Самые великие перемены в истории происходили, когда люди были способны отмахнутся от того, что им диктовали другие
© Адриан Ивашков. «Кровные узы»
Она была как прежде — живой. Ярким пятном посреди серости высокого коридора и кучки разновозрастных учеников. Последнее время её волосы были собраны в хвост или косу, жестко подвязана каждая прядь, но сейчас все кудри будто взбунтовавшись и просто лежали на узких плечах. Единственное, что сбивало с толку — взгляд. Дикий, полубезумный, ищущий помощи. Прямо как в ту ночь. Уизли и Поттер, кружа вокруг неё, казалось, скорее убивали в ней трезвость рассудка, чем приводили в него. Я хотел пройти мимо — золотая троица — не мое дело, и никогда им не будет. На один короткий момент я хотел вмешаться — почему-то вмиг показалось, что мы с Грейнджер сейчас были не такими уж далекими людьми, и я опасался, что сейчас мне до неё все же было дело, но, все же не стал даже поворачиваться туда. Нет, мы никто друг другу, что за дурные мысли, идиот. Крик, внезапно раздавшийся за моей спиной был таким отчаянным и громким, что у меня замерло сердце. Я не помнил момента как я развернулся, как побежал, как вырвал её из их противных лап. Все, что помню — это эхо неслышной мольбы, повторяющееся: «спаси, спаси, спаси…». Её тело дрожало. Я взял её за плечи, легко встряхивая. Отодвигая собой орущего что-то Уизли. — Грейнджер? Мерлин, пожалуйста, очнись. Она замолчала, едва открывая глаза. Веки дрожали тоже. Я взял её за щеки, поднимая лицо, чтобы можно было посмотреть в глаза. — Малфой, что ты себе позволяешь? Поттер, шипя почти как змея, резко дернул меня за руку, пытаясь отодвинуть от Грейнджер. — Сгинь сейчас же, Поттер, ты не видишь, в каком она состоянии? Он был зол. Чертовски зол. Чертов золотой мальчик. Но я был разбит и склеен, и я помнил то, что, как догадывался, не помнили они. Я был сильнее. А значит я мог помочь ей. — Грейнджер, соплохвост тебя раздери, открой глаза. Пожалуйста, Гермиона, очнись, я прошу тебя. Её щеки горели, а глаза, дрогнув ресницами, открылись. Она прищурилась, словно не узнавая меня, и на миг я потерял веру. В себя, в то дело, что собираюсь сделать, в то, что я оставался не единственным, кто помнил и знал. И, Мерлин, я готов был поклясться, что сейчас она скажет что-то такое, от чего я пойму, что у меня с головой все не так. Что я сумасшедший. Что я один. — Драко… Я рвано выдохнул. — Приди в себя, Грейнджер, — я пытался осмотреть сразу все её лицо, лишь бы понять, все ли с ней в порядке, лишь бы понять — не иллюзия ли она. И не смотрю ли я очередной кошмар (единственный, в котором я смог победить). — Они ничего не помнят, Драко. Она шептала, а по щекам текли слезы, тело её начало слабеть, и я провел по её щекам большими пальцами. Зрачки её были больше, чем обычно, и я не знаю, видела она вообще меня или какое-то свое видение. — Скоро и я не буду. Они заберут все. Она потянулась, накрыв мои руки своими. И начала оседать. — Гермиона… Я понял, что произнес это только из-за звука своего осипшего голоса. Мгновенно подхватив её на руки, я понес её в комнату. Быстрее. Лишь бы успеть. Мне перекрыли дорогу два гриффиндорских идиота. — Малфой, что это была за сцена? Поттер, скрестив руки на груди, угрюмо смотрел мне в глаза. Уизли рядом с ним, презрительно хмыкнув, поднял рюкзак Грейнджер. — Быстро поставь её на место и иди куда шел. Неизвестно откуда прискакал еще и Лонгботтом с Уизлеттой. Отлично, вся Гриффиндорская шайка в сборе! — Что ты делаешь с Гермионой, хорек? Рыжая была похожа на ощетинившегося ежа, и будь мы на пару лет младше, а у меня на руках не было бы полуобморочной Грейнджер, то я бы сказал это вслух и рад был еще пооскорблять весь этот сбор храбрых и тупых. Но держать её все тяжелее, а отдать им на растерзание я не смог — не решился. Я должен был спасти её еще тогда. И сейчас это моя прямая обязанность. — Насколько я помню, на колдомедицину из вас всех пошел только я. Уизли, казалось, начал рычать. — Так что не мешайте мне пройти дальше, — мне стоило очень больших сил продолжать спокойным тоном, — и отдай мне её чертов рюкзак. Он не двигался с места. Я готов был поклясться, что сейчас Уизли готов был кинуть в меня Авадой — злобный слизеринец, злобно похитивший их гриффиндорскую принцессу, чтобы унести в свое злобное подземелье. Именно ради этого мы и живем. Типичные слизеринцы. Что ж, ладно, потом, когда очнется, сама заберет. Я легко перехватил её сильнее и шагнул вперед, когда они молча расступились. Больше всего я опасался того, что они последуют за мной, но они не стали. Добравшись до комнаты, я переложил её на один из диванов, а затем укрыл одеялом. Зачем? Не знал. Удивившись странному порыву, я достал книгу — одну из последних, которую читал — по исцеляющим заклинаниям и стал искать то, что помогло бы мне в этом случае. Она спала долго. Я успел наложить пару заклятий, два раза расслабить, а потом уже и снять этот чертов галстук, глупо попялиться на нее спящую, заняться самокопанием и почти начать рисовать новую картину, затем попытаться и самому уснуть на диване напротив, проснуться спустя час и опять засесть за мольбертом. Рисование не шло. Скорее всего из-за роя мыслей в голове. Вертя и так, и эдак уголь в руке я пытался понять себя — почему я побежал за ней? Почему меня обрадовало, что она назвала меня по имени и узнала? Почему вырвал из рук её же друзей? Ладно, на последний вопрос я знал ответ — потому что просто знал, что ей с ними неуютно точно так же, как и мне с моими. С первым вопросом тоже было легко — потому что если я спасу её сейчас, то кошмар с её мучениями в прошлом больше не будет мучать меня. Но что насчет второго… я не знал. Уставившись на свои руки, я не увидел того, что видел всегда. Это больше не были руки монстра и предателя, а руки, испачканные рисовальным углем, и этими же пальцами я собственноручно держал Грейнджер за лицо, пытаясь обратить её внимание на себя. Покачав головой, я выдохнул и опустил голову. — Ты чертов идиот, Малфой. Сбоку, около дивана, послышалось кряхтение. Проснулась? Я, резко повернувшись в ту сторону, будто затаил дыхание. Нет, спит. Облегченно выдохнул. Холст все еще стоял пугающе пустым и белоснежным, и меня пугала эта пустая чистота. С детства меня учили, что чистота — единственное, что правильно. Чистота крови, правил и внешнего вида. Чистый… Особенный, не то, что такие, как она. Грязные, испорченные. Так почему все то, о чем говорили, оказалось ложью? Её глаза не уходили у меня из головы, а слова все еще тихо звучали, повторяясь из раза в раз. «Они ничего не помнят, Драко. Скоро и я не буду. Они заберут все.» Я сделал пару штрихов, думая над этой фразой. Кто такие они? Почему они заберут её воспоминания? Она что-то знала. Она знала что-то и от этого мне становилось не по себе. Штрих, другой, интуитивно я знал, что рисую глаза — чьи-то непомерно глубокие и темные, и все, что сейчас в них видел — страх, будто отражение моих собственных, но в то же время их полную противоположность. За окном вставало солнце. Четыре утра. Грейнджер все еще ворочалась на диване, а я проклинал то, что мне сегодня совсем не уснуть. Вообще, она не должна была спать так много, но я оказался не таким плохим колдомедиком. Ей я помочь хотя бы в этом смог. Ей. Но не себе. От картины меня отвлек её слабый стон. Переведя взгляд в глубину комнаты, я заметил, что она начала ворочаться сильнее. Положив уголь в маленький отсек на мольберте, и вытерев руки маленькой серой тряпкой, я встал и пошел ближе к ней, засовывая руки в карманы. Грейнджер лежала неподвижно, уставившись на потолок и сжав до побелевших костяшек кулаки. Я сел на край дивана. Она молчала. Я тоже. Мне казалось, она должна была сказать что-то первой, но торопить её я не мог. Хотя мне этого очень бы хотелось. Тяжело вздохнув, она отвернулась, перевернувшись лицом к спинке дивана. До меня донесся её еле слышный голос: — Это было… это было слишком… ужасно? Отвратительно, да? Я легко покачал головой, скрещивая пальцы между собой и роняя локти на колени. Это было не отвратительно, это было жутко. Она задыхалась от беспомощности, а этого никто и не видел. Если не увидели у гриффиндорской звезды, героини войны, то что говорить о том, если бы со мной такое случилось? Я готов был поклясться, что меня бы в таком случае еще бы и ногами забили. — Ясно. Видимо, молчание мое затянулось, так что я не мог понять какие выводы для себя она сделала. Мне хотелось что-то сказать — очень сильно бесила и раздражала эта невыносимая тишина, но я снова и снова лишь открывал рот, а нужных слов не находилось. — Мал… Драко? От звука своего имени я вздрогнул. — Да? — Не то, чтобы я оправдываюсь или, — она глубоко вздохнула как будто воздуха ей не хватало, — но я не сумасшедшая. Наверно. — Последнее она сказала шепотом настолько тихо, что, видимо, это просто вырвалось не нарочно. И не было предназначено для моих ушей. — И я хочу сказа… — Я знаю. Мой голос был холоден и даже немного груб, но она все равно облегченно выдохнула. Повернувшись к ней лицом, я заметил, что Грейнджер тут же тоже ко мне повернулась. Её глаза были красными, а брови нахмурены. Отрешенность и печаль — вот чем было её лицо. — Спасибо. В комнате потеплело. Я легко кивнул, поджимая губы. На лицо мне снова упала челка. Мои волосы довольно сильно отросли и сейчас меня раздражало то, как часто они лезли на лицо. Я встряхнул головой, пытаясь откинуть её и тем самым прервать зрительный контакт. Никогда не думал, что стану так близко и долго на неё смотреть. Грейнджер, спохватившись, резко села. — Думаю, мне… ну, пора идти, наверное, скоро занятия. Она неуклюже слезла, как можно подальше меня обходя, и по пути пытаясь хоть как-то собрать все свое буйство волос в пучок, подвязанный её собственной палочкой. — Спасибо, Малфой, что ты… спасибо, в общем, за все, — она нервно дергала манжет рукава, — я думаю, не стоит мне тут больше быть, зря я вообще… Она закрыла глаза, видимо, собираясь с мыслями. Я откинулся на спинку дивана, проводя рукой по волосам и затем скрещивая их на груди. Видеть её снова такой — живой было весьма интересно. Особенно после того как она почти не сыграла в ящик. И в особенности после того состояния, в котором она была последние часов девять. — Прости, я сейчас все еще не в себе, поэтому несу полный бред. В общем, я хотела сказать спасибо, и, думаю, мне сейчас лучше пойти к себе. Она обняла себя за плечи и пошла к выходу. Я не останавливал её. Да, так будет лучше для всех. Мы никогда не были близки, эта ситуация нарушала все балансы во вселенной, и так быть не должно было. Дверь захлопнулась. Я опрокинул голову и закрыл глаза. Что я творил? Я себя не узнаю. Где тот Драко Малфой, который обзывал её бобром и на первом курсе боялся ненароком прикоснуться к ней в коридоре, чтобы не заразиться грязью? Я даже не подумал прежде чем взять её за лицо, прежде чем поднять на руки. Мы с ней даже не друзья, так почему мне сейчас так хотелось её спасти? Потому что ты идиот, Малфой. И потому что ты больше никогда не станешь прежним. В тот день я не пошел на занятия. Не дорисовал картину. Не сделал задание по колдомедицине. В тот день я снова закрылся в себе, свернувшись на старом, потрепанном диване, хранившем, казалось то тепло, которое оставила девушка из кошмаров. На следующий день я вышел из комнаты абсолютно пустым. Я устал от всего. И жизни тоже. Четыре дня пролетели для меня словно в нескольких колдографиях — отрывками настолько короткими, что не всегда я мог понять не приснилось ли мне это. Я помирился с Блейзом. Не знаю зачем. Просто в этот момент он казался мне как никогда близким и способным меня понять, хотя, я был готов отдать руку на отсечение — ни одного слова о том, что именно меня беспокоило он понять бы не смог. Парадокс. Но его общество мне помогало. Харпер тоже оказался не таким идиотом, за какого я принял его в начале. Он оказался довольно остроумным, и я даже позволял себе улыбаться от его мерзких шуток. Панси все еще избегала меня. А я перестал на неё злится. Тяжесть в груди переставала существовать пока я притворялся таким же как они. Но память, злобная сука, все-таки была со мной, и в моменты, когда я оставался один все возвращалось. Осознание, злость, одиночество, потерянность, апатия. Ненависть к себе почти прошла, но краем глаза я всегда ловил мелькнувшие длинные каштановые волосы. Кошмары меня не покидали, поэтому я каждую ночь закидывался зельем снов без сновидений. Тогда они исчезали. Занятия по колдомедицине за эти дни не проводились — профессор Помфри куда-то отъезжала, и за это время нам всем была вольная. С ней мы не виделись. Я не знал, благодарить мне за это Мерлина или нет. — О, мадам Помфри вернулась, ты видел? Блейз подмигнул мне, кивая на профессорский стол. И действительно — она за ним сидела, о чем-то увлеченно болтая с директором Макгонагалл. — Ага. Сейчас меня больше увлекал тост, нежели преподаватели. — Завтра уже пятница, я думал сходить в субботу в Хогсмид. — Он кинул взгляд куда-то вдаль, — а завтра еще посидеть вечером в гостиной, у меня есть кое-что особенное. Он рассмеялся смехом, предвещающим такую шалость, что мне тут же перехотелось даже сидеть с ним рядом. — Я не могу, — сказал я, откладывая столовые приборы. — Завтра длинная лекция и мне сдавать проект. — О, чего ты паришься, Драко, с тобой же зубрилка работает, расслабься, она наверняка уже все за тебя сделала. Я бы на твоем месте даже не начинал что-то делать. Метнув взгляд на гриффиндорский стол, я усмехнулся. Её снова не было. — Мне пора. Встав из-за стола, я коротко попрощался со всеми и пошел на выход из большого зала. Сначала мне хотелось как-то оправдать свои действия и пресечь шепотки о том, как продуктивно мы с ней работаем, но потом я вспомнил чем обычно заканчиваются подобные разговоры: «ты всерьез решил быть колдомедиком? Идиот что-ли? Драко, наше дело — продолжать родительское. И все.» Подобного я наслушался уже вполне. От этого успел устать тоже. Знакомые пять поворотов, лестница, еще два и я у двери. За эти дни я впервые здесь. Войдя внутрь я спокойно выдохнул. Здесь было так комфортно, что напряжение покинуло будто все мое тело. На одном из диванов все так же лежал едва свернутый плед, часы все так же равномерно стучали, а на мольберте был полупустой холст. Скрипнула дверь. Я напрягся. Дверь? Справа, за фортепиано были две двери. Я не помнил, чтобы они здесь были раньше. Или может, просто не обращал на них внимания? Одна из дверей приоткрылась. Оттуда вышла слегка растрепанная Грейнджер. Видимо, не один я надеялся побыть здесь в тишине. Она казалось, испугалась, увидев меня. Мы замолчали, уставившись друг на друга. Я не знал, как сейчас реагировать и что вообще делать, поэтому просто положил сумку на диван и тихо сказал: — Привет. Она оперлась о дверь. — Привет. Её волосы были заплетены в тугую косу, но одна единственная прядь все же выбилась и спадала на лицо. — Я зашла за зельями, но обнаружила здесь это. Она открыла дверь шире, позволяя мне заглянуть. Внутри показалась довольно просторная комната нейтрально голубого цвета. Я заметил огромную кровать и еще широкий письменный стол. — Ты не замечал, что это не просто мастерская, а чья-то гостиная. Здесь есть эта комната и вон, — она кивнула на следующую дверь, — та, точно такая же. В моей голове промчалась глупая, непомерно идиотская идея и я не хотел, чтобы о ней кто-то вообще знал, но мне почему-то захотелось здесь остаться. Жить здесь. Вдали от всех. Тряхнув головой я выбросил все эти мысли из головы. Я устал быть отшельником. Хватит. — Это, конечно, все здорово, Грейнджер, но, думаю, сейчас есть вещи поважнее. Например, Специализация, на которой сегодня нужно защищать наше общее творение. Она закрыла дверь и оперлась о нее, наклонив голову набок. — Ах, точно. Огонек в глазах погас. Видимо, я только что её потушил возвращением в реальность. — И еще я хотел поговорить насчет… — Она опасливо на меня покосилась. — Ну, ты понимаешь. Оторвавшись от двери, она пошла к помосту с котлом и всеми склянками, которые мы сварили. Я повернулся к ней, ожидая ответа, но она лишь коротко бросила: — Здесь не о чем говорить. — А мне, кажется, как раз есть о чем. — Малфой, послушай, правда, спасибо что утащил, угомонил и все такое (хотя я этого и не помню, если честно), но я не хочу об этом говорить. Я встал с быльца дивана и подошел к ней, собирая остаток зелий. — А придется. Знаешь, не каждый раз отрываешь золотую Грейнджер от такого же золотого Поттера в попытках успокоить, потому что за ней кто-то гонится и угрожает забрать её воспоминания. Я тоже причастен к этому. Я должен знать. Она возмущенно выдохнула, исподлобья поглядывая на меня. Этот взгляд напоминал мне более маленькую версию Грейнджер — пару тройку лет назад. — Это мое дело. — Нет. Казалось, мы боролись на шпагах одним только взглядом. Её взгляд метал молнии, а губы исказила презрительная усмешка. Над ней у меня было преимущество — рост. Не дотягивая мне даже до носа она казалась менее угрожающей, чем была на самом деле. Еще мгновение и кто-то должен был пасть. Но снова прозвенела эта дурацкая кукушка и мы оба уставились на нее. За дверью, в коридоре послышались шаги. Момент ушел. — Пора идти. Я развернулся и пошел к двери, она засеменила за мной. Ожидая, пока шум в коридоре закончится и там станет пусто, мы замерли у выхода, не произнося ни слова. Я пилил взглядом дверную ручку, она смотрела то на меня, то куда-то себе под ноги. — Знаешь, Грейнджер, за это время мне просто, — я выдохнул, не отводя глаз от дурацкой ручки, — мне показалось, что мы в одной лодке. Никто ничего не помнит. И не пытается. Кроме тебя. И меня. На мгновение мне просто показалось, что… Я перевел взгляд на нее. — Что даже если мы враги, то все равно хоть как-то сможем найти ответ. Сможем, не знаю, прекратить это. Или раз так, то просто закончить этот чертов проект и больше никогда не вспоминать об этом, и не пересекаться. Шума больше не было и я, резко повернув ручку, вышел из комнаты. От моих шагов по коридору разносилось эхо. Минуты через три кроме моих шагов были слышны еще чьи-то — более тихие и поспешные, будто бежавшие за кем-то. — Я нашла его. Голос Грейнджер был тверд и утвердителен, а когда я перевел на неё взгляд, то увидел, что она дышит слишком часто — догоняла меня. — Я нашла ответ. Я не хотела им делиться с кем-либо, но ты прав, сейчас мы действительно в одной лодке. Я ожидал любого ответа. Любого, кроме того, который она мне сказала. — Макгонагалл сказала, что все зачарованы. На всех должны были подействовать чары забытья. Я сжал зелья сильнее. Нахмурился, пытаясь её понять. — В каком смысле чары? — Министерство разработало план, благодаря которому все должны были забыть войну и все, что её сопровождало и было с ней связано. «Вакцина» сработала, и ты видишь какие для всех хорошие последствия. Единственное что, в системе есть сбои. Она закатила глаза, я не видел это — почувствовал. — Сбои? Мы повернули за угол, готовясь встать на нужную лестницу. У меня саднило горло. Я должен был все забыть. Это было бы одновременно хорошо и плохо. Я хотел бы забыть все и жить сначала. Очень бы хотел. Но метку не убрать. А без этих воспоминаний я аристократский ублюдок, поклонник абсолютной чистоты и фанат собственного отца-маньяка. Нет, терять воспоминания я не хотел. — Да. Такие как мы с тобой. Где-то внутри начинала клокотать злость. Я хмыкнул, и начал спускаться по лестнице быстрее. То есть вот оно что было — неудачные опыты Министерства. — Малфой, подожди, почему ты… Она уже не поспевала за мной, но мне было все равно. Сейчас мне хотелось только увидеть Макгонагалл и спросить пару вопросов. Чертов подопытный кролик. Они все это время знали. Знали и смеялись надо мной. Над такими, как я. Она видела, как я мучаюсь. Как мучается мать. Она знала и просто смотрела со своего чертового директорского стула. Стоило мне еще раз повернуть, направляясь к директорскому кабинету, как путь мне перегородили. Грейнджер, собственной персоной. Она стояла, прижав одной рукой к себе кипу маленьких мензурок, а другой направив на меня палочку. — Отойди, Грейнджер, это перестает быть веселым. — Именно поэтому я и стою здесь. — Остановишь меня с помощью Агуаменти? — Я шагнул вперед, ближе, — Неужели ты не чувствуешь, что твоя жизнь утекает из-под пальцев? Не чувствуешь, как тебе твоя жизнь уже не принадлежит и всё рушится только потому что кто-то за тебя все решил? — Я прекрасно понимаю тебя, но и ты пойми — этим ты ничего не решишь. Когда я узнала, мне было хуже, чем тебе сейчас, и ты знаешь это, ты видел меня тогда. Перед глазами мелькнуло её растерянное лицо пару дней назад. И взгляд — заключенной в клетку птицы. — Это не меняет их поступка. Это не меняет того, что они со мной сделали. Что с тобой сделали. Я чуть не выпрыгнул из окна, Грейнджер! — Я знаю, но послушай, — она протянула ко мне руку, пытаясь дотронуться до плеча, но я оттолкнул её, прерывая. — Нет, это ты меня послушай! Она выглядела испуганно, но меня уже было не остановить. Я пылал, и пламя это разрасталось еще сильнее. Мы уже порядком опаздывали на занятие, но мне было плевать. — Что они сделают следующим? Избавятся от всех неугодных, превратив в пепел? И снова память сотрут? Они могут, мы уже заметили. А если зайдут дальше? Если так, то можно подчистить все, что только угодно. Они могут хоть сейчас убрать негодных — нас с тобой в первую очередь, а ты все еще будешь молчать? Я — нет! Я двинулся дальше, но она снова оттолкнула меня и выставила палочку. Лицо её будто было высечено из камня — суровое и неприступное. Она выглядела как валькирия, готовая скорее на убийство, чем на разговор. Мы будто вернулись на год назад. Противники, по разную сторону баррикад. — Стой, Малфой. Голос, холодный и острый как лезвие. Глаза пустые и почему-то одновременно хмурые заставили меня понять одну простую вещь: мы никогда не будем по одну сторону. Даже если будем такими равными как сейчас. Почему-то стало очень больно. — О, — я протянул, скривив лицо, — Малфой. А еще недавно я был Драко. Что, думаешь за то время, что мы не виделись я снова стал носить маску и кидаю Аваду в каждую встретившуюся мне грязнокровку? Она покраснела, застыв в изумлении. Я замер, поняв, что сказал. Последние пару лет я клял себя за это слово, но произнеся его сейчас мне захотелось сразу лечь под поезд. — Прости, Грейнджер. Я не это имел в виду. Просто… Я провел пальцами по волосам, не в силах описать все то, что творилось у меня в голове. — Я понимаю, Драко. — Она засунула палочку в карман, а затем подошла ближе. — Я чувствую то же самое, что и ты, просто… — Она отвела взгляд. Я видел — её ранили мои слова. Она больше не смотрела мне в глаза. — Просто я знаю, что пусть даже если для кого-то так и действительно было лучше, то не стоило этого делать так. И не нужно было просто оставлять нас один на один с последствиями. Без права на выбор, без части нашей же жизни и без памяти о людях, которые были с нами. Это бесчеловечно. И я не поддерживаю это. Но если пойти к директору сейчас и просто устроить ей возмущенный допрос — это ничего не решит. А, более того, просто усугубит. Да, я знал это. И ненавидел. — Но, если ты выдашь себя как я, то есть вероятность, что тебя просто «доколдуют» бонусом. Исправят ошибку. Устранят сбой. И ты будешь как все — в счастливом неведении выбирать костюм на дурацкий бал. Коридор был пуст и прохладен, а попадавший в оконные щели ветер своей свежестью отрезвлял рассудок. — Впрочем… нам пора. Её голос охрип. Грейнджер, откашлявшись, просто развернулась и пошла отсюда прочь — видимо, туда, куда мы изначально и собирались. Наблюдая как она стремительно удаляется, я лишь смотрел вслед. Идти никуда не хотелось совершенно. Но прогуливать снова, а тем более еще и подставлять её не хотелось. Особенно после того, что я ей наговорил. Поэтому собрав все свои фантомные силы в кулак, я просто поплелся следом. В кабинете все уже выстроились в очередь представлять свои работы. Наша была последней. — Прошу прощения за опоздание, — пробормотал я, прерывая говорившего Флинта-Флетчли, и не дожидаясь разрешения профессора просто оставил оставшиеся у меня склянки на постамент рядом с теми, что установила Грейнджер и ушел к своему столу. — Ну, Малфой ты как всегда — без представления не можешь. Нотт мерзко хихикал, кивающий ему Дин Томас улыбался не менее противно. Я проигнорировал их. Грейнджер сидела невозможно ровно, слишком очевидно незаинтересованно записывая что-то в свиток. Джастин, тем временем, снова стал что-то рассказывать о том, как сложно им было с Лайзой все это дело сделать и Мерлин, какие они молодцы, что все преодолели и все в таком роде. — Эй, — прошептал я, наклонившись к ней поближе. Она не отреагировала. Ни один мускул на её лице не дрогнул. — Грейнд… Гермиона. Она замерла. Я продолжал: — По поводу того, что я сказал в коридоре. Я не считаю так, я просто был в ярости и не контролировал то, что говорю. Лайза начала хлопать, когда её партнер закончил, остальные присоединились к ней. Мадам Помфри поблагодарила пуффендуйца и пригласила на кафедру следующую пару. — Я знаю. Меня давно не задевают такие слова. Да, и тем не менее я видел её в тот момент. Видел это выражение лица, что выглядело так, будто я дал ей пощечину, заставив вспомнить наши с ней положения в обществе. Мерлин, сначала утром «тролль» по Истории магии, потом воспоминания, теперь еще это — я ненавидел этот день. Я выдохнул. Сбоку свою презентацию начал Нотт. Мне не хотелось снова мусолить эту тему, а она, видимо, не была настроена на разговор, поэтому я просто уставился на стену, подперев голову рукой. Вся эта длинная речь Нотта всех, видимо, захватывала, но мне было все равно. Когда пришла наша очередь, я немного опешил — не хотелось идти и выступать, тем более никакой речи я не готовил. Но не успел я как-либо среагировать, как заметил, что парта скрипнула. К кафедре прошла Гермиона. — Гермиона Грейнджер, Гриффиндор, работала в паре с Драко Малфоем, Слизерин. Целью нашей работы было приготовить зелья из магической аптечки трех разных классов… Она рассказывала сухо, по факту. Если предыдущие ораторы описывали весь процесс работы и с какими трудностями столкнулись, чем друг другу помогли и как им вообще было вместе работать, то она просто поочередно называла что за чем готовили и как. По классу начали гулять шепотки. — И, таким образом, задание было закончено. Спасибо за внимание. Легко кивнув головой, она собиралась уходить, как её окликнула мадам Помфри: — Да, мисс Грейнджер, спасибо вам за выступление, но, кажется, вы были несколько формальны. Многие заметили, что вы не рассказали о том, как именно вы сотрудничали с партнером. Что давалось легко, из-за чего возникали трудности. — Я не считаю, что… — Легче всего было с бодроперцовым, — я встал со своего места и, пожав печами, скрестил руки на груди. — зелье легкое, да и мы с Грейнджер знатно повеселились, представляя, что мы как будто на зельеварении. Что еще лучше — мы даже смогли его опробовать, и оно действительно работает, если что спросите у семикурсника слизерина Харпера Причарда. Больше всего мы возились с умиротворяющим бальзамом — было трудно его варить. Мы уже были уставшими и хоть и работали с ним вахтами довольно сложно было не уснуть, когда уже спит другой. В целом, это были все трудности. Работать в общем было очень комфортно, ведь кто не хочет работать с самой умной ведьмой поколения? Она злобно покосилась на меня, но лицо все равно выражало благодарность. — Не буду отвечать за саму Гермиону, но знаю, что со мной работать тоже не так плохо. Она улыбнулась: — Да, подтверждаю. Напряженность рассеивалась. Лайза с Джастином что-то гундели себе под нос, перешептываясь между собой, а Дин с Тео только что-то недовольно фыркали, пока Грейнджер спустилась с пьедестала и подошла обратно сесть за парту. Мадам Помфри, управившись минут за десять, испытала все комплекты зелий, и с родительской радостью объявила лучшую команду. — Мисс Грейнджер, мистер Малфой, поздравляю! Вслед за вялыми хлопками послышалось такое же вялое «молодцы». Я расслабленно откинулся на спинку стула, переведя взгляд на Грейнджер. В её глазах наконец-то сияла улыбка, а напряженная морщинка между бровей разлеглась. Её глаза были обращены ко мне, и где-то в них я прочитал «спасибо». Я улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ.