В тот день, когда его не стало...

Смерть Аримы Кишо не была для Таке неожиданностью. Напротив, он все знал заранее и даже пытался как-то подготовиться. Кто же мог знать, что к такому нельзя быть полностью готовым? Дети из Нулевого отряда плакали над трупом бывшего командира. Совсем немного, ведь нужно было спешить, и все это прекрасно понимали. Таке не мог позволить себе даже такой роскоши, ведь командир теперь, получается, он. К тому же, все уже давно привыкли видеть его в любой ситуации непоколебимо спокойным. Если он сорвется сейчас… В конце концов, кто-то же должен всем своим видом показывать, что все, в общем-то, нормально, что жизнь вовсе не закончилась в тот самый момент, когда Аримы Кишо не стало. И Таке держался, держался из последних сил, когда они уходили из Кокурии, когда стояли потом в кофейне под настороженными взглядами местных гулей. (Вот же новость, Канеки Кен притащил с собой «стаю голубей».) Держался, когда входил в комнату, которую ему временно выделили… Запирал за собой дверь он уже с трудом, слишком сильно дрожали руки. К горлу удушливым комом подступали рыдания. Последний щелчок ключа в замке, и Таке без сил, как подкошенный, упал на колени, закрывая лицо руками. Ему казалось, будто он задыхается. Боль, от осознания того, что Аримы больше нет, казалось, разрывала его изнутри. Ему хотелось кричать, но он старался не издать не звука, зажимая себе рот, кусая до крови собственные пальцы, лишь бы не завыть от нестерпимой тоски. Из глаз, обжигая кожу, лились ручьем горячие слезы. Его била крупная дрожь. Тьма и давящая тишина ширились в сознании Таке, и ему казалось, будто весь мир вокруг него рушится, распадаясь тысячами мелких, острых как бритва, осколков. Отчасти, для него все и было именно так. Он знал, что так будет, но все равно оказался не готов. И как бы сильно он не старался доказать обратное, его мир рухнул в тот день, когда умер Арима Кишо. А Таке так и не сказал ему о том, что чувствует на самом деле. Казалось, что гораздо правильнее и проще до самого конца оставаться для Аримы всего лишь подчиненным. И незачем было сотрясать воздух никому ненужными признаниями. Теперь Таке уже никогда не скажет ему, насколько сильно привязался к нему, насколько Арима стал для него дорог… Теперь все это уже окончательно не имело никакого значения, хотя, по большому счету, и раньше было бессмысленно и глупо. Где-то на задворках бьющегося в агонии сознания мелькали когда-то придуманные им самим образы, те моменты счастья, которых у них не было, быть не могло и теперь уже точно никогда не будет. Таке иногда представлял себе, как мог бы где-нибудь в параллельной вселенной просто так подойти к Ариме и прошептать ему на ухо тихое «люблю», такое простое и естественное, такое сложное и неправильное. Не то чтобы он мог позволить себе мечтать… Просто иногда не вполне удавалось полностью избавиться от идиотского желания прижаться к груди Аримы Кишо, обнимать его, не отпускать, ощутить каков на вкус его поцелуй, сорваться в эту пропасть, чтобы потом умолять не уходить, не оставлять, не бросать, просить его жить, хотя бы еще немного, пусть даже это был бы всего лишь еще один день или даже час. Но Таке молчал, вполне осознавая всю бессмысленность своих желаний. С упорством опытного камикадзе продолжал он держать заданную с самого начала дистанцию. Арима — начальник, он — всего лишь подчиненный. Между ними никогда не могло быть ничего большего, по крайней мере, не в этой жизни. А теперь уже тем более не будет. Когда Арима сообщил ему о своих планах, Таке тоже промолчал, лишь кивнув в знак согласия. Он не собирался даже пытаться препятствовать, прекрасно понимая, что без этого никак. Таке видел, насколько Ариме тяжело. И если смерть означала избавление от страданий, то удерживать его от этого шага было бы попросту жестоко. Таке знал, что пережить смерть Аримы будет непросто, но не вполне представлял себе, что это будет так невыносимо больно. Но у него не было иного выбора, кроме того, чтобы как-то держаться. И пусть ему больше не на что было опереться, еще были те, кто нуждался, за неимением других вариантов, хотя бы в нем, те, за кем он обещал присмотреть. В конце концов, ведь кто-то должен был это делать. И если не он, то кто? И Таке будет стараться изо всех сил. Он не позволит себе дать слабину, потому что он должен держать себя в руках ради Нулевого отряда, ради этих детей, для которых Арима Кишо тоже не был всего лишь начальником. И как бы сильно боль от этой утраты не разрывала Таке изнутри, он будет спокойным и уверенным, позволяя себе эмоции лишь тайком за запертой дверью. Скорее всего, Таке был для Аримы не более чем подчиненным. Для самого же Таке, как бы сильно он не старался не поддаваться чувствам, Арима был гораздо большим, чем просто начальник. Но эта любовь с самого начала была совершенно безнадежна и заведомо обречена на провал. В тот день, когда Аримы Кишо не стало, Таке так и уснул на полу, все еще изредка горестно всхлипывая и содрогаясь всем телом во сне.