***
— Ты мне прямо скажи, как Король Арды, вдова я или мужняя жена? Манвэ ощущал себя не просто припертым к стенке, а вовсе взятым за жабры. Именно это простонародное выражение приличествовало ситуации и наступавшей на него Индис. Куда делась прежняя исполненная благости примерная ваниэ?! Голову ее украшал яркий платок, завязанный узлом на лбу, и кончики материи торчали в стороны, будто балроговы рога. Привычные белые платья сменились пестротканым нарядом, в котором преобладал красный цвет. Хотя этот костюм и не был лишен некоторой варварской прелести, он пугал. В Валиноре такого не носили отродясь. Должно быть, вернувшийся Финдарато принес с собой рассказы о странных модах и обычаях Внешних Земель. Мало того, даже лицо Индис было выкрашено в разные цвета: брови сделались угольно-черными, губы пунцовыми, вокруг глаз и вовсе творилось что-то неописуемое. И румянец на ее щеках, как подозревал Манвэ, тоже был рукотворным. Все это вместе придавало облику Индис особенную воинственность и непоколебимость. Зачем, зачем только он согласился дать Индис аудиенцию?! А все Ингвэ! Вот уж от кого не ждал подвоха. — Конечно, ты замужняя женщина, — сказал Манвэ, чтобы отвязаться, — и… Что именно «и», осталось неизвестным. — Так и где он, муж-то этот?! — широкий жест Индис обозначил безграничность пространства, в котором, очевидно, рекомого мужа не наблюдалось и следа. — В Мандосе?! Манвэ только молча кивнул. — Так в Мандосе покойники! Манвэ кивнул снова. — Так получается, что я вдова! — Получается… — осторожно произнес Манвэ. — Ты сам, как Король Арды, повелел, — из поставленной рядом на стол сумки Индис не глядя извлекла книжечку «Законов и обычаев», раскрыла ее на закладке и ткнула пальцем в заранее подчеркнутые строчки, — вот: «брак есть естественный образ жизни для всех эльдар». Сказал ты такое или не сказал? — Ну, сказал, — пролепетал Манвэ. Хоть бы что-нибудь случилось! Прилетел бы орел с вестями из Внешних Земель, Моргот постучался бы в Дверь Ночи или Варда изменила курс своих утренних прогулок и заглянула бы выразить свое к супругу отношение — но нет. Ничего не происходило, Манвэ некому было спасать. — Значит, я в положении противоестественном пребываю и в новый брак право имею! — с торжеством заключила Индис. — Но зачем?! — искренне удивился Манвэ. Он действительно не понимал, неужели Индис не хватило одного раза. — Положено! Разве это дело — в Валиноре тоску-то чувствовать? Вот и Ирмо мне документ выдал, — пошарив в той же сумке, Индис вытащила сложенную вчетверо бумагу и протянула ее Манвэ, — вот читай, все как есть: никакого лекарства мне не нужно, только чтоб непременно замуж идти. Манвэ развернул лист. Это и в самом деле было заключение Хозяина Снов, и, если перевести мудреную целительскую терминологию на понятный язык, писано там было именно то, о чем говорила Индис. С таким авторитетом спорить не приходилось. Судя по всему, Индис подготовилась основательно. Манвэ напряженно искал возражений, но не находил их. — И то сказать, детей вырастила, мужа схоронила, — тут Индис достала из рукава вышитый платочек и осторожно промокнула им уголки глаз, — самое время хоть для себя пожить. — Так от меня-то что требуется? — Как что?! Ты меня, вдову, защищать должен или не должен?! — Ну, должен… — Так вот разрешение на новый брак мне и подай. Нужно было что-то отвечать. Нужно было как-то спасаться. — Этого нельзя вот так сразу, — пытался открутиться Манвэ, — это дело новое и сложное. — Что ж сложного? Напиши да печать приложи. — Это новое дело, и валар должны обдумать его всесторонне, чтобы точно знать, как поступать в таких случаях. Может быть, придется обратиться к самому Эру. Нет-нет-нет, такие решения выносятся только в Круге Судеб. — Так я рядом подожду, — заявила Индис. — А то знаю я вас. Вас не торопи — вы пятьсот лет совещаться будете. Манвэ обрадовался уже тому, что удалось отвратить непосредственную угрозу, и оттого не обратил на эти слова никакого внимания. Он начал собирать валар. Троны в Круге Судеб постепенно заполнились. Ульмо прийти не изволил. Он передал, что равнодушен не только к бракам Воплощенных, но и к самому бракосочетанию вообще, поэтому делать ему на этом заседании нечего. Во всех возможных прениях и голосованиях он указал считать себя воздержавшимся. Но трон его не был пуст — пользуясь отсутствием хозяина, туда забрался Эонвэ. Права голоса ему никто не давал, даже совещательного, но Эонвэ не терял надежды. А заодно и сидеть было всяко удобнее, чем торчать на ногах позади трона Манвэ. Собрание началось ни шатко ни валко. Валар всегда требовалось время, чтобы раскачаться. Для разминки Король Арды напустился на Ирмо: — Зачем, ну вот зачем ты выдал Индис такое заключение?! — Если бы я знал, для чего оно ей, то, конечно, не выдал бы. Но предвидением я не обладаю. — А может, просто выкинем эту справку, — предложил Тулкас. — И рожи кирпичом: какая такая справка? Ничего, мол, не знаем, не было ее. Несмотря на грубоватую формулировку, здравое зерно тут определенно было. — Ничего не выйдет, — вздохнул Ирмо. — Индис попросила у меня заключение в двух экземплярах. Даже если мы выкинем этот, у нее останется второй. — А, чтоб тебя! — воскликнул Манвэ, имея в виду, конечно, Индис и положение дел. — Давайте подождем, — предложил Ирмо. — Скоро ей надоест, и она уйдет. С этими словами он откинулся на спинку трона и, по своему обыкновению, задремал. Предвидением Ирмо действительно не обладал. Уходить Индис не собиралась. Она сидела на лужайке рядом с Кругом Судеб и, судя по ее виду, готова была сидеть так до самой Дагор Дагорат. С собой в сумке у нее были бутерброды и штоф компота. Ночь Индис провела там же на лужайке, подложив под голову кулак и зябко ежась во сне. Утром ее пришла проведать старшая дочь, они сидели и разговаривали. Потом Финдис ушла, но вернулась вечером с одеялом. На следующее утро она принесла какую-то снедь, ибо припасы Индис очевидным образом подошли к концу; вечером они уже ужинали вместе, а еще через день Финдис осталась ночевать на той же лужайке. Потом она сбегала вниз, в Валимар, за рукоделием и вернулась на лужайку уже насовсем. Индис пела песни и училась у дочери плести кружева, поскольку вышивать терпеть не могла по понятным причинам. С этих пор их навещали эльфы их домохозяйства, заодно передавая приветы от знакомых и родственников. Через пару дней потянулись и сами знакомые и родственники. Они приходили с корзинками, и теперь на лужайке один пикник сменялся другим. Индис встречала гостей на правах хозяйки. Эльфы вели себя в высшей степени культурно и аккуратно, не оставляя после себя ни бумажных оберток от бутербродов, ни яичной скорлупы, а вечнозеленую валинорскую траву вытоптать было невозможно, но это постоянное напоминание начало действовать валар на нервы. Стало совершенно очевидно, что Индис угнездилась тут надолго. Манвэ, скрепя сердце, пригнал грозовую тучу. Вышло только хуже — после ливня на лужайке уже стояла палатка. К тому же самим валар было неуютно сидеть под дождем. Манвэ восстановил хорошую погоду, и валар просохли, но гости Индис уже сообразили, что палатки позволят им не бегать на ночлег домой. Одна, вторая, пятая… палатки множились, как кролики весной. Потом, по мере того, как распространялись вести, на Таникветиль начали подтягиваться и нолдор, тоже вроде бы в гости. Они приезжали сразу со всем необходимым, чтобы устроиться основательно. И не успели валар оглянуться, совсем рядом с Кругом Судеб шумел целый палаточный городок. Там что-то происходило. Вскоре городок украсился девизами, прекрасно видимыми издалека и написанными крупными изящными тенгвами. Они гласили: «Брак назначен нам в удел как союз и душ, и тел!», «Если вырос до ста лет, для тебя брак не запрет!» и прочее в таком духе. На самом большом и вовсе значилось: «Только Моргот и дурак не идут в законный брак!» Отчасти это было неправдой, потому что как раз Моргот-то в законный брак стремился изо всех сил и даже дважды. Но Моргот пребывал теперь за Дверью Ночи, и обижаться на это заявление мог разве только Ульмо, а он ведь сам сказал, что ему все равно. Это еще было бы ничего, но через некоторое время главный девиз сменился на «Только Моргот и дурак запретят законный брак!» В этом уже было нечто крамольное. Можно было бы уповать на то, что ваниар в своей невинности не понимают, что именно они делают, но с нолдор все когда-то тоже начиналось очень невинно. Тем временем под новым девизом в городке справили две свадьбы, одной из которых была свадьба Финдарато и Амариэ. Отсюда до бунта оставалась всего пара-тройка шагов. Уж если даже Финдарато… Уж если пришел даже Ингвэ… Ну что мешало Индис принести брачные обеты без всякого разрешения сверху? И что тогда делать? Валар забеспокоились. Этот негаданный городок следовало бы разогнать, да поскорее, но на каком основании? Не было такого закона, который запрещал бы эльфам пребывание на Таникветиль. А просто так, потому что хочется, без объяснения причин валар действовать не пристало. Да и времена уже были не те. Решение нашла Эсте. Будучи целительницей, на мир она смотрела под своим профессиональным углом. — Таникветиль неподходящее место для проживания эльдар. Ведь они Воплощенные. Их тела имеют определенные потребности и производят определенные отходы. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Мы неизменно рады эльдар, но не можем допускать загрязнения Коронованной Звездами Святой Горы. Манвэ немного подумал и просиял: — А ведь это идея! В заботе о здоровье Эрухини, с целью недопущения антисанитарных условий… Гениально! Эонвэ!***
На следующее утро Глашатай Манвэ, полный мрачных предчувствий, отправился в городок. Память айнур еще лучше, чем память эльфов, и воспоминания о том, как и куда его когда-то послал Феанор, были свежи так, будто это было вчера. Эонвэ готовился к худшему. Но опасения его не оправдались. Глашатая встретили необычайно приветливо. Ваниарско-нолдорское население лучилось доброжелательностью, которую нисколько не поколебал зачитанный указ Короля Арды. Едва Эонвэ закончил выступление, ваниар окружили его плотным кольцом, но не для того, чтобы побить или иным способом выразить свое неодобрение. Они накинули ему на шею гирлянду цветов и, распевая песни, повели на осмотр городка. Эонвэ озирал стройные ряды палаток. Чистота кругом царила безукоризненная. У нижнего края городка были кухни и умывальники, устроенные на выложенных плитами площадках; весь мусор собирали в сугубые вместилища и в назначенное время увозили в Валимар, заодно на обратном пути доставляя в городок чистую воду. И на каждые десять палаток приходился один домик отдохновения с вытяжной трубой и выложенной утрамбованной глиной ямой, где невидимые глазом мельчайшие творения Йаванны перерабатывали все неприятности в полезный компост. Возразить на это было нечего. Даже Ирмо не нашел бы, к чему придраться. Эонвэ лично опробовал все устройства и отбыл, провожаемый песнями и наилучшими пожеланиями. — Когда только успели! — в досаде воскликнул Манвэ, выслушав обстоятельный доклад своего посланника. — И как быстро! — вторил ему Оромэ. — Выучили на свою голову! — и Повелитель Лесов с укором взглянул на Аулэ. Тот поспешил отвести от себя обвинение: — Я тут ни при чем. Я их этому не учил, тем более ваниар. Это уж они сами. — Скоро им надоест спускаться за каждой луковицей в Валимар, и они разведут тут огороды, — мрачно предрекла Варда. — А потом и кур. Под самыми нашими окнами! — Что же делать?! — вскричал Манвэ. Валар снова погрузились в думы. Самым разумным было устранить причину, а не бороться со следствиями. Все началось с ходатайства Индис, вот с ним и следовало разбираться. Тут даже нечего было решать — Намо сразу сказал, что Индис совершенно права: Статут действительно разрешает ей повторный брак. Но это же было немыслимо! Это создавало прецедент! Вслед за Индис в повторное супружество могли захотеть и другие соломенные вдовы. Конечно, разрешили бы это далеко не всем — та же Анайрэ, к примеру, ни на что рассчитывать не могла, ибо Нолофинвэ никто не упекал навечно: как только осознает и раскается, тут же и будет выпущен. Но Феанаро уж точно был заперт в Мандосе до самой Дагор Дагорат, а, может, и после нее, ибо пути Эру неисповедимы. И уж кто-кто, а Нэрданель могла отправляться под венец хоть завтра или даже сегодня. Оснований для этого у ней было гораздо больше, чем даже у Индис. Более того, Оромэ считал, что Нэрданель сделает это, едва сообразит или кто-нибудь ее надоумит — хотя бы назло валар. А в новом браке у нее неминуемо родились бы дети — если бы Нэрданель надоело это занятие, она остановилась бы уже после первого. Но от уже имеющихся ее детей Арда ходила ходуном всю Первую Эпоху. Страшно было представить, что могли бы выкинуть следующие. Манвэ попробовал робко заикнуться, что у этих гипотетических детей уже будет другой отец, но Йаванна с видом знатока ответила что немало признаков породы передается по материнской линии, Оромэ указал на разницу между тем же Феанаро и его сводными братьями, а Варда и вовсе заметила невзначай, что выйди она в свое время за Мелькора, в Арде был бы другой Король. Ветерок донес в Круг Судеб ваниарские песни. Манвэ испугался окончательно: — Тогда остается выпустить Финвэ. Иного выхода нет. — Но у эльда не может быть двух супруг, — возразил Оромэ. — Первая жена в живых числится только формально. — Хоть формально, но числится она в живых, — отрезал Намо. Вайрэ встала на сторону супруга: — И, кстати, в любой момент может оказаться в живых и фактически. Я никого не удерживаю силой, моя ткацкая не тюрьма. Мириэль может покинуть ее, как только пожелает. — А запихать ее обратно в Мандос никак? — спросил Тулкас. От его практичности валар даже вздрогнули. — Что вы все на меня уставились? Дело-то проще некуда! Если нельзя передвинуть Мириэль в Мандос, надо передвинуть Мандос к Мириэль. — А он прав, — после недолгого размышления сказал Аулэ. — Да что там, Тулкас, ты просто гений! — А это что такое? Нэсса даже зарделась от удовольствия: никто, в том числе и она сама, еще не называл ее мужа гением. Чаще говорили обратное, и она сама тоже. — Намо, ты же хозяин в своем доме, — развивал мысль Аулэ. — В твоей власти передвигать границы Мандоса куда угодно. Передвинь чуть-чуть южную. — С юга моя ткацкая, — напомнила Вайрэ. — Ну да. Пусть она считается как будто в Мандосе. Тебе не все равно? Вы супруги, имущество у вас общее. Намо очень не любил, когда всякие профаны брались толковать законы, паче же выдумывать новые. — Брак — союз душ, — холодно сказал он, — а у Воплощенных еще и тел. Но не имуществ. — Сейчас мы исправим это упущение, — вдохновенно произнес Манвэ. Он наконец-то увидел свет в конце этого тоннеля и собирался достичь выхода во что бы то ни стало. — Властью, данной мне как Королю Арды, я постановляю: от начала времен любое имущество супругов считать общим и в равной степени принадлежащим обоим супругам. Эонвэ, завтра зачитаешь этот указ в Валимаре. — Значит, теперь я могу распоряжаться твоими орлами? — поинтересовалась Варда. — А я — оленями Нэссы? — довольно потер руки Тулкас. Сам он отродясь не имел ничего, кроме больших кулаков и громкого хохота. — Оромэ, как насчет сбегать на охоту на той недельке? Оромэ потянулся на своем троне: — Согласен. Устал я уже тут сидеть. — Только попробуйте! — закричала Нэсса, от возмущения даже привстав. — Сами оленями скакать будете и рогами махать. — Еще как будете, — уверила Вана, меланхолично разглядывая свежий маникюр. Ниенна тихо заплакала и впервые от радости: она была незамужней, и все эти пертурбации не могли коснуться ее никак. Она представила, что какой-нибудь мужлан стал бы переустраивать ее уютное приятно-сумрачное и вечно-печальное жилище, и заплакала еще радостнее. Манвэ растерянно взирал на это безобразие — Что вы понимаете все так буквально?! Такая хорошая идея, а вы опять все портите. — Законы и надо понимать буквально, — сказал Намо, — а не как-нибудь иносказательно или вовсе как Эру на душу положит. Я скажу больше: сразу после оглашения этого указа мы можем получить новые неприятности. Если та же Нэрданель придет и потребует сильмарилл Эарендила, что мы ей ответим? А она сможет так поступить, потому что согласно твоему указу сильмариллы общее имущество ее и Феанаро. — Но это когда было! — Ты сам назначил обратное действие этому закону. — Сейчас переделаю. Пусть его действие начинается с завтрашнего дня. — Тогда он не будет касаться уже существующего имущества тех, кто вступил в брак до дня сегодняшнего включительно. — Ты просто невозможный зануда! — вспылил Манвэ. На видимой из-под капюшона части лица Намо мелькнуло некоторое удовольствие: — Закон есть закон. А сверх того таким объединением владений Вайрэ с моими ты без суда и следствия упрячешь Мириэль обратно в Мандос без права выхода. Тебе не кажется, что это слишком? Манвэ протянул неуверенно: — Да, как-то нехорошо… — Намо, ну придумай что-нибудь! — взмолился Ирмо. — Пропадаем ведь. — Да, Намо, ты у нас ведь самый умный, — умильно посмотрела на него Вана. Нэсса присоединилась к подруге. Вслед за ней и Йаванна воззрилась на Судию с восхищением, потом Эсте, и даже Ниенна вытерла глаза и попыталась изобразить на лице что-то похожее. — А вы у нас самые льстивые. Ну ладно, — смягчился Намо, — дайте мне подумать. Он сложил кончики растопыренных пальцев и, кажется, сосредоточился взглядом на указательных. Все притихли. Йаванна разогнала птичек и бабочек, Манвэ даже ветерку запретил шелестеть, чтобы не сбивать Судию с мыслей. Тулкас потихоньку запоминал этот жест — как знать, может, и ему пригодится. Время шло. — Хорошо! — Намо сказал это так резко, что все вздрогнули. — Я передвину южную стену Мандоса, но только на десять минут. Этого будет достаточно, чтобы официально объявить Мириэль умершей. Потом я верну стену обратно. К выходу Финвэ из Мандоса больше не будет никаких препятствий. — А как же Мириэль? — спросила Вайрэ. — Как ей угодно. Выход из ткацкой как был свободным, так и останется. Манвэ недоуменно нахмурился: — Подожди… Если ей захочется выйти… — То и на здоровье. — Официально умершая? Намо развел руками: — Нет закона, запрещающего умершему ходить в мире. — Чудесно! — захлопала в ладоши Вана. — Я за. — Ну ладно, — обратился Манвэ к собранию, — если возражений нет… Возражений не было. — Так, значит, завтра указ в Валимаре я не зачитываю? — на всякий случай уточнил у начальства Эонвэ. — Нет-нет. Вместо этого сейчас иди и приведи сюда Индис. Индис, по-прежнему полыхающая боевой раскраской, явилась, бестрепетно предстала в Круге Судеб и обвела Стихий воинственным взглядом, как бы напоминая, что грех обижать бедную вдову. — Мы рассмотрели твое ходатайство, о эльдиэ, — начал Манвэ, — и, сострадая твоим печалям, готовы облегчить их. Слушай же слова Короля Арды: твой супруг обретет тело и вернется к тебе. Если кто-то ожидал благодарностей, то явно просчитался. — Да на что он мне?! — вознегодовала Индис. — Разведенный, ребенок от первого брака, куча детей от второго — нет уж! Не надо мне его. Умер так умер. — Эльдар пристало любить только раз в жизни, — строго заметил ей Оромэ. Но Индис это не смутило ни в малейшей степени. — Где это сказано? — подбоченясь, тут же парировала она. — Нет такого закона! Такого закона действительно не существовало. Манвэ снова пожалел, что в свое время не вписал это в «Законы и обычаи» или хотя бы в Статут. Король Арды бросил жалобный взгляд на супругу, прося поддержки; Варда, как обычно, ответила на это взглядом, полным презрения, и это, тоже как обычно, придало Манвэ сил. Он встал и постарался рявкнуть как следует: — Се мое решение! Намо, назначь день выдачи, — добавил он, садясь. Индис в гневе тряхнула головой, выдохнув через раздувшиеся ноздри, но ничего не сказала и молча вышла из Круга Судеб.***
Месяц спустя в условленный час к Мандосу подъехала бричка. Правила ею Индис. Бесшумно распахнулись Врата, и на пороге показался совершенно озадаченный Финвэ в сопровождении двух прислужников Намо. Сам Намо предпочел не объявляться. — Вот, пожалуйста, распишитесь здесь и забирайте, — сказал один из прислужников, протянув Индис папку с каким-то документом. Обычный порядок выхода из Чертогов Ожидания ничего такого в себя не включал. Те немногие, кому было суждено вернуться, просто отправлялись в мир, сопровождаемые благословением. Передавать их с рук на руки встречающим не требовалось. Но здесь ведь был особый случай. — Погодите, — сказала Индис сурово. Недовольно поджав губы, она учинила строгий досмотр. Обошла Финвэ со всех сторон; встала сбоку, проверяя рост; потыкала пальцем в грудную мышцу, словно желая убедиться в телесности выданного ей благоверного. В лицо его она всмотрелась так, будто собиралась и в зубы ему заглянуть, как коню на ярмарке. Но вместо этого Индис вопросила: — А почему он молчит? Может, немой? Финвэ кашлянул. Он еще не привык снова пользоваться голосом и теперь вспоминал, как это делается. Выход из Мандоса был для него таким же стремительным и неожиданным, как и попадание туда. Ни с того ни с сего его призвал Намо и, даже не поинтересовавшись его мнением, сообщил, что он должен покинуть Мандос немедленно. Не то что к речи, Финвэ даже к новому своему телу привыкнуть не успел. — Нет, с голосом все в порядке, — неуверенно выговорил он наконец. Индис только хмыкнула. — А почему меня не узнает? — снова обратилась она к служителям. — Я узнаю тебя, Индис, — произнес Финвэ. Это было одновременно и правдой, и не очень. Финвэ узнавал ее, но вместе с тем вроде бы и нет. Конечно, перед ним была его жена, он не мог бы забыть ее. Но ее слова и манеры, выражение ее лица, этот странный яркий платок, закрывающий волосы от дорожной пыли, и еще более ярко и нелепо раскрашенное лицо — это было совершенно необычно и ново. Должно быть, многое изменилось в мире с тех пор, как Финвэ пришел в Мандос. К этому надо было привыкнуть. По-прежнему с недовольной миной Индис внимательно изучила бумажку — это было приложение к давешнему указу, гласящее, что просительнице возвращен ее законный супруг — взяла из рук другого прислужника перо. — Где подписывать? — спросила она. — Вот тут. Пишите «претензий не имею» и ставьте подпись. Индис пробурчала что-то не очень разборчивое, но формальности выполнила. Прислужник вздохнул с облегчением и захлопнул папку. — Да будет счастливой твоя новая жизнь! — обратился он к Финвэ. — Да не встретимся мы снова! — добавил второй. И оба они исчезли за темными дверями Чертогов. Индис забралась в свою повозку, и Финвэ ничего не оставалось, как последовать ее примеру. Ехали они в молчании. Финвэ отвык от разговоров, Индис правила лошадью и думала неизвестно о чем. Через полтора часа, когда окрестности Мандоса совсем скрылись из виду, Индис вдруг рассмеялась своим прежним веселым смехом, смахнула с головы платок. Золотистые косы, чуть помедлив, упали на плечи. Прямо рукавом, не обинуясь, она стерла с губ несуразную раскраску и, сияя глазами, повисла на мужниной шее. — Как я их разыграла, Финвэ! Как разыграла!***
Лошадь шла, как ей хотелось, не понукаемая поводьями. Сколько хватало глаз, в степи цвели тюльпаны, желтые, белые, красные, лиловые. В небесах пели жаворонки. — Вот тут еще осталось, — сказал Финвэ и стер поцелуем последний след кармина с губ жены. Индис положила голову ему на плечо и посмотрела вдаль. — Дадим всем успокоиться, а потом придумаем, как остальных вернуть. Финвэ хотел сказать что-то, но передумал. Уточнения могли подождать.