Лето тысяча девятьсот семьдесят седьмого

Первый день августа тысяча девятьсот семьдесят седьмого года начался с того, что Лили Эванс проспала. Разлепив сонные глаза, она поняла, что стало причиной ее пробуждения: в дверь звонили. Глянув на часы, стоящие на тумбочке, девушка выругалась себе под нос, тут же вскочила с кровати и подлетела к окну, стараясь разглядеть посетителей. Ей не нужно было видеть лица, чтобы понять: две черноволосых головы принадлежат ее друзьям. Снова выругавшись, Лили выбежала в коридор, спустилась до середины лестницы и крикнула: — Мам, я проспала! Это Джеймс с Сириусом, откроешь? Я буду готова минут через пятнадцать, — и, не дожидаясь ответа, направилась в ванную. Спустившись в гостиную ровно через четверть часа, Лили обнаружила там мирно беседовавших Сириуса, Джеймса и миссис Эванс. Первым ее заметил Блэк, который, слегка кивнув в знак приветствия, толкнул Джеймса локтем. Тот, проследив за направлением взгляда друга, сразу просиял и замахал рукой: — Лили! — Мерлин, Сохатый, она в пятнадцати футах от тебя, зачем так кричать? — театрально поморщившись, проворчал Сириус. Миссис Эванс же, слегка ухмыльнувшись, поднялась с кресла и со словами «Пойду разогрею завтрак» зашла на кухню. Лили, дождавшись, пока мать скроется за дверью, радостно улыбнулась и кинулась обнимать Джеймса. — Боже, как же я скучала, — прошептала она, задержавшись в объятьях парня чуть дольше нужного. Эти два месяца превратились в настоящую головную боль для Лили. Каждое утро к ней в окно стучалась сова с новым Ежедневным пророком. И если у других людей утро начиналось с кофе, то у нее оно начиналось с судорожного поиска знакомых имен в списке погибших или пропавших без вести. К счастью, она их не находила, но легче от этого не становилось. В первый же день после возвращения из Хогвартса Лили наложила на свой дом все защитные заклинания, которые только смогла вспомнить, но все равно постоянно боялась увидеть в окно людей в масках. Наплевав на гордость, она даже попыталась объяснить ситуацию Петунье, уже несколько месяцев как съехавшей от родителей, и умоляла позволить защитить ее новый дом, но та наотрез отказалась даже слушать. И Лили ничего не оставалось, кроме как добавить сестру в свой список вещей, о которых надо было беспокоиться. Спокойствия не прибавляло и то, что она совсем перестала видеть в городе Северуса. Конечно, они уже давно не общались, но какие-то отголоски прежних дружеских чувств давали о себе знать. И ее единственным средством от постоянной тревоги была переписка с Джеймсом. Хоть письма и приходили нечасто, каждое из них было для нее лучиком света в той темноте, в которую она сама себя загнала. Несмотря на то, что Лили старалась не упоминать о своем состоянии, Джеймс словно нутром чувствовал, что с ней что-то не так, и каждое его письмо нельзя было читать без смеха. Но никакая переписка не могла заменить того чувства, которое возникло у Лили, стоило ей лишь услышать голос Джеймса. И она могла бы целую вечность стоять вот так, ощущая его рядом с собой, чувствуя руки на своей спине, если бы не многозначительное покашливание Сириуса. Отстранившись от Джеймса, Лили краем глаза заметила, что тот слегка покраснел, но все еще продолжал улыбаться. — Ох уж эти ваши нежности, — пробормотал Сириус, когда Лили обняла и его. — Ну, не ворчи, Бродяга, тебе не идет, — засмеялась девушка, отправляясь на кухню вслед за матерью. — Вы завтракать будете? Хотя, кажется, мою маму это вообще не волнует. Хотите или нет, но она вас накормит. На кухне Лили никого не обнаружила, поэтому отправилась в столовую, где застала миссис Эванс, накрывающую на стол. И накрывала она как раз на троих. — Тебе помочь? — Нет, милая, спасибо. Ты все собрала? — голос ее слегка дрогнул. Лили удивленно посмотрела на мать: лицо ее казалось безмятежным, но в глазах плескалась плохо скрываемая тревога. Получив утвердительный ответ, миссис Эванс вдруг сказала: — Что за прелестные молодые люди. Так сразу и не поверишь, что это — те самые мальчики, о которых ты с такой неприязнью говорила буквально год назад. А этот Джеймс, кажется, уж слишком был рад тебя видеть. — Ма-а-м! — протянула Лили, закатив глаза. — Мы не виделись два месяца. Конечно, они оба были рады меня видеть. Мы же друзья. И, вообще, я не хочу это обсуждать. По крайней мере, не сейчас. Глянув за спину дочери, миссис Эванс снова ухмыльнулась и вернулась на кухню. Лили же резко обернулась и поняла, что стало причиной этой ухмылки: прямо за ее спиной стояли Джеймс и Сириус. Ей показалось, или в глазах Джеймса отразилась боль? Завтрак прошел в тишине. Лили кусок в рот не лез: она сидела, уставившись в тарелку и вяло ковыряя ее содержимое, и думала о своих словах. «Мы же друзья». Неужели Джеймс это услышал? Но ведь это было сущей правдой. Тогда почему ей вдруг стало так стыдно? Когда с завтраком было покончено, а чемодан уже стоял у выхода, оставалось сделать только одно: попрощаться. Джеймс и Сириус уже вышли на улицу, а Лили все никак не могла перестать обнимать маму. — Всего две недели, милая, — говорила миссис Эванс, поглаживая дочь по спине. — С нами ничего не случится за это время, обещаю, — однако голос ее еле заметно дрожал. — Не стоило мне соглашаться. Не сейчас, когда я наконец-то могу защитить вас. — Ты уже сделала достаточно. Ты, главное, себя береги, хорошо? А теперь иди. Твои друзья тебя ждут. Я попрощаюсь с папой за тебя.

***

Улица встретила ее приятной утренней прохладой и ярко-голубым небом без единого облачка. В роще, что находилась совсем рядом с домом Эвансов, радостно, будто не зная о войне, пели птицы, и пение их было особенно хорошо слышно без привычного шума машин. Было воскресенье, и многие еще спали, но рисковать все равно было нельзя: хлопок трансгрессии услышала бы вся улица. Поэтому, стоило только Лили спуститься с крыльца и оглянуться напоследок, тревожным взглядом осмотрев дом, как вся троица, не сказав ни слова, направилась к той самой роще. Легкий холодок пробежался по коже, что означало, что они вышли за пределы защитных чар. Тревога снова сковала сердце Лили: она не должна, не должна оставлять их одних! Она не должна была соглашаться на это внезапное приглашение Джеймса отправиться на две недели куда-то на юг Англии вместе с Сириусом и Марлин. Не должна была позволять родителям уговорить ее согласиться. — А он тут что забыл? — чуть ли не прорычал Сириус, резко остановившись. Лили, погруженная в свои мысли, чуть ли не врезавшись в парня, выглянула из-за его спины и застыла. Занятая своими тревогами, она не смотрела, куда они идут, а зря: сам того не зная, он вывел их к месту, которое неразрывно было связано в ее голове с человеком, сейчас сидящим прямо перед ними на берегу широкого ручья у самых корней огромного дуба — как тогда, в таком далеком детстве. Сириус вывел их к Северусу Снейпу. Все длилось лишь несколько секунд, но эти секунды показались ей вечностью. Ужасно бледный и исхудавший Северус испуганно вскочил и вытащил палочку. Джеймс с Сириусом поспешили сделать то же самое, и одновременно с этим Лили, опомнившись, выскочила вперед, загородив собой двух друзей и помешав тем самым хоть кому-нибудь сделать что-то непоправимое. Взгляды Лили и Северуса пересеклись, и девушка тут же почувствовала, как бывший друг бесцеремонно влез в ее мысли, заставляя пережить все тревоги последних дней. Не способная выгнать его из головы, она с отчаянием подумала: «Прошу, защити моих родителей!». Еще секунда — и он с громким хлопком исчез, заглушив окрик Джеймса: — Лили, отойди, он… — его рука так и застыла, не успев дотянуться до плеча Лили. Не договорив фразу, он потрясенно выдохнул: — Он исчез. И что это было? Еще несколько секунд она молча стояла к друзьям спиной, а затем все также молча встала между ними, взяв каждого за руки. Поняв все без слов, Джеймс подхватил чемодан, а Сириус, закрыв глаза, крутанулся на месте. И они провалились во тьму.