Хроники городских чудес

«Хранит тебя город святых и отчаянных…» — Сит заканчивает протирать тряпочкой глянцевые листья монстеры и, отставив пульверизатор в сторону, вздыхает и смотрит на стекающие по стеклам капли бесконечного октябрьского дождя. На мгновение в голове снова появляется мысль о том, что может стоило закрыть магазин и не мучиться уже, кое-как сводя концы с концами, а вместо этого открыть какое-нибудь кафе. Оказывается комнатные растения и аквариумные рыбы действительно мало кому в этом городке нужны. Амулеты спросом, конечно, пользуются, особенно под Самайн, но на них нужны силы, а их после случившегося… Леденец хрустит и рассыпается мятной крошкой между зубами. Ну уж нет, все не может оказаться зря просто потому, что кое-кто осознал, что он хочет радикальных перемен в жизни. Да и девчонкам конкуренцию создавать идея плохая. Надо все-таки продолжать. А о прошлом лучше не думать. От последней мысли дыхание перехватывает и в этот же момент раздается звон дверного колокольчика, а сквозь муть от струящегося по стеклам ливня становится видна знакомая фигурка в кораллово-розовом плаще. Ферре. — О, надо же, как раз думала заглянуть к вам сегодня — завтра. Соскучилась, да и за Иль как-то тревожно в последнее время, не знаю даже почему именно. Проходите, я сейчас какао сварю или лучше чай? — О нет-нет, сухого полотенца будет вполне достаточно, я очень спешу, до праздника три дня, у нас почти ничего не готово… Она замолкает, но Сит понимает все без слов. — Да уж… Давно она кошкой ходит? Я ж вас обеих давно не видела. — Да пару недель уже точно. Сегодня вот вообще гулять ушла. А я беспокоюсь, надеялась она здесь, но раз нет, пойду искать дальше. Погода — то сами видите… — Вижу, ага. Только ей же наоборот легче всего именно в грозы и ливни. — Знаю, но все равно как-то тревожно. — Передергивает плечами и все-таки опускается на табуретку возле кухонной стойки, расстегивая плащ и вопросительно глядя на хозяйку магазинчика, почему-то застывшую полуприкрыв глаза. — Все в порядке. Она гуляет неподалеку, я только что посмотрела. — Сит успокаивающе касается ладонью руки Ферре, сменив щелчком пальцев режим гирлянды на зелено-оранжевый уходит на кухню, и принимается варить нечто густое и ароматное, гибрид какао и горячего шоколада. Корица, имбирь, апельсин и совсем немножко лаванды. В чашку сыплются мелкие звезды, соединяясь на поверхности напитка тонкими мерцающими линиями. Крупная золотисто-рыжая кошка отфыркиваясь и стряхивая с морды и усов крупные дождевые капли мягкими прыжками несется по крышам, ориентируясь на натянутый прямо перед ней жемчужно-белый канат. Подойдя к краю одной из них, перелетает на чердак дома напротив, где в углу возле батареи наконец обнаруживает серо-белый клубок с ушами. Садится рядом и внимательно смотрит. Несколько минут тихих перемяукиваний и перемуркиваний, вздох и невесомая золотая дымка, укрывшая как тонкое, но теплое одеяло. Рыжая кошка ласково мурлычет, бросает на лежащую в углу еще один внимательный взгляд и осторожно отходит чуть в сторону. Сит открывает глаза, трясет головой, переливает какао в большую темно-синюю кружку со звездами и, подхватив с полки корзиночку с соленым творожным печеньем, возвращается в зал. *** Когда приободрившаяся и согревшаяся Ферре уходит, сжимая в руке оранжевый китайский фонарик и темно-синий ловец с золотистыми звездами и полумесяцами, вышедшая ее провожать Сит тихонько качает головой и отправляет вслед невесомую золотую дымку. Время возвращаться и печь печенье. Ночь будет долгой и бессонной, а завтрашний день очень длинным. Так правильно. Тыквенные печенья пекутся легко и быстро, в кухне одуряюще пахнет специями. Ваниль, кардамон, имбирь, корица, гвоздика. Шорох дождя к этому времени становится уже почти неразличим, так что донесшееся из-за двери тихое мяуканье, девушка различает практически моментально. — Ну наконец-то пришла. — Ставит в духовку второй противень печенья, вытирает о передник перепачканные мукой руки и, подойдя к двери, бережно подхватывает сидящую возле нее белую кошку с плотно прижатыми к спине тяжелыми, будто мраморными, крыльями. — Иди сюда, сокровище мое, греться будем. «Маааув». Сокровище, кажется, не имея ничего против, тычется мокрой от дождя моськой в теплые, пахнущие специями ладони и тут же забивается под домашнюю велюровую кофту сестры, изредка кося снизу вверх хитрым глазом. «Миаув.» — Именно, солнышко, именно. — Тихо смеется и слегка придерживая уютно мурчащий под кофтой клубок, возвращается на кухню. Бережно вытерев шелковистую шерсть теплым махровым полотенцем, отходит в сторону, предоставляя гостье возможность обживать мягкий бирюзовый плед, заблаговременно скрученный на табуретке в гнездо. — Ну что, налить тебе молока? — Ставит на плиту ковшик, а на табуретку маленькую пиалу. — Маааау.- Длинные белые усы заинтересованно шевелятся, но уже через мгновение разочарованно топорщатся, а следом раздаётся обиженное чихание. «Миу. Пфыф. " — Что? А, ну да, это просто теплое молоко. Потому что мед, корица и орехи положены человеческой ипостаси. Кошки от такого болеют, знаешь ли. И не смотри на меня так, как будто я главный Сюэ Ян твоей жизни, я ж не из жадности, сама знаешь. — Миииуу. — огромные синие глаза и бодающие ладонь уши выполняют свою коварную миссию на все сто процентов. — Ла-а-адно уж. Чинись. Но печенье только когда перекинешься, специально такое испекла, самое время. — Размешивает в молоке пасту из меда и дробленых грецких орехов, тихо напевая какой-то спокойный мотив без слов. Когда молоко благополучно ликвидируется, а кошка будто бы чуть чуть увеличивается в размерах, Сит выскальзывает из кухни и спустя пять минут возвращается со свертком махровой ткани в руках. — Ползи греться и отмываться, а потом будем ужинать, что то я сомневаюсь, что ты ела хоть что-нибудь, кроме этой чашки молока. — Мау. — соглашается кошка и медленно сползя с табуретки, скрывается за дверью ванной комнаты. Девушка же, посмотрев ей вслед, тихо хмыкает и принимается готовить нехитрый ужин. Приползшее на кухню создание по крайней мере ходит на двух лапах и в целом выглядит намного бодрее, чем раньше. Забирается с ногами в гнездо из пледа и утыкается в очередную чашку молока, параллельно хрустя гренкой с сыром и огурцами из салата. Кончики белых ушей торчат из волос и любопытно подергиваются. — Что этот кот думает о том, чтобы теперь попробовать печенье, однако? — Мрррау. — Ну раз «мррау», то держи, — ставит в центр стола глубокую миску с печеньками разных форм: тыквы, привидения, ведьминские шляпы, метлы, летучие мыши и даже несколько пауков, забавно растопыривших тонкие лапы. -Тебе ещё молока, или лучше какао сварить? — это первый заданный вслух вопрос за несколько часов. До этого только взгляды и тихое мурлыкание. — Маау. Какаааоу-таки. Правда не знааау, с чем. -Кошачьи интонации все еще пробиваются. -Разберемся, оно ж само смешивается обычно, ты знаешь. — смешливо фырчит и, погладив крылом по плечам, отходит к плите. В какао сами собой вдруг добавляются мятный и апельсиновый сиропы, а на поверхности возникает лукавая кошачья мордаха. -Мрау. Спасибо тебе. — Эльфийка сонно хрустит печеньем, пригревшись под большим бирюзово-золотистым крылом сестры. — Фыф. И все тут. Допивай и ползи отдыхать таки. Времени уже страшно подумать сколько, а у нас завтра дел невпроворот. — Мау? — сонные нотки мгновенно пропадают, уступая место любопытству. — Ну не думала же ты, что я тебя отпою-откормлю и так и оставлю, в самом деле? Э нет, родная, это не так работает. — Сит тихо смеётся, перебирая мягкие кудряшки пальцами. — В город мы пойдём только к вечеру, но здесь достаточно работы, чтобы и вам с Ферре было, чем заняться, и с людьми общаться надо будет не слишком много. -Но… Но мау, а как же кафе? Посетители и все такое? -Завтра объясню, что я придумала. Выкрутимся. А сейчас — спать. Самое время. — Мааауф таки. *** Раскидав по потолку спальни мелкие золотистые звездочки и капнув немного коричного масла в стоящий на тумбочке стеклянный фонарик в виде маленькой оранжевой тыквы, поправляет одеяло и вернувшись на кухню принимается готовить разноцветную глазурь. Когда все мисочки с разноцветным содержимым перекочевывают на стол под пленку и полотенце, Сит растягивается на диване, залипая на голубовато-зеленый свет фонаря, стоящего прямо напротив кухонного окна. В пятом часу утра спать почти бессмысленно. Хоровод кружащихся в голове навязчивых мыслей неожиданно прерывается тихим «Маау». — Здрасстье, а ты чего не спишь? Все хорошо? — Нашаривает на кухонном столе очки и свесившись с дивана щурится рассматривая кошку. Но никаких признаков паутины, красноты или мотыльков больше не наблюдается. — Ты чего не спишь-то, а? — Мааау. — начисто игнорируя вопрос прижимает уши и требовательно шкрябает по дивану лапкой. — А, это ты так под бок просишься. Осознал-таки, хитрюга ты моя. Ну иди сюда, что ж. — Откидывает плед и стучит ладонью по дивану. — Мрау. — вспрыгивает, сворачивается клубком под боком и тут же засыпает, тихо посапывая. Заевшая пластинка мыслей прекращает крутиться через десять минут. Вставать приходится спустя всего лишь три часа, но получается неожиданно просто, зарождающееся желание умереть от недосыпа растворяется в золотисто-сиренево-персиковом рассвете, залившем кухню, в взметающихся от легкого ветерка занавесках, в трех больших кружках с каким-то невообразимым варевом на основе кофе, в котором специй внезапно оказалось больше, чем кофе, в уютных полусонных разговорах и смехе, а позже — в запахе жженого сахара, лимонной и апельсиновой цедры, мяты и специй. Леденцы получаются именно такими, какими и должны быть — прозрачными и немного искрящимися, как ароматные витражные стеклышки. Апельсиновые тыковки, лимонные, коричные и мятные листья, черничные планеты и медовые звезды, приведшие Ферре в абсолютный восторг, несколько внезапных малиново-мятных котов и кофейных летучих мышей с начинкой из соленой карамели. После полудня, когда остывшие сладости перекочевывают в коричневые крафтовые пакеты, а до праздника остается несколько часов, в магазинчике снова воцаряется сонная тишина, нарушаемая только доносящимися с улицы детскими криками и тихим звяканьем качающихся на ветерке амулетов. К вечеру остатки сладостей и мелкие подарки для городской детворы перекочевывают в коричневые бумажные пакеты и приходит время присоединяться к праздничному шествию. Городок уже украшен, из каждого палисадника виднеются огоньки горящих в тыквах свечей, по улицам ходят группки наряженных или принявших свое истинное обличие, тут уж как повезет, горожан. Поток гуляющих медленно стекается к площади, где скоро должно состояться шечтвие. Девушки пристраиваются в «хвост"процессии, позади стайки галдящих детей в пестрых костюмах, услышав стандартное для Хеллоуина «конфеты или жизнь», вручают детворе несколько леденцов и продолжают путь, не особенно впрочем заостряя внимание на шествии. Их, в отличие от большинства присутствующих этой ночью ждет работа. Пройдя примерно две трети пути, сворачивают в сторону маленькой кофейни с увитыми плющом белеными стенами и висящими на окнах гирляндами в виде миниатюрных летучих мышей из черной бархатной бумаги с серебристыми мерцающими звездами. Несмотря на то, что мышки крошечные, света такая гирлянда дает предостаточно, особенно вкупе с горящими на столах миниатюрными свечками в виде тыкв. — Милая, это просто восхитительно, — Иль восторженно пищит при виде последних. — Мне даже жаль, что работать нам сегодня в основном не здесь. Они прекрасны. — Ну что ж делать, милая. Не переживайте, я ведь не на один день это все сотворила. Успеем еще поработать и в такой атмосфере — Ферре улыбается, осторожно укладывая в сумку все необходимое для чайной церемонии. — собирайтесь скорее, праздник вот-вот начнется. *** Двадцать минут спустя маленькая компания расставляет и раскладывает принесенное на длинном застеленном фиолетовой тканью прилавке под навесом. Чуть подальше, возле переливающегося золотистыми огнями фонтана стоят маленькие столики и плетеные кресла. Окинув взглядом окружающий пейзаж, Ферре внезапно хмыкает. — Знаете, так как у нас по плану все же китайская чайная церемония, предлагаю немного сменить оформление. — С этими словами, она трижды обходит прилавок, ритмично взмахивая рукавами свободного платья, будто крыльями. Вскоре после этих манипуляций, горящие в мини-чайной тыквы превращаются в бумажные и тканевые китайские фонарики фиолетово-зеленой расцветки, в воздухе раздается мелодичный звон появившихся китайских колокольчиков, а летящее платье цвета морской волны превращается в крепкую лазурно-серебристую чешую. Небольшой гибкий и изящный дракон удовлетворенно фыркает, еще раз обходя чайную и весело поблескивая темными глазами. — Вот это другое дело, правда милая? — Расставляет на деревянной дощечке пиалы, блюдца и маленький глиняный чайник. — Ага, так более антуражно вышло. — Миниатюрная бело-рыжая лисичка согласно кивает, осторожно расставляя на прилавке тонкие фарфоровые чашки и блюдца и добавив к ним изящный серебряный кофейник, раскладывает юэбины с разными начинками. Неподалеку от них Сит раскладывает на своем прилавке леденцы и печенье. Папоротниковые листья в волосах чуть шуршат. Спустя некоторое время к прилавкам начинают понемногу стекаться покупатели. Один из них, высокий юноша в рыже-зеленой маске и с мерцающими в волосах физалисами, привлекает внимание всех троих. Берет с одного подноса кружку какао с имбирем, со второго парочку юэбинов, а с третьего апельсиновые леденцы и несколько печений, оставляет на подносах три физалиса и прежде, чем отойти и смешаться с толпой покупателей, загадочно произносит "Знаки огня читать проще, чем кажется, там, где горят огни, никогда не бывает холодно." *** - Хороший праздник вышел, как считаете? - Ферре, довольно щурится, отпивая какао из большой голубой кружки и щурясь на мерцающую на окне гирлянду, да горящие на столиках свечи. - И дракон из меня тоже ничего такой, вроде как. Только непонятно, про какие именно знаки говорил тот юноша. - Поживем, увидим, милая. Но я ему верю. - Полусонная Иль плотнее кутается в белый плед, потягивая из чашки теплое молоко с медово-ореховой пастой и легонько шевеля торчащими из волос лисьими ушами. Сидящая напротив нее Сит согласно кивает, но внезапно перестает звенеть спицами, неотрывно глядя на свечи. Несколько петель почти довязанного шарфа слетают, но ей не до этого. - Смотрите- смотрите! Огоньки свечей сливаются в три тонкие нити, которые внезапно поднявшись в воздух, влетают девушкам в волосы, постепенно окрашиваясь в жемчужно-белый, зеленый и бирюзовый цвет, но янтарные вкрапления все равно встречаются в каждой из них. - Кажется, я понял, что он имел ввиду. - Иль и Ферре переглядываются между собой, а Сит, в свою очередь, улыбается и тихо поет: "Больше не будет больно и плохо, сегодня не кончится никогда, вместе с выдохом каждым и вдохом с неба летит звезда". Спонтанно пришедшие в голову строки песни впервые за много лет ощущаются абсолютной правдой.