Спиной к ветру

      Собственных детей у Греты и Северуса никогда не было.       — И не будет, — с грустной улыбкой заявил Гиппократ, когда она проходила у него тайную и неизвестную для Северуса консультацию. — Если ты скажешь ему, он сварит какое-нибудь зелье, он же гений, сама знаешь. Но ты не скажешь. Я прав?       Она покачала головой.       — Не скажу.       Поэтому единственной отдушиной для них обоих был Тедди — племянник Греты, для Северуса он стал не менее родным, чем она сама.       — Может быть, стоит попробовать? Если я не вызываю в тебе прежнего желания, такого, какое было раньше, мы могли применить какие-то средства. Знаешь, маггловская индустрия очень развита в данном плане, да и я мог бы... Придумать то, что тебе поможет, если дело только в этом.       — Дело не в этом, Северус. Подумай сам — нам запрещено заводить детей. Ты все время экспериментируешь в лаборатории и редко выбираешься домой даже для того, чтобы поесть. Мерлин, ты там даже ночуешь! Я все время в разъездах и в Министерстве. Нам очень повезло, что у Тедди помимо меня есть ещё и Андромеда. У нашего же ребёнка будем только мы — ни у меня, ни у тебя не осталось близких родственников, а ещё одного Тонксы просто не потянут.       Северус отвернулся. Грета положила руку на его плечо и легко сжала.       — Не думай о том, о чем не следует. Просто услышь меня. И потом — если бы ты не вызывал желания, были бы у нас такие жаркие примирения после не менее жарких ссор? Я действительно люблю тебя.       Он добродушно улыбнулся — так, как умел только он, — и лёг, увлекая Грету за собой; она положила голову на его грудь. Кто бы мог подумать тогда, когда она выходила замуж, что в браке бывший профессор будет таким нежным и заботливым? Она могла. И вопреки всеобщему мнению и протесту сделала так, как хотела, так, как подсказывало ей измученное войной сердце; а оно любило.       Любило и вытаскивало практически бездыханное тело из горящей Визжащей хижины, выхаживало в течение нескольких месяцев и таскалось к не особенно приветливому спасённому сначала в Мунго, а потом в домик в тупике Прядильщиков.       — Как прошёл день?       — Пришёл огромный заказ для одной аптеки на континенте, Кингсли прислал целый список необходимых лично ему зелий... Работал по большей части. Ты где была? Ты поздно вернулась.       Она закусила губу. Основополагающим фактором их отношений было доверие; сколько она себя помнила, Северус никогда не лгал ей, и она старалась не лгать ему. Удавалось ей плохо — она строила карьеру аврора и постоянно скрывала от вездесущего мужа какие-то наиболее неприятные факты о полученных травмах и количестве человек, павших от ее палочки. Он прекрасно это понимал, но в голову к ней не лез. «Молчи. Захочешь — расскажешь, но расскажешь правду. Я не заставляю», — говорил он.       — Ничего интересного, — ответила она, — не произошло. Видела в Атриуме Гермиону — они разводятся с Роном. Зная Того работника, который занимается их делом, их ждёт огромная бумажная волокита. Им повезло, что брак был светским, а не магическим.       — Хочешь сказать, что то, что у нас брак магический, говорит о нашем невезении? — он нахмурился. Грета задрала голову и посмотрела ему в глаза.       — А мы собираемся разводиться?       Он ушёл от ответа.       — Я чувствую, что ты мне что-то недоговариваешь.       — Все в порядке, Северус. ххх       — Одевайся. Ты ему сказала?       Гиппократ Сметвик был не просто ведущим колдомедиком госпиталя имени Святого Мунго. Он был отличным человеком и ее самым близким другом, человеком, который буквально собрал заново героиню магической Британии и дал ей стимул жить дальше. «Ты сильная, а ему этой силы очень не хватает», — сказал он. «Не пойми меня дурно, Грета, но он, как и ты, всю жизнь был один. Твоих друзей, я полагаю, ты и сама в расчёт не берёшь», — сказал он, и она согласилась. Ей исполнялось двадцать четыре, она пряталась от социума в пустом доме на Гриммо в компании ворчливого домового эльфа и на удивление адекватного портрета тёти Вальбурги, а у Рона и Гермионы вовсю кипела личная жизнь. «Ждём двойню», — писали они, и Грета бросала, не дочитывая, эти письма в разожжённый огонь в камине.       Гиппократ даже был шафером и подружкой невесты — одним на двоих — на их свадьбе, и Грета не смогла бы сказать, кому доверяет больше: ему или себе.       — Нет.       Сметвик взвился:       — Ты ведёшь себя по-детски!       — Не дави на меня!       Он распахнул створки высокого стеклянного шкафа и вытащил бутылочку с надписью «противозачаточное».       — Твой организм среагирует на зелье так, как обычный человек реагирует на воду. Я даю тебе его на случай, если Северус заподозрит что-либо.       — Спасибо.       Грета встала и собиралась выйти, но Гиппократ окликнул ее:       — Не тяни с этим. Потом может быть поздно: он узнает все сам, и тебе будет трудно объяснить, почему ты не посвятила его.       Она кивнула.       — Я понимаю. ххх       Северус был дома — Грета изумленно поняла, что на кухне.       — Что ты делаешь? — она потянула носом воздух и обняла его со спины.       Он усмехнулся.       — Восполняю упущенное время вне лаборатории и готовлю ужин. Ты знала, что у нас нечего есть?       — Обычно едой занимается Кричер, но...       — Он в «чертовом отпуске, за который его хозяева совсем загнутся и умрут от голода», — закончили они одновременно, и Грета рассмеялась. Взаимопонимание — вот, чем ещё она дорожила и что боялась потерять.       — Тебе помочь?       Северус покачал головой и вытащил из шкафчика для посуды две круглые тарелки.       — Нет. Я закончил.       Грета собиралась сказать. Правда, собиралась! Глубоко вдохнула, вытащила из сумочки справку, размашисто подписанную Гиппократом, и даже вышла из спальни, но услышала ворчание, доносившееся оттуда, откуда пахло индейкой с яблоками и душистым пирогом, такое уютное и родное, и передумала. Не время, решила, и натянула широкую улыбку.       — Как дела на работе? — спросила она, пододвигая к себе тарелку. Северус повернулся и, скрестив руки на груди, сел напротив.       — Экспериментальное зелье взорвалось. Пришлось уволить сотого за этот месяц помощника и вновь понять, что рассчитывать можно только на себя.       Грета кивнула и ковырнула вилкой овощное рагу. Северус умел готовить, более того, готовил в их доме только он, но ей отчего-то очень не хотелось есть. «Идиотка», — голосом Гиппократа сказала совесть. «Чего ты боишься? Это же человек, который тебя любит и примет любой. Ему и ребёнок нужен не так, как ты сама», — произнесла она, и Грета почувствовала, как к горлу подступает тошнотворный привкус непереваренный еды. Она скривилась и отодвинула тарелку.       — Что с тобой? — спросил Северус. У него были удивительные глаза — чёрные, как грозовые тучи, с искрами-молниями, блестящие. Стоило любить хотя бы за них.       Грета сжала переносицу и, избегая зрительного контакта, покачала головой.       — Ничего. Просто устала. Я пойду к себе, хорошо?       — Ты помнишь, что сегодня Андромеда привезёт Тедди?       Грета выругалась, сказала что-то вроде «ты уверен, что сегодня?», и Северус вскинул брови.       — Я беспокоюсь за тебя. ххх       — Что если обратиться к магглам? Северус ничего не узнает, а у них есть что-то, благодаря чему может забеременеть даже такая женщина, как я.       Сметвик укоризненно посмотрел на неё и бросил на дверь заглушающее.       — Послушай меня. Просто сядь и послушай, будто бы перед тобой не я, твой друг, который хочет, чтобы ты была счастлива, не колдомедик, а обычный человек, который знает тебя только по медицинской карте. Ты молода. У тебя не подтверждённый анализами диагноз, которым ты боишься поделиться даже с собственным мужем. Ты ищешь поддержки в чужом для тебя мире, но не понимаешь, что есть более удобный и банальный выход. И я не могу не спросить — почему, Грета? Что тебе мешает прямо сейчас пойти и рассказать Северусу о том, о чем он и сам догадывается?       Грета подняла на него глаза — зеленые, они казались тусклыми и некрасивыми, казались бездной, полной печальной решимости, в которую никто и никогда не захотел бы шагнуть. Она сказала:       — Потому что я боюсь, что не буду нужна ему.       Гиппократ хмыкнул и поставил перед ней новую бутылочку с зельем.       — Ты будешь нужна ему даже в посмертии. Встретимся завтра. ххх       Сметвик пришёл в свой единственный выходной. Пришёл по-маггловски, в хорошем брючном костюме и с бутылкой дорогого вина; и долго парковал свой старенький желтый, как шапочка колдомедика, форд.       — Я ждал тебя через камин, — прокомментировал его появление Северус, и Гиппократ рассмеялся и хлопнул его по плечу.       — Какие-то неполадки с каминной сетью, решил поберечь себя и свои нервы.       — Поэтому приехал на машине? — Грета выглянула в окно и помахала ему рукой. — Заходите, будем обедать.       Сметвик притворно ужаснулся.       — Она сама готовила?       Северус фыркнул и сделал страшные глаза:       — Побойся Мерлина! Нет, конечно.       Гиппократ разделся, поправил нарядный оранжевый галстук и ввалился на кухню; Грета, с красивой косой и в ярком летнем платье, поставила для него прибор, Северус открыл привнесённую им бутылку, и Сметвик смерил их двоих подозрительным взглядом.       — Как приятно провести выходной в замечательной компании!       Семья друзей для Гиппократа была такой же родной, какой была бы его собственная. Он был хорошим — но жены у него никогда не было, а все женщины, появлявшиеся в его жизни, уходили так же быстро и внезапно, как и приходили. «Мне нужен мужчина, который будет любить меня, а не свою работу», — говорила каждая из них, и Сметвик неизменно пьянствовал после очередной такой фразы.       Северус поил его антипохмельным, Грета открывала окна и очищала комнату, — и он сразу же решал, что отношения — это мелочи жизни, а с такими людьми, как Поттер-Снейпы, ему очень повезло. И приходил в себя.       И ценил вечера, которые мог проводить с ними.       — Северус, — прервала дружескую беседу Грета, — почтальон принёс газету. Забери, пожалуйста.       Он нахмурился, но встал и вышел во двор. Она закрыла окно и наложила звукоизолирующее заклинание.       — По глазам твоим вижу, что ты собираешься влезть не в своё дело.       Гиппократ вскинул брови.       — Если видишь, скажи сама. Знаешь же, что я, как ты только что выразилась, в чужие дела влезать очень не люблю. Но я беспокоюсь — не хочу быть свидетелем громкого развода.       Грета отвернулась; он проследил за её взглядом и увидел, что Северус на неё смотрит: издалека, через оконное стекло и тысячу слоёв воздуха, но именно на неё. Она улыбнулась и махнула ему рукой: приветливо ли, снимая ли полог, но махнула. Сметвик сказал:       — К чему эти дешевые драмы? В конце концов, вы поссоритесь, и ты ничего не сможешь исправить.       — Не нагнетай. ххх       — Не узнаю её в последнее время. Всегда улыбается, домой приходит тогда, когда я уже ложусь спать, пьёт таблетки и неизвестные мне лекарственные зелья сомнительного качества и говорит, что всё хорошо. Но она лжет мне, я же вижу.       Сметвик размешал ложечкой сахар в крепком заварном чае и пожал плечами.       — У неё сложный период. Я бы даже сказал, что она сама его усложняет, но не буду, — и можешь считать, что не говорил.       Северус склонил голову и пристально на его посмотрел.       — Продолжай.       — Я бы советовал тебе спросить у неё самостоятельно. Но тебе следует знать, что ведёт она себя так, будто бы ей все ещё девятнадцать, а не тридцать три, и боится того, что сама выдумала.       Северус задумчиво постучал указательным пальцем по губе и поднял со стола чашку с недопитым кофе. Выпрямился.       — Пытаюсь понять, но не понимаю. ххх       Греты не оказалось ни в Министерстве, ни дома, ни у Андромеды; супруга, будто бы испарившаяся, нашлась с помощью зелья поиска в одной из маггловских чайных. Она сидела за столиком, подпирая голову рукой и просматривая какие-то бумаги, и отчаянно зевала. Северус возник перед ней настоящей стеной — если она и удивилась, то виду не подала, только вскинула брови и спросила, сохраняя невозмутимое выражение лица:       — Что-то случилось, Северус?       Он сел напротив и поставил локти на стол. Подскочившая к нему официантка приветливо улыбнулась и протянула меню; он покачал головой, отказываясь. Потом ответил.       — Гиппократ не умеет хранить секреты. А я не люблю, когда от меня скрывают то, что я должен знать. В чем дело, Грета?       — Ты ходил к Гиппократу?       — У него первое высшее — маггловская психология. Не мне тебе объяснять.       На улице было шумно; люди куда-то спешили, туда-сюда сновали автомобили, ветер приводил в движение зеленые листья деревьев и тонкие стебли декоративных цветов. Северус сидел напротив — и ей было весьма некомфортно под его изучающим взглядом.       Хорошо, что они встретились в полном магглов месте; ей казалось, что — будь они наедине — случилось бы что-нибудь скверное.       — Гиппократ называет это дешевой драмой.       — Не могу высказать своего мнения, потому что не знаю, о чем речь.       Она вздохнула.       — Я вижу, как ты смотришь на Тедди, Северус. Вижу, как стараешься проводить больше времени с ним и с детьми своих коллег и знакомых. И ты был бы хорошим отцом, правда, — но я никогда не смогу стать матерью. Магглы называют это бесплодием. Поэтому я боюсь, что не буду нужна тебе... такая.       Северус посмотрел на нее, как на... Кого?       — Да, — сказал он, — драма воистину дешёвая. Что за глупость?       Грета пожала плечами. Северус потянулся к её руке и, переплетая пальцы, сжал в своей.       — Все не так страшно, оказывается. Я даже не чувствую тяжести и того, что должна чувствовать, поднимая эту тему. Да и...       Северус ее перебил.       — Пойдём домой. Андромеда привезёт Тедди.       И что сейчас могло быть важнее, чем теплое дыхание при совместной аппарации и молчаливая, но такая необходимая поддержка?