***
Как же хотелось, чтобы у некоторых стюартов и даже линейных поваров была какая-нибудь редкая мутация вроде удвоения глаз. И желательно, чтобы росла эта вторая пара на спине. Будучи желторотым птенцом на кухне, Ханк Гаррет до смерти боялся попасть кому-нибудь под руку или случайно перевернуть тарелку. Дослужившись до су-шефа, успел отчасти позабыть ужасы «грязной работы», однако не имел привычки кричать на новичков, которым в духоте, горячих брызгах и дикой смеси запахов было, как у Дьявола на жаровне. Но сегодня ему хотелось рвать и метать, ибо зал был полон голодных клиентов, а ему пришлось срочно отпроситься (точнее, его почти силком вытащили из кухни), ибо на него в кулинарном чаду налетел молоденький парень, и кастрюля отменного горячего марокканского томатного супа с грохотом разлилась прямо ему на грудь и руки. Ханк, движимый рефлексами, сквозь боль ухватил кастрюлю и спас где-то треть готового блюда, поставив ту на выключенную конфорку, и под дружный ужас поваров поскользнулся на разлитом супе, совершив изящное падение бревном на пол. Увлекая вместе с собой и беднягу стюарта, пытавшегося его поймать. Шумиха на кухне стояла такая, что рябило в глазах, и боль в лодыжке поначалу прошла мимо. Всю тяжесть положения Ханк понял лишь по дороге в отделение скорой помощи городской клиники. Он пытался, правда, справиться с жарящим ощущением в руках и сотней игл в лодыжке, но тщетно, так что через полчаса сидел на койке в приёмном отделении, с тоской глядя на белую тканевую ширму и спину ушедшей медсестры в розовой форме. Злился он и на себя, и (да, больше на него) на незадачливого парня, которому не досталось от слова совсем, если не считать ушиба копчиком. Но знаете, это не такая уж страшная травма, если посмотреть на одного су-шефа. Время тянулось мучительно долго, и Ханку всерьёз казалось, что прошло не менее получаса, хотя на деле стрелка настенных часов переместилась лишь на пятнадцать минут. Он уже посчитал все квадраты на полу, детально изучил обстановку и даже прикинул на глаз метраж помещения. И никого. По-прежнему. — Извините, что так долго. Вы мистер Гаррет? — в его маленький пустой уголок вдруг проник чей-то высокий, нежный голос, и Ханк, обернувшись от окна с матовым стеклом, замер, не успев и рта раскрыть. Боль, шипя, уползла куда-то на дальний план вместе с закипавшим раздражением, склоняясь перед прекрасным видением в лице молодого врача в белом халате. Она была высокая и в теле — с крепкими бёдрами и отнюдь не узкими плечами. Каштановые волосы шапочкой обрамляли голову, а глаза… Ханк никогда ещё не видел таких пушистых чёрных ресниц, оттенявших расплавленный янтарь радужки. Он большую часть жизни не считал любовь с первого взгляда рациональной и выходящей за рамки мелодрам, но сейчас сердце пропустило удар и в панике забилось, ибо девушка лучезарно улыбнулась, почти бесшумно подходя ближе. И нет, не смеялась над его глупым видом, хотя он очень испуганно кивнул в ответ, не разжимая губ. — Меня зовут Шей Бальери. Я вас осмотрю. Лидия, — врач мимолётно отвернулась, и Ханк смог временно высвободиться из-под гипноза и немного привести в порядок растерянное лицо. Оказывается, они уже были не одни: у стола ковырялась и шуршала чем-то медсестра. — Подготовьте, пожалуйста, йодинол, ацербин и бинты. Скорее всего, придется наложить повязки, но я сначала проверю, как сильно пострадала кожа. Она опустилась возле него на стульчик и потянулась к непочатой картонной коробке. В воздухе повеяло тонким резиновым ароматом одноразовых жёлтых перчаток. Натянув их на пышные кисти, девушка осторожно взяла за запястье его левую руку. Ханк, послушно позволяя проводить над собой любые манипуляции, никак не мог налюбоваться на изгиб шеи, узор лоснящихся прядей и мягкие черты лица. И по-прежнему не проронил ни слова. Лидия, медсестра с пышной копной кудрявых волос, схваченных тканевым ободком-лентой, тем временем молча разложила на столике поднос с медикаментами и упаковкой бинтов, смерив пациента любопытным, проницательным взглядом, не пряча короткую усмешку. Но Шей, кажется, не заметила переглядок за своей спиной и только благодарно кивнула, вся занятая изучением покалеченных рук Ханка. А потом обратилась к нему, снова утягивая в янтарные омуты и ослепляя улыбкой: — У меня отличные новости. Ожог приличный, но не критический, вам даже не придётся ложиться в стационар, — она бережно отпустила его руку и раскупорила баночку с антисептиком. Боже, да даже на это движение Ханк умудрился залипнуть, чувствуя себя вернувшимся в тело шестнадцатилетного школьника, который перед красивой девочкой не в состоянии адекватно выразить мысли. Кажется, за много лет некоторые привычки никуда не деваются. — Я дезинфицирую кожу и наложу повязку с лекарством. В аптеке вы сможете купить средство, которое нужно будет наносить несколько дней, чтобы не осталось рубцов. И всё, скоро сможете радовать клиентов вкусными блюдами. — Откуда вы узнали… — хвала Всевышнему, голос таки прорезлся. Ханк честно даже собирался закончить внезапно вылетевший вопрос, но так и замолк, когда девушка дёрнула уголками губ и тихо засмеялась. «Она словно ангел какой-то. Даже смеется так, что сердце в пятки уходит. Чёрт возьми, неужели я пропал?..» — На вас поварская форма, даже логотип ресторана вышит. Трудно ошибиться, — и добавила, раскручивая пластмасовую крышечку банки: — Особенно если повара — частые гости. — На них тоже проливают суп? — язык опять повернулся сам собой, и Ханк поздно прикусил его: не очень удачная вышла шутка. Зато внезапно зацепился взглядом за не замеченный ранее бейджик: Шей Бальери. Интерн. Ну да, действительно, она выглядела довольно юной для бывалого доктора, хотя внешность бывает обманчива. Девушка повела плечами, снова беря его руку и начиная очищать кожу. Немного щипало, но Ханк прикусил губу, думая, что будет стыдно охать перед ней, а потому стоически терпел неприятные процедуры. Мысль об очаровательности невольной мучительницы утешала, и даже стюарт с кривыми руками больше не представлялся корнем всех проблем. — Много чего. И масло, и кипяток. Иногда бывают аллергия и порезы, вы до ночи слушать будете. А кто-то даже с обмороками или отравлением поступает. Я таких не принимала, но от других врачей слышала. — Трудная у вас работа. Как человек может за пять-семь минут завладеть чужими мыслями настолько, что перестаешь воспринимать действительность адекватно, а по коже бежит колкий холодок от ничего не значащих прикосновений? Ханк не знал и не хотел задумываться, просто решив, что судьба, коварно усмехнувшись, одарила его самым наивным типом влюблённости. Ничто не изменит того факта, что всё существо буквально кричало: зови её на свидание! Зови, пока она не ушла! — Что поделать, — без оттенка жалобы отозвалась Шей, ровно вздыхая и вновь встречаясь взглядом с пациентом. У неё возле правого глаза, под родинкой, был крохотный белесый шрамик. Интересно, откуда... — Зато полезная. — Это точно, — и вместо нужного вопроса он просто констатировал факт, как будто фантазия не могла сгенерировать чего получше. Шей, прочитав по его взгляду неприкрытое восхищение, кажется, приняла его на счёт профессии, а не собственной персоны. Однако всё равно порозовела, явно польщённая и смущённая изумительной смесью робости с то ли восторгом, то ли трепетом, не переставая выполнять свои прямые профессиональные обязанности. Время для врача — ценный ресурс. Разговор иссяк, хотя Ханк до дрожи желал вновь услышать этот нежный голос, а прикосновения рук почувствовать не только через латексные перчатки. Увы, второе осуществить было сложнее первого, да и могло оказаться чревато недопониманиями со стороны стажирующегося врача. А вопросы звучали в голове канцеляризмами и пустышками. Пока девушка тем временем перевязывала ему кисти размеренными и ловкими движениями, Ханк зачарованно любовался её волосами, изгибом шеи, пальцами, и лихорадочно пытался продумать план. «Я предложу ей пообедать вместе. Сейчас она закончит, и сразу предложу. Скажу… Нет, слишком развязно. Может…» — Вот и всё. Теперь лодыжка. Если будет больно, сразу говорите, — Шей отодвинулась от него на стуле, наклонилась над вытянутой на кушетке ногой. Проворные смуглые пальцы приподняли штанину и коснулись давно нывшей области. — Да она уже не так сильно болит… — нервно протянул Ханк, который как раз выбирал какую-нибудь формулировку из трёх придуманных, дабы позвать Шей выпить кофе. Или чай. Неважно, честное слово, он и на воду согласен. — Мисс Баль… — Хм… Так не больно? И вздрогнул, скорее даже от её прикосновения и тепла через латекс, нежели от неприятных ощущений в ноге. Но губу прикусил. — Не очень. Я бы сказал... тянет. — Хорошо... Опухлости нет, смещения я не вижу, — задумчиво бормотала Шей то ли себе, то ли им обоим, тем временем продолжая осматривать широкую лодыжку и, кажется, не обращая внимание на её обладателя, который ловил каждое слово и старался найти зазор для собственной неформальной фразы. — Это растяжение, ничего больше. Повязки и аккуратности при ходьбе будет вполне достаточно. У вас нет больше жалоб, мистер Гаррет? Ханк, желая тотчас признаться в пошаливающем сердце, чувствовал, однако, что не стоит с места в карьер флиртовать с врачом. Разум наконец одержал верх, и он отрицательно мотнул головой, продолжая любоваться и одновременно влюбляться со скоростью звука. — Ни одной. Наградой за осторожность ему послужила очаровательнейшая улыбка, прежде чем Шей сделала аккуратную перевязку эластичным бинтом, зафиксировав растянутую лодыжку, и встала со стульчика, дабы, по-видимому, завершить осмотр. Слишком быстро, по мнению Ханка, ибо он так и не успел приступить к наиболее важной части разговора, которая не касалась его режима, нагрузок, смазываний ожогов и, самое главное, формальностей между пациентом и врачом. А Шей уже покидала его, как наваждение. — Побольше бы нам таких вежливых и спокойных больных. Вы настоящий стоик. Выздоравливайте, мистер Гаррет. Ханку на долю секунды показалось, что взгляд у неё стал особенно нежный, но она собиралась ретироваться из тихой палаты, поэтому некогда было рассуждать о формулировках. И он выпалил самое тривиальное, что только может прийти в голову растерянному человеку в подобной ситуации, привлекая внимания обернувшейся в выжидательной позе Шей. — Мисс Бальери, а можно при… Закон подлости в действии: на самом ответственном слове в палату вбежала сестра. Точнее, просунулась за занавеску и разрушила магию момента, крадя его ангела по вызову какого-то там доктора Уитли. На лице Ханка смешанное с волнением воодушевление застыло, словно желе, а девушка, встрепенувшись от одного только имени, шустро кивнула, теряя былое выражение заинтересованного ожидания. — Сейчас иду. Мистер Гаррет, что вы хотели? Извините, меня срочно вызывают. — Я… да нет, ничего… — он и сам не понял, почему вдруг дал задний ход. Наверное, потому что увидел, кроме торопливости, обезоруживащий признак волнения в её глазах и позе, который не смутил, не всколыхнул ревность, а ударил по затылку, точно плохо закреплённый и отвалившийся от стены баннер «Тебе не светит». — Спасибо… Она облегчённо (святой боже, да кто такой этот доктор Уитли, что к нему на пару минут нельзя припоздниться?) улыбнулась, словно солнце, вышедшее из-за хмурых грозовых туч, и выбежала вон, покидая расстроенного влюблённого повара, который за полчаса успел пережить больше, чем за весь день.***
Ханк, ковыляя домой, с тоской рассуждал, что жизнь к нему слишком жестока, и он не заслужил подобного удара, да ещё и в такую паршивую смену. Мало того, что придётся взять больничный (оплачиваемый, и на том спасибо), так вдовесок мечта о возможном свидании мило помахала ручкой, потому что он, разумеется, не доктор Уитли. Два дня Гаррет стоически терпел боль от затягивавшихся ожогов, медленно приходящую в себя лодыжку и переваривал мысль, а не сглупил ли, так поспешно ударившись в выводы. Да может, она просто побежала на вызов старшего врача, а он нагородил чёрт знает что! Но сердце влюблённого маялось, сомневалось, и Ханк Гаррет понимал: не просто очаровался. Ему хотелось снова увидеть мисс Бальери, и ради этого он, кажется, пошёл бы и на пищевое отравление, обеспечь оно ему стопроцентную вероятность попасть именно к ней. К концу третьего дня война с самим собой засела в печёнках, и, вооружившись данной жалобой, Ханк в законный выходной отправился прямиком в больницу, где ему должны были вынести приговор. И поставить диагноз о разбитом сердце в случае провала рискованной затеи. На сей раз он почти не хромал, руки не саднило и не пекло от недавно пролившегося кипятка, да и одет бывший больной был куда опрятнее и будничнее, нежели тогда вечером. А в окружной больнице стояла приятная тишина, ибо больных почти не наблюдалось. Как и врачей у регистрационной стойки. Ханк, проформы ради пошарив взглядом в поисках мисс Бальери или хотя бы шапочки её очаровательных каштановых волос, разочарованно понял, что она прячется где-то по госпитальным закоулкам, а единственный выход найти её — обратиться к полному мужчине, копавшемуся с документами. Запоздалая трезвая мысль дала хорошего пинка по затылку: а вдруг у неё сегодня выходной… Регистратор приветливо улыбнулся, хотя под глазами у него синели здоровенные мешки, похожие на чёрные дыры, покусал ус, а потом неопределённо пожал плечами. — Вроде во второй смотровой. А вы по какому вопросу? Если больной, то в порядке очереди. — Мне… надо с ней увидеться… — неуверенно протянул Гаррет, про себя прикидывая, удастся ли ему самому отыскать эту самую смотровую и постучаться туда. Конечно, заглядывать он не будет. — Это же возможно? Мужчина, вопреки мрачным ожиданиям Ханка, допытываться не стал и просто махнул рукой другую сторону. Даже выражения лица с любезно-уставшего на любопытствующее не поменял — очевидно, мешки были отнюдь не от злоупотребления жидкостью на ночь. — Посидите в зале ожидания. Я передам, что вы пришли. Как записать? — Записать? Регистратор издал утомлённый вздох, потирая левый висок: видимо, этот глупый вопрос слышал не во второй и даже не в третий раз за последние сутки. — Имя-фамилия какие? Или вас Мистером Икс ей представить? — А, понял, — Ханк неловко рассмеялся, точно мальчишка, смущаясь кислой шутки, сдобренной подспудным желанием регистратора избавиться уже от непонятного посетителя. — Меня зовут Ханк Гаррет. Я был здесь три дня назад с ожогом и растяжением. — Рановато проверяться пришли, кажется, — мужчина наконец проявил признаки профессиональной живости и недоверчиво покосился на по-прежнему перебинтованные руки Ханка, однако продиктованное записал, а потом прилепил на бортик экрана компьютера с помощью стикера. А сам больной, со вздохом отправившись коротать время на банкетку рядом с какой-то подслеповатой на один глаз бабулькой, заозирался по сторонам, неимоверно тоскуя. Единственным развлечением было высматривать в коридоре приёмного фигурку Шей (он уже в мыслях называл её только по имени), и в какой-то момент Ханк с радостью увидел, как девушка быстро пересекает пространство возле регистратуры с папкой в руках. Он и сам не понял, как подорвался с места, выскочил из зала ожидания и понёсся следом, не слыша окликов, ибо едва не навернулся на обронённом кем-то тапочке. Мисс Бальери бесшумно скрылась в палате под лёгкий всполох подола халата, и Ханк отчаянно выдохнул, сетуя, что она не услышала его оклик. Однако тут другая дверь, на которую он неудачно опёрся локтем, распахнулась, словно её пнули с ноги. Какой-то больной в форменной белой сорочке выскочил в коридор, нечленораздельно ругаясь и волоча за собой капельницу вместе со стойкой и шнурками трубок, играя на полбольницы адскую какофонию. И устремился прочь, тогда как сбитый с ног Ханк налетел на запасную кушетку с запакованными коробками, отчаянно зажимая лоб и не сдерживая короткий вопль: меж пальцев у него текла кровь, окрашивая в алый бинты на кистях. Из той же самой треклятой палаты, шатаясь, выскочил крупный медбрат, заорал о помощи в поимке психопата (да кто в здравом уме будет в таком виде вылетать из помещения, растаптывая всех, не увернувшихся с пути?) и бросился следом, оставляя Ханка стонать и ругаться сквозь зубы от боли и накатившей ярости. Перед глазами плыли красные точки, голова кружилась, и только койка спасла от падения мягким матрасом. Зато через пару секунд Ханк услышал знакомый нежный голос, внезапно назвавший его по имени. Заторможенно обернулся и… — Мистер Гаррет, боже мой! — Шей, на ходу скидывая использованные перчатки, подскочила к нему, быстро хватая за кисть и пытаясь отнять ту ото лба. — Дайте посмотрю. Что с вами стряслось? Пищевое отравление? Что ж, он явно выбрал болезнь повнушительнее: кровь текла, как из трубки. Ханк снова поморщился, даже не краснея и не теряясь от прикосновений предмета своих круглосуточных обожаний — когда получаешь удар по голове, мозг начинает немного барахлить. — Меня, кажется, прибили дверью… Какой-то ненормальный… Чёрт, у меня что, дырка в голове?.. — Ну как же вы так... — Шей нервно цокнула, явно успев оценить масштабы повреждений. Там, конечно, до дыры было ещё далеко, но это не значит, что проблема стала как-то приятнее. Изящная рука сомнулась пальцами на запястье Ханка. — Эмбер, я возьму пациента в перевязочную! Скажи, что накладываю швы. Карточка есть в архиве регистратуры. Ханк Гаррет. Был два дня назад с ожогами рук. — Всё это она говорила, уже поддерживая своего внезапного пациента и быстро ведя (почти волоча) его в сторону палаты, а кивавшая медсестра прижималась к стене коридора, слушая указания. — Вы меня помните? — изумлённо спросил Ханк, решив, что после поцелуя с дверью проблемы у него не только с головой, но и со слухом. Девушка серьёзно улыбнулась, крепче сжимая пальцы на его плече. — Ну конечно, — и грустно-лукаво добавила: — Каждый раз из пыла битвы появляетесь, ещё бы вас забыть.***
Боль утихла — во многом благодаря обезболивающему, и Ханк только чувствовал, как в кожу втыкается острая игла, а потом призрачными касаниями тянется нить. Не самый приятный опыт в жизни, но близость Шей, её тёплый голос и едва различимый свежий древесный аромат с лихвой окупали все страдания и неудобства. И Гаррет решил, что любой ценой позовёт девушку на свидание, наплевав на опасение получить отказ. — Мисс Бальери, — начал он, прерывая повисшее молчание, но сверля взглядом её кеды, ибо врач сейчас стояла несколько смущающе (с точки зрения его щепетильного мозга). — Можно просто Шей, — отозвалась та, делая новый аккуратный стежок и почти заканчивая закрывать рану. — Ш-шей, — пришлось кашлянуть, хотя шевелиться Ханк боялся, ибо она строго-настрого попросила сидеть ровно. — Скажите, вы… свободны сегодня вечером? Девушка вздрогнула, замерла, сжав пальцами иглу. Ханк попытался поднять глаза, но поспешно опустил их обратно, так и не заметив, что интерн в замешательстве прикусила полную губу. Уголки её рта едва заметно поднялись в слабой улыбке. Три... семь... восемь... Слабый вздох... Кажется, сейчас его повезут в кардиологию или в реанимацию. — Моя смена заканчивается в шесть. «Она согласилась...» — Тогда можем мы, — он снова запнулся, сглатывая. Всё оказалось не так сложно, даже слишком легко, без увиливаний и отговорок, но Ханку всё равно стало не по себе, ибо он даже не видел лица собеседницы. Точкой фокуса ему теперь служила дверь перевязочной, а сердце в груди колотилось, как после бега, — можно пригласить вас поужинать? Я угощаю. — Я не против, — последовал незамедлительный ответ, сопровождаемый тихим звуком сходящихся лезвий ножничек, отрезавших нить. — Ну вот. Рана зашита, мистер Гаррет. — Шей отложила инструменты на поднос и отодвинулась немного, чтобы встать и дать такую же возможность пациенту. — Вы везунчик, но всё-таки постарайтесь впредь не так часто попадать в больницу. — Можно просто Ханк… — Хорошо. Она одарила его сияющей скромной улыбкой, и их взгляды пересеклись, уже не расходясь. Шей всё-таки была изумительно красива, и Ханк уже сладостно предвкушал, как будет любоваться девушкой весь вечер, когда в перевязочную (какая ирония, снова!) вошла медсестра, помахивая картой. По спине опять сиганула стая мурашек. — Шей, в третьей палате больной с клизмой ждёт тебя уже полчаса. Ты идёшь или нет? — Ох, боже. Я уже! — девушка встрепенулась, задевая столик, и окровавленные инструменты зазвенели. Момент связи разорвался, возвращая обоих в суровую реальность больничной палаты. Но Шей, почти готовая сорваться прочь, внезапно прихватила ладонью плечо Гаррета, а тот застыл, едва не пошатнувшись на стуле. — Ханк, тогда в семь у главного входа в больницу, хорошо? Я постараюсь не задержаться. — Д-да, конечно… И она убежала ставить клизму, бросая пациента наедине с самим собой. Впрочем, на сей раз куда более счастливого.***
— Ну и ну, — с оттенком восхищения протянула Кэти, отправляя в рот кусочек морского ежа, который оказался на вкус совсем не таким противным, как она ожидала. — Вот это история. — Только не говори мне, что я безнадёжный романтик на эмоциях, — пробурчал Ханк, щипцами прихватывая очередную мидию в ракушке. — Есть любовь, которая просто случается, и ты понимаешь: это твой человек. — Эй, я не смеюсь над любовью, — Кэти закатила глаза и сделала небольшой глоток вина, а потом облизнула губы и улыбнулась. — И я очень рада за тебя, правда. Может, познакомишь нас как-нибудь? Я хочу посмотреть на девушку, которая за две минуты украла твоё сердце. — Конечно. И, чтобы ты знала, у нас всё серьёзно. Шей чудесная, и я точно уверен, что это любовь. — Эх, будь все парни такими, как ты, у психотерапевтов поредела бы очередь, — Пидж грустно вздохнула, прибавляя про себя: «Или как Широ или Мэтт. Ну и Лэнс, пожалуй. Хотя он тот ещё домашний мачо». — Ты только не торопись с любовью, умоляю. А то она ещё испугается, как серьёзно влипла. — Как будто я вчера родился, — фыркнул Ханк, закатывая глаза. Ну ей-богу, кто бы кого учил. — Но спасибо за совет. Он как раз совпадает с моими намерениями. — Может, закажем салат? Что-то я как-то не наелась этими ежами… Как говорится, высокое высоким, а кушать хочется всегда. И Ханк в этом отношении целиком разделял позицию подруги. — Я за. Только давай без фанатизма к диете. — Ой, ну сказал тоже, — Кэти засмеялась, убирая за ухо упавшую вперёд прядь. — С моей жизнью ожирение мне не грозит ещё лет пять точно!***
Жизнь Кэтрин Холт в последнее время очень напоминала дешёвый роман. Ладно, может быть, роман средней ценовой категории или мелодраму с рейтингом «свежести» больше половины на Rotten Tomatoes. Нет, ну серьёзно, кто в здравом уме позволит налаживать с собой отношения бывшему-изменнику? А вот она, будучи более чем адекватной, уже… пятый? Да, пятый раз встречалась с мистером Стейнсоном, который не уставал поражать своей воспитанностью и галантностью. Пидж даже начала подозревать, что Джареда похитили в подворотне, подвергли опытам и прочистили ему мозги. Впрочем, ему такая процедура даже пошла бы на пользу — эта злорадная мысль пару раз также посетила милую рыжую головку, и Кэти улыбнулась размаху собственной фантазии. Чего только ни надумаешь, когда не остаётся рациональных объяснений. А если серьёзно, Джаред действительно преобразился по сравнению с их первой встречи, когда Широ от души встряхнул его. И даже со второй, клубной. Из его характера испарились нахальство и заносчивость, он стал очень похож на того харизматичного красавчика, в которого Кэти когда-то влюбилась. Как жаль, что большая часть этих впечатлений померкла и оказалась спущенной в унитаз. Она положительно не знала, что думать, ибо изначально настроила себя крайне скептически, но он ненавязчиво (как сам считал) продолжил появляться в её жизни, зазывая на дружеский, ни к чему не обязывающий обед или ужин. Пидж в первый раз грубо пресекла эти попытки, но во второй сдалась, желая как-нибудь в процессе отвязаться. В третий он смог рассмешить её, и она на двадцать минут забыла, что когда-то разбила о его голову десяток яиц, а вспомнив, переменилась в лице и принялась отчаянно поглощать салат. «Мэтт был бы прав, назвав меня дурочкой. Нельзя поддаваться этим чарам, он же просто играет, как и раньше». В четвёртый раз Кэти подумала, что, может быть, люди действительно умеют меняться хотя бы частично. Джаред говорил о чём угодно, кроме отношений и намеков на свою безбрежную тоску, шутил, рассказывал о работе тестировщиком ПО — словом, производил наиприятнейшее впечатление. К своей досаде, Пидж даже начала подумывать, что идея позволить ему себя развлекать не так уж и глупа. И вот сегодня была их пятая встреча, происходящая в Гринакре, и она от души смеялась, обсуждая с бывшим врагом своим недавно вышедший в кино боевик. Джаред отпускал очень меткие комментарии касательно неточностей сюжета, превозносил графику и операторскую работу, а Кэти, закатывая глаза, заявляла, что из-за обилия этой самой графики фильм наверняка не покроет сборами бюджет. Они пили вкуснейший кофе, потребляли безумное количество углеводов, один вид которых привёл бы Аллуру Лионн одновременно в восторг и ужас, а когда замолкли, чтобы отдышаться и освежить запершившее горло, Кэти, глядя на утопающий в зелени водопад, подумала, как там Такаши в Японии. Если честно, она уже начала скучать по их тренировкам: занятия с Лэнсом были плодотворными, но с Широ танцевалось немного... по-другому. Наверное, она уж очень привыкла к его постоянному присутствию в своей жизни, а в сети Такаши сейчас бывал астрономически редко. Похоже, отпуск проводил замечательно, в кругу родных, так что незачем было зависать в зомбогаджетах, игнорируя живое общение. «Я бы тоже уехала куда-нибудь. В Ниццу, например, хотя там от кошелька одно название останется. Или, может, в Кампанью. Или в Тоскану. Папа с мамой любят эти места». Очередная история из молодой и бурной жизни её родителей, по секрету от мамы, была о поездке в Помпеи. Ну, казалось бы, что такого может случиться в городе неподалёку от Везувия? Вулкан давно не извергается, воздух чист и свеж, культурные ценности смотрят из каждого куста, но… Как истинные туристы, Сэм и Коллин очень сытно отобедали в ресторанчике Неаполя, запив вкусные блюда хорошим кампанским вином. Сэм, решив, что не стоит в подпитии садиться за руль, уговорил Коллин провести день в городе, а на следующий — ехать смотреть культурное наследие ЮНЕСКО во всей его археологической красоте. Коллин, признавая, что тоже не совсем трезва от любви и вина, согласилась, но заявила, что полчаса на электричке до Лукрино они проедут. Обратно они опоздали. На следующий день история повторила себя с той только разницей, что весёлая парочка решила оставить попытки сесть в машину и ехать на поезде. Как итог, они снова отведали вина и отправились исследовать руины на солнцепёке, познав все прелести влияния алкоголя на тело при жарких температурах. Учитывая тот факт, что Сэма жутко интересовала перспектива погулять по кратеру Везувия. История подозрительно обрывалась на отеле в Неаполе тем же вечером: Коллин обгорела на солнцепёке. По-видимому, о продолжении стоило только догадываться, учитывая, что номер они всегда снимали один на двоих. Впрочем, Кэти работала по привычному графику, и в её жизни пока не намечалось никакого отпуска. Зато намечалась куча любопытных глаз вокруг, которые так и норовили засунуть носы в чужую жизнь и пошутить напоследок, а что это за ноунейм пишет Пидж с одержимостью поклонника. Как же Кэти не любила намёки на свои романтические отношения. Но Найме прощалось, ибо шутила она беззлобно, скорее, радовалась оживлению на личном фронте подруги, а Роло вообще тактично не лез в женские дела, за что большое ему спасибо. Правда, Пидж пока была не в курсе, что проницательная Ребелл заметила потенциального кавалера для подруги среди коллег по агентству. Молчала, но наблюдала и убеждалась, что Кэти по наивности или просто по нежеланию не видит очевидных признаков симпатии, лучащихся от Кёртиса. Мистер-чайный-пакетик — так она в шутку окрестила его, а получить прозвище от Наймы, звучащее без примести сарказма, несмотря на контекст, означало явное расположение. Ребелл, положа руку на сердце, находила его милым психологически и симпатичным внешне — вполне себе набор для начала, однако Кэти вцепилась в свою френдзону, как утопающий в спасательный круг, и уж точно не Найме было отдирать их друг от друга. Хватало ей своих забот с Роло. Куда больше по части выведывания информации преуспела Анна. Выйдя из плохого настроения, она при милой беседе с Кэти в её квартире вскользь упомянула про глазастого Лэнса, не называя никаких подробностей. Было это ещё до того, как Широ и Кит уехали из страны. — Лэнс тебя недавно засёк с парнем в кафе. Таких смешных глупостей мне нарассказывал, что я чуть пальцем у виска не покрутила. Ну да ты знаешь его бурную фантазию и пряные шутки. — В каком кафе? — удивилась тогда Кэти, нахмурив брови и пытаясь припомнить, где это она могла столкнуться с МакКлейном. И где могла вообще пропустить его присутствие. — Ой, — Анна очень искусно изобразила беззаботность. — Какое-то в Мидтауне. Он не говорил. — Ясно… И что за слухи обо мне ходят? — усмехнулась Холт, обнимая подушку и поджимая в коленях ноги. Кажется, ей готовили какой-то завуалированный допрос, ибо если Лэнс что-то засёк, а Миллер ходит кругами, это верный признак, что пара сговорилась. Анна фыркнула. — Не поверишь, усмотрел между вами любовный интерес. Прости, если это тебя заденет. Я сама не верила этому болтуну. Ого. Интересно девки пляшут... — А Лэнс-то почти угадал, — Кэти усмехнулась, мысленно сделав себе пометку присмотреть за своим поведением, чтобы о ней более не делали таких выводов. Вот же чёртов Джаред. В глазах, по-прежнему весёлых, скользнула подавляемая злоба, на которой Кэти обычно могла шарахнуть ладонью по столу или по обидчику. — Что? — изумилась Анна, чуть не подавившись сухариком. Кажется, сейчас местный Везувий извергнется на ковёр, и даже не надо ехать в Италию. — Кэти, так ты с кем-то… планы строишь? Девушка вздохнула, обнимая подушку и задумчиво глядя в стену. — Строила, только очень давно. Это мой бывший, Анна. Миллер уронила второй сухарик в тарелку, и изумление на её лице увеличилось двукратно. — Боже… «Мы всё больше становимся похожи на актрис очень низкобюджетной постановки». — Да не смотри ты так. Этот герой пытается со мной подружиться, компенсируя прошлое. Ну... я и наслаждаюсь его потугами любопытства ради. Да, пожалуй, было интересно иногда наблюдать, как ловко он обходит щекотливые темы, хотя язык так и хочет повернуться. Кэти получала злорадное наслаждение от чужого дискомфорта, пусть и понимала: тратит время впустую и, может быть, даже опасно. Любовь ей не грозит, но не хотелось случайно сблизиться с ним. Анна, кажется, забеспокоилась, но сделала вид, будто всё поняла и не будет шутить на эту тему. И тогда Кэти точно знала, что говорит от чистого сердца. Сейчас же, сидя в кафе и глядя на расслабленно хлебавшего чай Джареда, она ощущала странное удовольствие, отнюдь не порождённое корыстными чувствами. В голове невольно проскальзывала мысль, что слишком уж игра безупречна для игры, а некоторые нотки в голосе и жесты так искренни, что хочется поверить. Дежавю нежно напевало в ушко, так что пару раз Кэти нахмурилась и тряхнула головой. «Да что со мной такое? Неужели я, смирившись, теперь готова даже совсем простить?» Когда он исчез из её жизни, в сердце образовалась пустота. Чёрная воронка от взрыва, который он учинил, и Кэти, рассматривая внутри себя эту дыру, вдруг поняла, что пустота не болит. Сердце билось ровно, голос не дрожал, руки не потели, но и присутствие такого Джареда больше не вызывало омерзения. «Правильно ли я поступаю, слепо полагаясь на интуицию? — подумала она, потом поднимаясь по ступенькам в подъезде и шаря в сумочке ключи. — Много хорошего от него в прошлом я не увидела, а теперь наивно готова поверить в искупление того, кому было наплевать на мои чувства? А с другой стороны… Может быть, он пытается? И я бы не сказала, что хочу ударить его, как тогда в клубе. Чёрт, сложно…» Жизнь и правда стала походить на мелодраму.