Человеческая натура

      — У Мирона, походу, что-то с фрешбладом, — мурчит в свой стакан Ваня и отворачивается к окну. За окном ебаный Питер, ебаный дождь со снегом и ебаные арки. Музеи, Эрмитажи, дворы-колодцы. Такая романтика — и эдак, и так, и жопой об косяк. Интересно, в каком из таких колодцев речь идет именно об Оксимироне Федорове, когда говорят про стандартных дворовых педиков. Музыченко бы заценил.       Еще б его кто-то слушал. Рома уперся взглядом куда угодно, но не в Степу с его девушкой, а, значит, смотрел на них и только на них. Дарио пиздеть было бесполезно — он лучше всех знал, где Окси отмокает под ручку с биполярочкой (и гнойной ангиной). Наверное, опять на квартире Славочке раны зализывает. Ох уж эти питерские наркоманы. Больше никто на их посиделку не пришел, а так, блять, хотелось.       Наступила сезонная ленинградская тоска, наплывы одиночества и депрессия. Ваня плачется Дарио как девка, когда напивается вискарем с колой. Как его все заебало, и вообще он хочет в Москву слезам не верить. Там сейчас солнышко, девчонки гуляют в платьицах, одна-две точно дадут себя помацать за обещания. Дарио на это головой кивает, а Рома кидает злой взгляд — о, надо же, ожили! — в Москве Маша тусовалась с подружками и не отвечала в телеге. Блядовала или просто отдыхала — не важно. Потому что Степа целовал Насте ручки и обещал самую красивую свадьбу с золотыми и светло-розовыми шариками, аркой цветочной. Когда-нибудь через пару лет, когда он купит себе — нам с тобой, Насть — квартиру. Слава — пошел нахуй, Слава — богу не сейчас.       — Забей хуй, Вань. — Рома затягивается сигаретой в три вздоха. — Со дня на день пройдет, ты же знаешь.       У Ромы всегда отличные советы. Честно. Он по части рефлексии и анализа супер-умник, от этого часто по пизде ладошкой хлопает. Типа все сам понимает: что с Машей хуево, что со Степой было бы окей сейчас, что Степа правда любит Настю и что на всю эту шекспировскую траги-комедию таланта не наберешься созидать, описывать и страдать. У него с этим хуево — писанина по влюбленной лавочке не идет, не клеится, музыка застревает на неприятных нотах, весь мир замирает, пока создатель на нервяках по бывшему и — ну, В ПРИНЦИПЕ, — нихуя не может устроить личную жизнь. Очень даже интересно. Такая инфантильность в его возрасте не по статусу, ни к чему, мешает двадцать четыре на семь, даже киску класть не надо, но куда деваться от того, какой мама родила. Вот бы сейчас Мирона, чтоб он своей рассудительностью все на место поставил, народ собрал, расцеловал в щеки Женю и сделал все хорошо, идеально. Навел порядок. Но они сидят и сибирские болота разводят, как дома прям: тут капельку нытья, там, и получился новый альбом Джонибоя. Нет бы порычать в микро, как мужики. В агрессию перевести. В хоррор-рэп — это вот прям их дорожка.       Все розовые сопли свои на кулак наматывают. Ваня бы и рад не знать нихуя про заднеприводность Империи, только эти даже не скрываются. Спасибо большое, Карма, за твою мочу в уши про толерантность. Федоров ради имиджа пиздел про фрешблад — такой взрослый и обеспеченный дядя и с такой паршивой эскортницей. Постоянно. Эскортница живет у него, кушает дорогую здоровую еду без ГМО и делает всякие вещи за твит про ее солнце мертвых. А Рома — Балто, сука — слишком много сосался в свое время со Степой. Ваня ставит сто баксов, что либеральность передается воздушно-капельным и оральным. Анальным. Хэндджобом. Раком и по-миссионерски. Ебаный в рот. Вася совсем психопат. В Фаллена, блять, влюбился. Чуваку за тридцать, а он локти по такому уебану сказочному кусает. Не то чтобы Ваня специально что-то выискивал — ему и искать не надо было, он от Мирона знает, какой тот конченый отброс на подсосе. Где Музыченко?       К бару подъезжает тачка, и из нее вываливает пьяный в хуй господин Ресторатор. Водитель пытается ему что-то сказать (судью на мыло, какого хуя Димаста победил?), а он отмахивается и крякает что-то в ответ. Диалоги на уровне, но водитель кивает и гасит мотор.       От Сани прет хуевой алкашкой, типа той, которую никто в их возрасте чисто физически не может переносить. Голова болит и хвост отваливается, «Душу монаха» мне больше не наливать. Он бухается на бедный деревянный стул, и тот кричит о капитуляции.       — Ебаные бабы. — Он шмыгает носом (господи, как тестостероном-то повеяло, чувствуете?) и смотрит непонятно куда, потому что глаза давно разъехались, как родители девочки из группис. — Из дома меня выперла, сука.       Сука на самом деле лапочка. И Саша лапочка, когда в сопли не напивается. Просто ей не интересно постоянно про бабки выслушивать: тут я столько заработал, тут потратил, может тачку новую купим? Детки славные, вся семья славная, но Сашу правда иногда клинит. Издержки работы, богатой жизни — куда деваться? Мозг должен работать на постоянке, выплачивать налоги, а если работа заключается в миллионах, чего ты еще хотела, милая? Ваня знает про задушевные проблемы Сани. Жена Тимарцева его любого любит, но раньше, все-таки, «ты был другим». А детки — да, славные. Женя красивая. Один Саша иногда проебывается, потому что слишком взрослый, а на этих реперов сил не наберешься. Или просто не хочет опять как нищеброд существовать. Нравится всегда деньги под рукой иметь, не париться по поводу «ситуаций». Щас-то он Женечку и на море, и на ногти, и на лифтинг. Это все от любви большой и глубочайшего уважения.       Ваня хочет сказать: вот это ебаное несчастье, братан, тебе вон в тот угол субчеловеков, и кивнуть на Рому со Степой. Но он молча хлопает его по плечу и заливается виски. Как ехать домой — непонятно. Кто за его невменяемость в ответе — тоже. Не прикольно быть на поводке у Окси.       Ваня не алле и наравне с Сашей, когда пишет бухие посты Федорову в личку. Так заебало, дорогой братец, сил нет, щас пойду и нахуй с крыши сброшусь, а ты дальше с Гнойным в десна долбись, как малолетка сраная. Думал, выебешь меня? Да я тебя сам…       Вася присоединяется слишком тихо для разгоряченных пацаном. Рома на подходе к боссу, потому что Степа с Настей ушли, а Маша его, бухого, послала в пизду, такая же бухая. Ему терять нечего, так что он накидывается пятью шотами сразу и теряет ориентацию (гав). Вася просто смотрит своими тяжелыми глазами и как-то скованно вкидывает:       — Ребят, я щас Ванечку позову, вы не против?       — На хуй можешь Ванечку позвать, — через опухший язык говорит Ваня.       Фаллен из себя нихуя не представляет. Его даже посредственностью не назовешь. Такой себе ребенок айти-отдела и говнорокера из дветыщиседьмова. То ли бабки сосет с Васи, то ли тапки. А тапки у Васи охуенные: и студия домашняя на два ляма с лишним, и связи куда ни плюнь — три раза попадешь, и гострайдером, и мамочкой, и папочкой. И все равно хуйню пишет. Такую ссанину даже на вписке убогой стыдно нагружать. Даже не музыка — да какое ж дерьмо, слов не хватает. Харизмой вывозит, может быть? Это ж как харизматично надо сосать, чтоб Васю так пробило?       — В пизду чужих, давайте своими посидим.       Рома молча поддерживает, так что Вася через минут тридцать втихую сливается. Вот это друг конечно.       Это, конечно, относительно свои. Подружками до гроба тут никто не был. Взрослые крепко общались с Мироном, пиздюки — Локи, душка, молочка волчьего? — между собой пару лет кое-как может быть. Ребятки в своих кругах крутились, кто где. Ваня чаще тусовался с Храмовым и Музыченко, потому что те выкупали больше за шутки про копро, чем Мироняныч, Дарио и Вася, тем более — Мамай. Рома постоянно зависал в их честной компании Худяков-Рощев-Карма, а Саша вообще человек семейный. Как вот, например, теперь Вася. Типа, только одну тушку потрахивает, и супер. Ну вот эти вот чуваки.       Худякову сегодня все до пизды. И спо-о-орт, и треки, и жена. Концептуальность — в ахуе с его наплевательского отношения. Кто вообще решил Степу позвать? Он скрипит зубами и вливает в себя еще. Сидит как бездонная бочка и в экран заблокированного телефона пялится. Тот иногда светится оповещениями Мирона и Маши — Федоров надеется, что мистер Волк самый головастый, а мистеру Волку сейчас бы Карму себе на коленки посадить и поговорить в плечо ему, как было бы клево. Как было бы классно. И здорово. Но не было. Пофилософствовать бы, но только Степе на ушко, потому что тот терпеливо всю эту чушь снесет. Любит, не любит — какая разница, если Рома все равно сидит вот в баре бухой одинокой креветкой и думает, как было бы если бы потому что. Вот сейчас бы погладил по боку. А потом за шею ладонью подержал. И к себе прижал, чтоб сердце не нылось. Бухло слабит, дорогой. А Карма со своей телкой. Да, прикольной, к удивлению — почти вменяемой, но с телкой. Что вот они сейчас там делают? Небось, лампово сидят с гирляндами и обсуждают что-нибудь толерантное. Нику Водвуд — или как там ее зовут? — Ника вот по любви трахается небось, а Степа вот… Да тоже небось по любви. Точно по любви — Настя классная и притягательная, атмосферная, как только повелась на Степу? А как тут на Степу не повестись? И снова за Степу. За его моральные качества и времена, когда все было намного хуже. Рома молодой и горячий, Степа — Степа Иванов, а не Карма — «мне полшага до мегаполиса, помоги разобраться». Разобрались, блять.       Рому несет как поезд. Тормозной путь даже в дали не виднеется.       Дарио тоже сливается тихо, никто даже не замечает — когда, куда и почему. Рома думает: понятно почему. Тут рассадник бабских страданий. Империю строят. СТРОИТЕЛИ.       — Да я ж для нее, дурры,..       — Ребят, я домой. Мне пизда. — Рома говорит почти отчетливо и почти правду. Ему ведь на самом деле пизда. По всем фронтам. Удивительно, что до сих пор язык за зубами держит. Или не держит. Или не удивительно.       Ничего, вот доберется до дома, ляжет, напишет что-нибудь слишком личное в твиттер, что-то непонятное для всех и понятное только ему, уткнется носом в подушку, а с утра, с горящими щеками, удалит и посмущается. Вот это вот «ребят, не напоминайте». Посмеется. И вроде как все забыли.       Саша обижено фыркает в настроении «если я вас так всех заебал, то».       — Давайте все по домам, надо на мост еще попасть, а то ждать потом — пиздец. — Ваня машет рукой официантке и просит счет.       — Да я б с радостью домой, ребят…       — Езжай домой, Сань. Домой точно пустит, а там проспишься, и с утра нормально поговорите.       Саня кивает: поговорим.