***
Утро. Солнце пробивается сквозь плотно завешенные шторы. Сразу после пробуждения осознание того, что произошло вчера накрывает с новой силой. Желания просыпаться абсолютно нет. Хочется закрыть глаза и просто исчезнуть, не оставляя и следа, напоминающего о существовании. Не проходит и 10-ти минут, как в комнату заходит Ганнибал. — Доброе утро. Как спалось? — Лектер выглядит слишком… жизнерадостным. В ответ молчание, — У нас ничего не получится, если ты будешь так негативно настроен. — А что у нас может получиться? Стокгольмский синдром?!***
— Не испытывай мое терпение, Уилл, не стоит. В предыдущие разы это не очень хорошо закончилось. Договорились? — в ответ молчание, которое задевало сильнее всех вместе взятых слов и взглядов… взглядов полных раздражения, даже… даже ненависти, которая, казалось, обжигала, подобно кислоте, пробираясь под кожу. Только вот повреждала она что-то глубоко внутри, что неприметное, отбивающее ритм. Нет, это не так, Ганнибалу в это верить точно не хотелось. Пытаясь хоть как-то себя отвлечь от подобных мыслей мужчина повторил вопрос, только голос звучал тверже, жестче, как ему и подобает, — Как спалось? Ответа не последовало, не было неловкой паузы, было молчание, которое било по больному хуже слов, и был взгляд… Глаза, в которых бушевал ураган. — Бойкот? — может быть, так будет даже лучше, нет лишних разочарований, нет попусту истраченных нервов, — Что ж, молчание — знак согласия. Не правда ли? — победоносная улыбка, будто и не было урона, не было удара, не было боли… И он всё тот же никогда не проигрывающий Ганнибал Лектер. Нет чувств — нет разочарований. Не так ли? Только вот как от них избавиться? Как не вспоминать ночами, как не видеть его лицо в лицах прохожих? Не хотеть услышать, прижаться, поцеловать? Разве это возможно? Ганнибал стоял у окна, наблюдая пейзаж, который должен умиротворять, а вопросы один за другим сменяли друг друга со скоростью света, при это оставляя ощутимые рубцы на сердце. Даже Уилла забеспокоило такое состояние мужчины, внутри покалывало легкое чувство вины. — Всё… всё нормально? — голос звучал неуверенно, Грэм пожалел о сказанном сразу же после вопроса. Ганнибал отвлекся от пейзажа за окном и внимательно посмотрел на возлюбленного, отчего стало как-то неуютно. От безразличного взгляда, казалось, стало ощутимо прохладнее, тело потряхивал озноб. — Неужели меня удостоили вниманием? — хотелось задеть за живое, отомстить, отомстить за всё, что причинил Грэм, за все эмоции, разочарование, ревность, боль: все слилось во единый комок, который разрывал изнутри, мучая обладателя, — Полагаю, ты сам можешь ответить на свой вопрос. Ты думаешь, что такие мелочи, вроде тех, что ты вытворяешь могут меня расстроить? Да у тебя повышенное чувство собственной важности. Не замечал у тебя раньше ничего подобного? — С Вас беру пример, эмпатия, сами понимаете, что поделать. А то, что Вы не замечали признаков — не моя промашка. Не припомните, кто был моим психотерапевтом? — несмотря на такую реакцию, слова задели, и задели сильно. Только начало появляться чувство, что всё не так плохо, что он кому-то нужен. И сразу эти ощущения обрубили острым лезвием, так даже лучше. Чем раньше избавиться от иллюзий — тем лучше. Но Ганнибала слова задевали не меньше. Глубокий вдох, глубокий выдох. Первее всего самообладание. Успокоить дыхание, нужно успокоить дыхание. Сердцебиение, что отдается во всем теле легкой пульсацией. Немного плывущая картинка. — Мне необходимо прогуляться, — практически сразу за этим последовал хлопок двери и быстро спускающиеся шаги, которые отдавались эхом по пустому дому. Уилл вздохнул с облегчением. Ганнибал быстро вышел на улице, лишь захватив пальто по привычке. На холод было все равно, по крайней мере на внешний холод, но было ещё что-то внутри. То, что сменялось с горящего, пылающего, обжигающего, прожигающего, на то, что замораживало всё внутри, обдавая холодом. «Когда люди вступают в тесное общение между собой, то их поведение напоминает дикобразов, пытающихся согреться в холодную зимнюю ночь. Им холодно, они прижимаются друг к другу, но чем сильнее они это делают, тем больнее они колют друг друга своими длинными иглами. Вынужденные из-за боли уколов разойтись, они вновь сближаются из-за холода, и так — все ночи напролет». Артур Шопенгауэр.