили не зря. Так что отдыхайте и да упокоятся ваши души. С кладбища все расходились поодиночке, только Рё тащила на себе сестру. Никто не сказал друг другу ни слова и даже не условился о следующей встрече. Очень скоро даже шум машин утих, оставив лишь букеты, посыпающий их снег да три имени на побелевшем камне.