Котенок

«Ты используешь тинт?», хочет спросить Роун, с трудом отрывая взгляд от раскрасневшихся распахнутых губ Хвиена. Губы у него аккуратные, красивые, а еще — мягкие и нежные, как подушечки лап котенка, и Хвиен сам в принципе как маленький шаловливый котенок, которого хочется взять на ручки и почесать за ушком. Не каждый рискнет, конечно, у Хвиена характер порой не сахар, уважение к старшим он не практикует, а еще ужасно мило смущается и стыдится этого собственного смущения. Роун все равно зовет его котенком. Малышом. Малышом котенком с собранными в хвост длинными чуть вьющимися волосами, россыпью нелепых веснушек на носу, — «и это в середине осени, малыш?», — с все еще пухлыми детскими щечками и смешливой улыбкой, которая словно говорит «я все знаю, хен», пока сам Хвиен не знает ровным счетом ничего. Не знает, проводит языком по своим алым губам, слизывает специи (и это несмотря на его «хен, ты же знаешь, я не ем такой острый»). В нем природного кокетства чуть больше, чем в любой однокурснице Роуна, и лишь мысли «он ведь малыш совсем» помогают держать себя в руках и не сходить по нему с ума. Поэтому Роун не ищет встреч, но их ищет Хвиен, по дороге в школу якобы случайно попадаясь на пути, а потом провожая до метро. Он не навязчивый, но иногда не может вовремя остановиться, и Роуну приходится все списывать на переходный возраст, пока котеночек делает жалобные глаза и просит на выходных погулять. Холодный ветер с окна задувает под укороченные брюки со стрелками; календарная осень по ощущениям походит на зиму, заставляя кутаться в шарфы и прятать руки в карманах от укусов утренних стеклянных заморозков. Хвиен, правда, со свойственной его ровесникам глупостью, до сих пор носит рваные на коленях джинсы и легкую горчичную парку нараспашку, демонстрируя вязанный бордовый джемпер с белыми полосами по воротнику и запястьям. Просьбы Роуна одеваться по погоде он игнорирует или не видит в них нужды, а может, иногда задумывается Роун, просто надевает первую попавшуюся под руку вещь прежде чем убежать из дома. Чихнув, Хвиен кладет руки на стаканчик с остывающим кофе, словно надеясь согреть их. — Выглядишь правда замерзшим, — качает Роун головой. Хвиен пытается привычным жестом убрать прядь волос за ухо, точно забыв, что сегодня собрал их в хвост. Отвечать не спешит, потягивает кофе, не поднимая от столешницы взгляда, пока Роун расплачивается с официанткой. Потом нужно будет сказать котеночку, чтобы не пытался вернуть деньги — Роуну, как старшему, угощать Хвиена в радость. Иногда еще такое настроение бывает — привести его к себе домой и откормить, потому что у Хвиена ужасно тонкие запястья и щиколотки, живот плоский, а ребра и позвонки немного выступающие. Хвиен своей худобы стесняется, прячет ее за мешковатыми вещами, но, по факту, выглядит в них еще более хрупким и безобидным, правда котенок ведь. И дрожит как котенок, когда очередной порыв ветра врывается в кафе сквозь кем-то открытую дверь и ледяными пальцами касается голой шеи. — Это не потому, что я оделся легко, — поджимает губы. — Просто погода резко изменилась. Роун кивает, а про себя подмечает, что с утра все-таки немного потеплело, как и передавали синоптики, просто Хвиен ни за что не признает свою ошибку. Упрямый. Смартфон издает короткую трель, Роун бросает мимолетный взгляд — звонит Чеюн, однокурсник, наверное, уже заждался, но Роуну правда не хочется ему отвечать и тем более сейчас бросать здесь Хвиена одного, когда до его школы несколько станций, а до дома и того больше. «Он уже не маленький», напоминает себе, но как-то без должной веры — Хвиен малыш, этим все сказано, его нужно без конца оберегать, чтобы потом не заклеивать пластырями синяки и раны, выслушивая неправдоподобные истории о постоянных падениях и крутых ступенях лестниц. Роун порой так и порывается сказать «малыш, во всем Сеуле лестниц столько нет», но он сдерживается и делает вид, что верит во все это, даже сочувствует и просит внимательнее смотреть под ноги. У Хвиена тогда взгляд затравленным становится, как у зажатого в угол, но все равно котеночек натянуто улыбается и дает бесполезные обещания. Он вообще часто говорит то, что не надо, вот как сейчас его: — Прости, — и что-то вроде всхлипа. — Я не должен тебя тут задерживать. А Роуну правда его хочется по волосам потрепать, прижать себе и сказать, что все нормально, ему и самому тут в радость задерживаться, пары по утрам скучные, а Чеюн на них отсыпается. Но Хвиен не поверит. Может, сделает вид, но тогда Роун начнет задаваться вопросом, кто еще из них на актерском учится. У котеночка играть выходит как-то получше, но это не вызывает должной гордости, потому что Роуну хочется искренности и правды, а Хвиен прячется в полях лжи и редко выказывает истинные чувства. Он искренен, когда целует или обнимает, но увиливает, если говорит. Его невозможно перевоспитать. — Малыш, — касается Роун своей рукой его, чуть поглаживает, пытается выглядеть спокойным и нежным, каким должен быть заботливый хен. — Я ненавижу историю, а она первой парой. На самом деле ему хочется сказать что-то вроде «правда думаешь, что я брошу тебя» или соврать «да у нас выходной сегодня, а Чеюн просто так звонит» или еще что-то в этом роде, ему просто трудно признаться «я не могу оставить тебя в таком состоянии, хоть ты и делаешь вид, что все хорошо». Возможно, из него отвратительный хен. Возможно, иногда котеночек его все же в чем-то убеждает. Но он слишком беззащитный, когда распускает волосы, чтобы перевязать хвост, когда зажимает розовую заколку меж губ — уже не таких ярко-алых, подозрение на тинт рассеивается, — когда опускает взгляд на свои колени, прячется за длинными пушистыми ресницами. Он трогательный. — Ты же говорил, тебе нужны хорошие оценки, — бормочет под нос, взяв заколку в руки и стараясь уложить все торчащие прядки. Сдается, когда Роун забирает заколку, становится позади и сам собирает ему волосы в хвост, пропуская мягкие пряди меж пальцев. Касается ненароком шеи и скул; Хвиен улыбается, но прячет лицо в ладонях, стесняясь расцветающего румянца. — Думаешь, у меня могут быть плохие? Котеночек смеется и не поворачиваясь, пихает его под ребра, слабо, конечно, но Роун притворно охает и просит не убивать своего хёна, он правда полезный, еще пригодится. — Дурак, — фыркает Хвиен, одергивает рукава парки, возвращается к кофе и прячется за стаканчиком. — Просто дурак. — Ага, — поддакивает Роун, касается ладонью колена Хвиена. — Хочешь, погуляем сегодня? Чеюн не перестает звонить, но у Роуна телефон уже на беззвучном, а внезапно солнечная улыбка Хвиена говорит «да» и заставляет забыть об опасениях быть в списке неуспевающих. Счастливый котеночек как-то важнее оценок и конспектов. — Дурак, — повторяет Хвиен, застегивая парку (неужели, думает Роун). — Дурак и малыш, мы стоим друг друга.