Дом - только тогда дом, когда там есть место нам обоим

      В последующие дни было скучно. Нет, не так. Было до безобразия скучно. Единственной новостью для Кагуры стала обнаруженная на своем же лбу светящаяся метка, которую так удачно скрывала пышная рыжая челка. Ято бы никогда не подумала, что нежелание отпускать волосы спасет ее однажды от ненужных вопросов. Даже глупые женские заморочки, как оказалось, могли сыграть на руку. Собственно, ничего от этого события не изменилось, потому как единственное, что продолжало трогать девушку — еда и лень. И ни от первого, ни от второго избавиться было нельзя. Кормить в привычном рационе инопланетную обжору даже под угрозой расправы отказывались: запасы были рассчитаны только на обычных людей. А одной порции риса с яйцом ей и в своем времени по горло хватило. Заданий же по иным причинам не назначали. Вот и маялась наша горемычная Йородзуя от безделья да тоски по дому.       Стоял полдень. Солнце безжалостно выжигало грешную пропитанную кровью землю. Монстров поблизости не наблюдалось, и можно было позволить себе немного отдыха. Этим и спешили заняться самураи, залечивающие раны и восстанавливающие силы в прохладной тени ночлежки.       Кагура выглянула во дворик. Повсюду гуляла благодатная тишина и умиротворение. Лишь печальный плач сямисэна одиноко звучал из глубин мрачного додзе, стоящего в стороне, у самой окраины поселения. Заслушавшись, девушка решила заглянуть хоть к обалдую-террористу, дабы скоротать время.       Она находила некоторую странность в наблюдении за Такасуги Шинске. И это было вполне оправдано. Как нужно чувствовать себя, находясь в нескольких шагах от бывшего/будущего врага, которому твое убийство на первых порах не казалось заманчивой идеей?       «Интересно, тогда, при первой встрече с только сформировавшейся Йородзуей, и, находясь в беспамятстве, на корабле, во время боя с Гин-чаном, при каждом последующем столкновении — всегда ли он был таким?» — не переставала она задаваться вопросами. И если раньше дела минувших дней жизни самураев как-то не особо занимали милую рыжую головку ято, то сейчас времени для раздумий образовался целый вагон. — Эй, ты! Чего пялишься? Это пугает.       Тонкие, длинные пальцы отпряли от струн, заставив трагическую историю оборваться в самых истоках повествования. Золотистые кисточки на заколках девушки раздраженно зашелестели: — Я не пялюсь, а слежу, ару. — Дайкон редьки не слаще!       Кагура уже хотела занести над головой грозное клановое оружие, но в последний момент передумала и, слабо фыркнув, дернулась к выходу. Здесь только она была лишней. В этом додзе, среди этих людей, на этой планете и в этом времени. Перевернуть что-либо в сознании человека, принесшему в будущем и себе, и другим столько боли, не выйдет. Все-таки глупая была затея: людей не изменить — это факт. — Эй, или хочешь послушать? — как бы, между прочим, предложил самурай, с особой бережной аккуратностью настраивая инструмент. — Не подумай чего, мне все равно, но вдруг тебе привьется какой-никакой музыкальный вкус.       Он не видел, но буквально кожей чуял, как на лице рыжеволосой бестии расползлась зловещая ухмылка: — Мое имя Кагура, для тебя, упырь, госпожа Кагура. Забавно, что такой болван как ты имеет смелость восхищаться собой, однако я не упущу этой редчайшей возможности и, как ты изволил выразиться, приобщусь к культуре. А что? Авось выйду замуж за принца соседней планеты «Танцуй-пока-ноги-не-превратятся-во-второсортный-мясной-продукт»… — Ты только что ее выдумала! Дура, это просто отвратно! — взорвался Такасуги. — … Или пригласят на гориллью свадьбу, а мне даже потанцевать будет не с кем, — заулыбалась девчонка, изображая из себя прелестнейшее создание.       Прелестнейшее создание через секунду подтвердило свой громкий статус, выдав отрыжку, от которой бамбуковые стены чуть не заходили ходуном. — О да, почетным гостем, — скептично подметил самурай.       Яд на яд. Бита.       Кагура, посчитав свой долг на сегодня выполненным, не говоря больше ни слова расположилась сбоку от Такасуги и погрузилась в безбрежную гавань сладких дум. Пронзительно спокойная мелодия тому способствовала. Вечно рассеянные мысли наскоро упорядочились в четкие предложения, а грохот тревог понизился на пару десятков децибел. Что говорить, японским традиционным инструментом владел он мастерски. Возможно, Шинске не был таким плохим человеком… Пусть он и напыщенный индюк, честолюбивый и противный, как детская смесь, но не предатель.       «Пока. Пока, Кагура».       «Ах, этот голос разума, где же он был раньше, такой умный! Гин-чан, Кацура, Сакамото, Такасуги — неужели нельзя ничего поделать? Пусть они и ссорятся, и дерутся, будто малые дети, но я не желаю им предначертанной судьбы. Слишком жестоко. Даже если бы ни я, ни Шимпачи никогда не встретили Гин-чана, — кровь замерла и будто отправилась в прямо противоположную сторону, — не создали Йородзую: глупую, разгильдяйскую, бедную, словно церковная мышь, не приносящую ничего помимо грязной работенки и неприятностей… И благодарных улыбок, и крепкой дружбы, и ощущения правильности происходящего, и настоящей семьи… Я, блин-блин, даже тогда, будучи одинокой запутавшейся в себе девчонкой, не пожелала бы ничего другого! Я хочу, чтобы они остались друзьями до самого конца! Не сломались и не держали зла друг на друга… Каждый из них заслуживает своего счастливого конца, — девушка сжала кулаки. — Молодец, Лидер, планы у тебя такие, что хоть сейчас в одиночку на Бакуфу иди. А с другой стороны, что мне сказать-то? Не обозлись, душа-зазноба, на непутевого босса моего после смерти Ешиды Шое? — мимо. — Не все аманто жаждут завоеваний? Терроризм — это плохо?» — Послушай, — осторожно начала девушка, когда рука мастера, завершив игру, плавно отстранилась от малочисленных струн, — если бы твой друг когда-нибудь совершил то, что, по твоему мнению, означало предательство; то, чего ты не понял; то, из-за чего его хотелось убить, — самурай немного напрягся. — Но во благо других… Смог бы ты выслушать, простить? Хватило бы тебе сил принять его выбор? — Перестань говорить загадками да еще с таким серьезным лицом. Серьезно, бесишь, — пробубнил он в сторону.       А как иначе… Вот и Саката ей тогда то же самое сказал. Его вообще редко рядом с ней тянуло на разговоры, но после одного задания младшей Йородзуе долго пришлось выхаживать Широяшу. Как всегда полез на рожон: выпучил свои дохлые глазенки, толкнул речь в духе социализма и выиграл, чертов дурак. Вновь пропустив и эмоции, и удары через себя. Не ребенок уже, а так и не скажешь. Кагуре иногда казалось, что по безрассудству она ему и в подметки не годится. Мальчишка, что так и не смог вырасти под стать своему будущему облику, глупый и полный веры… До сих пор. Даже в тех, кого прокляли сами небеса за годы, проведенные во тьме, за загубленные жизни. Вот поэтому это она… «Вот за это я… Люблю его»       Дочь Умибозу улыбнулась. Себе признаться не так тяжко.       Услышав рассказ Гина, прохлаждающегося в полубреду, про учителя и остальных, поняв, чего он лишился, девушка не смогла стоять в стороне. Но только теперь у нее появился реальный шанс помочь. И она в который раз все испортила, пусть и ненарочно. В помощники записалась, когда даже свою жажду крови подавить не смогла. — Мне нужно кое-что сделать, — решительно направилась прочь Кагура.       Странно, но от этих разговоров даже аппетит пропал, что вообще немыслимо для здорового растущего организма девушки. Глупый Гин. У него были такие глаза, когда… Всего лишь на секунду они потемнели. Как можно было до такого докатиться? — Прикипела ты к нему, — заметил Шинске, уже стоящий возле окна и с наслаждением потягивающий через трубку насыщенный дым элитного табака.       Кагура недоуменно уставилась на него, за своими размышлениями не заметившая, как выпала из общего разговора. — Гинтоки, — не отрываясь от созерцания вида за окном, пояснил темноволосый. — Чего? — Втюрилась, говорю! — не выдержал тупости Такасуги, которого после этого визита весь день будет донимать нервный тик. — Баран! Лучше о моих словах подумай! — заорала в ответ девчонка и с грохотом захлопнула двери.       Еще не хватало душу изливать и перед кем? Сама виновата. Небось, на лице все написано.       Стоило выйти за порог, как в лицо ударил знойный воздух с песком, и настроение от состояния табурета упало ниже плинтуса. — Ну как? — Что как?! — прикрикнула девушка на автомате, но как только натолкнулась взглядом на белые кудряшки, отвернулась, скрывая незамедлительно покрасневшие щеки. Девушка немного оторопела. Ему, что, в радость подслушивать? — Гин-чан, ты чего тут дверь подпираешь? — с остаточным раздражением прокомментировала она. — Хотел предложить спарринг, — пожал он плечами.       Адски хотелось сбить эту наглющую тухлятскую физиономию. Он был как всегда скуп на эмоции, но, между тем, смотрел так, будто видел все ее страхи насквозь. — Тебе не хватило стычки на задании, ару? — По-моему, стоит закрепить результат. Да и ты не в лучшем расположении духа, разве не хочешь расслабиться? — Расслабиться… Я же и покалечить могу, сам видел.       Верно. Во всем виновата та идиотская миссия, выданная Зурой. Во время захвата толстяка она случайно выдала свое присутствие, в итоге оставшаяся часть свиты принца вступила в бой. Им удалось рассечь руку одному из прикрывавших их с Гин-чаном самураев. Кровь из артерии хлынула алым фонтаном, ослепив девушку и пробудив опасного древнего ято-зверя.       Дальше было что-то страшное: она помнит только крики и собственный гортанный рык, когда очнулась, вокруг беспорядочно валялись трупы аманто с глазами полными ужаса, а сама она спиной была крепко, без возможности вырваться, прижата к груди Гинтоки. От ее сбитых в кровь рук частично пострадал и его правый бок. И пусть она знала, что за рану обиды он не держал, к злости за полное отсутствие самоконтроля это не относилось. Смешно и чересчур легкомысленно было думать о том, что можно победить свои кровожадные инстинкты. На самом деле ее слабость была куда сильнее и даже носила конкретное наименование. — Ты? — удивился Саката. — Да такая соплячка только и может вырубать тупоголовых, неповоротливых горилл.       Даже сейчас он не оставлял попыток избавить ее от чувства вины и, естественно, в своеобразной, куцей форме. Ято была благодарна, пусть вслух таких смущающих слов не рискнула произнести. В конце концов, мама за свою недолгую жизнь просто не успела научить ее правильно выражать истинные чувства. — Если трусишь, так и скажи, — со смешком произнес кучерявый.       Несколько мгновений на обдумывание: — Черт с тобой, пердун. Идем, ару.

***

— И все? Это ты называешь силой? — лениво смахнул пот самурай.       Прошло уже около четверти часа. А бой все не прекращался и во многом из-за скованности в движениях ято. Каждый удар был нанесен вполсилы, неуверенно. А попытки Гинтоки ее расшевелить ни к чему толковому не приводили.       Кагура боялась сорваться, опасалась, что любой всплеск негативных эмоций выльется в очередную трагедию. Она не доверяла себе и потому предательское тело ее почти не слушалось.       Однако Саката сводил все усердные старания рыжеволосой насмарку: — Знаешь, я о тебе лучше думал, — пошел на хитрость самурай, — считал сильной девушкой. Ты неслабо поразила меня в первую встречу: уделала тех громил в два счета. Казалось, что от тебя всерьез будет толк. Но я ошибся. Ты всего лишь плоскогрудая малявка, которая только и умеет, что мешать окружающим и беспробудно есть, — девушка едва сдерживалась от того, чтобы заткнуть уши. А Саката тем временем продолжал. — Слушай, а может ты просто сохнешь по тому Гин-сану из будущего? Неужели попала сюда, потому что…       «Нет… Нет-нет-нет! Стой! Не говори!», — перед взором нависла пелена вскипающей крови и понимание — она теряла контроль. — … Оказалась ненужной? — Заткнись!       Секунда. Ее кулак остановился в миллиметрах от лба и глазом не моргнувшего самурая. Он смотрел на нее так привычно, из-под полуопущенных ресниц, будто ничего не произошло. Словно бы знал… Но нет, как он.? Это невозможно. Мгновение и Кагура раскроила бы ему череп, оставив одни черепки. Гребаная секунда и этого олуха бы не стало. И в ее мире, соответственно, тоже. Дурак. Никогда бы больше не обозвал малявкой, совсем не замечая, что она уже выросла, не оставил очередной раз без зарплаты, не решил накормить до отвала, оккупируй их дом повторно гиганты-тараканы, не разрешил лечь футон к футону, когда мучила бессонница… Не позволил быть рядом. То немногое, о чем девушка просила.       Кагуре будто нанесли невидимый и точный удар под дых. Она втягивала воздух изо всех сил, но кислород будто не касался горла, вылетая, как из дырявого насоса. Начало мутить, вынуждая показать миру содержимое желудка. Снова оказаться на волоске и из-за каких-то дурацких подтруниваний. Поправка: дурацких и, на гадость, правдивых.       Рука безвольно повисла. — Кагура, — осознав, что перегнул палку, осторожно позвал Гинтоки. — Оставь меня, — глухо произнесла младшая Йородзуя, резво скрываясь в высокой, налитой соком траве.       Кто же знал, что так легко можно попасть пальцем в небо. На самом деле самурай мог себе смело признаться, что эта невысокая, рыжая и нагловатая девчонка вызывала скорее симпатию, чем наоборот. Всего за несколько дней он смог проникнуться к ней доверием и неплохо сработаться. Иногда парню в голову находили путь странные мысли: будто он на самом деле хорошо ее знает, словно эта девица на протяжении долгого, долгого времени пила его кровь заместо прочих напитков.       Да, конечно, он, как и остальная троица самураев, был в курсе некоторых из их будущих дел. И про жалкое сборище безработных под названием «Йородзуя», даже не имеющих возможности погасить долг перед хозяйкой, знал, и про то, что жили под одной крышей. Однако заботило вовсе не то. Было еще что-то: гораздо более весомое, теплое и еле уловимое.       Только вот по поводу этого самого щекочущего чувства стоило поразмышлять в настоящий час про себя.