I'm not bulletproof

      После горячего душа, ненадолго притупившего ноющую боль в мышцах, Хосок осторожно заходит в комнату, стараясь не разбудить Чимина. Как только за ним закрывается дверь, белый свет от экрана мобильного гаснет, погружая помещение во мрак, тихий всхлип обрывается. Хосок стоит, не шевелясь, и прислушивается. Привыкнув к темноте, он отчётливо видит подрагивающие плечи Чимина, свернувшегося на кровати лицом к стене. Пак пытается не издавать звуков, но Хосок различает едва слышное шмыганье носом. Включив лампу на тумбочке, Хосок присаживается на кровать, опуская тёплую ладонь на плечо Чимина (тот чуть вздрагивает), второй рукой осторожно вытаскивает из его ладошек мобильный. Он хочет спросить, что произошло, но и так знает ответ. Чимин поворачивается к нему с заплаканным лицом: глаза покраснели, щёки опухли. Он тянется к Хосоку, ища спасение в его руках, старший обнимает, чуть поглаживая, молча утешая. Чимин снова всхлипывает:       — Они пишут такие ужасные вещи, хён... Такие омерзительные вещи... — слёзы подступают с новой силой, и Хосок сильнее прижимает младшего к своей груди. — Что я... я... шлюха, — всё же договаривает, и Хосока коробит от этого слова, он вздрагивает, будто ужаленный ядовитой змеёй. — И что я должен умереть...       Хосок целует его в макушку, утирает пальцами мокрые щёки, приговаривая «шшш».       — Это пишут не наши арми, Чимин. Не сасенки и даже не анти, а глупые, нехорошие люди. Очень злые и недалёкие. — Хосок покривит душой, если скажет, что ни разу в жизни не желал испытать этим людям подобное. Но это плохие мысли, ибо чем он тогда будет лучше? Он не озвучивает свои мысли, только старается улыбнуться Чимину, передать через прикосновения чуть-чуть любви и заботы. — Пообещай мне, что не будешь больше читать этот бред. — Ужасные слова, которых не заслуживает ни один нормальный человек, Чимин, их трудолюбивый, добрый и чистый мальчик, относящийся к себе слишком критично, и подавно.       Пак чуть успокаивается, цепляясь пальчиками за футболку Хосока. Он больше не одинок в этой комнате, в этой боли. Когда-то Хосок сам прошёл через подобное.       — Тэхён видел пост о петиции, — шепчет Чимин, — он не говорит, но я вижу, как сильно его это задело. Хён, может, сходишь к нему?       Не успевает Чимин закончить фразу, как в дверь тихонечко стучат, два раза, потом три, и ещё два — это их тайный шифр. В проёме появляется сначала белая подушка, потом Тэхён в любимой кремовой пижаме. Глядя на ребят, он улыбается, но вымучено, в карих глазах застыла печаль.       — Устроим пижамную вечеринку? — спрашивает, кидая в них подушкой, и не дожидаясь ответа, плюхается следом за ней. Чимин смеётся и двигается, Хосок обнимает Тэхёна, устраивая его под вторым боком. Они как щеночки копошатся в одеяле, ёрзают и перешёптываются. Тэхён отвлёк Чимина, и Хосок с благодарностью целует своего ТэТэ в макушку.       Спустя время Хосок аккуратно выбирается из кровати, поправляет одеяло, укрывая посапывающий клубок девяносто пятого лайна, на цыпочках выходя из комнаты.       После недолгих поисков Чонгук обнаруживается в зале, отрабатывающим удары на груше. Каждый справляется с болью по своему, думает Хосок. «Пойдём спать, Чонгуки Чон», — зовёт он, прижимаясь к косяку у входа. Глядя на их золотого макне, сердце сжимается, как хочется обнять его, сказать, что он самый трудолюбивый и лучший мальчик на свете, защекотать его, как делал это раньше, вызывая широкую улыбку и звонкий смех в ответ, но Хосок лишь говорит «я очень горжусь тобой», когда Чонгук, промокнув лицо полотенцем, подходит ближе. Он выглядит измождённым, руки подрагивают после длительной тренировки, Хосок одёргивает себя, чтобы не потрепать его по мокрым волосам. Макне совсем вырос, и он не мускулистая свинка, не груда мышц, не просто красивое личико и аксессуар к какому-то пейрингу. Он живой человек, молодой парень, превратившийся в достойного мужчину исключительно своим трудом. И немного заботой хёнов.       Идя по коридору, плечом к плечу с Чонгуком, Хосок задумчиво говорит, глядя перед собой:       — Чем больше сила, тем больше ответственность. Мы должны быть сильными для наших арми.       — Хён, ты цитируешь «Человека-паука»? — удивляется Чонгук.       — Ага, — Хосок протягивает ему сжатый кулак, младший отбивает его своим и тихо смеётся.       Приоткрывая дверь в комнату Юнги и Джина, они видят Намджуна, растянувшегося и сладко спящего на кровати Сокджина, сам Джин сидит на кровати Юнги и резко вздрагивает, испугавшись, роняет на пол книгу. Увидев ребят, он выдыхает, Юнги допоздна сидит в студии и не одобрил бы «кружок чтения» на своей постели. Сокджин подносит палец к губам, показывая «тише», кивая в сторону Намджуна и сам подходит к двери. Он сожалеет, что без них обнимашковая терапия будет не полной, но отказывается оставить Джуна одного. Вдруг тот что-то сломает во сне? Сокджин смеётся собственной шутке, хлопая ладонью по коленке, Хосок смотрит на него с укоризной и покачивает головой — таким громким иканием старший сам разбудит Намджуна — а потом интересуется, как он спокойно читает при таком храпе. Сокджин достаёт из кармана штанов мягкие беруши, «у меня и для вас припасено по комплекту», снова смеётся он. В дверях появляется Намджун с взъерошенными волосами, щурясь от яркого света в коридоре, он улыбается, демонстрируя милые ямочки. «Ну вот, разбудили человека», притворно возмущается Джин. Намджун почёсывает затылок, пытаясь понять, что здесь происходит. Чонгук не даёт ему времени озвучить вопрос и приникает к нему, утыкаясь носом в пижаму, позволяя крепким рукам лидера похлопать себя по спине. Сокджин теребит волосы макне и получает в ответ лёгкий тычок в бок, они толкаются, пока Намджун не прерывает возню громким чихом. «Идите в мою комнату, надо сдвинуть кровати, а мы зайдём в ещё одно место», — даёт указания Хосок, оттягивая Чонгука к себе.       Остановившись у студии, Чоны переглядываются, с опаской хмурясь на дружелюбного котика на ковре, показывающего факушки, и синхронно пожимают плечами. Хосок предупреждающе нажимает на звонок, после чего Чонгук набирает код, прикрывая кнопки ладонью от любопытного взгляда Хосока. Юнги согнувшись сидит за столом и, кажется, клюёт носом над клавиатурой, он медленно поворачивается в крутящемся кресле на звук.       — Хён, детям нужна твоя помощь, — зовёт торчащая из проёма голова Хосока. Следом, чуть ниже появляется вторая, растрёпанного Чонгука. Они не решаются войти и только хлопают глазами, ожидая реакции хёна. Юнги сканирует их уставшим взглядом, оценивая масштаб бедствия и не говоря ни слова, поднимается, выключая компьютер. По дороге в место сбора всей группы, он держит руку на плече прильнувшего к нему Чонгука, молча переглядываясь с Хосоком. Тот кивает в подтверждение догадкам Юнги.       В спальне, затаив дыхание, парни слушают одну из увлекательных историй Намджуна, широкие кровати сдвинуты, образуя огромный плот. Сокджин и Намджун лежат по бокам, обнимая Чимина с Тэхёном, сбоку придвинут кожаный диван, он чуть ниже кроватей, как будто ступенька причала. Вскакивая со своих мест, макне-лайн облепляют Юнги, тот что-то неразборчиво ворчит и тянет их обратно к кровати. Дослушав рассказ Намджуна, они укладываются, Хосок каждого целует в подставленную макушку, проверяя наличие подушки и распределение одеял, после чего умещается на «диване-ступеньке» с Юнги. Своей спиной Чонгук теснит спину Сокджина, закидывает руку и ногу на Хосока, утыкаясь ему в загривок — от того вкусно пахнет ванилью.       Юнги кладёт свою ладонь поверх чонгуковой, и долго смотри Хосоку в глаза. В уголках потрескались капилляры, под глазами видна паутинка вен, но они по-прежнему излучают свет, не так ярко, как прежде, но Юнги нутром ощущает исходящее тепло и заботу. Хосок мягко ему улыбается, не потому, что должен поддерживать до последнего, а потому, что хочет, потому что счастлив находиться рядом со своей семьёй. Он выглядит таким уставшим, как и каждый из них. Юнги думает о том, что они просят поклонников быть сильными, никогда не сдаваться, верить и идти только вперёд, обещая быть всегда рядом, поддерживая через свою музыку. Для каждого найдётся доброе, правильное слово, своя песня, необходимая строчка в куплете. Они получают столько поддержки и любви в ответ, но порой даже её не достаточно. В такие минуты отчаяния и дикой несправедливости, когда изнутри разъедает обида, остаются только тёплые руки и понимающие взгляды ребят, только они, семеро, друг у друга.       Хосок тянется рукой к выключателю, на обратном пути в темноте задевая Юнги. Он извиняется, но тот только прижимается к нему ближе и шепчет: «Ничего страшного. Всё хорошо». Всё будет хорошо, обязательно будет.       Утром они скорее всего проснутся взмокшие от пота, возможно с затёкшими руками, наверняка во сне кто-то приложится локтем к чужой макушке. Быть может Седжин-ним застанет их в таком виде, но лишь покачает головой, дав пять минут на экстренные сборы. В одном Юнги уверен на сто процентов: они проснутся счастливыми.