Дрифт 2. За поворотом

… Потеряться во мгле разума И найти себя на распутье дорог…

Кирилл в нетерпении и жутком трепете ожидания хватает жужжащий телефон со стола трясущимися, непослушными руками. — Алло, — задыхаясь, произносит он, не узнавая собственный хриплый, осевший голос. На другой стороне телефонного провода слышится тяжёлое прерывистое дыхание, от которого кровь Кирилла стынет в жилах. Юноше кажется, что его с головой погружают в ледяную воду, и кислород в его лёгких начинает заканчиваться, болью сдавливая грудь. — Кирилл, завтра нам нужно будет встретиться в квартире у Артура, — тихим, чужим тоном произносит Саша. Даже через трубку и расстояние в десятки километров Кирилл ощущает, как рыжеволосый юноша напряжён и… ошарашен. Ужас железной рукавицей сковывает расшалившееся сердце Незборецкого. Он шумно втягивает воздух ноздрями. Нет! С Ритой всё в порядке! С ней просто не могло ничего случиться! Я бы… чувствовал! — Кое-что случилось, — шепчет Саша. Кирилл едва сдерживается, чтобы не начать крушить собственную квартиру. — Что случилось? — спрашивает Артур, вцепившись в несчастный телефон ладонями, да с такой силой, что несчастные костяшки белеют. Юноша уже находится у здания специального медицинского учреждения, где у него будет возможность сделать тест ДНК. Телефонный звонок застаёт его рядом с парадной лестницей. В трубке слышится громкое откашливание Саши. — Это касается отца Алины… — Громов, не тяни, — нетерпеливо восклицает Артур, чувствуя, как при упоминании девичьего имени его сердце начинает болезненно сжиматься, а спина покрывается ледяным потом. Перед глазами всплывает до боли знакомое лицо в обрамлении сияющих золотых волос. — Артур, его убили сегодня вечером. Заминировали машину, пока он находился в офисе. До сына трагически погибшего Владимира Петровича Александрова новость о гибели отца доходит позже, чем до кого-либо. Причиной тому становится то, что Никита включает свой телефон лишь ближе к часу ночи, как раз после того, как оставляет Риту в одной из гостиниц на Арбате. Принявший их молодой администратор предоставляет девушке один из лучших одноместных номеров. Увидев в общей сложности пятьдесят семь попыток дозвониться до него от совершенно разных людей, юноша хмурится и первым делом набирает телефон сестры. К его огромному удивлению трубку снимает парень. — Мы думали, ты помер. — Грубый и язвительный тон заставляет Никиту сжать кулаки. — Кто это говорит? — резко понизив голос, спрашивает Никита дрогнувшим от ярости голосом. — Саша Громов. Никита усмехается, нервно потирая виски. Сжимая кожаный руль автомобиля побелевшими ладонями, юноша постепенно возвращает себе самообладание. — А-а-а, а я-то уж подумал… — Не имеет значение, что ты там себе подумал, — нетерпеливо прерывает его Саша. — Срочно приезжай в квартиру Артура. — Ты не думал, что я в этот час могу быть занят личными делами? Тебе-то уж точно известно, о чём я говорю, — окончательно вернув себе самообладание и маску сарказма, холодно улыбается Никита, заводя двигатель автомобиля. Мотор возмущённо рычит. Свет автомобильных фар освещает одинокий ночной переулок за окном белым светом. — Твоего отца убили сегодня вечером. Технически вчера, — резко заявляет Саша, явно не желая слушать ироничные высказывания своего оппонента в такой тяжёлый момент. Никита несколько секунд глядит пустыми глазами в одну точку, застыв, словно каменная скульптура итальянского художника. Юноша нервно трясёт правой ногой, поглаживая руль. Ему кажется, что темнота переулка начинает сгущаться. Мускулы на лице Никиты начинают напряжённо подрагивать, из-за чего со стороны может показаться, что юноша ухмыляется. Внимательный зритель, наблюдавший эту сцену, отвернул бы свой взгляд в смущении, ведь у юноши такая трагедия, и наблюдать за ней, словно праздная зевака неправильно. Но даже самый равнодушный или же недалёкий зритель сумел бы заметить и, возможно, успел бы удивиться тому, как быстро золотоволосый юноша выходит из состояния шока и возвращает своему лицу прежнее спокойное выражение. — Алина? — тихо спрашивает Никита, уже выводя машину на трассу, прочь из тёмного переулка за отелем. Мимо автомобиля на внушительной скорости проносятся горящие вывески зданий и подмигивающие фары шумных автомобилей на Новом Арбате. — Пару минут назад уснула. Артуру спасибо нужно сказать, сумел успокоить. Он уже здесь и хочет поговорить с тобой. Ждём тебя. С этими словами Саша отключается, оставляя Никиту в тишине салона. Юноша глубоко задумывается и набирает номер одного абонента. К собственному удивлению он обнаруживает, что ладони его подрагивают. Перед глазами проносится картина последней встречи с отцом в особняке: ничего не значащие пустые фразы, отец, одетый в дорогой костюм, абсолютно равнодушный взгляд, строгий голос, оскорбления в адрес сестры, его тошнотворные объятия с Ингой, её откровенные приставания к Никите, длинные красные ногти, царапающие шею, деньги в сейфе, семейная фотография… Последнее, что отец сказал ему: «Нужно будет устроить семейный ужин: только ты, я и твоя сестра. Нам есть, что обсудить, верно, сынок?» — Эрнест, здравствуй. Всё прошло гладко? Включаю телефон, как только Никита оставляет меня в номере одну. По словам администратора, он предоставил мне один из лучших номеров. Но, разглядывая изысканную мебель, фарфоровые чашки, тяжёлые бордовые шторы на французском окне и прочую роскошь, я отчего-то чувствую себя, словно рыба, случайно выброшенная на берег и вынужденная барахтаться в лучах яркого солнца в предсмертных судорогах. Эти стены, обклеенные дорогими обоями, сдвигаются, запирая меня в блестящей клетке. Мне действительно начинает казаться, что вся посуда летит на пол, звонко разбиваясь хрустальными осколками по ковру. Картина со стен падают. Пол под ногами начинает ходить ходуном, будто началось землетрясение. И стены… Четыре тяжёлые стены, рассыпая по ковру белую штукатурку, начинают медленно сближаться, образуя страшную каменную клетку вокруг меня. Быстро трясу головой, пытаясь прогнать жуткое наваждение. Сердце глухо стучит в груди. Распахиваю глаза, тяжело дыша, и обнаруживаю, что номер выглядит точно так же, как при моём заселении. Медленно сглатываю слюну, пробегающую по сухому горлу болезненным ручьём. Никита заботливо оставляет мне зарядку для телефона, чтобы я сумела его зарядить. К счастью, у него их в машине оказывается две. Гляжу в слепящий глаза дисплей, оторопевшая от такого огромного количества пытавшихся позвонить мне людей, среди которых Кирилл занимает первенство. Юноша звонил мне сорок два раза. Но чутьё велит мне набрать номер своего рыжеволосого друга и ответить на вопрос, почему выбор пал именно на него, я не могу. В трубке раздаются долгие жужжащие гудки. Бросаю беглый взгляд на настенные часы. Зрение не фокусируется, но, кажется, стрелка уже переваливает за первый час ночи субботнего дня. Проклятая пятница! — Наконец-то, Вышнеградская, ты из ума выжила так надолго пропадать? — шумно выдыхает Громов. Я усмехаюсь. Интересно, друг знает о том, что произошло в клубе? — Прости, была занята… — Знаю я, чем вы обычно с Незборецким занимаетесь на радостях, — беззлобно, но довольно резко отмечает Саша. Хмурюсь, понимая, что о моём конфликте с Кириллом Громову ничего не известно. — Ты не понял… — Давай, о ваших отношениях потом. Здесь дело посерьёзнее, — грубо прерывает меня Саша. Я совершенно оторопеваю, не зная, как реагировать на слова друга. Если бы не недавно принятые таблетки, я бы абсолютно точно устроила резко обозлённому на меня другу взбучку. — Что случилось-то? — нетерпеливо спрашиваю я, плюхаясь на мягкую гостиничную постель. Чувствую приятное головокружение и тепло внутри тела. Белоснежный потолок неожиданно начинает казаться ватой. — Отца Алины убили вчерашним вечером. Я едва ли осознаю, о чём идёт речь. Мысли медленно кочуют по моему разуму. Алина, подруга. Её отец, сволочь. Убили конкуренты? — Мне приехать? — спрашиваю я, едва управляя собственным голосом. Язык начинает заплетаться. Куда уж я поеду? — Нет. Ложись спать. Приезжай завтра утром, — отвечает Саша и несколько секунд молчит. Потом громко цокает, и я мысленно вижу, как друг закатывает глаза. — Кирилл сказал, что вы поссорились, но неужели друг с другом вообще не разговариваете? — До завтра, Громов, — мямлю я, сбрасывая вызов. Тут же меня подхватывает яркий водоворот красивых картин. Сознание мутнеет, и я уплываю в прекрасную страну грёз. В то же время, когда черноволосая девушка погружается в иллюзорный яркий сон, юноша, которого не отпускает её образ ни на секунду, медленно, на вялых от усталости и стресса ногах проходит в тёмную комнату, где всегда рождалась его музыка. Кирилл проводит пальцами по клавишам синтезатора, который в ответ на прикосновение мягких пальцев переливается жемчужной мелодией, и, наблюдая огромный белый шар луны за окном, присаживается за инструмент. В абсолютной тишине и разрываемой одним лунным светом темноте разливается теплое, проникновенное звучание мелодии, рождающейся в болящем и ноющем от печали сердце Кирилла. Юноша начинает тихо петь. — Но веришь ли ты, что завтра станет лучше? Завтра станет лучше, лучше, но веришь ли ты, что завтра вообще будет? Тихий, журчащий, словно спокойная морская гладь, голос разрывает шумную тишину. Наконец, песня закончена. Утро в квартире Артура Золотарёва настигает обитателей жилища совершенно неожиданно. Первые лучи сентябрьского солнца бьются о французские окна, подсвечивая каждый уголок темноты, царящей в гостиной. В воздухе медленно кружатся пылинки, словно снежинки, танцующие медленный похоронный вальс. Вместе с ними в помещении витает запах кофе, сигарет и сандалового дерева.

*ночь субботы*

Когда ночью в квартиру, наконец, вернулся Никита, юноша, сдержанно поприветствовав Артура и Сашу, первым делом крепко прижал к себе сестру, зарывшись в её золотые кудри носом. Оба не проронили ни слезинки, лишь посмотрели друг на друга взглядами, в которых читалась взаимная любовь, понимание и печаль. Но, если в карих глазах Алины сквозила неподдельная искренность, то глаза Никиты всё же были подернуты каким-то понятным лишь ему одному туманом, словно юноша что-то скрывает. Артур отметил это про себя, когда наблюдал за своей возлюбленной и её братом, сидя в большом чёрном кресле в углу комнаты. Ничего не сказав, Никита проследовал в спальню Артура (разумеется, с его разрешения) и не выходил оттуда до самого утра. А вот Саша и Артур всю ночь следили за тем, чтобы Алина спокойно спала на диване, укрытая тёплым вязаным пледом (подарок матери Артура). Парням приходилось периодически поглаживать её подрагивающую от ночных кошмаров спину или приносить друг другу кофе. Сегодня им пришлось стать стражами снов для раненной Алины. — Она держится как солдат, — тихо сказал Саша, когда стрелка часов тяжело перевалила за три. Юноша сидел на подоконнике, свесив ноги из открытого окна. Прохладный ночной воздух шевелил портьеры, приятно остужая нагретую от напряжения и жары комнату. Огонёк сигареты, словно маяк, мелькал в ночной темноте, когда Саша делал неглубокий затяг. Сам он курил чрезвычайно редко, но «дежурную», как он сам выражался, пачку «мальборо» он всегда держал при себе. Артур, сидевший в кресле у окна, бросил беглый взгляд на мирно посапывающую девушку. В лунном свете волосы Алины приобрели какой-то нереальный платиновый оттенок с золотистыми прожилками, словно по локонам действительно струились золотые ручьи. Но Артуру удавалось разглядеть и пару седых волосинок, таких же, как у него самого, таких же, как у Риты, Кирилла и Саши. В данный час Алина спала крепко, серые веки не дрожали, бледные ладони обнимали маленького белого медвежонка. Девушка была похожа на мирно спящего ребёнка. «Совсем ещё юная девочка», — с любовью подумал Артур. Он медленно поднялся с кресла и подошёл к Саше. Второй медленно протянул тому сигарету. Артур благодарно её принял, коротко кивнув. Его топазные глаза мелькнули в свете уличных фонарей ярким лучом. — Ты же не куришь, — тихо произнёс Саша, подвигаясь на подоконнике, чтобы уступить Артуру место. То, что парни проделывали на высоте двадцати этажей, могло показаться безумным, но при состоянии, в котором они находились, риск случайно выпасть из окна казался лишь небольшой неприятностью. — Не курю, — согласился Артур, зажав сигарету зубами. Быстро подкурив, он вернул Саше чёрную зажигалку, попутно выпуская изо рта клуб сизого дыма, который быстро полетел в сторону московских многоэтажек, подхваченный лихим потоком сентябрьского ветерка. — Но сейчас это не важно. Вид отсюда открывался умопомрачительный. Вдалеке, разрезая чёрный горизонт пополам, уже виднелась серебряная полоска рассвета. Звёзды на небе поочерёдно гасли, будто кто-то тушил их словно свечи. Лишь луна всё ещё светила в небе, похожая на большое фарфоровое блюдце. Её яркий свет придавал Москве некий мистический вид. Город как будто действительно погрузился в вечный сон. В районе, где жил Артур, даже звуки клаксонов, шумных дорог и людские голоса почти не слышались. — Если бы где-нибудь на Земле существовала степень магистра по сокрытию своей боли внутри с целью показаться сильной, то Алина получила бы её самой первой, — шёпотом (дабы не тревожить спящую возлюбленную) произнёс Артур, слабо усмехнувшись и глянув в сторону Саши. По подрагивающим плечам юноши он понял, что тот смеётся. — Вторыми бы были вы с Кириллом и Вышнеградская, — тихо дополнил Саша, туша сигарету в стеклянной пепельнице с красивыми, ажурными узорами. Артур пристально глянул на паренька. — А ты? — коротко спросил Артур, наблюдая за Сашей и заранее зная ответ на свой вопрос. Сашка, бросив на него беглый взгляд, стал с преувеличенным вниманием наблюдать за неуклюже притормаживавшей во дворе дома машиной, водитель которой очевидно был пьян. — А что я? У меня никаких проблем. Семья, деньги, друзья, учёба в престижном ВУЗе, — всё есть. Я в любой день могу сорваться и поехать путешествовать. На что мне жаловаться? Грустную и натянутую улыбку Саши Артур распознал без единого труда. Юноша как будто подкожно ощущал, как всё-таки не прост этот кажущийся с виду рыжеволосый хулиган, избалованный богач и бабник. — А как же любовь? — тихо поинтересовался Артур. Он даже сам до конца не понял, почему именно этот вопрос сорвался с его уст. Но по реакции Саши стало ясно, что именно это он и мечтал услышать хоть от кого-то в этом мрачном мире. — Любовь, — медленно произнёс Саша, словно пробуя это слово на вкус. Его рука тут же потянулась за очередной сигаретой. — Мать с отцом всегда учили, что это самое главное в человеческой жизни. Мол счастлив искренне ты никогда не будешь, если сразу же не захочешь этим счастьем поделиться с любимыми людьми, если… не будешь любить кого-то до такой степени, что собственная жизнь, собственное благополучие отойдут на второй план. Они говорили, что любовь даёт жизнь всему на свете. «Любовь что движет солнца и светила». Родители любили цитировать Данте. При упоминании итальянского поэта Саша криво усмехнулся. Его родители обожали прикидываться знатоками искусств. — И ещё они говорили, что настоящая любовь никогда не причиняет боль. Последнюю фразу Саша произнёс с особой резкостью, но в то же время Артур скорее почувствовал, нежели расслышал, в голосе юноши нотки невыразимой нежности. К собственному удивлению Артур обнаружил, что по его коже пробежали мурашки. — В общем-то, ты уже понял, что родители мои мастера говорить. Ещё бы, папка же когда-то в депутаты баллотировался. И, кстати, он бы им стал, если бы не… Хотя, это не так важно, — махнув рукой, поморщился Сашка. Артур понял, что в проигрыше Сашиного отца как-то была замешана несправедливая власть. — В детстве родители старались проводить со мной каждый вечер, по возможности, разумеется. Но потом… когда мне исполнилось тринадцать, я их видел лишь по субботам, и то, когда не бывало этих бесконечных совещаний, бизнес-встреч, интервью, лекций, всего не упомнишь. Но меня как главное украшение семейства Громовых таскали по всем праздникам и балам. Ты себе даже не представляешь, сколько морепродуктов я умял за своё детство, ведь они меня на каждый благотворительный ужин с собой таскали. Меня совесть терзает, что из-за этих гурманов половина океанской фауны прошла через мой желудок. Артур тихо прыснул со смеху. И Сашка сам не удержался от улыбки, хотя ощущал внутри странную, непрочувствованную до этого боль и обиду. — Вот, как раз, будучи подростком, я и перестал понимать своих родителей. Почему они решили, что любви недостаточно? К чему было постоянно беспокоиться о деньгах? Зелёные бумажки никогда не воспитают из ребёнка хорошего человека. — Родители пытались давать тебе самое лучшее, не вини их. — Я их никогда ни в чём не обвиню, — резко сказал Саша, бросив на Артура испепеляющий взгляд. — Но самое лучшее, что могут подарить родители своим детям, это самих себя. Лучше этого подарка ребёнок никогда не найдёт. Артур мгновенно ощутил, как на самом деле он сам близок к Саше по духу. Обоих объединял недостаток родительского внимания и искажённые жизненные ценности. — Что-то мне подсказывает, — неожиданно тепло улыбнувшись, начал Артур, — что сына твои родители воспитали достойного. Саша задумчиво глядел на Артура, впервые за долгое время ощутив настоящую мужскую поддержку. Грустно было признавать, но за последние года три всё, чем занимался Саша — это окучиванием особей женского пола, о существовании мужской дружбы он напрочь позабыл. Саша дружески хлопнул Артура по плечу, на что тот в ответ потрепал своему другу рыжеволосую шевелюру. И, когда Саша засунул себе сигарету в рот, Артур, к тому времени прикончив свою, недовольно вырвал её из его зубов. — Хватит дымить. Зубы выпадут, — пробурчал Артур, на что Саша отреагировал звонким смехом. — Как это мы докатились до того, что я тут при тебе сопливую драму развёл? Как маленькая напившаяся школьница, чес слово, — задумчиво глядя вдаль, поинтересовался Саша. Артур, улыбаясь, покачал головой. — Излить душу другу — это не преступление. Стоит и девчонок наших этому научить. Саша, заговорщически улыбаясь, косо взглянул на Артура. — Другу? — С тех пор, как я узнал о том, что ты ни разу не бросал в беде Риту и Алину, я готов был считать тебя своим другом, — серьёзно произнёс Артур. — Для меня до сих пор остаётся загадкой, почему люди объединяются лишь в момент тяжёлых жизненных обстоятельств. И сейчас я с уверенностью заявляю, что хочу быть твоим другом, глупый ты чёрт. Если ты не против, конечно. Саша задумчиво улыбнулся, крепко сжимая плечо Артура.

*утро субботы*

— Солнце встало, — задумчиво произносит Артур, поглаживая уже прорастающую колючую щетину. Юноша сидит на диване, в ногах у Алины, положив одну ладонь ей на спину. Веки девушки подрагивают. Она уже почти проснулась. Саша, выходя из тёмного угла гостиной, где стоит высокий железный столик, держит в руках две дымящиеся чашки ароматного кофе. — Арабика крупного помола. Всё как вы любите, — бодро произносит Саша, протягивая, Бог знает какую по счёту, чашку бодрящего напитка Артуру. Тот благодарно её принимает, делая глоток, и тут же хмурится. По его горлу пробегает явно не только горячительная смесь кофеина и молока. — Ты чего туда добавил? — сощурившись, спрашивает Артур. Саша, смеясь, присаживается напротив него в мягкое чёрное кресло. — В этой комнате стало прохладнее. Нам необходимо согреться, вот я и капнул туда коньяка. Артур, улыбаясь, качает головой. — Так себя раньше Незборецкий любил будить. Только он наоборот капал кофе в чашку с коньяком. — Ври да знай меру, — разносится знакомый низкий голос, разливаясь по всей квартире. Алина тут же распахивает глаза. Артур заботливо гладит её по спине, на что девушка реагирует вымученной улыбкой и выхватывает у Саши чашку с кофе. Стоит сказать, что рыжеволосый юноша реагирует на это возмущённым взглядом. Кирилл проходит в гостиную, совершенно измученный и усталый, как и все присутствующие. Глаза юноши выглядят потухшими, их голубой блеск при свете дневного утреннего солнца кажется грязно-синим с зелёными прожилками. Прямо под ними пролегают огромные синие круги вкупе с плотными мешками. Бледность юноши ещё больше подчёркивает чёрная одежда и надетая под куртку белая футболка. Вместе с собой Кирилл приносит в гостиную аромат города, смешанный с вечным табачным дымом и мужским одеколоном. Кирилл обнимает всех присутствующих по очереди, особенно нежно прижимая к себе тонкую фигурку Алины, и шепчет ей на ухо что-то, что слышит лишь одна девушка. В ответ она коротко кивает и треплет юношу по уже отросшей светлой шевелюре. — Где Рита? — без обиняков спрашивает Артур, когда Кирилл плюхается на кресло рядом с Сашей, подцепляя у того сигарету. В глазах музыканта мелькает такая боль, что Артуру становится совестно за собственный вопрос. — Вообще-то, я ночью сказал ей, чтобы она сегодня приехала. Думаю, скоро будет, — вставляет своё Саша, опережая ответ Кирилла. По благодарному взгляду Незборецкого тот понимает, что поступил правильно. — Ладно. О личном сегодня болтать не будем, — кивает Артур. Но по его взгляду Кирилл понимает, что друг врёт и совершенно точно намерен сегодня же вывести его и Риту на серьёзный разговор о чувствах. — Как прошёл вчерашний концерт? — тихо спрашивает Алина чужим, осипшим голосом, закутываясь в плед и кладя голову на плечо Артура. Тут же она оживляется. — Прости, Кирилл, я так жалею, что вчера не осталась. Не нужно было уезжать на встречу с той мегерой. — Какой мегерой? — удивлённо спрашивает Артур. Алина что-то шепчет ему на ухо, и он коротко кивает. В его голубых глазах мелькает тень злобы. — Ничего страшного, — отмахивается Кирилл, выпуская изо рта клуб сизого дыма. В квартире Артура было разрешено курить. — Концерт… был неплохим. Алина задумчиво разглядывает юношу. Разумеется, она понимает, что он что-то не договаривает, и это что-то совершенно точно связано с Ритой. Алина делает большой глоток напитка, который отняла у Саши. И тут же её глаза округляются, и она с огромным трудом проглатывает огненное пойло. — Ты что за ядерную смесь в кофе добавил? — задыхаясь, спрашивает она, чувствуя, как её горло буквально горит от неизвестного напитка вместе с желудком. Саша довольно улыбается. — Мой фирменный напиток: двести миллилитров «курвуазье» с пятьюдесятью миллилитрами кофе, — гордо говорит Саша, попутно давая ухмыляющемуся Кириллу «пять». Алина закатывает глаза, пока хохочущий Артур приносит ей из кухни стакан воды. Вместе с ним в гостиной появляется довольно свежий на вид Никита, облачённый в стильную рубашку, брюки и длинное серое пальто. Его золотые волосы находятся в неизменном творческом, но невероятно изящном беспорядке. Саша отмечает про себя, что при появлении в гостиной брата Алины, Кирилл настолько сильно напрягается, что вены на его руках начинают выделяться с пугающей отчётливостью, а кулаки сжимаются до такой степени, что костяшки белеют. Если бы Кирилл обладал способностью управлять огнём, он совершенно точно испепелил бы полрайона в этот момент. — Я еду на встречу с нотариусом и адвокатом отца. Инга уже штурмует наше наследство, — холодно улыбаясь, объявляет Никита, делая глоток из чашки, которую Алина держит в руках. Девушка при упоминании Инги заметно напрягается. — А тело отца? Оно… — запинаясь, начинает Алина. — Его не опознать, сестрёнка, забыла? Остался только пепел, — пожимает плечами Никита. Алина в ужасе глядит на Артура, который явно готов запустить удар в скулу равнодушного братца своей возлюбленной. — Ты что это серьёзно сейчас сказал? — скривившись от отвращения, едва ли не рычит Саша. Кирилл хватает юношу за локоть, взглядом стараясь его усмирить, хотя сам глядит на Никиту с не меньшей ненавистью. Никита бросает на парней равнодушный взгляд, словно только что заметил их присутствие, и делает очередной глоток из чашки, даже не морщась при этом. — Это семейное дело, и вас троих оно не касается. Алина, — обращается он к сестре. Та, используя все возможности духа, старается не плакать и сохранять внешнее хладнокровие, — ты не маленькая девочка. И отец не был нам так близок, чтобы мы сейчас оплакивали его в истерике. Он давным-давно бы бросил нас, если бы не крошечные частички чести и достоинства, чудом сохранившиеся в его эгоистичной голове. И он прекрасно знал, что на него готовится покушение. При взгляде Алины Никита утвердительно кивает. — Да-да, ты думаешь, его не предупреждали? Наш отец пытался накрыть чёрный бизнес одной компании, нелегально торгующей наркотиками и оружием, прибрав их «хозяйство» к своим рукам. Ну-у, и судя по всему они успели расправиться с ним раньше. Артур удивлённо смотрит на Никиту, явно глубоко задумавшись о чём-то. Кирилл, глядя на друга, догадывается, в чём дело. — Ты знаешь, кто они? Кто заказал нашего отца? — нетерпеливо спрашивает Алина, поднимаясь с дивана и оправляя толстовку, прикрывающую голые ноги, словно платье. Кириллу становится дурно от того, как стоящие друг против друга брат и сестра похожи между собой, словно близнецы. — Ты в это не полезешь, поняла? — строго спрашивает Никита, тыча в Алину пальцем. Впервые за всё время знакомства Кирилл видит, как этот холодный и сдержанный юноша теряет самоконтроль. — Ты, — поворачивается Никита к Артуру, — проследи за этим, пожалуйста. Эти люди опасны. А тем более сейчас, когда я и она главные претенденты на обладание весьма внушительным состоянием отца, мы находимся под ударом. Причём угрожают нам не только эти гниды, убившие отца, но и его подельники, возомнившие себя обладателями его акций. — Я уже сказала, что наследство мне не нужно, — резко и грубо вставляет Алина, скрещивая руки на груди. — Пока нотариально это не будет заверено, ты в опасности. Да и даже тогда, думаешь, кто-то будет разбираться? Они сначала убивают, а потом задумываются, был ли в этом смысл, — холодно замечает Никита, глядя на сестру через плечо. — Хватит её пугать. Если понадобится, мы сами защитим Алину, — неожиданно заявляет Кирилл, поднимаясь с кресла и сверля Никиту взглядом, метящим испепеляющие молнии. Все присутствующие обращают к юноше удивлённые взгляды: Артур и Алина благодарные, Саша восхищённый, а Никита холодный и злорадный. — Если на вас польются очереди из М-16, не думаю, что кто-то сможет кого-то защитить, — ухмыляясь, заявляет Никита, в упор глядя на Кирилла. — Лучше сидите-ка ближайший месяц по домам и не высовывайтесь без крайней нужды. Всё, что оставил нам наш папаша, это страх и боль. Вот его истинное наследство, сестра. И от него ты, увы, отречься не сможешь, как бы ты этого не хотела. С этими словами он грациозно раскланивается и уже собирается уйти, как вдруг останавливается, поворачиваясь на пятках лакированных ботинок. — Кстати, прелестный кофе, — улыбается он и растворяется во мраке коридора. Кирилл едва успевает пойти за ним. Артур быстро хватает его за локоть, останавливая. — Ты что это удумал? — резко спрашивает он. Что-что, а драка сейчас это последнее, что нужно Алине. Кирилл, спокойно улыбаясь, качает головой, глядя на друга успокаивающим взглядом. — Нужно поговорить о своём. Не волнуйся, я себя контролирую, — натянуто улыбается Кирилл, чувствуя, как сердце его сгорает от злобы и боли. Кирилл успевает перехватить Никиту уже в лифте. Шумные двери прямо за ним захлопываются. — Где Рита? Я знаю, что она вчера уехала с тобой, — без прелюдий спрашивает Кирилл, сверля отражение Никиты в зеркале лифта горящими глазами. Непривычные глазу яркие лампы противно ослепляют, из-за чего Незборецкий слегка щурится. Золотоволосый юноша в ответ лишь ухмыляется, прислоняясь к стене и скрещивая на груди белые ладони. — Она в безопасности. Думаю, что это самое главное, — отвечает он. Кирилл налетает на юношу, хватая того за грудки. Впервые за долгое время музыкант позволяет себе потерять терпение и сделать то, что он действительно хочет. Никита, казалось бы, не замечает этого. Он стоит, не двигаясь и никак не выражая каких-либо эмоций или чувств. В отличие от Кирилла, который после бессонной ночи, пары выпитых стаканов коньяка, выкуренной пачки сигарет и огромным багажом тревоги и страха готов размазать Никиту по зеркалам мирно едущего вниз лифта. — Где она? — рычит он. — В гостинице, — спокойно отвечает Никита. — Вчера вечером Риту, задыхающуюся от слёз и боли, которую, в между прочем, причинил ей ты, я отвёз в гостиницу, по её, разумеется, просьбе. Насколько она там задержится, мне неизвестно. Адрес я тебе не скажу. Да, и к тому же она, кажется, собиралась сегодня приехать, чтобы поддержать Алину. Вот и поговорите с ней с глазу на глаз, без посредника в виде меня. Ах да, и, если ты думаешь, что между нами что-то было, вынужден тебя обрадовать. Она и не помышляла об измене из мести. Хотя, не буду скрывать, я бы не отказался. — Заткнись, — шепчет Кирилл, опуская голову и крепче сжимая несчастную ткань пальто Никиты. Юноши были одного роста, и в настоящий момент едва не сталкивались носами. — Я знал, что она мне не изменит. — Откуда такая уверенность? — смеясь, интересуется Никита. Кажется, вся сложившаяся ситуация его лишь забавляет, словно зрителя, наблюдающего весёлую комедию в театре. — Потому что я знаю её, — уверенно объявляет Кирилл, обращая свой взор на ухмыляющегося Никиту. Музыкант хмурится, когда в голове возникает темнота гардеробной в клубе «Айкон», Рита, сидящая на полу с пугающе расширенными зрачками и каштановая шевелюра испуганного парня с дьявольской улыбкой. — Ты мне напоминаешь одного парня. Твой тёзка, к слову. Зимой он накачал её наркотиками и пытался соблазнить. Так вот, знаешь, что бы я сделал с ним, если бы мы остались наедине? Размозжил бы ему голову о стену и отрезал яйца. Никита, улыбаясь, скорчивается, едва не давясь смехом. Кирилл весьма ощутимо прикладывает голову парня к зеркалу, отчего Никита на секунду теряет самоконтроль, и в его глазах мелькает бешенство. Незборецкому это приносит невероятное удовольствие — наконец, ему удалось прорвать эту маску надменности. — Если с Ритой что-то случится, и я узнаю, что виноват в этом ты, я проделаю всё это с тобой. И мне плевать, что ты брат Алины. После твоей сегодняшней сцены, думаю, и она будет не против. — А ты никогда не думал о том, что, порой, падение — это самостоятельный выбор человека? — спрашивает Никита, выжидающе глядя на Незборецкого. Кирилла его вопрос вводит в ступор. — На что это ты намекаешь? — Ни на что, Боже упаси. Так, просто, почва тебе для размышлений. — Ты думаешь, что выбрал правильное время для своих глупых шуток? — Хорошо, — примирительным тоном начинает Никита. — Давай, серьёзно. Судя по всему, у вас с Ритой сейчас не всё гладко. Но вы любите друг друга и прочее. Только вот что-то есть между вами недосказанное. И как знать, может вы никогда и не знали друг друга по-настоящему. А ведь настоящая любовь заключается в принятии другого таким, каков он есть. Готовы ли вы принимать друг друга такими, какими вы на самом деле являетесь? И какие вы на самом деле, а? В этот момент женский голос оповещает о том, что лифт достиг первого этажа. — Прости, мой секретарь объявил, что твоё время на разговор вышло. Счастливо оставаться, и было приятно поболтать, — улыбается Никита и, оттолкнув от себя оторопевшего Кирилла, покидает лифт. Золотоволосый юноша изящно проходит по длинному коридору подъезда и скрывается за поворотом, мелькнув яркой тенью. Кирилл, тяжело дыша, обессилено прислоняется к стенке лифта, молча наблюдая, как створки с шумом захлопываются. Пот холодными струями бежит по его дрожащей спине. Распахиваю глаза от холода и страха, обжигающими реками струящихся по моему телу. Тяжело дыша, с трудом присаживаюсь на кровати. Одеяло обмотано вокруг тела, словно белоснежный кокон. Я явно барахталась во сне. Кажется, мне снился кошмар, но я не помню, какой именно. Перед глазами мелькают нечёткие образы больницы, таблеток, Кирилла, сжимающего мою ладонь мёртвой хваткой, Артура, бьющего меня по щекам, крик Алины и Сашки. Но связать всё это в единую целостную картину не удаётся. — Чёрт, — шепчу я, хватаясь за ноющую от противной боли голову. В ней словно заедает какой-то механизм и начинает стрелять мне прямо по вискам. Бросаю взгляд на неприкрытое шторами окно. За ним открывается красивый вид на дневную дышащую жизнью Москву. Солнце за окном медленно затягивается чёрными тучами, сквозь которые пробиваются яркие лучи. Голубизна неба разорвана уродливыми чёрными мазками. Задумчиво обвожу взглядом полупустой номер. Спать пришлось лечь в махровом гостиничном халате. На маленьком бордовом кресле у чёрного стола висит моё платье, от алого цвета которого мне становится дурно, слишком сильно оно напоминает мне кровь. А в остальном моих вещей здесь нет. Странное ощущение пустоты и страха сковывает моё сознание. Думаю, похожее чувствуют люди, лишённые дома. Чтобы не окружало тебя, внутри ты пуст и мёртв. Неожиданно в голове возникает образ Алины. Её отец погиб. Мысль бьёт меня тяжёлым молотом. Как я могла о таком забыть?! Как могла не приехать к ней прямо ночью? КАК? Проклиная собственную беспечность и равнодушие, быстро соскакиваю с кровати и бегу в душ. Попутно кладу под язык таблетку, чтобы унять эту назойливую боль во всём теле и слабость, от которой подкашиваются ноги. Струи холодной воды постепенно приводят меня в чувство. Раньше проснуться я могла только благодаря двум вещам: чашки бодрящего кофе и душа. Сейчас ни одно моё утро не могло обойтись без другой вещи… Наскоро привожу себя в порядок, кладу под язык ещё одну таблетку, запасливо кладя оставленные Никитой скромные запасы в карман пальто. Да уж, реши кто-нибудь меня обыскать, и мои проблемы примут ещё более занимательный характер. На часах восемь. По моим ощущениям, Кирилл сейчас должен спать, и я как раз сумею незаметно собрать хотя бы часть вещей, потому что желание ходить по Москве в мятом длинном красном платье и на каблуках у меня напрочь отсутствует. Благо, что Никита оставил мне немного денег на нужды первой необходимости. Именно поэтому у меня появляется возможность сохранить кучу времени и поехать в квартиру Кирилла на такси. По дороге проваливаюсь в сон, из-за чего полному и лысому таксисту приходится будить меня. Прикоснувшись к знакомой металлической дверной ручке, я ощущаю волну удушающего страха. В подъезде царит не просветная тьма: видимо, ночью выбило пробки. Из окна на противоположной стороне коридора сочится слабый дневной свет. Мой страх, как и все остальные эмоции, прикрыт пеленой приятного наркотического сна. Тени постепенно растворяются, превращаясь в приятный на вид сладкий туман. Тихо открываю дверь ключом с брелоком в виде белой гоночной машины (подарок Кирилла) и прохожу в тихое и тёмное помещение, пропахшее знакомыми духами и сигаретным дымом. На первом этаже царит атмосфера опустошенности и неприкосновенного порядка. Ощущение такое, словно сюда не приходили со времени моего ухода. На барной стойке замечаю недопитую бутылку коньяка, пустую пачку сигарет и полупустой стакан с янтарной жидкостью. Проходя мимо, осушаю его, чувствуя, как по глотке струится горячая жидкость. Нет. Кирилл здесь всё же был. Странно. Так много произошло вчера, меньше суток назад, но меня не покидает навязчивое ощущение, что всё это происходило когда-то очень давно, в прошлой жизни. В спальне Кирилла я не обнаруживаю. Кровать заправлена, а это значит, что он спать не ложился. Мысль о том, что он может находиться у Зины, кажется мне глупой и неправдоподобной. Вероятнее всего, Кирилл уже у Артура. А это значит, что встречи с ним мне не избежать. Придётся мужаться. Ради Алины. Натягивая на себя чёрный спортивный костюм, чувствую странный холод в душе и абсолютное спокойствие. Плевать, что скажут Артур или Кирилл, или кто-либо ещё. Я уже не маленькая девочка, и могу самостоятельно справиться со свалившимися на мою голову проблемами. И именно поэтому рассказывать им о том, где я сейчас нахожусь, и что собираюсь делать дальше, я не обязана. Ровно как не обязана оправдывать любое моё решение. До квартиры Артура добираюсь с пугающей быстротой. Или же я просто не замечала дороги, полностью погружённая в яркий сон. Решаюсь подниматься до десятого этажа по лестнице, чтобы хоть немного оправдать свою пугающую активность и ненормальный блеск в глазах. Расширившиеся зрачки скрыть не удастся, но я намерена прятать глаза от Артура и Кирилла. Задыхаясь, бью по кнопке лифта. В нос ударяет пряный аромат женских духов. Кажется, до меня здесь ехала любительница «надушиться до удушья», как любил выражаться Сашка. В отражении зеркала вижу свои растрепавшиеся чёрные волосы и странную царапину на шее, которой раньше совершенно точно у меня не было. Вероятнее всего, порезалась обо что-то в душе гостиницы, хотя припомнить точно не могу. Разглядываю своё лицо с врачебной пристальностью. И прихожу к выводу, что оно чрезвычайно сильно изменилось за последние полгода. Мои милые щёчки (которые так любил Кирилл за то, что они делали моё лицо детским) совсем пропали, уступив место сероватым и выразительным линиям скул. Подбородок стал более высоким и острым. Губы распухли и цвели на лице, словно бледные бутоны увядающей розы. Топазовая голубизна глаз подёрнулась синеватой дымкой, и в данный момент едва ли была видна из-за расширившихся зрачков. Из-под пальто выглядывали худощавые ноги, обтянутые спортивными штанами. Морщусь, наблюдая собственные кости в отражении. И как я не заметила, что так сильно похудела? Анорексичкой я быть никогда не стремилась, но, судя по внешнему виду, была в паре шагов от этого. Краем сознания ощущаю, что выгляжу я сейчас не лучше, чем Невеста из мультфильма Тима Бёртона. Но не понимаю, отчего это так ужасно. Ну, подумаешь, исхудала, побледнела и, может быть, выгляжу немного болезненно. Как все эти мелочи могут соотноситься с тем чувством, которое окрыляет меня, когда я всего лишь кладу под язык таблетку или втягиваю в ноздри порошок? Незаметно для себя оказываюсь на знакомом этаже и, громко прошлёпав кроссовками по кафелю, подхожу к чёрной металлической двери. На всём пути чувствую, как между лопаток бьёт большой рюкзак, в который я сложила предметы и одежду первой необходимости. Таблетки я предусмотрительно сунула себе в бюстгальтер. Уже собираюсь нажать на кнопку звонка, но, дергая ручку двери, понимаю, что та открыта. Как только я шагаю во мрак квартиры, меня окутывает чувство невыразимой тревоги и тоски по былым временам. По временам, когда именно здесь я, Алина, Саша, Кирилл и Артур собирались каждые выходные, веселились, болтали, смотрели кино, играли в видеоигры, словом, вели себя как самые обычные подростки, не озабоченные проблемой жизни и смерти, гонок и наркотиков, любви и разочарования. Резкая боль в сердце на несколько минут возвращает меня к реальности, в которой я чёртова наркоманка, непробиваемая из-за препаратов сволочь, не чувствующая ничего кроме страсти к одной лишь потребности. Но этого времени хватает, чтобы быстрым и уверенным шагом залететь в гостиную и застыть с наполненными печалью и сожалением глазами прямо перед сидящей на диване Алиной. Только сейчас замечаю, что подруга за эту ночь будто постарела. Мир вокруг растворяется, когда я прижимаю её хрупкое тело к себе, мягко поглаживая по тонкой спине. — Мне так жаль, — тихо шепчу я, до крови прокусив губу. Алина что-то шепчет мне на ухо, что-то похожее на «спасибо». Сердце щемит от невыносимой боли и любви. Едва сдерживаюсь, чтобы не заплакать. Но тут же в сознании всё меркнет и, я неожиданно успокаиваюсь. — Хочешь кофе? — спрашивает, улыбаясь, Алина. Подруга утирает выкатившуюся слезу. Я с болью отмечаю, что чувства вновь притуплены в моём сознании. — У Саши есть отменный рецепт. Вместе с Алиной поворачиваю голову в сторону рыжеволосого чудака, который уже стискивает меня в своих крепких объятиях. Меня окутывает знакомый запах душистого одеколона. — Где ты ночевала? — тихо спрашивает Саша. Настолько тихо, что слышу лишь я одна. Взглядом даю другу понять, что этот разговор пока стоит отложить. Он понимающе кивает. Потрепав друга по мягкой рыжей шевелюре, оглядываю гостиную, замечая в ней ещё две персоны, в настоящий момент сидевшие на креслах у окна. Вообще, сегодня изысканная гостиная Артура была хаотично заставлена чёрными креслами, которые раньше всегда уютно стояли у плазменного телевизора. От взгляда на Кирилла чувствую, как сердце начинает стучать быстрее положенного, и мысленно велю себе оторвать от него свои глаза. Но как же это тяжело, когда он так близко, а прикоснуться к нему я не могу. Артур движется на меня, натянуто улыбаясь, и сцепляет на моих плечах свои тяжёлые руки. Чувствую исходящий от него аромат кофе, одеколона и… сигаретного дыма. Будучи подростком, Золотарёв мог смело выкуривать чуть ли не по пачке в день, но последние года три он не прикасался к сигаретам, более того, он вместе со мной «пилил» по этому поводу мозг упёртому Кириллу. — Как мама? — спрашиваю я, стараясь избегать прямого взгляда от Артура. — Всё хорошо, — неопределённо отвечает он, но украдкой я замечаю в его глазах что-то странное, словно юноша знает нечто, чего не знаю я. Кирилла я стараюсь принципиально не замечать, но всё же нахожу в себе силы коротко кивнуть ему в знак приветствия. Он же кажется сидящим на иголках: напряжён, опечален, чем-то глубоко озабочен. И он явно хочет со мной поговорить, но мы оба понимаем, что сейчас это не к месту. Алина на первом месте. Несколько часов проходят за короткими разговорами о совершенно отвлечённых вещах, лишь пару раз мы затрагиваем тему наследства, стремлений Никиты, вопрос об Инге и Владимире Александрове. Алина всё это время держится очень мужественно, и в какой-то момент я даже немного завидую её силе духа. Подруга даже ухитряется несколько раз искренне рассмеяться и улыбнуться шуткам парней. Они включают на телевизоре фильм «Матрица», полностью погрузившись в просмотр картины (или скорее делают вид, что погружены), пока мы с Алиной украдкой выходим на кухню, чтобы приготовить хоть что-то съестное, ведь время движется к ланчу. Алина распахивает холодильник, часто моргая. Правильно, после темноты, царящей в гостиной, невероятно яркое освещение белой кухни кажется невыносимой глазу. Я замечаю, что мои ладони начинают без причины дрожать, а в животе что-то шевелится, сопровождая тело противной болью. После приёма таблетки прошло уже больше пяти часов. По моим ощущениям на спокойное существование у меня ещё есть около тридцати минут, а дальше я начну крушить здесь всё. — Кроме макарон и овощей ничего нет, — объявляет Алина, бросив на меня взгляд через плечо. Я слегка улыбаюсь, присаживаясь на белый обеденный стол. — Боже, а это что? — Алина выуживает из холодильника непонятного цвета консервную банку с определёно рыбьим содержанием. — Похоже, что у моего братца внутри кислота, раз способна расщепить эту гадость. Я не удерживаюсь от смешка. Алина, пожав плечами, закидывает банку обратно в холодильник и захлопывает дверцу. — Закажем лапшу и пиццу. Мальчикам всё равно дела нет, чем набивать себе желудок, — говорит Алина, неопределённо указывая рукой на дверь кухни. Из коридора долетают тихие звуки мужских голосов. — А мы с тобой хотя бы нечто нормальное поедим. — Стоит ли тебе напомнить ещё и о том, что я совершенно не умею готовить? — гордо спрашиваю я. — Не стоит, — доносится из тёмного коридора низкий бархатный голос Артура. Юноша заходит на кухню и тут же обнимает Алину за талию. Чувствую укол боли между рёбер. В данный момент я не могу вот так же обнять Кирилла, и от этого на душе паршивее некуда. — Я прекрасно помню, как в пятнадцать, пытаясь разогреть готовые, прошу заметить, котлеты, ты едва не сломала микроволновку, а потом ещё и дала убежать несчастному куриному супу. — В свою защиту скажу, что ты меня тогда отвлекал своей бабской болтовнёй, — парирую я, с преувеличенным вниманием рассматривая белоснежную солонку. Артур и Алина подумают, что я таким образом пытаюсь скрыть своё смущение от старых приятельских рассказов Артура о моих «кулинарных талантах». Но на самом деле, находясь в менее чем в двух метрах от друга, я рискую «засветить» свои новые «увлечения». — Отвлекал, напоминая тебе каждые пять минут помешать суп? — поднимая бровь, спрашивает Артур. Алина в этот момент тихо смеётся, чему я не могу не обрадоваться. — А вот зачем напоминать, когда я сама всё прекрасно помню, а? Ты же знаешь, что я всегда делаю всё наоборот тому, что мне рекомендуют? — восклицаю я, ставя на место солонку, и беру в руки следующий предмет, который начинаю вновь «сканировать». Артур качает головой, выдавая что-то вроде «ну конечно». И в этот момент его телефон начинает вибрировать. Он вынуждено отпускает Алину, которая незамедлительно хватает домашний телефон и удаляется в коридор, чтобы заказать нам обед, или завтрак, хотя многим он может показаться и ужином. Артур, хлюпнув носом (дурацкая мужская привычка), начинает что-то проверять в своём смартфоне. И я выуживаю несколько минут, чтобы понаблюдать за его изменениями. Уткнув нос в колени, я смотрю на то, как красиво вьются вены на руках у моего друга, и понимаю, что он вновь похудел. Его черные волосы, точь-в-точь как у меня самой, сильно отрасли, потому что Артур перестал за собой следить. На подбородке ясно выделяется трёхдневная щетина. На бежевой футболке с длинными рукавами виднеется небольшое коричневое пятнышко, определенно след от кофе. Раньше Артур бы никогда не надел грязное. Голубые глаза Артура, из-за которых нас с ним часто принимали за брата и сестру, сейчас выглядят слегка потухшими и приобретшими странную синеву, прямо как у меня. Бегло оглядываю себя и Артура в зеркале, висевшем на противоположной от стола стене, и к голове подкатывает дурнота. Слишком велико сходство, прямо как у… Алины с Никитой. Хотя, многие утверждают, что, если люди долгое время знакомы и много проводят его вместе, то в какой-то момент их привычки и даже внешность становятся похожи. Именно поэтому друзья долго смеялись над тем, что мы с Кириллом стали одинаково есть и одинаково сидеть, а порой и говорить одними и теми же фразами, иногда и одновременно. В какой-то момент Артур поднимает на меня такой удивлённый взгляд, словно я от невесть чего достала из-за спины третью руку. — У тебя такой взгляд, как будто тебе сообщили, что я хорошо готовлю, — неуклюже шучу я, на секунду задумавшись о том, что взгляд друга мог так поменяться из-за того, что он увидел мои зрачки. Вместо ответа Артур протягивает мне свой телефон. Я смотрю на дисплей, чувствуя резкую боль в груди. Смешанное чувство облегчения и нового прилива фантомной внутренней боли смешиваются у меня внутри. Потираю шею холодной ладонью, понимая, что пора бы уже принять таблетку. На дисплее высвечивается запись из одного популярного новостного паблика, наполненного сплетнями о звёздах российского шоу-бизнеса. Весь текст читать у меня нет желания и терпения. Но отдельные фразы я всё же замечаю: «как быстро T-Fest нашёл себе другую пассию», «пиар или истинные чувства», «поцелуй страсти в присутствии Маргариты в зале», «отчего девушка не захотела дать интервью, а музыкант быстро утащил её в неизвестном направлении», «кто: Зина или Рита», «что за юноша сопровождал Маргариту вчера в клубе» и прочая ересь. Чувствую, как по спине скользят капли ледяного пота. К записи были прикреплены и фотографии: вот я и Никита смеёмся за барной стойкой, я и Кирилл в свете этих ужасных камер, Зина и Кирилл в гримёрке о чём-то серьёзно беседуют перед выходом на сцену, они же за кулисами дают друг другу «пять» и они же целуются на сцене. Фотограф выбирал изощрённо удачные ракурсы. Например, наша фотография с Никитой действительно выглядит как фотография двух влюблённых, потому что именно в тот момент Никита рассказывал мне историю из детства, как Алина убирала с его щеки застывшее варенье, и для достоверности парень тронул мою щёку, и фотограф «поймал» именно этот момент. А фотография целующихся Зины и Кирилла вообще выглядит, как обложка к стильному фильму о бешено влюблённых друг в друга музыкантах. — Что у вас вчера произошло, чёрт подери? — тихо, но очень рассерженно спрашивает Артур, подойдя ко мне поближе и вырывая из рук телефон. Невооружённым глазом видно, как юноша взбешён. Только вот на кого он зол больше, на меня или Кирилла. По фотографиям ведь не понять, кто кому изменил. — Почему Кирилл целует Зину, а ты кокетничаешь с Никитой? Ради Бога, если бы я вас обоих не знал так хорошо, то подумал бы, что вы действительно вместе из-за пиара! — Спроси и у него, — резко выплёвываю я, не успевая приструнить поток гнева в своей голове. — Как будто я одна во всём виновата! — Вы поэтому не разговариваете? Я же не слепой, — спрашивает Артур, оглядываясь назад. — Ты сама проницательность, — ядовито выдаю я, до боли сжав кулаки и соскочив со стола. Поворачиваюсь к другу спиной, чтобы он не видел моих блестящих от гнева (и не только) глаз. Медленно наливаю себе в стакан воду. Отлично. Я ведь обиженная и обманутая девушка, а друг подумает, будто я хочу скрыть слёзы. Хотя, по моим ощущениям, стоит мне ещё раз увидеть ту злосчастную фотографию, и они действительно градом польются из глаз. Но как назло именно в этот момент на кухню заходит Кирилл. И как ему удаётся каждый раз выглядеть так, словно он только что закончил фотосессию для модного журнала? Даже растрепанные волосы на его голове выглядят, как произведение искусства, а белая футболка очень выгодно подчёркивает проступившие под ней изгибы мышц. — Алинка спрашивает, что вам заказать, — объявляет он. Отворачиваюсь, опустошая стакан воды залпом. — Объяснишь? — зло спрашивает Артур, протягивая Кириллу телефон. Тот, тяжело вздохнув и явно понимая, о чём идёт речь, берёт в руки устройство. — Алин, закажи нам всем лапшу! — кричит Кирилл в коридор и присаживается за стол, попутно смотря в телефон. Наблюдая за ним краем глаза. — Каким бы братом ты не был мне, но она мне тоже как сестра, — говорит Артур. Он настолько проникновенно произносит слово «сестра», что я чувствую комок слёз у себя в горле и удивлённо смотрю на своего друга. Мурашки табуном пробегают по коже. — Суки, — рычит Кирилл, кладя телефон дисплеем вниз. Я вижу, как ему тяжело просто положить устройство, а не разбить его о стену. Я не могу видеть Кирилла таким разбитым. Не могу, когда в голове раз за разом проносится мысль о таблетках, которые как раз находятся в пакетике, прямо у сердца. — Что у вас происходит? — шёпотом кричит Артур, переводя взгляд с Кирилла на меня и обратно. — Я не лез в это последние три недели, с той проклятой вечеринки. И не хотел лезть в ваши отношения до последнего, надеялся, что сами сможете разобраться, ведь не маленькие уже. А теперь я узнаю, что мой друг закрутил с какой-то девушкой, которую он едва знает, а подруга с братом-психопатом моей девушки. — Артур, никто ни с кем не крутит, — устало говорю я, откидывая с мокрого от пота лба волосы. Нужно срочно убираться в туалет. — Зина, — зло начинает Кирилл. Я вижу, как его кулаки сжимаются. — Она вцепилась в меня на сцене, я не мог подумать, что это произойдёт. Если бы оттолкнул её у всех на глазах, слухов было бы ещё больше. После концерта за кулисами она лезла ко мне, но я оттолкнул её. Она не нужна мне. Я люблю Риту. И вы оба знаете это. — Они скандируют твой новый роман, — спокойнее замечает Артур, кладя ладонь на плечо друга и сжимая его в знак поддержки. Кирилл всё это время не сводит с меня взгляда сияющих глаз. Я же стою, повесив голову. Я прекрасно понимаю, что Кирилл говорит правду. Я давно научилась распознавать его ложь. Но на фоне начинающейся ломки это казалось не таким уж важным. — Плевать на них, — выплёвывает Кирилл. Его глаза горят яростным огнём. — Им всегда интереснее додумывать чужую жизнь, нежели строить собственную. Есть вещи поважнее репутации. Произнося последнюю фразу, Кирилл не отрывает своих прекрасных глаз от моего лица. Чувствую, как к горлу уже подкатывает тошнота, а голова начинает кружиться, словно мир вокруг неожиданно превратился в карусель. Краем глаза вижу, что и Артур, и Кирилл смотрят на меня, ожидая хоть какой-то реакции. Я растерянно гляжу в окно. — Мне нужно подумать, — тихо выдавливаю я и, опустив голову, проскальзываю мимо Артура и Кирилла прямо под их пристальными взглядами и вылетаю в коридор, а оттуда сразу же в ванную комнату. Захлопываю дверцу и сразу же включаю кран. Быстро расстёгиваю молнию на кофте и выуживаю из бюстгальтера пакетик с парой белых таблеток. Помедлив, раскусываю одну из них и кладу половинку себе под язык. Засовываю пакетик обратно и умываю лицо ледяной водой. Медленно, но размеренно прихожу в себя. Боль уходит, головокружение слабеет. Правда, теперь мир приобретает более яркие краски. В зеркале встречаю свой блестящий взгляд и устало присаживаюсь на край ванной, проводя холодной рукой по шее. Саша говорил, что ему это всегда помогает прийти в себя. От неожиданного стука в дверь едва не падаю в ванную. Сердце подпрыгивает, словно на батуте. — Ритка? — раздаётся голос за дверью. «Что за связь между нами?» — думаю я, улыбаясь. Стоит мне подумать о нём, и он тут же появляется рядом. Впускаю к себе Сашку. Он, коротко кивнув, прикрывает за собой дверь. — Кирилл нам рассказал. И показал, — говорит Саша, скрещивая руки на груди и прислоняясь спиной к двери. Замечаю в глазах друга неподдельную злобу. Да-а, ещё один старший брат, готовый порвать за меня несчастного Кирилла. — Он не виноват, — спокойно отвечаю я, качая головой. — Незнание намерений этой фурии его от ответственности не освобождает, — тоном обиженного подростка произносит Саша. Я, не удержавшись, улыбаюсь. — Любимая фраза, — подмигиваю я. Сашка, не сдержавшись, тоже улыбается. — Любимая фраза Петровича. «Незнание закона не освобождает от ответственности», — произносит Саша смешным осипшим голосом, парадируя одного из наших преподавателей. Я тихо смеюсь, вспоминая толстенького и низенького Арсения Петровича, который ведёт у нас пары международного права в МГУ. Да уж, скоро меня оттуда выгонят. Я не появлялась в университете уже очень давно. И желанием вернуться не горю, хотя это и глупо. «Знал бы отец», — с болью думаю я, представляя седого папу, так болящего за моё высшее образование.  — Ты была его любимой ученицей. — А вас с Алинкой он назвал «пара мочалок», — добавляю я. Это прозвище друзья получили за то, что, однажды, Сашка пролил на Арсения Петровича кофе в университетском кафетерии, а Алинка тут же принялась оттирать пиджак преподавателя кучей салфеток. Ну и хохотала же я тогда! — Ты выглядишь болезненно, — резко нахмурившись, говорит Сашка, подходя ко мне, и принимается ощупывать моё лицо. Чувствую, как сердце ухает в пятки. Старательно отвожу взгляд в сторону. — У тебя температуры нет? Вся горячая. — Да нормально всё, — как можно непринуждённее отвечаю я, нервно улыбаясь. — И со зрачками что-то, — хмурится Саша. Нить надежды буквально рвётся в моём сознании. Начинаю прикидывать, успею ли я выбежать из дома, прежде чем меня поймают. — Я слышал, что они расширяются от кислородной недостаточности. — Серьёзно? — спрашиваю я, ощупывая своё тело и театрально хмурясь. — Не знала. А что со зрачками-то? Заглядываю в зеркало, слегка подавшись вперёд, под пристальным взглядом Саши. Что же делать? Зрачки расширены так, что глаза едва ли видно. Принимаю единственное решение, которое возможно принять в этой ситуация. Ложь. Оскароносно играю удивление и поднимаю настороженный взгляд на Сашку. — Это нормально, что они так расширены? — интересуюсь я, хмурясь. Лишь бы не переиграть. Саша в ответ отрицательно качает головой. — Может, в больницу? Принимаю полный скептицизма вид. — Ещё чего, — морщусь я, проводя ладонью по волосам. Про себя отмечаю, что она немного подрагивает. — Я тебе что, неженка что ли, сразу в больницу ехать? Сашка фыркает в ответ и, по его трясущимся плечам я понимаю, что он смеётся. — Ладно, — расслабившись, сдаётся он. Я едва сдерживаюсь, чтобы облегчённо не выдохнуть. — Но, если вдруг что… — Сразу же поеду в больницу. Торжественно клянусь, — солдатским тоном объявляю я, прислоняя к козырьку ладонь, делая вид, что отдаю честь. — Вольно, сержант Вышнеградская, — подыгрывает Сашка и треплет меня по непривычно коротким волосам. — Блин, Громов, я же не научилась ещё укладывать эту стрижку, — преувеличенно обиженным тоном бурчу я и тут же принимаюсь приглаживать распушившиеся волосы, смотря в зеркало. Ну и рожа! Будто меня мукой присыпали. — Вы девушки всё-таки во многом одинаковые, — театрально вздыхает Сашка и выходит, оставляя меня одну. Отлично! Моя актёрская игра сработала на отлично. Может, в актрисы пойти? Мне девятнадцать. Вроде ещё не поздно. Я уже собираюсь выходить, как в дверном проёме возникает лицо Кирилла. Я тут же чувствую, как моё сердце подпрыгивает. Правда, лишь через несколько минут понимаю, что подпрыгивает оно как раз от наивной девичьей влюблённости, а не от страха. Кирилл медленно проходит в ванную, закрывая за собой дверь за замок. По моей коже ползут мурашки. Похоже, что мои чувства к Кириллу всё же сильнее, чем тяга к препаратам, потому что в данный момент все мои мысли меркнут в сознании. Голову занимает лишь Кирилл и его полные боли глаза. — Не выйдешь, пока мы, наконец, не поговорим, — тихо говорит он, прислоняясь к двери спиной и убирая руки за спину. Я воинственно гляжу на юношу, скрещивая руки на груди. Перед глазами всплывает образ нашей первой ночи. Тогда он также поймал меня в своей спальне и закрыл дверь. — Пути к отступлению вновь отрезаны? — спрашиваю я, по-детски задирая подбородок. Кирилл в ответ на мою реплику тепло улыбается. И я чувствую, как от красоты его улыбки у меня начинает кружиться голова, и льды, до этого прочно сковавшие мою душу, медленно, но верно начинают таять. Едва удерживаюсь, чтобы не броситься к юноше с объятиями. — Если тебе так больше нравится, то да, — шёпотом отвечает Кирилл, подходя ко мне ближе. — Неужели то, что мне нравится так важно? — скептически спрашиваю я, театрально выгибая бровь. К моему огромному удивлению взгляд Кирилла становится пугающе строгим. Он бережно берёт в свои руки мои ладони и целует их, отчего всё тело пронзает знакомая до боли в груди дрожь. Я шумно вдыхаю ноздрями воздух, пытаясь утихомирить разбушевавшееся сердцебиение. — Уже как полгода это для меня главный приоритет, — шепчет Кирилл, не отрывая взгляда от моих ладоней. Он аккуратно поворачивает их, обнажая старые шрамы в виде полумесяцев на внутренней стороне. Раньше я постоянно сжимала ладони, до крови впиваясь ногтями в кожу. Я и сейчас периодически могла сделать также, но из-за маникюра, на который меня постоянно таскала Алина, кровь пустить больше не получалось. От слов Кирилла внутри всё переворачивается, будто река, резко сменившая направление. Я морщусь, стараясь сдержать слёзы. Но всё бесполезно. Солёные капли уже ползут по щекам, серебристыми ручьями прокатываясь по бледной коже. Кирилл с болью смотрит на них, проводя по моим щекам тёплой и шершавой ладонью. Прикрываю глаза, позволяя себе насладиться этим чудесным моментом. — Почему ты плачешь? — тихо спрашивает Кирилл, опаляя моё лицо горячим дыханием. Меня окутывает знакомый запах табака, мяты и одеколона. Моё нутро буквально бьётся в истерике от такого близкого контакта. — Я ненавижу себя за то, как обращалась с тобой последний месяц, — с трудом выдавливаю я. Слёзы мешают мне говорить. Сил, чтобы стоять, у меня не остаётся. Я присаживаюсь на край ванной, придавленная тяжестью собственной лжи. Как же я мечтаю рассказать этим честным голубым глазам всю правду: о нашем ребёнке, о своих истинных чувствах, о своей зависимости. Но я не могу. Не могу признаться во всех этих ужасах. Просто не могу! Сердце начинает болезненно биться в груди, словно пойманный в клетку дикий зверёк. Всё, что мне остаётся сейчас, это хотя бы извиниться перед Кириллом за причинённую ему боль и сказать, как сильно я люблю его. — Ты не заслужил всего, что тебе пришлось пережить из-за меня, — утирая нос, говорю я и стыдливо опускаю голову. — Ты лучшее, что могло случиться со мной в этой жизни. Я не могла всего тебе рассказать… Всё, что произошло в этом году, требовало от меня сил и терпения. А я не смогла быть сильной. Я едва не сдалась. Если бы тебя не было рядом, не думаю, что мне бы удалось выкарабкаться. У меня не хватает сил, чтобы описать тебе своё чувство, — отчаянно говорю я и до боли прикусываю губу, чтобы не зареветь. — И не хватит никогда, чтобы объяснить, как сильно я тебя люблю. Я знаю, как трудно будет мне поверить сейчас. Но поверь, если сможешь. Последнюю фразу я произношу с невероятной усталостью и болью. Произношу честно, уже до крайности обессиленная своей ложью. Если сердце может разбиться, то в этот момент оно точно разбивалось. Молча глотая слёзы, я поднимаюсь, на обессиленных ногах обхожу Кирилла, двигаясь в сторону двери. Сил взглянуть на него у меня не хватает. Юноша быстро хватает меня за локоть и разворачивает к себе. Не успев опомниться, я оказываюсь в сильном и надёжном кольце его тёплых рук, прижатая к крепкой мужской груди. Устало прислоняюсь щекой к его футболке, сжимая широкую талию. Кирилл зарывается носом в мои волосы, щекоча шею тёплым дыханием. Как же хочется остановить временной поток и застыть в этом моменте! Навсегда быть с этой маленькой ванной комнате, с Кириллом и его любовью наедине. — Больше никогда не смей говорить, что ты слабая, — надрывно шепчет Кирилл. — Ты самая сильная и смелая девушка, которую я когда-либо встречал. Таких как ты в этом мире нет. Я не встречал. И мне плевать, сколько ещё придётся пережить, но я никогда в жизни тебя не оставлю, поняла? Кирилл отстраняется, хватая меня за плечи. Он смотрит мне в глаза так глубоко и отчаянно, что я чувствую, как моё сердце начинает учащённо биться в груди, заставляя кровь стыть в жилах. — Я тебя никогда не оставлю, глупенькая, — отчаянно повторяет Кирилл, слегка улыбаясь— Я люблю тебя. И вместе мы всё преодолеем. Я обещаю. Обещаю быть рядом всегда. И несмотря ни на что. Душа отчаянно мечется от боли и любви одновременно. Как такое возможно? Улыбаюсь сквозь слёзы и неуверенно касаюсь знакомой колючей щёки. Кирилл прикрывает глаза и целует моё запястье. От этого по моей коже ползут мурашки. В какой-то момент Кирилл оказывается сидящим на краю ванной, а я сидящей на его коленях. Сцепляю ладони на тонкой шее, осторожно целуя Кирилла в щёку. Парень впивается пальцами в мою талию, отчего я едва удерживаюсь, чтобы не издать глухой стон. Медленно двигаясь от холодной щеки к влажным губам, я, наконец, даю волю страсти и любви, которые так долго находились запертыми в клетке сна. А самое главное даю волю телу, которое давно истосковалось по знакомым объятиям и ласкам. Кирилл, не выдерживая моих медленных поцелуев, настойчиво впивается губами в мои губы, сцепляя наши языки в неистовом танце. Нежные руки соскальзывают под кофту, осторожно проводя вдоль спины и живота, изучая каждый изгиб моего тела. Хотя эти руки уже давно знакомы с каждым участком моей кожи. И всё же эти прикосновения, поцелуи, глухие стоны и ласки, которых мы так давно не позволяли друг другу, кажутся сейчас сладким глотком воды после недельного пребывания в горячей пустыне без питья. Кирилл начинает целовать мою дрожащую шею, пока я неистово сжимаю ткань несчастной белой футболки. На секунду в голову закрадывается мысль, а смогу ли я её порвать. От этого я улыбаюсь, утыкаясь носом Кириллу в висок. Юноша возвращается губами к моему лицу, затем осторожно прикусывает мочку уха. По коже разливается такая волна дрожи, что я невольно охаю, сжав ногами мужской торс. Ноги начинают дрожать, а по телу пробегает жар. Кирилл тянется к шнурку на моих штанах, и тут в мою голову возвращается ясность. Ох, видит Бог, я так не хотела прерывать Кирилла, не хотела выпускать его из своих объятий, расцеплять слившиеся в одно единое целое души. Но в голове яркой болезненной вспышкой возникают события минувшей ночи, выкидыш. Я не могу заниматься сексом сразу же после того, как потеряла ребёнка. — Кирилл, — шепчу я, с трудом отрываясь от сладких губ. — Мы не можем. — Что? — с болью и разочарованием спрашивает Кирилл, удивлённо смотря на меня. От его томного взгляда и блестящих, потемневших от страсти глаз мне буквально сносит голову. На ходу придумываю оправдание, опуская голову. — У меня… трудные дни, — тихо мямлю я, чувствуя, как щёки начинают гореть от стыда. Кирилл фыркает от смеха, и я вместе с ним. — Ты бы хоть предупредила. Я бы к тебе эту неделю вообще не приближался, от греха подальше, — смеясь, шепчет Кирилл. Хмурясь, бью его в плечо. Но вновь начинаю смеяться. Звонким и заливистым девичьим смехом, который давным-давно не посещал меня. И мы смеёмся вдвоём словно дети. — Что-то они долго. Вдруг, дерутся, — шепчет Алина, качая головой. Её золотистая макушка мирно покоится на крепкой груди Артура, и она благоговейно слушает мирный стук его сердца. — Ну да. Это теперь называется дракой, — подмигивает Сашка, делая особенный акцент на слове «это». Алина не удерживается от смешка. Также как Артур, который сидит на диване, положив ладонь на тонкую талию девушки. Сложно описать словами, как ему приятно слышать смех Алины, после всего, что свалилось на её голову. Но украдкой в любимых карих глазах он всё же видит тень скорби и чувствует исходящую от возлюбленной печаль, скрытую глубоко в душе. — Может, наконец, всё встанет на свои места, — мечтательно произносит Алина, и грустная улыбка подёргивает её бледные красивые губы. Девушка всё ещё ощущает ноющую, противную боль в области сердца. Но эта боль больше не кажется ей вечной, беспросветной тьмой. Нет, скоро солнце точно засияет вновь, а всё, что связано с ужасом и смертью, забудется, как страшный сон. Артур слабо улыбается, понимая, что в такие простые слова его любимой было вложено много смысла, и целует девушку в висок, касаясь губами холодной кожи. Он чувствует, как сильно скучал по этой золотоволосой красавице. Сейчас ему так же спокойно, как было когда-то в детстве в объятиях матери. Артур переводит взгляд на Сашу, который (по наблюдению самого Артура) постоянно смотрит в телефон, буквально не отдирая от него рук. — Ты чего это постоянно в телефоне своём сидишь? — спрашивает Артур, театрально выгибая бровь. — Прямо-таки присосался. — Э-эй, попрошу не использовать подобные слова в отношении моей скромной персоны, — качает головой Сашка. Артур поднимает руки в примирительном жесте, отчего Алина заливается громким смехом. — Он на свидание опаздывает, — подмигивает она, переводя взгляд на часы. — В шесть, поди, назначено? Самое удобное время для свиданий: не слишком рано и не слишком поздно. — Что, так очевидно? — устало спрашивает Сашка, поднимая на Алину (уж чего-чего она от друга никак не ожидала) смущённый взгляд. Артур удивлённо смотрит на юношу округлёнными топазными глазами. — Да ты что?! Этот ловелас волнуется перед свиданием? Вот, он? — подозрительно интересуется Артур. При взгляде на Сашу он начинает широко улыбаться. — Да ты только взгляни на него! Краснеет как подросток. Алина звонко смеётся, когда Саша в знак своего полнейшего возмущения запускает в Артура подушкой. — Ничего я не краснею, — фыркает он, серьёзно нахмурившись, но в его любопытных глазах светится весёлый огонёк. Снова взглянув на экран телефона, он поднимается со своего места и хватает кожаную куртку, висевшую на подлокотнике. — Но вы правы. Я ужасно спешу. С этими словами Сашка обнимает Алину и жмёт руку Артуру, накидывает куртку и движется к выходу. — Потом подробности расскажешь, — кричит ему вслед Артур, смеясь. Сашка неожиданно высовывается из дверного проёма, держась за косяк. — Хорошо, сплетница ты накаченная, — подмигивает он. — Пока, малышка. И тебе, Алинка, тоже пока. — Засранец, — смеётся Артур, закатывая глаза. Саша в очередной раз пытается убедить самого себя, что он ничуть не взволнован скорым появлением Александры в зале ресторана (он выбрал заведение, в котором вчера они «ужинали» с Алиной, очень уж показался ему близок дизайн к образу Александры). Но его нервозность становится настоящим открытием даже для него самого. У него, не понятно почему, каждые пять минут сохнет во рту. Бедный официант вынужден постоянно носить ему стаканы воды. Ещё у него постоянно потеет всё тело, словно он раз за разом наяривает, от нечего делать, марафоны. Ему приходится снять с себя пиджак и расстегнуть две верхние пуговицы на рубашке. А ещё живот постоянно скручивает от страха, отчего Сашка уже пару раз подумывал сходить в туалет. Но все эти физиологические неудобства меркнут на фоне постоянно елозящих назойливых мыслей в голове, будто какой-то шутник завёл в его голове не успокаивающуюся шарманку. «А что, если она не любит парней в костюмах на первом свидании? Или, увидев две расстёгнутые пуговицы, она решит, что я хочу затащить её в постель? А что, если живот прихватит прямо в разгар задушевной беседы? Если я оболью её вином? А если мне не найдётся, о чём говорить с такой девушкой? Вдруг, пообщавшись со мной, она пожалеет, что я вообще родился?» — Боже, да что ж такое? — тихо спрашивает сам у себя Саша, расстилая салфетку на коленях трясущимися руками. — Да ну, это уже совсем по идиотски. С этими словами он нервно сдёргивает салфетку и кидает её на стол. Он вспоминает, как его отец при любых обстоятельствах ухитрялся оставаться элегантным и интеллигентным. Да и сам Саша раньше всегда был спокоен и аккуратен. А сегодня, словно всё идёт наперекосяк, а сам он неожиданно превращается в пятнадцатилетнего ботаника, которого неожиданно спросили, а девственник ли он. — Что по идиотски? — неожиданно раздаётся голос прямо у Саши над головой. Он испуганно поднимает взгляд, и во рту у него снова пересыхает. На этот раз от восхищения. Перед ним стоит настоящее воплощение женской красоты, обаяния и доброты. Александра лучезарно улыбается Саше, озаряя его лицо светом очарования. На ней прекрасное платье цвета слоновой кости из плотной атласной ткани, выгодно подчёркивающее все прелести изящной и утончённой фигуры. Золотистые волосы заплетены в длинную сияющую французскую косу, спускающуюся прямо на грудь. Саше кажется, что девушка в буквальном смысле светится, окружённая ореолом чудесного райского солнца. Юноша с трудом сглатывает и, опомнившись, быстро поднимается. Из-за его резкого движения стол слегка сдвигается, звякнув всеми приборами, которые на нём стояли. Все посетители, которых немного в этой зоне ресторана, бросают на юношу удивлённые взгляды. Он двигается к девушке и сносит чёрную вешалку. Благо, Саша успевает её подхватить и вернуть на место. Александра в этот момент, с трудом сдерживая смех, прикрывает рот. — Кто её здесь поставил? — смущённо спрашивает Саша, указывая на вешалку. «Чёрт бы тебя подрал, кусок ты дерева!» — в мыслях юноша обругивает непутёвую вешалку ещё более нелестными словами. Юноша, собрав всю свою волю в кулак, решается осторожно стянуть с тонких плеч своей спутницы мягкую ткань бежевого пальто. Как только он подходит к девушке, его окутывает тот самый волшебный аромат ванили, на сей раз приправленный чуть более терпкими цветочными духами. Саше кажется, что из дорогого ресторана он перемещается в прекрасную далёкую страну, где зеленеют бескрайние луга. Саша галантно помогает даме присесть за столик прямо напротив него, затем быстро возвращается на своё место. Юноша на секунду удивляется, как это он сумел усесться за стол, не покалечившись. — Что ты будешь? — вежливо интересуется он, раскрывая тугое белое меню и глядя на Сашу из-под опущенных ресниц. Девушка пожимает плечами, пробегая глазами по меню. — Здесь всё такое дорогое, — шепчет она, слегка скривившись. — Хочешь, можем поехать в Мак? — хитро улыбается Сашка. Девушка удивлённо смотрит на него. И видя серьёзность его намерений, улыбается в ответ. Саша чувствует, как внутри всё подпрыгивает от этой чудесной светлой улыбки. — Если мама узнает о том, что я поужинала там, заставит прочищать желудок, — подмигивает она. Но Саша понимает, что своей идеей девушку он заинтересовал. «Хотя я никогда не водил девушек в Мак. Тем более на свидание. Пару раз сводил туда Риту с Алиной, но они сами потребовали». — Я ей не скажу, — спокойно пожимает плечами Сашка. Он действительно пытается шутить, но, Александра воспринимает сие предложение всерьёз. Девушка пару минут медлит, а потом подскакивает с места и хватает с вешалки пальто. Юноша удивлённо глядит на неё, пока она накидывает на себя верхнюю одежду. Тут девушка всплёскивает руками и хватает Сашу за ладонь, утягивая с места. — Пойдём уже, — смеётся она. И под удивлённые взгляды официантов, одетых с иголочки, двое покидают помещение дорогого ресторана, по-детски хихикая. — Ты скрутила этого мелкого барана прямо в детском саду? — заливаясь смехом, спрашивает Сашка, смотря на то, как долго девушка пытается откусить кусок большого бургера. Она смеётся, кивая головой. — Он обидел мою подругу. Я должна была постоять за неё, — смущённо отзывается Саша, наконец, откусив злосчастный кусок бургера, на что юноша реагирует звонким смехом. Они сидят в укромном уголке за барной стойкой, поедая картошку и бургеры, и вспоминают весёлые истории из жизни. — Я буду иметь в виду, что с тобой лучше не шутить, — говорит Саша, вытирая соус со своей щеки. Девушка подмигивает ему, заговорщически улыбаясь. — Когда мы встретимся в следующий раз? — интересуется юноша, наконец, прикончив свой вредный ужин. Девушка удивлённо смотрит на него. — Ну и скорость, — восхищённо произносит она, оглядывая свой поднос, на котором ещё и половина еды была не съедена. — Я могу согласовать график дежурств со своей мамой. Из-за учёбы и работы свободного времени почти нет. Юноше кажется, что последнюю фразу девушка произносит извиняющимся тоном. Он стремится поддержать её, ведь он как ребёнок рад уже и тому, что она согласна встретиться с ним снова. — Ничего страшного. Как только выдастся свободная минутка и… ты сама захочешь встретиться, я и мой телефон будем ждать твоего звонка, — бодро выдаёт Саша, наклоняясь к девушке чуть ближе. Та благодарно ему улыбается и даже на несколько секунд сжимает его ладонь своей холодной нежной рукой. Стоит ли говорить, что в этот момент у рыжеволосого юноши по коже бегают табуны мурашек. — Расскажешь о своей семье? Друзьях? Мы вроде уже обо всём поговорили, но эти темы обошли стороной, — тихо говорит девушка. В этот момент вечер приобретает особую атмосферу. Юноша ощущает в воздухе неуловимую магию, магию, исходящую от его спутницы. В приглушённом свете кафе он замечает за окном зажигающиеся огоньки звёзд, но даже они не способны затмить красоту Александры. Она светится так же ярко как луна на небе в этот час. — Да-а, вопрос о том, кто побил меня в пятом классе определённо был более важен, нежели моя семья, — морщится он, отчего Саша вновь заливается смехом. Юноша с удовольствием отмечает тот факт, что ему удаётся рассмешить эту прекрасную девушку почти без труда. Он коротко рассказывает Саше о своих родителях, о «прелестях» жизни богатенького сынка, долго говорит о Рите, Алине, Артуре и Кирилле, не затрагивая их безумных приключений, разумеется. Но он рассчитывает, что, однажды, у него появится возможность поведать Саше и об этом. — Твоя очередь, — объявляет он и видит, как по лицу Саши пробегает незаметная тень. — Прости, если ты не хочешь… — Ну, нет, это будет нечестно, — спокойно обрывает его девушка, усаживаясь к нему в профиль. Юноша с восхищением рассматривает тонкую лебяжью шею, острый подбородок, аккуратный нос, длинные чёрные ресницы, отбрасывающие тень на бледные сияющие щеки и блестящие в искусственном свете неестественным сиянием золотые волосы. У Алины оттенок золота в волосах темнее, у Саши больше платины. — Мой биологический отец умер ещё до моего рождения. Точных данных о причине смерти нет, но в доме малютки, где я жила, сказали, что у него было какое-то врождённое заболевание. Старые знакомые говорили, что он был чудесным человеком, душой компании, увлекался благотворительностью, меценатством и любил рисовать. И он очень ждал моего появления на свет. На последней фразе девушка спотыкается, но тут же собирает волю в кулак и выдавливает из себя улыбку. Улыбку, полную боли, которую Саша чувствует подкожно. Юноша мечтает обнять Сашу в этот момент, прижать её к себе и сказать, что он будет рядом вечно. Но каким-то разумным краешком сознания он всё же понимает, что сделать это будет ошибкой. Да и девушка чересчур уж напоминает ему Риту и Алину, такая же сильная и упёртая, но со скрытой нежностью внутри. — И не дождался, — шепчет она. — Знакомые рассказывали, что он скончался скоропостижно. Буквально за одну ночь. Вот так быстро человека может не стать. Кажется, что живёт, улыбается, смеётся, а потом раз, и на утро ты получаешь оповещение о его смерти. И всё. Уже ничего не вернуть, не обернуть вспять. Мама тогда как раз была на восьмом месяце беременности. А она была знаменитой красавицей, — восхищённо улыбается Саша, мечтательно закидывая ресницы к потолку. «Уж, я тебе верю», — мелькает мысль в голове у юноши. Отчего-то ему казалось, что рассказ о Сашиных родителях будет скверным, что они окажутся жуткими людьми, но сейчас юноша чувствует, как сильно девушка любит их и невыразимо скучает по ним. — И она была очень сильно влюблена в отца, буквально до беспамятства. Как и он в неё. Других родственников у нас не было. Фактически у них были только они сами. И смерть папы мама пережить не сумела. После родов началась депрессия, апатия, состояние ухудшалось с каждым днём всё больше и больше. Я не виню её. По рассказам её близких знакомых и по моим собственным ощущениям, по фото, на которых она держит меня совсем маленькую, я вижу, что и меня она любила также сильно, как отца. Она старалась, и я благодарна ей за это. Но не вышло, — грустно усмехнувшись, заключает девушка, сцепив тонкие изящные пальцы в замок. Юноша видит слезу, катившуюся прозрачным ручьём по белоснежной щеке. — Она умерла, когда мне исполнился годик. Врачи ничего не могли понять. Сердце просто остановилось ночью. Кто-то там пытался сказать, что это врождённый порок сердца и прочее, но интуиция мне подсказывает, что мама сама приняла решение уйти. — Уйти? — тихо переспрашивает юноша, подозревая, что ослышался. Девушка поднимает на него свои прекрасные изумрудные глаза, и по его телу пробегают мурашки. — Да, уйти. Покинуть этот мир, если тебе так угодно. Мы, люди, принимаем смерть за жестокость судьбы, но на самом деле она всего лишь проводник. Наш старый друг, — улыбается Саша, и юноша подкожно ощущает, как ей больно это говорить. — Мы сами принимаем решение уходить нам или нет, поэтому в случайности я не верю. Моя мама и мой отец ушли именно тогда, когда нужно, и я не буду сетовать на судьбу. Меня определили в прекрасный дом малютки, а оттуда меня к себе забрала чудесная женщина, которую ты видел тогда в больнице. Она меня и вырастила, подарила мне чудесное детство, стала доброй наставницей и второй матерью. И я люблю её всем сердцем. На последней фразе голос девушки всё же ей изменяет, и юноша, сам не ведая, что творит, осторожно притягивает Сашу к себе, нежно обнимает за плечи, зарываясь носом в золотистую макушку. Он чувствует, как пару минут девушка медлит, а потом робко обнимает его спину в ответ. От её прикосновения внутри юноши всё зацветает, словно весенний сад, наконец, пробуждается от затяжной зимы. Проходит достаточно много времени, прежде чем девушка всё же отстраняется, но по её улыбке юноша понимает, что сделал всё правильно. И от этого на душе у него невероятно тепло. — Я бы очень хотел познакомиться с твоей мамой, — говорит он, улыбаясь. — Обязательно познакомлю вас лично. Но ты ей и тогда в больнице приглянулся, — смеётся Саша, утирая ненавязчивые слезинки. — Тебя беспокоит что-то ещё, — с сомнением произносит юноша, видя на лице девушки ещё какую-то скрытую тень. Он заметил это ещё в ресторане, но не хотел заострять на этом внимание. Но сейчас, когда Саша выворачивает перед ним душу, он не смог бы не задать этот вопрос. Девушка поднимает на него удивлённый взгляд. — Как ты догадался? — робко спрашивает она. Юноша кладёт руку ей на ладонь. На этот раз Саша делает это также уверенно, как сегодня обнимал Риту, пытаясь её поддержать. — У тебя тень на лице пролегает, — шепчет Саша, осмелившись коснуться пальцем нежной кожи девичьей щеки. Он ведёт пальцем от линии губ до виска и к шее. — Вот здесь. Девушка робко улыбается, и Саша замечает, как её щеки наливаются багрянцем. — Вчера вечером к нам в больницу привезли молодую девушку, всего девятнадцать лет. Я как раз подменяла маму на дежурстве. У девушки случился выкидыш, — с трудом произносит Саша. Юноша понимает, как тяжело ей говорить о подобном, и на секунду задумывается о правильности выбора её профессии. — Я надеялась, что ребёнка удастся спасти, но не вышло. Дело здесь даже не в самом выкидыше, а в причине, спровоцировавшей его. Девушка употребляла наркотики, и, видит Бог, я не понимаю, как можно поступать так с собственным ребёнком. Юноша чувствует внутри шевелящееся чувство ненависти к той, о ком идёт речь. Сам он наркотики ни разу в жизни не пробовал, но часто видел, что они делают с людьми и во что их превращают. — Девушка хотя бы жалеет? — с деланным спокойствием спрашивает он, сжимая девичью ладонь. — Что-то в её глазах шевельнулось, когда я попыталась задеть её, — задумчиво произносит Саша, словно переносясь на сутки назад. — Думаю, что она образумится. А вот её спутник, на вид настоящий ангел, золотоволосый, кареглазый, абсолютно непробиваем. Ему чуждо всё человеческое, в его взгляде читалась пугающая… пустота. Саша на секунду замирает, глядя на девушку. Вчера Рита уехала с Никитой, и по описанию он подходит. Хотя, глупо. Юноша даже краем губ улыбается собственным мыслям, но всё же решается выяснить у своей спутницы имя той самой девушки. — А как звали ту девушку? — словно между делом спрашивает он. — Маргарита. Фамилия, кажется, Вышнеградская или что-то в этом духе. Глаза у неё очень красивые, как два топаза, — отвечает Саша, а по внутренностям юноши словно режут острым ледяным кинжалом. Он чувствует, как дыхание его становится сдавленным. Страшная догадка едва не валит его с ног, словно бульдозер. Он вспоминает расширенные зрачки Риты сегодня в ванной. В ужасе Саша смотрит на свою спутницу, не веря собственным ушам. В придорожной забегаловке на Киевском шоссе свет излучают только слабо работающие пыльные лампы, да и те периодически мигают. Из-за темноты, опустившейся туманом на город, в закусочной мало что видно. Внутри чрезвычайно мало столиков и стульев. В основном, посетители располагаются по периметру длинной барной стойки, деревянная поверхность которой во многих местах была облуплена и покрыта чем-то липким. Завсегдатаи этого места имеют пару общих черт: все они приходят сюда, чтобы выпить и уйти от реальности, и почти все они живут за чертой бедности. Бледные лица этих людей измученные, осунувшиеся и чрезвычайно быстро постаревшие. Вот, лысый тощий мужчина, с ног до головы покрытый чернильными рисунками, подвыпив, принимается учить жизни пару молодых юношей, покрытых пирсингом. Вот тучный старик с густой бородой одиноко сидит в углу, покуривая дешёвые сигареты. А вот пара морщинистых женщин, чьи губы покрыты вызывающей красной помадой, потягивает отвратительное на вид пойло, попутно оглядывая зал хитрыми глазами хищниц. В закусочную вместе с ночным воздухом врывается высокий стройный юноша в обрамлении чудесных золотых волос. Гордо шествуя между столиков и вызывая своим ухоженным видом злые заискивающие взгляды, Никита проходит к самому дальнему столику, стоящему в тёмном углу. Никита быстро проскальзывает по скамейке и, положив локти на стол, просит официанта принести ему стакан самого дорогого виски. — Ты опоздал, — раздаётся мужской баритон напротив улыбающегося Никиты. — А вы выбрали самое отвратительное место для встречи. Думаю, мы квиты, — подмигивает Никита и благодарно подаёт деньги официанту, принёсшему ему стакан с янтарной жидкостью.  — Это самое не компрометирующее место, златовласка, — заявляет второй мужской голос, более низкий и грубый. Раздаётся глухой смех. Взгляд Никиты становится таким зловещим, что мужчины напротив него заметно напрягаются. — Не называйте меня так, — произносит он, источая ледяное спокойствие и неприкрытую угрозу. Именно поэтому он стал идеальным оружием. — Так, давайте мирно всё обсудим. Главное дело сделано, верно? — примирительно говорит первый голос. Он принадлежит высокому стройному мужчине лет пятидесяти с небольшой щетиной и едва ли не чёрными глазами, похожими на тёмный агат. Его тёмного цвета волосы длиной почти достигают костлявых плеч. Сам он одет не под стать месту, которое выбрал для встречи. Дорогой серый костюм с иголочки, чёрное дорогое пальто и лакированные туфли. На бледных пальцах, напоминающих паучьи лапки, сверкают дорогие кольца с цветными камнями. — Да. Вы сработали чисто, Эрнест Васильевич, — вернув себе самообладание, обращается к мужчине Никита. — Разумеется, будет судебное разбирательство. Люди дураки, но не до такой же степени: они поняли, что это было умышленное убийство. Особенные претензии у семьи водителя погибшего вместе с моим отцом. Но я это улажу. Они мне доверяют. — А как на счёт вдовы и твоей сестрицы? — раздаётся бас, принадлежавший мужчине, на вид лет сорока, с гладко выбритой головой и весьма плотной комплекцией. Его Никита видит в первый раз, и именно поэтому он скептически оглядывает мужчину с ног до головы. Как и Эрнест, этот мужчина облачён в дорогой костюм и твидовое пальто. Но, если Эрнест производит впечатление интеллигентного и умного мужчины, этот человек кажется Никите недавно вышедшем из тюрьмы заключённым. На указательном пальце мужчины мерцает дорогой красный рубин. — Мы знакомы? — театрально выгибая бровь, интересуется Никита и залпом опрокидывает в себя стакан виски. В узких кругах друзей все знали, что он почти не пьянел, как бы много не выпил. — О, прости, я не представил тебе моего ближайшего помощника. Знакомься, дорогой, это Максим Павлович, бывший куратор Артура Золотарёва, — приветливо говорит Эрнест. При упоминании знакомого имени Никита тускло ухмыляется. — Какое совпадение, — холодно замечает он. — Очень удачное совпадение, — улыбаясь, соглашается Эрнест. Никита припоминает первую личную встречу с ним, несколько месяцев назад в Токио, как раз тогда, когда мужчина рассказал юноше о том, что его сестра связана романтическими отношениями с одним из сотрудников его «фирмы». — Да, но моя сестра никогда не умела выбирать себе достойную партию, — морщится Никита, проводя ладонью по волосам. — Но сейчас не об этом. Сегодня я встречался с адвокатом отца и нашим нотариусом. В течение недели будут подписаны все бумаги. Сестра оставляет свою часть наследства мне, с ней проблем не возникнет. С бабкой я уже договорился. А Инга… её розовых мозгов хватит разве что на то, чтобы подписать необходимые бумаги. Она уже готова затащить меня в постель, поэтому здесь всё тоже пройдёт гладко. И таким образом, через месяц все акции отца будут в моих руках. А как их разделить, мы с вами уже обговорили. Ваша задача следить за тем, чтобы его подельники не лезли ко мне и моей семье. — Защиту мы вам обеспечим, не беспокойся, — кивает Эрнест, задумчиво глядя в стол. — Что на счёт полиции и прессы? — спрашивает Максим, закуривая толстую кубинскую сигару. — С прессой вопрос уладят мои знакомые, — отвечает Никита. — А полицию заткнуть будет проще простого. Главное выбрать правильный момент. И тут Никита улыбается той самой зловещей, холодной улыбкой, которая так напугала Алину при первой встрече с братом после долгой разлуки. Из доброго улыбчивого юноши он превратился в жаждущего наживы и власти тирана. Маска имеет два противоположных свойства: её чрезвычайно сложно обнаружить, но очень легко сорвать.