Когда яд просочится на плоть

По его рукам демоническим течет кровь темная, грязная, порочная, окутанная отвратительным зловонием самих Преисподень, взывающих к живым и мертвым. Кровь эта густая, темная, как зрачки и радужки глаз, захватывает абсолютно все и без остатка. Будто кислота руку обжигает, когда плоти человеческой касается. Внушительное зрелище, поразительное, разве что абсолютно бессмысленное в глазах Короля. Кровь собирается в лужицы, наполняется в бокалы, образует океан и течет по каменным плитам, позволяет тем впитать ее в себя, высыхающую мгновенно при одном соприкосновении с твердой поверхностью. Узором древних язычников покрывает кожу, вырисовывает на ней узор и исчезает, гонимая взглядом умелого мастера и владельца. Ныне измазанная в кровоточащих сгустках проигрыша, рука с изорванными рукавами сшивается. Реабилитируется. Оживает. Стягиваются вместе мышцы, всасывается кровь, будто в остановленных кадрах заснятое расчленение без инструментов. Мелкие пузырьки лопаются, противно надуваются и затихают, боясь гнева демонского. Рукав плаща — вместе, снова, все та же идеальная и непоколебимая форма, все те же оттенки темного и задранные манжеты. Мард Гир очень аккуратен в своем внешнем облике и тщательно хвост завязывает, слипшиеся пряди разглаживает кончиками острых когтей и повязывает на кишках своих врагов. Король осматривает владения свои и конечности не чувствует. Раздробленные кости крошатся, не выдерживают больше усилий, слабые воины отказываются приказы выполнять, а Король смотрит на вечернее небо с разбрызганными светящимися слезами на небосклоне и смеется заливисто, хрипло, чувствуя как глотку собственную раздирает. Он поднимает к грозному звездному простору глаза свои темные, бездушные и давится своей же темной кровью, стекающей по нему градом непролитых слез. Улыбка — оскорбительна. Она как доказательство его проигрыша, желания убедить всех, что все иначе. Не в случае с Королем. Он рывком с влажной, пропитанной чернотой его похабных жил земли встает, отряхивает изорванный свой плащ и опять подвязывает волосы, потому что собственные шипы больно колют пальцы, будто как в сказке — засыпай, Мард Гир, давай же, закрывай свои дьявольские глазки. Земля под обувью его хрустит, это собственные кости оплачивают ему за старания, а он при себе дежурно книгу придерживает и переступает через осколки битых надежд и страданий. А еще обломки зданий, разумеется. Те за спиной злобно поглядывают, высовывают длинные сухие языки и пытаются за лодыжку ухватиться, чтобы разбить высокомерное лицо Короля. Чтобы больше не ухмылялся. Не растягивал свои изорванные бледные губы в ухмылках, восседая на троне из шипов с цветами ядовитыми. Ладони собственные заляпаны кровью, грязью и победой. Сладкой, приторной, ему всецело и без остатка принадлежащей. Может, Король Мард Гир и проиграет, но соперник его, окажись он хоть самим Эндом, хоть Зерефом-отцом во плоти, не одержит победы. Пусть разорвется на части, пусть окропит собой всю планету, весь Куб, руками демонскими построенный, с заботой вылепленный из глины. Мард Гир все так же будет бесстрашно ухмыляться, потому что уже четвертый век не помнит ни одну из человеческих эмоций и не желает вовсе что-либо об этом узнавать. Короли ведь, если порассуждать, не должны ничего делать. Короли ведь только на своих тронах и сидят, попивают вино из выжатых магов и заедают это вкусом подарочным. Закидывают ногу на ногу и смотрят за звездами, за огорченным лицом усатым, что прямо на горизонте мелькает и укоряет, пытается вразумить, а разве Короля вразумить? Разве разбудить в нем человеческое что-то, когда он сплошь и всюду усыпан лепестками бледными, под стать его белкам, когда не человек он вовсе и презирает их больше, чем проигрыш? Королей не волнует такое, им бы только вино покрепче, да книгу в руках извечную, чтобы шипами окутывать любовно и ночами оглаживать корешок, соблазняя себя желанием перелистнуть. Не соблазняется он, ибо Король. А победа, она, все же, сладкая. Приторная и пряная, обжигающая даже, по губам сочным соком скатывается, когда ее все слизывать хочется, пока язык не онемеет. А можно и просто кусать, отрывать большие куски, не прожевывая проглатывать, как изголодавшийся зверь. Но так, браво, ужасно не интересно. А вот проигрыш — слишком кислый, язык разъедает, в глаза попадает и те мгновенно возгораются, лопаются, как шары в руках клоунов. Проигрышу хочется шею свернуть голыми руками, вырвать глотку и упиваться победой, что получше будет. Так Короли делают. Мард Гир — сам себе Король, и с книгой в руках, и с ухмылкой на лице. Сладко губы растягивает свои и языком сверху проходится, собирая разбросанные по земле органы. Пусть и кровоточит, как юная особа, а дело свое знает. Так ведь Король же. На троне сидит, окутанном шипами с розами кислотными лиловыми, проигрыш олицетворяющими.