Нам нужно расстаться
Идеальный союз подвластен лжи. Поставленная ввысь картина гласит о ярой композиции, нанесенной автором, однако, что в себе хранит чуждый холст? Разве окружающие знают, как в действительности художник досадливо отдаёт себя, оставляя внутри пустоту? В их ничего не подозревающих лицах одно восхищение. И всё. Накатывающая густым снегом боль прорезает насквозь сердце острым кинжалом в ту самую дату, как их долгий союз обрёл неутешительный конец. Он изменил её. Она была другой. Шёлковые волосы опадали локонами к тонкой талии, а кончик носа высокомерно стремился ввысь, демонстрируя без зазрения совести личную самооценку. Очевидно, любовь к себе недостающее чувство каждого человека, однако, в ней это переходило границы разумного. Flashback. Осенние будние дни скрашивают без того угнетенный мир безупречно тёплыми красками листвы, развивающейся по мокрому асфальту в порыве попутного ветра. Носочки лакированных каблуков нервно постукивают, в то время как руки с дрожью цепляются за дорогую сумку. Не способное ни к чему пальто не согревает стройное тело, желающее вместо мешковатых вещей носить обтягивающую юбку и кофту розового принта, беловатый берет, подходящий к костюму, и, конечно же, белые чулки, придающие небывалую уверенность. Неописуемая красота, созданная Богом, влечёт за собой избалованный характер, исправить которой никому прежде не удавалось. Притормозившая резко машина колесами обдирает землю, распыляя витавший песок по сторонам. Снисходящее солнце ослепляет девчачьи глаза полные всеми аспектами гнева, однако она упорно ожидает, пока тот выйдет первым. Строгие черты лица напоминали коим образом изголодавшегося добычей зверя: сжатые до скрипа зубы, холодный испепеляющий ненавистью взгляд и изредка выпирающие скулы. Тэхён спиной опирается о стекло автомобиля и с не выдаваемой усталостью смиряет нахмурившуюся девушку. Всё такая же. — Ты быстрее не мог приехать? Я до смерти замерзла! Ненавижу ждать. Бесит! — цокнув языком о нёбо, Наён напряженно вздыхает, дожидаясь, когда он повелит пригласить в теплый салон. И сейчас её интересует только это. — И зачем ты вообще позвонил? Вразумился уже извиниться передо мной? Оттолкнула. Оттолкнула последний шанс. Тэхён молчаливо подходит к девушке, шурша характерно подошвой. Большой палец огибает прямую линию шеи, останавливаясь на мягких, знакомых вкусом губах. Вызывает простым жестом в ней стадо пролившихся мурашек и алый оттенок на пухлых щеках. Взор в упор отражает необъятное ощущение, а главное испытывающее равнодушие. — Нам нужно расстаться, — спокойно произнесенные слова разжигают в девушке огонь отчаянья. — Думал, присущий эгоизм способна устранить любовь. Ошибался. Наён, ты вовсе не меняешься. Быть может, кому-то такая девушка и нужна, но не мне. Каков смысл отношений, если старается один? — в миллисекунду ощутившая смерть и воскреснувшая заново, однако уже не той. Наён провожает взглядом спину юноши, теряя в душе надежду на жизнь. Смогла забыть абсолютно все детали гнева, ибо некогда проснувшаяся зрелость растеряла половину убеждённости. Скатывающаяся слеза разводит мокрую дорожку, давая смокнуть соленый вкус, а буянящее сердце посылает невнятное послание азбукой Морзе, начерчивая на красном кончике языка отчаянный ответ судьбы. Разбитая в клочья гордость и полная самовлюбленность неспешно упорхают смертью в ад, кидая ничтожное одиночество в свалку… Конец Flashback. — Мама-а! — отдаленный детский крик возмущения электрическим током поражает из тяжелых воспоминаний. Подбегающая девочка в коротких шортиках и майке с пингвином недовольно скалится, держа в руках расческу принцессы. — Папа испортил мне прическу! Наругай его! Перед мокрыми зрачками плёнкой кассеты пролетают злосчастные дни, где счастья без них нет. Переступив через заядлую гордость, Наён с великим трудом смогла преобразить отчуждённый каприз стервы в радушную и умную леди. Благодаря ему. Ради него. — Йа-а, детка, идём веселиться, — на пороге проявляется мужской силуэт, оживляя в ней сладостный трепет: взлохмаченные волосы, помятая пижама и чарующая улыбка. Такой домашний. — Нет! Я обиделась и больше с тобой не дружу! — Рюджин воротит угрюмо носом, скрещивая в знак протеста руки. — Теперь врать маме, что не обнимаешь тетенек, са-ам будешь! Вопросительно поднимаясь, Наён требовательно вздергивает бровью, переваривая истинный смысл сказанного детским голоском. Обратившись в тупик, она совершенно не примечает испарившегося Тэхёна, сумевшего даже не издать и звука. Сквозь пьяную пленку стального характера и самолюбия вы способны утерять что-то важное. И тогда, сидя у пристани, не стоит рассматривать сгусток неспешно передвигающегося облако и неслышно под нос шептать — «Это судьба». Нет. Взгляните в зеркало, ибо отражение подлинно вольно покажет причину.***
Ноты грустной мелодии пробуждают в душе тоску, выплескивая наружу горящие слезы. Они лениво сочатся по щекам, останавливая конечный маршрут на алых устах, позволяя опробовать солоноватый вкус горечи. Спустившийся курок стреляет словами больнее проржавевшей пули, отнюдь не причинившей столь морального износа души. Отчаянье бездонной истории в потере любимого среди туннеля невзгод и обрыва дороги вселяет в неё воистину жестокие ощущения мира. Сквозь призму автомобильного окна промелькивают пешим ходом люди, и тут она в действительности подмечают насколько различны их походки. Позади оставшиеся здания, неоновые вывески, зазывающие к себе внешней данностью, невысокие деревья, изредка пошатывающиеся по зову свиста вихря, внушают одинокую безнадежность. Навсегда впечатавшийся ментоловый аромат, в сердце стал неким запретным наркотиком, который хочется безотказно вдыхать. Свободная толстовка черного цвета придает его лицу пуще прежней серьёзности и агрессии, а джинсовые брюки, порванные на коленях, обтягивают накаченные ноги. Не обращать внимание на хныкающее создание тяжело, однако он упорно игнорирует. Небольшая видимость кипящего тротуара утрачивается за ослепляющим просветом фар, максимально прорезая всякое обоснование ситуации. В долю смертельной секунды, едва не превративший заколдованное пение в настоящий удел, он думает о двух самых дорогих ему людях. Резко потянувшись за висевшими ремнём жены, в унисон проворачивает руль от минующего столкновения и с протяжным скрипом останавливается у края обочины. — Вот же сука, — сердитое шипение блокирует здравый разум. Норовит выйти и нанести несколько благодарственных приветствий, как теплая рука девушки хватается за край ткани, удерживая подобно маленькому ребенку. Её непринуждённо умоляющий взгляд постепенно гасит в парне дьявольский порыв. Ни у кого прежде не удавалось остановить его храбрость, будто в облике таится скрытая принцесса, выглядывающая из высотного балкона и имеющая секретный код. Чистый лист книги красными чернилами постыдно заполняется неловкими эпизодами дотошно влюбленной пары, не отлипающей друг от друга ни едиными физическими теоремами кропотливо работающих учёных. Мирное место подземной парковки одной тусклой ночью заполнилось сладострастными стонами. Пелена похоти оковало измокшие тела, заполняя пространство духотой секса. Помнится, худые ножки, ранее обмазанные клубничным кремом, манили родным блеском, увёртливый язычок проходился по пухлой нижней губе, облизывая детский бальзам, а легкое голубоватое платье назло просвечивало её ничто, не прикрывающий лифчик. В огненных очах юноши всплывала сонная девушка, соски которой неприлично затвердевали за белой футболкой, огибающей линию груди. Ощущая всем телом поступающий жар, Чонгук приоткрыл окно машины, дабы остудить пыл, да вот подол ткани по лику ветра поднялся ввысь, распахивая обзор на ужасно неудобные кружевные трусы. И он это видел. Тогда впервые он основательно восполнил желание отшлепать ту, что специально игралась с ним, дергая за стальные, казалось бы, нервы, ведь у этой скромняги, позже вернувшийся домой, оказалась сменная одежда. Мэйли бы не прочь повторить обилие любви в неудобном месте, сумасшедших позах, причмокивающих звуках и испорченном кожаном салоне, хоть и услыхать чарующее возбуждение удалось многим. — Хочу кукурузики! — яркая вывеска меню взбудораживала желудок беременной. Теребя рукав толстовки мужа, Мэйли клянчила то и дело всевозможные комбинации, начиная с попкорна в шоколаде и заканчивая крабовыми палочками со сгущенным молоком. — Перестань вести себя так, словно дома голодаешь. К тому же, я предлагал тебе заранее сходить в чёртов ресторан, — не глядя на девушку, раздраженно шипит Чонгук, не переставая удивляться списку на мониторе. Скованный мальчик, стоящий около кассы сдирает с губ ороговевшую кожу, внимательно следя за назревающей ссорой. — Давай уже выбирай что-то одно. Грубый голос сумел задеть болевую точку зародившейся обиды и негодования. Молчаливо надутые губы никак не влияли на его снисхождения, потому Мэйли в ступоре глядела на выступающие змейкой венки на мужских руках, постепенно перемещая взор с черной карты на владельца. — Ничего я не хочу, — выплюнув отстранённый ответ, она лениво развернулась и поплелась к стойке с продажей билетов, не желая всем сердцем ждать без того взбешенного мужа. Робкий мальчишка боязливо поправляет эмблему на рабочей кепке, не решаясь вымолвить и слово о задерживающейся очереди. Испытывающий взгляд Чона поражал удаляющуюся из виду фигуру… Симпатичный заяц с навостренным ушком и синеватым костюмом у стойки с билетами протягивал отмахивающимся озлобленно людям рекламные листовки. Постукивая нервно ногой, Мэйли завороженно кусает внутреннюю поверхность щеки, успокаиваясь попавшейся картиной. Пожимая смущенно плечами, она неуверенной походкой шагает в сторону, пытаясь совершить обдуманное. Блуждая в сумбурных мыслях, та опасливо ойкает от чьей-то цепкой хватки. — Куда? Я не разрешал, — Чонгук требовательно притягивает шаловливую девушку к себе за висевший капюшон, всучивая изголодавшейся по звукам живота попкорн с соком. — Отстань, я зайца обнять хочу, — неприметно улыбнувшись от мерцающей заботы, Мэйли сглатывает накопившуюся слюну, все же хмуро высовывая язык и таки придерживаясь статусу обиженной. — Нет, — правой рукой обнимая за шею, Чон зарывается пальцами в густые волосы и принюхивается к запаху лаванды. Вплотную прижимает мурчащее в недовольстве создание, продвигаясь к стойке с билетами. Признаться, нет ничего сложнее выбора просмотра фильма, когда разнящиеся желания и вкусы противостоят друг другу в сильной борьбе, кроме момента, где сама суть не важна, считая во внимании лишь насильственно вырванное последнее место для воздушных французских поцелуев, размазанной помады и дразнящих прикосновений. — Блять, нет! Мелодраму дома посмотришь, — измученно потирая переносицу, Чонгук откидывает голову назад. Поднимающийся вверх кадык тут же опускается. Постоянно пререкающаяся девушка под невинным обликом надеется переманить мужа на свою сторону, да вот безуспешные попытки извинчиваются ссорой и очередными огорчениями. Пустующий зал кинотеатра потихоньку заполнялся аудиторией. На фоне болтливых обсуждений и хохота играет порядком докучающая реклама в длину десяти минут. Престижный капельдинер поправляет бабочку, тщательно разглядывая мелко написанное на бумажных билетах и сохраняя в памяти внешнее обличие людей. Равнодушно присев на красное бархатное кресло, Мэйли отворачивается боком, укладывая на ноги коробку с попкорном. — Хватит дуться, малыш, — обжигая кожу жарким дыханием, Чонгук подёргивает светлые локоны, умело пришептывая успокаивающие слова и кусая мочку уха. — Я тебя люблю. — Ты врёшь, негодяй, — нежная ласка прикосновений пробуждает женское тело огибаться извилистой змейкой в ликующей усмешке. Он целует горячую шею, оставляя незаметный укус пунцового оттенка, и пальцами проводит по позвоночнику, неторопливо прикладывая руку на явно изменившийся в размерах живот, который безусловно виден даже сквозь его широкую футболку. Не вытерпев непосильно страстное испытания, Мэйли все же обнимает Гука, периодично засовывая в рот соленую сладость и с заядлым интересом разглядывая то подростковые группы, то скучно смотревших в даль людей или же на обворожительную пару пожилых людей, что порядком способно ошеломлять. Поступающий к горлу рвотный позыв от запаха пота и чьих-то прогнивших носков неутешительно обдает лицо жаром. Глотки приторного сока оставляют во рту неприятный колкий осадок, отчего она решает выйти в фойе, прикупая холодной воды и вдобавок вдыхая более ли менее свежий воздух. Возвратившись обратно, замечает погасившийся свет, губительную темноту которого спасает режущее свечение экрана. Вопросительно застыв на месте, Мэйли устало опирается о стену, надеясь вспомнить ряд расположения. С прищуром выискивает улизнувшего мигом капельдинера и следом досадливо цокает в пустом разочаровании. Почесывая затылок, все же примечает знакомую макушку мужа и извиняясь шмыгает сквозь стиснутых людей. Из-за мрачных сумрак, девушка совершенно ничего не видит, будто тотчас карие зрачки обдаёт пугающая слепота. Капли пота с щекоткой текут по лбу, ведь сковывающая неловкость сжимает до судорог. Близкий контакт с людьми, не желающими даже продвинуться, пристыжает её душу до плача, представляя мысленно, как они пялятся на её пятую точку. Тревожно сомкнув зубы, Мэйли внезапно спотыкается о толстые ноги мужчины. Не удерживая равновесия с писком падает на его колени, ощущая на талии мерзкие ручонки. — Девушка, вы мне мешаете! — плюет с закоренелым рыком, отталкивая её в сторону. В душе грустно покалывает вилами из-за пренебрежительного отношения, словно паскудно отталкивают недавно родившегося котёнка в мусорный бак. Не смея ответить, зачем-то извиняется и со слезами усаживается на кресло, импульсивно сжимая пластиковую бутылку. «Определение настоящего счастья постигает в ином мире нечасто. Терпкий бокал вина в пасмурное утро радовать не может, как и три молодых учёных, пытающихся разыскать разгадку потерянной Беллы…»— здания эпизодом сменяются на страхом впитавшуюся лабораторию. Взрослый юноша, пытающийся склеить разбитый леденец получает смачный подзатыльник за чрезмерно глупость содеянного. — Ой, а ты был прав, фильм завлекательный, — меняясь в настроении, Мэйли удобнее наклоняет голову, кладя на плечо рядом сидящего. Кушая попкорн, со всеми хохочет, моментами комментируя сцены неразговорчивому мужу. Морские волны одеялом накатывали на берег, смывая безжалостно надпись на песке. Влюбленная пара признавалась друг другу в вечных клятвах, крепко придерживая начертанное письмо. Эстетичные краски плёнки придавали драгоценную романтику, потому девушка, не задумываясь, обняла Чонгука. Но то был неведомый сердцу аромат. — К-кто вы? — резко отпрыгнув, она огляделась, как незнакомый юноша притянул её вновь. — Не притворяйся, знаю понравился тебе, — на нем была, на удивление, та же чёрная толстовка только с английской надписью. Черты лица неизвестного под заворожёнными потёмками не были приметны. Мэйли испуганно отскакивает, незнаючи вздыхая. Напрочь покидает зал, жалея, что не прихватила тогда телефон. — А ты милашка, — за спиной раздается хриплый голос того юноши: черные волосы, пухлые губы, курносый нос и приметная родинка на лбу. Другой. — Простите, я обозналась, — он стремительно приближался, не отрывая затуманенного взора, пока Ли кусала нервно губу поглаживая показательно живот. Его мордашка не отражала плохих помыслов, наоборот дружелюбная атмосфера понемногу обнадеживала. — Чон Мэйли, где твою неугомонную жопу носило?! — разъярённый Чонгук грозно швырнул скомканную пачку, прицеливая недовольный взгляд на рядом стоящем парне. — Это кто? — Гукки, а он уже уходит, — виновато оскалившись, девушка истерически хихикает, подбегая к подступающему мужу. — Я п-перепутала места и… Села к нему. — Что встал? Тебе дорогу показать? — презрительно фыркнул Чон, сводя сурово брови и засовывая сплетенные пальцы в карман. — Скажи мне, пожалуйста, что с тобой не так? Очередные приключения, я заебался. Честное слово, я приставлю рядом охрану. — Ну, я случайно, — опустив растерянно голову, она выпучила нижнюю губу, решая тихо утаить произошедшую пяти минутами ранее сцену… «Оглядываясь в прошлое, вы понимаете насколько подвластна жизнь положительным и отрицательным краскам. Чистый холст поначалу будоражит автора, ибо самое начало важнее некуда. Отнюдь присутствующее волнение под легкими движениями клавиш заводит в путаницу, но вдохновляет тонкую кисть. Палитра чувств скапливается на картине, рисуя в его жизни новую историю, которую вспоминать будет с улыбкой».***
«Место вечной любви»
Порой незаменимые будни поистине имеют силу устрашать потоком белой проливной райской известью. Светодиодная лента обвивает барную стойку, освещая ныне родное помещение теплотой софитов. Подушечки пальцев безудержно постукивают по деревянной поверхности стола, в тот момент, как карие очи всевозможно пытаются взыскать малейшую допущенную ошибку. — Ты чего хмурая, — поглаживая округлившийся живот беременной, Чонгук разглядывает сосредоточенный взор жены, несомненно не оповещающий о добром: между сведенными бровями едва заметная складка, уголки губ слегка опущены, а правая ножка сердито дергается. — Мне не нравится, как мужчина хлюпает чай. Разве нельзя тихо пить? Нет, он специально его высасывает. Ушные перепонки скоро лопнут. Я молчу о том, как он громко глотает пищу. И почему он не вынимает ложку из кружки? Посетители не должны бесить хозяйку! — подавленное настроение девушки временами сменялось стойким спокойствием. Прожигая взором неповинную персону за седьмым столиком, она прокусывала тревожно зубами внутреннюю часть щеки и мысленно посылала к выходу из своего собственного заведения. Тот прелестный лунный вечер был по-иному холоден. Густой туман закрывал горизонты, мелкий дождь с приятным шумом капал по лицу, соскальзывая к мягким губам, а камни шелково блистали под свечением золото. Flashback В неискренней улыбке при виде бесчисленных витамин, таблеток ничего хорошего нет. На ровных листах больничной карточке остался размытый след её слёз. Хочет забыть мгновение, когда услышала неутешительный вздох взрослого врача, его откинутые в толстой оправе очки и затупившийся в никуда взгляд. Хочет забыть. Никогда не помнить. В ту секунду он причинил ей слишком много душевной боли, хоть и не мог по-настоящему догадываться. — У вас могут быть риски потери плода. Он с отрадным утешением пытался уверять о частом диагнозе у беременных и успешном исходе, но её сердце замерзло. Поддалось искусительному страданию. Прочтенные вслух молитвы будто не были услышаны. Будто посланное наказание удостаивалось её скромной и простой личности. Прокручивая в голове эпизоды жизни, Мэйли вспоминала дни, где могла оплошать, обидеть и пойти ее начертанной свыше дорогой. Ведь стать счастливой не столь высокая мечта. Почему же насколько тяжёлая, долгая и недосягаемая? — Девочка моя, ты всё ещё грустишь, — располагающий голос позволял ощутить всем духом теплоту и надёжность. В горле Мэй оставался неприятный осадок, вызывающий лёгкими поглаживаниями рук свекрови. Родными. — Почему именно со мной случаются такие вещи? Я же ничего зазорного не делаю и много не желаю. — Цепочка жизни устроена по-иному. У одних судьба подобна сладкому меду, у других безобразна грязна и черна. Многие забывают, что данную тебе проблему нужно ощущать всем сердцем. Имена она тебя делает сильнее. Именно благодаря этой проблеме ты станешь выше тех, что, причмокивая, высасывали во рту тягучую сладость. Самый большой грех, который ты можешь совершить, — гневаться на изъян, дилемму. Ибо выше сказанное останется тяжёлым воспоминанием в счастливом будущем. Ежели хочется действительно познать радость этой жизни, необходимо познать каждую глубину лавины. Без этого человек опустошается и теряет истинность значения улыбки. Тайна замысловатого не столь мудрена паутиной, если успокоиться и начать идти, изучая целый мир, где подсказки на каждом углу, — серьёзно произнесла госпожа Чон, слегка похлопывая по коленке девушки через одеяло. В невыносимо трудные мгновения, не взирая на ранее произошедшие недомолвки, женщина отчётливо слышала громкий шепот невесты и всегда знала какие необходимо преподнести слова поддержки. Они не лживы. А пройденные её. — Я была там и причин для уныния не имеются. Поверь мне. — Просто иногда всё настолько нагнетает, что уже и не видишь ничего положительного, — сминая край футболки, Мэйли невесело хмыкнула, стесняясь смотреть в глаза свекрови. — Спасибо, ваши словами очень многое значат для меня. — Собственно, чего я пришла, Чонгук ужинает. Сказал, чтобы ты одевалась и спускалась. У него есть для тебя особенный сюрприз, — как-то загадочно поведала госпожа Чон, приподнимаясь с кровати. — Он приехал и не предупредил? — обиженно почесав затылок, Мэй настороженно смотрела в сторону закрывшейся двери. Окутавший мрак неосознанно вселял в душу необъяснимый страх. Щебечущие птицы издавали ночные выступления и среди неопознанной стаи, прячущихся за деревьями, слышны агрессивные ноты. Их песни сложны, но часом увлекательны человеческому слуху. Мэйли боготворит природу недрами красоты. В осенние и летние периоды ей по-особенному импонирует просиживаться то у балкона, то на лестничной площадке, или же даже в беседке, умиротворённо слушая дивный зов и шелестение листьев. В последнее время жар солнца больше угнетает головными болями и каждодневной тошнотой, поэтому она старается отлеживаться в тени. Приметив на небе две безымянные для неё звезды, Мэй невообразимо улыбнулась. Они ослепительно ярко сияли, воссоздавая целую вселенную любви, и, пожалуй, ничто не способно их разлучить среди рассыпанных градом созвездий. Вместе они сильнее других. Чонгук и Мэйли. Он смотрел на неё долго. Как фотографировала небо, как глупо хихикала, как разговаривала сама с собой. И всё то время, он неимоверно поражался насколько девушка стала краше, насколько беременность украсила её, что отвести взгляда было безусловно сложно. — Я и забыл, как ты умеешь улыбаться, — искренне прошептал Чон, поглаживая миловато круглый живот и целуя мягкие губы вишнёвого вкуса. — Только не плачь, пожалуйста. У меня аллергия на слёзы. — Дурак! — стукая его по плечу, девушка шмыгает носом, засовывая за спину пушистую подушку. — Ладно, пингвинёнок Пороро, надевай, — протянув чёрную маску для глаз, Чонгук заводит машину и плавно движется к воротам. — Зачем? Я не хочу, — вопросительно хмыкнув, Мэй пожимает плечами, прокручивая в руках тканевую вещь для сна. — Так ты не рассказал, какой сюрприз? — Без вопросов, малыш, — игриво ущипнув её за щечку, Гук ухмыльнулся, включая радио. — Делай то, что я тебе говорю. — Приказываешь скорее, король Чон, — пробурчала возмущенно девушка, высовывая показательно язык. — Молодец, осознаешь статус мужа. Остановившаяся машина и подозрительное молчание Чонгука выковыривало в ней чрезмерное волнение. Мэйли предательски бросало в дрожь, пальцы досадливо покалывали и потели в его надежных руках, а тело обвивал судорожный холод. Он гладил её волосы, нашептывал успокаивающие слова, водя в таинственном направлении. — Я хорошо помню день, когда встретил тебя. Сказать честно, ты сумела приманить меня своим забавным характером, детской наивностью и излишней неряшливостью. Надеюсь, данное место будет нашим лучшим воспоминанием и твоей личной отдушиной, — аккуратно натянув на лоб маску, Чонгук чмокнул шею Мэй, с нетерпением ожидая реакции. — Это… — отворив веки, девушка вдруг зажмурилась, поскольку зрачки ослепила знакомая сапфировая вывеска с всё той же малость потухшей буквой. Она помнит первую встречу. И чудесно помнит, как хотела уйти устало домой, но что-то соблазняло сознание зайти в непримечательное заведение около высотной компании. Сердце трепетало от иных чувств. Совершенно непривычных. — Хочешь сказать… — в недопонимании покосившись на мужа, она приоткрыла рот, пытаясь найти уверенный ответ. — С этого момента ты являешься владелицей кафетерия, — Мэйли мигом ринулась в объятия, пока сердце Чона воистину ощущало гордость за кропотливую работу, порой частые срывы на работников, задержку в офисе. — Не всхлипывай, ты чего, дурочка? Он старался лишь ради неё. Ради её безграничного счастья. — Я просто так тебя обожаю. «Холодно льющиеся слова опечатались чернилами в сердце. Они обещали только хорошее. Ты не врал…» Конец Flashback. — Простите, госпожа Мэй, — откашливающаяся официантка устремляет крайне озадаченный взгляд в сторону обнажённой женской коленки. Мягкие поглаживания Чона скорее сводят разум с ума, оставляя в груди осадок добродушной зависти, — там юноша за десятым столиком отказывается платить. Говорит, ему всё тут по наследию достанется. — Я ему по наследию вручу подзатыльник! — догадливо цокнув, она принялась к попытке спустится с крутящегося стула. — Выражайтесь культурнее. Какой пример вы подаёте подчиненным? — придерживая локоть девушки, Чон с недовольством спускает непозволительно задравшийся подол сарафана. — Мистер Чон, давайте вы не будете учить владелицу востребованного заведения, — Мэйли свирепо дергает носом, выпрямляя спину. — И не забудьте заплатить, налоги мне платить приходится. — Ой как вы заговорили, дорогая, — Чонгук хищно проводит кончиком языка по уголкам губ, с бесцеремонным любопытством разглядывая острый вырез просвечивающей рубашки. — Вот так деньги людей меняют. — Прошу не отвлекать, у меня есть важные дела, — Мэйли с отрадной солидностью топает к младшему брату, приветливо здороваясь с посетителями.***
Отмечать в настенном календаре день красным кружком, а после с дивным нетерпением ждать его — абсолютно невыносимо. Перед знаменательным событием не только для Мэй, но и для всей семьи в целом хочется морально подготовиться. И как бы то ни было, расшатанные нервы не поддаются ни одной сто листовой книге, где выделенным шрифтом очерчены нравственные записи, якобы обучающие успокоению и ступенчатым этапам рождения малыша. Тут все, подавно глубже. — Гукки, а кого ты больше хочешь? Девочку или мальчика? — прикладывая голову к его плечу, она с унынием наблюдает в высотную оконную раму и прислушивается к тихому бормотанию мужа. Тот сосредоточенно печатает смутный текст, издавая на безмолвном фоне характерный звук. — Ребёнка хочу, — юноша отвечает без разительной задумчивости, отпивая глоток тошнотворного для под боком сидящей мадам напитка. Порой ему приходится сдерживаться во многом, однако Чон старается относиться со снисходительность, хоть и бывает это затруднительно. — Говори честно! Вот мне без разницы кто будет! — Мэй хмуро сводит брови, неспешно доедая завтрак, рацион которого тщательно обдуман и прописан врачом по совместительству госпожи Чон. — Мне тоже, — его негромкие слова разнеслись эхом в притихшем зале. Большая потолочная люстра приковывала внимания каждого гостя, кто бывал в их особняке. Бриллианты искрились золотом ослепляя глаза. Мэй всегда мнительно обходила её, ибо вселившийся страх о том, что аристократичный предмет обожания в интерьере сумеет пасть прямо над ней. — Нет, тебе так отвечать уже нельзя! — поморщив в обиде нос, девушка вытягивает губы трубочкой, негодуя хладнокровности мужа. — Блять, Мэй, не мешай мне! — вспыльчиво рявкнув, Чонгук потирает виски. Несколько секунд мёртвой тишины угнетают до мужского рыка. Понимает, переборщил и жутко испугал. — Если будет мальчик отдам в бокс, а если будет девочка, папе танцевать на утренниках будет. — Вот родишь себе ребёнка и отдавай куда пожелаешь! Я мальчика и девочку отдам в балет. Я чувствую это будет призвания моего малыша, — пунцовый румянец проявился на миловидных щеках. По-детски кладет руку на живот и мечтательно ухмыляется. — Всё-таки какая ты у меня доверчивая фантазёрка, — Чон смело приближает её лицо, ласково целуя губы. — Жду в машине. Узнать пол ребёнка, которого ты ждёшь так долго и скоропостижно — дело ответственное. Ведь именно с данного этапа начинаются за долгие мечты о покупке красочно розового одеяния девочке, либо мужественно синего одеяния мальчиков. Мэйли сразу сказала, что безусловно не желает печь торт, где при вырезе будет виден цвет, то бишь пол ребёнка. В самом деле, всё это, по правде, нудно и дотошно тягостно. Белые стены тугой верёвкой сжимают низ живота. Запах медикаментов прививают тревожные воспоминания, в туманном кабинете главного врача, где она изнеможённо рыдала. Он рядом. Сжимает её дрожащие руки, будто побывавшие на минусовом морозе. Обманывает саму себя. Но робеет при пустом коридоре. — Проходите, — три стука воспламеняют в её груди буйный гололёд. Светло-коричневые локоны опадают на плечи женщины. Миссис Квин приветливо озаряет нагнетённую атмосферу уютом, приглашая пару к себе. — Ложитесь удобнее на кушетку, Мэй. В смятении жмурит веки, медленно вздыхая. В прострации кусает щеку, как неожиданно ощущает едва заметный шлепок. Чонгук шаловливо подмигивает, сдерживая непоколебимое выражение. Поддаваясь смешку из-за касаний прибора и тягучей жидкости, девушка искренне молит Всевышнего. Надеется только на хорошее. Хоть и досада сжимает дух. — Петля пуповины в порядке, — нежный тон голоса женщины ласкает уши. Стучащее от волнения сердце вот-вот готовится выпрыгнуть из груди, нанося вредные удары ребрам. Не понимает, что ощущает в мимолетное мгновение Чонгук, поскольку ничего не выражающие эмоции поддаются серьезности внешне, но трепанию внутри. Он всё видит. — Грубых патологий не обнаружено, — женщина загадочно улыбается, прослеживая пристальное внимание обоих. — Теперь смотрите особо внимательно. В право части две ноги, — непонимающие переглядываются, но кивают. — В левой части еще две ноги… — В смысле? — Мэйли прищуривается, осмотрительнее вглядываясь в экран монитора. — Поздравляю, у вас два мальчика.***
«В то чудное мгновение он воплотил наш собственный мир. Ключ к разгадке прост. Счастье. Я готова бессознательно умереть, возродиться и снова умереть. Главное, никогда не забыть каждую секунду того волшебного дождливого дня. Истинная цена любви познана благодарностью. Среди тысяч дорог, встречая разлуку, он будет рядом. Всегда. Мысленно, физически. Но рядом. Ведь клялись. Клялись любить вечно…» [Опубликовано: 22:19]
Flashback Неясный гул в соседней комнате не даёт сосредоточиться. Раздражает до визга. Смотря в испачканное минутами ранее зеркало, девушка сжимает до скрежета зубы. Всё не так. Ему не понравится. В раскрытом шкафу нет ничего подходящего. А она решилась. Настойчиво. Раскидывая сердито вещи, Мэй топает ногами и сдерживает плач. Последние встречи с Чоном были обречены на сухое прощание. Он не целовал на прощание. Отдалялся. Постоянно был чем-то занят. Даже объятия были другими. Чёрствыми. В душе девушки невольно поселилась тревога. Что-то не так. Перебирая варианты, она то и дело склонялась к расставанию. К больному расставанию. Но Чонгук рассеял все сомнения. Сорвавшись, накричал. Тогда он сказал, что не может выдержать. Будто специально его выводит, всё не подозревавшая Мэй, своими облегающими юбками, зазывающими поцелуями или провоцирующими шортиками при просмотре фильма. Помнится, тогда дышать парню было крайне сложно. Смотрел на экран, а сути не улавливал, как бы не хотелось. Желание сорвать с неё кромку футболки с лифчиком было сильнее. А она сидела подобно ангелу. Ела в обе щеки бутерброд, периодически облизывая пухлые губы и подкармливая его. Благо небольшая подушка прикрывала доказательство возбуждения. Он ужасно её хотел. И всё бы ничего, если бы девушка не срывалась с поцелуев и якобы убегала по зову матери. Чонгук никогда не торопил её. Даже после того, как она по ошибке отправила не ту фотографию. Мэйли всегда хотелось иметь в арсенале сексуальное тело. Чтобы в старости с восхищением глядеть на снимки. В непримечательном магазине она смогла уловить скидки на нижнее бельё. Внимание оковало полупрозрачное кружево. Красное. Тогда её невнимательность достигала высот горы, раз заметить ошибку она смогла спустя битый час. Возбудила и не дала. Кровь приливала к лицу, а сумасшедшая улыбка не стиралась. «Ух, моя малышка прекрасна» Но железным терпением Чонгук не овладел. Мэйли подкожно чувствовала, что настанет момент и он сорвется. К измене. Поэтому сейчас волнительно готовится к их особенному свиданию, понимая, что давно готова к новому этапу. Элегантное атласное платье на бретельках облегало хрупкое тело. Небесной голубой цвет подчеркивал достоинство изгибов. Изумительно. Длинные выпрямленные волосы, невысокие каблуки и подаренное им ожерелье. — У-у, ма-а-ам! Сестра будет обмениваться сегодня слюнями! — крикнул на всю квартиру Чану, отрицательно махая головой и посмеиваясь в кулак. — Болван! Ты все бананы сожрал! Так что сгинь, пока не заставила мусор выбрасывать! — госпожа Пак дала смачный подзатыльник младшему, прожигая сверлящим взглядом. — Ма! Ненужного не говорить. Я все знаю, — перебивает девушка, не желая заводить разговор. — Не умничай! И поскорее съезжай уже, твоему брату нужна собственная комната, — тонко намекнув, госпожа Пак хлопает дверью, напоследок крикнув о стоящем у двери мусоре. Узрев припаркованную чёрную машину, девушка широко заулыбалась, цепляя его заинтересованный и пристальный взор. Ждёт её, оперевшись о капот и кусает губы от такой красоты. — Ждал долго? — Мэйли с сочувствием моргает, крепко обнимая парня. — Ты прелестна, — целует её в шею, оковывая правой рукой талию. — Садись. Аромат одеколона с нотками ментола завораживает. В салоне всегда безупречно чисто, опрятно и так комфортно, что иногда не хочется выходить. Чонгук с уверенной ухмылкой всучивает девушке букет пион, не переставая удивляться её женственности. — Гукки, спасибо, — снова с благодарностью чмокает в губы, до невыносимости смущаясь от непозволительной близости, ведь ощущает на себе его дыхания. Чёрная рубашка расстегнута на три пуговицы, а серебряные запонки украшают рукава. Его волосы слегка небрежно зачесаны, что появляется желание нырнуть пальцами в них. Сумасшествие. Мэйли смотрит на его руку, размещенную на рычаге коробки передач и примечает взбухшие венки. Робея от столь чарующей обстановке, она включает радио, фотография город сквозь окно автомобиля. Оказавшись около высотного здания, Чонгук помогает подняться девушке, притягивая впоследствии за талию. Золотой мрак ресторана околдовывает космической необыкновенностью. Приятно пахнущие свечи освещают круглый столик, а вид на весь Сеул не останавливает равнодушным. — Не смотри на меня так, — ей стоило безумной выдержки, чтобы произнести эти слова. Он молчал и буквально пожирал глазами. — Как это так? — акцентирует внимание на последнем слове и приближается к столу, облизывая демонстративно губы. — Ну, в-вот так вот, — язык до ужаса заплетается, а на лбу проявляются капельки пота. — Забавная, — Чон превосходно видит, что Мэй постоянно отводит взгляд, пытается перевести тему, потирая в стеснительности шею. И ему нравится её легкая улыбка и тихий смех. — Тут очень красиво, — сминает в руках скатерть, ожидая их заказ. — Ты красивее, — нежно шепчет, смущая ещё сильнее Мэй. Словно специально желает загнать в угол. — Не ты ли украла в полнолунии моё сердце? — Оно принадлежит мне, — вдруг смело лукавит, посмеиваясь неестественным голосом. — Больше никому. — Сладкая, — Чонгук подмигивает ей, но больше ничего не делает, ведь нарушивший идиллию официант приносит поднос. Весёлые разговора, игры в переглядки, вкусный ужин — приятный вечер постепенно перетекает в суммарную ночь, где на тёмном облаке прорисовывается луна. Мимолётно пройденные часы за откровенными разговорами улетучились вороной в даль, оставляя напоследок самое интересное. — Куда мы теперь едем? — Мэйли кладет ногу на ногу, осматривая в мерцании задумчивое лицо парня. Чонгук кусает внутреннюю часть щеки, сжимая левой рукой руль, а правую размещая на противоположном сидении. Прозрачный намёк в понимание даётся непросто. Он наблюдает, как её пальцы стучат в мандраже по голым коленкам, а взгляд перемещается по салону в спасении от угнетения и ожидания. В голове юноши мелькают множество вопросов и ответов. То ли она играет, то ли действительно даёт зелёный свет. Выезжая на трассу, он направляется в самое, пожалуй, необычное место. Пентхаус на обворожительный вид заката и восхода. На крохотной ладони здания, люди и целое небо, что бесконечно. Оно устрашает своей зримой силой и волей захватывать сердце. Широкие окна служат стеной между целым миром. Об этой живности можно не только мечтать перед сном в подушку, а узревать своими глазами. Мэйли не может налюбоваться. Она влюблена. Прикована цепью навсегда. Именно Чонгук открыл для неё весь мир. Мир, который без него был бы другим. Ничтожным и серым. Бокал терпкого вина неутолимо осушается обоими. Парень проводит ладонью по её щеке, хватая подбородок. Заставляет посмотреть прямо в глаза. Неотрывно. Тянет дрогнувшую девушку себе и неистово целует. Они чувствуют, как два сердца сливаются в единое, нерушимое никем. — Как мне этого не хватало, — грозно восклицает, обнимая еще сильнее. Еле проводя пальцами по шее, дыхания Мэй сбивается. Он приближает едва свои губы к ключицам, а её тело вытягивает с громким стоном. — Люблю, — шепчет, едва задевая ухо. Перед глазами плывёт от чрезмерной близости. Так хорошо и одновременно невыносимо. Они тают в бешеной страсти. Потемневшие глаза Чона напоминали дьявола. Но он как никогда добр, вежлив и снисходителен. Аккуратно укладывает девушку на мягкую кровать, проводя рукой от ключиц, касаясь груди, живота и так тягуче до бёдер. Мэйли задыхается от напора влечения. Задирает короткое платье, массируя внутреннюю часть ноги и поднимается вверх. Касается кромки трусиков и поглаживает, слыша женский стон. Ему нравится. Безумно. — Как ты пахнешь, — Чонгук снимает напрочь с неё платья. Кусает до крови губы. Нижнее бельё до жути вызывающее. Она, видимо, издевается. Знает, что нравится ему. Следом за ним Мэй стеснительно и так робко снимает с него рубашку дребезжащими руками. В груди покалывает, а лицо горит. Не знает, куда деться от нахлынувших эмоций, ведь всё так головокружительно. Парень ласкает её губы, оставляет отметку на шее и переходит к лифчику, освобождая грудь. Его член пульсирует в штанах, но девушка не торопится с него снимать брюки. Дрожит. Но играется, прикладывая ладонь. Ощущает бугорок и, как дурочка, улыбается. Сходит с ума. Наконец юноша нависает над ней и хрипит. Слышит в поцелуе стоны и довольствуется голосом. — Чонгук, — восклицает Мэй. — Я люблю тебя. Обнажённые тела поддаются друг другу. Осторожные касания, поцелуи, в которых таится вся истина и больные, но страстные толчки, покрывающие тело стадой мурашек и мандражом. Ничего не значащее время для них останавливается. Нет часов. Людей. Только они. Ночь покоряет их эмоциями. Мокрые волосы, хриплый голос и вздымающаяся грудь. Они ещё очень долго будут целоваться, обнимая друг друга, и долго будут разговаривать, поражаясь изяществу пейзажа. Безумно устали, но поддаваться сну не намерены, ибо хотят растянут магическое мгновение. «Я видела двух маленьких котят, прижавшихся щеками. Мурчали, нежились и столь славно обнимались. Хихикнув, улыбнулась. О, Боже! Мы так похожи»