****
Спустя несколько дней. Она не помнила, как вызвала такси, как вообще оказалась здесь. Может быть, такси вызвала Ирэн? Но зачем? Сколько вообще нужно было выпить, чтобы в какой-то момент решиться поехать туда, куда не хотела возвращаться несколько дней? Но сейчас выбора не было — такси оплачено, уже поздно, дома его ждут жена и две дочери, ему не очень-то хочется повсюду таскать пьяную сумасшедшую, которая разглядывает его, как будто она маньячка. Поэтому поблагодарив таксиста за терпение и доброту, она вышла из машины. Голова шла кругом, живот сводило до тошноты, поэтому некоторое время Одри просто стояла на месте, рассматривая узор на резном заборе и теребя подол платья. Поздно уходить. Поэтому собравшись с духом, она шагнула вперед, поднялась по лестнице и позвонила в дверь. Одри понятия не имела, который час, как она выглядит после нескольких дней алкоголизма в компании Ирэн. Она даже не знала, что скажет. Думать не хотелось, малейшая мысль приносила столько боли и отчаяния. Прошло секунд тридцать, минута, полторы — ничего не произошло. В голове уже вертелся калейдоскоп сожалеющих мыслей, не нужно было приезжать, она поступила ужасно, и наверняка ее здесь уже никто не ждал. На что она надеялась, приехав сюда? Но как только Одри одернув себя, решила, что нужно просто уйти, дверь распахнулась. Кларк замер, на долю секунды его заспанные глаза расширились. Он выглядел так разбито — волосы растрепаны, щетина, мешки под глазами. Он уже очень давно не надевал эти старые спортивные штаны. — Одри? — Он нахмурился, и еще раз зевнув, скрестил руки на груди, — я уже не ждал, что ты придешь хоть когда-нибудь. Что-то случилось? — Что она слышит? В его голосе звучит холод? А что она хотела? Она оставила его без объяснений и сбежала, поступив как подросток. И это было неправильно, от сознания все ситуации стало еще хуже. Нужно было просто прекратить читать его. — Я… я… мне очень жаль… но я вляпалась в проблемы, и кажется, это связано с Шепардом, — да уж, в голове это оправдание звучало как-то более уверенно и правдоподобно. — И что? Причем тут я? Ты сама приняла решение просто сбежать, оставив меня без объяснений. Вместо этого сюда заявился Шерлок, и именно от него я узнал, почему моя девушка не доверяет мне, хочет доминировать надо мной. И что вообще происходит. Так почему я должен теперь слушать это? — И… мне больше некуда идти, — она замолкает, чтобы подобрать слова, но их так мало. Вернее, их слишком много, но так мало нужных, — Том, мне очень жаль… я не знала, что тебе сказать и как, поэтому поступила как капризная девчонка и сбежала… — Я рад, Одри. Но сейчас мне все равно, правда. Еще пару дней назад я звонил всем твоим подругам, родителям, Энзо, в больницы и морги, волновался. А сейчас… — столько равнодушия и холода она еще никогда не слышала в его голосе, тем более в свой адрес. И от этого стало так паршиво, хотелось провалиться на месте. — Я… я соврала. Сначала я работала… потом появилась эта информация об отряде… потом в Джонсона с верхнего этажа стреляли, потому что он узнал кое-что важное, а потом я начала подозревать Шепарда в измене ФБР, а потом была у Ирэн… — Я знаю, — Кларк как-то неестественно медленно моргнул и снова зевнул, — я в курсе, Одри. — Но… что? Как? — В ответ Томас только пожал плечами. — У тебя свои методы, у меня свои. Я приехал к тебе на работу, где Шепард сказал, что ты ушла еще утром и больше не появлялась. Я места себе не мог найти, все названивал тебе, будто надеялся, что ты ответишь, — он усмехнулся. Издевается? Нет. Ему больно, — чего я ждал, не знаю? — Мне так жаль, Томас... — она едва ли не плачет. Вообще-то, Одри редко позволяла себе дать слабину. Иначе кто-то мог этим воспользоваться, но Кларку нужно было видеть ее слабой, чтобы знать, что он может ее защитить. Но она почти никогда не давала ему такой возможности. А сейчас он был просто настолько разбит, чтобы радоваться ее приходу или злиться на нее, — я могу уйти, если ты этого хочешь… и больше не вернусь… Шатаясь, Одри даже умудрилась развернуться на сто восемьдесят градусов и сделать несколько неловких шагов по ступенькам, прежде чем он рукой вцепился в ее локоть, сжимая его до боли и вынуждая повернуться. И вот она снова сталкивается взглядом с его пронзительными голубыми глазами. Как тогда, много лет назад, когда они только встретились, она снова чувствует себя слабой рядом с ним… с таким безбашенным плохим парнем, который одним лишь взглядом заставляет ее чувствовать то, что она не испытывала ни с одним парнем… А после случая с Крисом это было буквально чудом, что она позволяла ему делать с ней, что он делал. И делал очень даже хорошо. — Куда ты собираешься уйти? Уже поздно, нет смысла уезжать. Ты пьяная, злая и, кажется, замерзшая, — его ладонь скользит по ее руке вниз, и она замирает, просто глядя в его глаза, — к тому же, я знал, на что подписываюсь, когда предложил тебе встречаться. Это был мой выбор, Одри, и мне теперь с этим жить. Господи, как можно было так напиться? — Ноги начинают подкашиваться, когда он стоит так близко, чтобы можно было прикоснуться к нему, но так далеко, потому что она сама оттолкнула его, — отчасти это и твой дом тоже, так что можешь остаться. Хотя… — Кавана начала падать, и он подхватил ее на руки. Он всегда это делал, был рядом, когда ей это действительно было нужно, — у тебя, кажется, нет другого выбора. Куда ты поедешь среди ночи в таком состоянии?! — Одри что-то невнятно пробубнила, пока Кларк нес ее в дом. Но что она могла сейчас сказать важного? Ничего, поэтому он не слушал. А когда она и вовсе без единого признака жизни повисла на его руках, сомнения по поводу наличия у нее разума даже в состоянии алкогольного опьянения и вовсе отпали. Она была как все, просто не хотела это признавать. Уложив девушку в бессознательном состоянии на кровать, Кларк накрыл ее одеялом, а сам ушел из комнаты. Ему просто необходимо было подумать, освежить мозги, так как спать он все равно больше не мог. Утро вечера мудренее, так всегда она говорила. Может быть утром встанет все на свои места.****
Одри медленно открывает глаза и, чувствуя непонятно откуда взявшуюся ноющую боль во всем теле, потягивается, вытянув руки и ноги. Ей потребовалась всего несколько секунд, чтобы мысленно вернуться в события, которые привели ее ночью к дому Кларка. И она, резко сев, оглядывается по сторонам, с ужасом осознав, что это был не сон. Она действительно приехала ночью к нему, почти что плакала, стоя на пороге и пытаясь объяснить, почему ушла. Внутри все холодеет и сжимается, Одри плотнее прижимает покрывало к груди и вдруг осознает, что из одежды на ней, только чертовы кружевные стринги. Неужели он воспользовался ее беспомощным положением? Бред. Кларк не поступил бы так! Мысли спутались в один огромный ком, и Кавана с трудом вернулась в реальность, перестав растерянно оглядывать комнату. Дверь в комнату скрипнула, Одри дернулась и еще плотнее укуталась в покрывало. Хотя… чего он там не видел? — Я уж думал, ты никогда не проснешься, — Кларк со стаканом воды в руках прошел в комнату и присел на край кровати, отчего Кавана резко отодвинулась дальше, — вот, выпей, тебе пригодится. Это аспирин, — с некой долей сомнения она все же приняла стакан и белую таблетку из его рук, но выпить никак не решалась. Хотя пить хотелось жутко. Но она вдруг осознала, что ей нравилось пребывать в таком состоянии, когда не нужно думать о работе, проблемах и всем остальном. Можно было просто пить и забывать все на свете, даже свое имя. «Что ты несешь?» — Пронеслось в голове Одри, вмиг она почувствовала такое отвращение к своему телу и мыслям, что тут же быстро проглотила таблетку аспирина и жадно запила ее водой, — почему я голая? — Ничего не было, можешь не переживать, что я такой засранец и воспользовался беспомощным положением пьяной девушки. Просто когда я уложил тебя спать, то решил, что ты действительно уснешь. Наивный, — Кларк нахмурился, — пришел, а ты лежишь на полу и рыдаешь, умоляла, чтобы я позвонил Шерлоку... — Кавана отвернулась. — А потом тебя стошнило… конечно, на пол, но одежду ты тоже испачкала. Поэтому пришлось снять ее, где он, кстати? — Кто? — Тебя дома не было почти неделю, но когда ты уходила на работу, вряд ли бы ты его не надела, — Боже. Она не сразу поняла, о чем говорит Кларк. Мозг все еще туго соображал. Но ведь правда, где она могла оставить свой бюстгальтер? — Не знаю. Может, он остался у Ирэн… или в отеле. Больше я нигде не была. — Хорошо, — Кларк поспешно встал и направился к двери, — я буду на кухне, приготовлю завтрак, сходи в душ и спускайся, а то от тебя несет за милю дешевым пойлом, которое ты там распивала со своей подружкой, — он уже почти вышел из комнаты, когда вдруг резко остановился и, устремив взгляд на Кавану, уже более настойчиво и властно продолжил: — А потом ты расскажешь мне обо всем, Одри. И я пойму, если ты соврешь. Тогда я вряд ли захочу, чтобы ты осталась. Надеюсь, мы поняли друг друга. — Теперь он ушел окончательно. И Одри осталась одна в комнате, надеясь, что душ поможет восстановить сознание и вернуть разум. Вода едва ощутимо касалась кожи. Одри чувствовала каждую струйку, стекающую по телу на пол душевой кабины. Каждая из этих капель приземляясь на холодную поверхность, погибала, разбивалась на тысячи мелких осколков и превращалась в ничто. В пыль. Но на несколько минут душе действительно принес облегчение и освежил мысли, ровно до тех пор, пока Одри не проследила за одной из капелек, упавшей с ее лба и разбившейся о пол. Это было невыносимо. Простояв так под душем около получаса, Одри, наконец, собралась с мыслями и решилась выйти из ванной, чтобы рассказать Кларку все, как есть. Но она до сих пор не понимала, что скажет ему. Как она и думала, Кларк был на кухне и сидел за столом, рассматривая содержимое своей кружки. Он был так задумчив, и казалось, даже подавлен, будто весь его мир в один день рухнул. А может, так было, когда она ушла? Услышав позади ее тихие шаги, Томас дернулся и быстро выпрямился, снова приняв вид холодного и равнодушного мужчины, который буквально прожигал Одри насквозь своими глазами. Конечно, он был зол на нее за все, что она сделала. Но еще больше он бал зол на себя за то, что не доверял ей настолько, насколько она этого хотела. — Я приготовил твои любимые блинчики. Тебе нужно поесть, с учетом того, что последние несколько дней ты только пила, — он вздернул плечами, и все то время, пока Одри шла к столу, садилась за него, медленно отрезала кусок блина и подцепляла его вилкой, все это время Клак буквально не сводил с нее глаз. Он просто прожигал ее взглядом и молчал. Просто молчал. И от этого было настолько не по себе, что хотелось срочно чем-то закрыться. — Сегодня нашли тело Богдана Стойчева. — Водителя? — Кларк кивнул. — Что произошло? — Два часа назад жена пришла домой с ночной смены и нашла его мертвым в их квартире. Повсюду разруха… и да… его задушили гарротой. — Может быть, ты все-таки, расскажешь мне о своей службе? Кларк, кто-то убивает людей из твоего отряда, сегодня, завтра или через месяц ты можешь стать следующим. И тогда я уже не смогу найти его, потому что у меня не будет смысла… расскажи мне все, пока у нас еще есть время и шанс, — Кавана резко подалась вперед и так сильно сжала руку Томаса, что ему действительно захотелось рассказать все. Так будет правильно, опасно, но правильно. Иначе она начнет копать сама, и тогда бог знает, что с ней могут сделать люди, которые убили двух его друзей. Кое-как высвободив руку из ее хватки, он уткнулся лицом в ладони и просидел так около минуты, может быть даже больше. Сильнее всего на свете сейчас он хотел рассказать кому-то о том, что было в Ираке, кому-то довериться. Но это пугало его. — Наверняка, Шепард сказал, что это был за отряд, кто в него входил и что мы там делали. Про препарат он тоже рассказал? — Одри кивнула. — Тогда ты почти все знаешь. По инициативе Правительства наш небольшой отряд забросили в самый центр горячей точки, наша задача состояла в спасении мирных жителей и убийстве местного тирана, который тогда возглавлял террористов и хотел занять место во главе государства. Если бы он это сделал, сейчас уже шла бы ожесточенная война, но не будем об этом. Как раз в тот период, ученые из засекреченных лабораторий создали препарат, что-то вроде метаболиков, которые принимают спортсмены… — Ты принимал его? — Да. Всего пару раз, особого эффекта он не давал, я не стал Капитаном Америкой. Он не давал суперспособностей, но улучшал присутствующие. Я мог без остановки пробежать несколько километров по пустыне и лишь немного устать, улучшался слух, зрение, обоняние и осязание. На этом все. Но у него была побочка. Этот препарат вызывал привыкание, а после длительного приема, убивал. И я знаю это, потому что молодой боец из нашего отряда, который слишком увлекся, умер через несколько недель. И умирая, он умолял убить его, чтобы он не мучился. И я всю жизнь буду себя ненавидеть за это… потому что я это сделал, а меня никто не остановил и не сказал, что выход есть, — Кларк замолчал, и Одри терпеливо ждала, пока он снова продолжит, но этого не происходило. Он лишь изредка качал головой из стороны в сторону, пока в какой-то момент не поднял голову и не уставился на нее, просто глядя ей в глаза. В них было столько боли, страха и сожаления. Тот день все еще жил в его памяти, и он никогда не уйдет, пока его жизнь не закончится. И он всегда будет винить себя за это. — Я не герой, Одри. Я не хороший человек, потому что спас многих, я монстр, потому что не спас того, кто нуждался во мне… во всех нас. — А тот тиран? — Гленн Моррис убил его под действием препарата. Так что это может быть кто-то из его родственников или последователей. Я не знаю, кто это может быть… — Как звали парня, которого…? — Которого я убил? Называй вещи своими именами, Одри. Я убил его и никогда не смогу заснуть, не видя его перед сном изо дня в день, зная, что способ спасти его был. Его звали Тайлер Моррис. — Ты сказал Моррис? — Да. Официально родственников в один отряд на службу взять не могут, потому что это конфликт интересов. Но Тайлер и Гленн были настолько сплоченным и успешным тандемом, что начальство пошло на уступки. Но если ты думаешь, что это может быть Гленн, ты ошибаешься. Потому что он сам вложил мне в руку пистолет, не в силах смотреть на мучения брата. Так что… это не он. Он не стал бы мстить. — Ты не виноват, Том. Любой препарат, вызывающий зависимость, тем более разработанный учеными для войны и находящийся в экспериментальном состоянии, не может дать шанс на выживание. Он убьет в любом случае, ты лишь избавил его от страданий. Иначе он мог бы умирать в муках несколько часов или дней… или мог бы сам убить себя. — Одри, ты говоришь это, потому что любишь меня. Но если бы ты не любила меня, и я был бы просто прохожим с улицы, который пришел к тебе на прием и говорил бы об этом. Ты сказала бы то же самое? — Он резко обернулся и, вцепившись в ее плечи, так сильно сдавил пальцы, что даже костяшки пальцев побелели. Он знал, что делает Одри больно, и от этой мысли становилось тошно. Но она просто молчала. Почему она просто молчала и терпела эту боль? — Мне больно, Том, — она сдалась, и тогда он резко разжав пальцы, отошел на безопасное расстояние, — и да, я бы сказала тоже самое… кому угодно. Будь то ты, Шерлок или Ватсон. Я бы сказал это, потому что это правильно, потому что в этом нет твоей вины. Да, ты убил человека, но в каком-то смысле ты спас его от той боли, которою он не готов был вынести. И он… он простил бы тебя, будь он здесь. Ты сам должен простить себя, тогда ты перестанешь видеть его лицо перед сном. Будешь помнить его, но не мучиться изо дня в день. Ты должен простить себя… Наверное, ты хочешь поехать на место преступления? — Нет. Но я должен. Я хочу разобраться во всем. И если ты начала сомневаться в Шепарде, то я тем более, должен быть рядом…