Мама

      Хо­тите знать, ког­да обор­ва­лась моя счас­тли­вая судь­ба? В тот мо­мент, ког­да нуж­но, ка­залось бы ра­довать­ся и быть са­мым счас­тли­вым че­лове­ком на зем­ле, ведь у те­бя по­явил­ся ма­ле­кий че­лове­чек — про­дол­же­ние те­бя, твой ре­бенок. Я тог­да и сама бы­ла без­за­щит­ным ре­бен­ком, и мне тре­бова­лось теп­ло род­но­го че­лове­ка, ко­торый от­ка­зал­ся от ме­ня, обор­вав связь.Так, моя бес­смыс­ленная жизнь, стала про­текать в об­ще­житие, где про­жива­ют по­доб­ные мне, ни­кому не нуж­ные си­роты, про­ще го­воря, в дет­ском до­ме.       Здесь нет ни­чего тво­его, здесь все об­щее. По­рой бы­вало так, что при­ходя ве­чером в ком­на­ту, что­бы лечь на кро­вать, твое мес­то уже бы­ло за­нято. Что же, это за­кон ули­цы! Каж­дый вы­жива­ет, как мо­жет, и са­моут­вер­жда­ет­ся, за­капы­вая сла­бых. В этом слу­чае у те­бя есть два вы­хода: при­нять удар, приз­на­вая се­бя сла­бой, лечь на хо­лод­ный пол, под­хва­тить грипп, или, того хуже, воспаление легких и, ес­ли вы­живешь, до кон­ца со­вер­шенно­летия хо­дить под силь­ны­ми осо­бями, при­нося им в зу­бах та­поч­ки. Или всту­пить в схват­ку, не всег­да в рав­ную, что­бы за­нять свое мес­то под им­про­визи­рован­ным сол­нцем на собс­твен­ной кро­вати. Прав­да та­кая схват­ка чре­вата для те­бя силь­ны­ми по­бо­ями и в даль­ней­шем об­ви­нени­ем в том, что ты за­чин­щик дра­ки, и ты, в на­каза­ние про­ведешь ночь в кар­це­ре — под­валь­ном по­меще­нии, где царствует мо­гиль­ный хо­лод, а прутья от кро­вати боль­но впи­ва­ют­ся в те­ло. Но там не скуч­но. Те­бе на по­мощь всег­да при­дут кры­сы и та­рака­ны — постоянные жильцы этой дыры. А ты без спро­са про­ник на их тер­ри­торию, что­бы за­нять кро­вать. Сно­ва схват­ка за мес­то. А ут­ром тем­пе­рату­ра и от­вра­титель­ная ло­мка в кос­тях. В прин­ци­пе, при лю­бом рас­кла­де те­бе при­дет­ся вы­живать, по­тому что жизнь — это борь­ба.       Мне было пять лет, когда я увидела, как старшие ребята дерутся между собой. А потом я помогала нашей нянечке Глории лечить их. Лекарства давали только тяжелобольным, а с банальной температурой тебе могут лишь положить на голову повязку, пропитанную уксусом. Может быть это звучит глупо, но многим помогало. Многим, но не всем. Сначала они лежали с небольшой температурой, потом жар поднимался и даже уксусная вода не помогала, а когда больного переводили в разряд тяжелобольных, было уже поздно. Это страшно, когда на твоих руках умирает человек, а ты смотришь на его мучения, но помочь ничем не можешь. Люди хвалятся своей состоятельностью и положением в обществе, расстраиваясь из-за неудачной стрижки, но не понимают, что страшнее болезни или смерти, ничего нет.       Мне хотелось сбежать из своего детства, сбежать не оглядываясь и поскорее стать взрослой, независимой девушкой. Но время не обмануть. Впереди было еще много испытаний, через которые мне предстояло пройти. Разве что удача улыбнется и меня удочерит мама. Но такое случается только в сказках, в реальной жизни мне могут подарить только ночь, свободной от детдома, и от этой жизни.       — Лукас, ты водишь.       Темноволосый мальчишка, озорно сверкнул серыми глазами, словно запоминая и предугадывая наши действия и, закрыв глаза, уткнулся в стену — Раз, два, три…       Ребята разбежались, по уже давно узнаваемым местам, где их легко найдет «вода», а мне, как самой маленькой из них, захотелось хоть разок в чем-то победить. Добежав до конца забора, я, не без труда, забралась на коробки, прыгнула в мусорный бак и сразу же вляпалась во что-то липкое, противное и жутко-пахнущее. Но отступать уже поздно. Сегодня они вряд ли меня найдут.       Прислушиваясь к каждому шороху, я невольно вжималась в мусор, и задерживала дыхание. Постепенно запах стал не таким противным, липкие следы на руках перестали раздражать, и я расслабилась.       Я вдохнула аромат свежей выпечки, едва уловимый, витающей на улице, и в моем животе заурчало. Очень захотелось кушать. Прохладный ветерок окутал мое тело, подобно колючему одеялу, и я поежилась. В тот момент заботливые женские руки укрыли меня настоящим одеялом, я стала согреваться, расслабляясь под звук колыбельной, которую пела незнакомка. Еще один порыв ветра вернул меня в реальность и я проснулась, все там же в мусорном баке — холодная и голодная, а заботливые женские руки пропали, забирая и миловидный голос и тепло несуществующего одеяла. На улице уже было темно. Я вылезла из мусорного бака, пребывая в твердой уверенности, что сегодня я выиграла игру в прятки.       — Лукас, я победила.       Никто не ответил.       — Аби?       Снова тишина. Я пробежала по площадке, где мы играли, выкрикивая имена друзей, но в ответом была лишь тишина.       — Глория! — в отчаянии, я выкрикнула имя нянечки, и заплакала, поняв, что меня просто забыли.       Вытирая грязным рукавом глаза, я шла по дороге, в надежде по памяти найти вход в приют. Из темноты выплывали кирпичные дома, деревья и бараки, и каждое сооружение мне казалось очень знакомым. Я металась с одной улицы на другую, и в итоге совсем отчаявшись, села на скамейку, возле заброшенного дома, разразившись слезами.       Тихий стон, доносившийся из подвала дома, был громче моих всхлипываний и внезапно успокоил, обращая на себя внимание, но и напугал. Рядом со мной находился чужой. Любопытство пересилило боязнь и я осторожно открыла дверь.       — Кто здесь? — спросила я, уставившись в темноту и услышала в ответ приглушенный стон. — Кто здесь? — я шагнула навстречу звуку, и увидела пожилого седовласого мужчину с повязкой на голове. Он лежал на старом, рваном матраце, по горло укутанный одеялом и тяжело дышал. Я часто в своей жизни слышала тяжелое дыхание больного человека.       — Уходи, девочка, — обратился ко мне старик, кинув на меня взгляд, полный пренебрежения. По крайней мере, мне так показалось, в неверном свете луны. Я оглянулась по сторонам. Как можно жить в таком помещении? По рассказам взрослых ребят, я знала, как выглядит карцер. Этот подвал был точь — в — точь, как я себе представляла место для наказаний. Я поежилась, обнимая себя руками:       — У вас температура?       — Ты кто такая? — недоброжелательно спросили позади меня.       Голос был детский, но надменный. Я испугалась — по голосу было понятно, что человек был агрессивно настроен.       — Ты принес? — старик задал вопрос темноволосому мальчугану, в упор смотревшему на меня.       — Да, пап. — Парень отвел от меня взгляд и шагнул в сторону старика. Взяв повязку со лба отца, темноволосый мальчик смочил ее жидкостью. По запаху я поняла, что это уксус.       — Если температура держится давно, то уксусный компресс не поможет, нужно лекарство. — Осмелилась сказать я, глядя на затылок мальчика.       — Ты такая умная. Если мы могли купить лекарства, то давно бы это сделали. — Не поворачиваясь, ответил парень, продолжая смачивать повязку.       Неуверенно шагнув вперед, я достала из кармана таблетку: — У меня есть лекарство. Оно всегда помогало.       Многие люди, особенно хорошо обеспеченные, всех сирот гребут под одну гребенку, присваивая им статус «воришки». Наверное, это звучит глупо, но в чем-то они были правы: я была одна из них. Я не грабила прохожих и не пробиралась дома, потому что была слишком мала для этого, но могла украсть медикаменты, совершая преступление, исключительно из лучших побуждений. На случай, если заболею сама или, кто-то из близких мне людей, например Глория. Она была для меня как мама, и я очень боялась ее потерять. Но в тот вечер я помогла другому человеку и познакомилась с ним — с голубоглазым мальчуганом, с черными волосами. На вид ему было лет двенадцать, но взгляд был слишком злым для ребенка. Он словно был один из нас. Мне было непонятно его поведение, ведь у него был хотя бы папа, а у нас никого.       — Давай вызовем врача, у тебя же есть деньги, — умоляюще произнес парень, обращаясь к старику.       — Ты что, сосунок, хочешь, чтобы меня упекли за решетку? — Впервые я слышала, такую грубость и презрение по отношению к собственному сыну. — Что там за лекарство есть у той девчонки? Давай его сюда.       Лекарство подействовало довольно быстро и старик уснул в тот момент, когда мы с его сыном уселись на бревно, валяющееся рядом с кроватью.       — Спасибо, что спасла отца. — Никогда бы не подумала, что столь надменная личность знает слова благодарности и может их произнести. Судя по тому, как он скептически отнесся к предложенной таблетке, я поняла, что этот парень, как и я, не доверяет людям.       — Пожалуйста. Я берегла ее для Глории или для себя, но твоему отцу она нужнее. При воспоминании о няне, мой голос дрогнул и слезы вновь подкатили к горлу. Видимо, заметив это, парень недовольно поджал губы и перевел тему.       — Почему ночью по улицам ты бродишь одна? Где твои родители?       — Я детдомовская.       — Везет тебе. — Я удивленно уставилась на мальчика, заглядывая в голубые, холодные глаза, которые, все же, позволяли усомниться в его словах.       — Как тебе не стыдно! — вспылила я, подскакивая с бревна — У тебя же есть отец, а у меня нет никого.       — Зато у тебя есть еда и теплая кровать. — Огрызнулся на меня парень — А мне, чтобы поесть, нужно заработать. Да еще изловчится, чтобы мой честный заработок не отняли старшие. Да и этот еще заболел — парень небрежно кивнул в сторону своего отца. — Если бы не его уголовное прошлое, мы бы жили нормально. У меня была бы своя комната, много еды и мама. — Его зрачки блеснули, при тусклом свете, и напомнили море, наполненное водой, которую олицетворяли соленые слезы.       — Я тебя понимаю. Без мамы плохо. Мне очень жаль…       Наспех вытерев рукой подступающие слезы, парень подскочил с места и поставил меня на ноги, оказавшись совсем рядом. — Не надо меня жалеть! — Я не успела ничего понять, только сильно испугалась, почувствовав боль в предплечье.       — Лухан… Лухан… — послышались крики с улицы.       — Глория… — сорвавшимся голосом крикнула я, обернувшись к выходу.       Небрежно погладив мои руки, словно что-то отряхивал, парень резко обнял меня и грубо добавил: — Извини.       Когда его руки перестали меня держать, я пулей вылетела из подвала на улицу. Было все так же темно, но я слышала удаляющийся голос няни и побежала ему на встречу.       — Лухан, милая, я так перепугалась, когда на вечерней перекличке обнаружили, что тебя нет. — Я вцепилась в Глорию мертвой хваткой, обнимая ее, боясь снова потеряться. — Мы так за тебя испугались. Пойдем, тебе нужно отдохнуть, у тебя завтра особенный день.       Новый день не показался мне особенным: на завтрак все та же овсянка и сладкий чай, разве что, только улыбка Глории была грустнее. В тот момент, когда ребята пошли на занятия, меня позвали в кабинет к директору приюта.       — Я же говорила, что этот день будет особенный для тебя. — Сладким голосом пела няня, а на ее глаза наворачивались слезы.       Глория открыла дверь кабинета и пропустила меня внутрь, а сама осталась за ней. Я непонимающе смотрела на директора и сидящую рядом белокурую женщину, которая тепло улыбалась, глядя на меня.       — Это она? — дрожащим голосом спросила блондинка, продолжая располагать к себе, милой улыбкой.       — Да, сеньора Линарес. Это та самая девочка.       — Лухан, подойди к нам.       Я не сдвинулась с места, хмуро разглядывая женщину, одетую в чистый, идеально выглаженный костюм. От нее приятно пахло. Я никогда не чувствовала такой запах, который исходил от нее. Никто из работников детского дома не пах, так как эта женщина; ароматом богатства и безбедного существования. Детский страх, перед незнакомыми людьми все еще терзал мою душу. А мне, как детдомовской девочке не пристало доверять людям, ведь они в любой момент могут обидеть. Если конечно это не…       — Лухан, не бойся. — Мои мысли перебила директор и я перевела свой взгляд на нее, — Это Селена Линарес. Она удочерила тебя. С сегодняшнего дня ты будешь жить у нее.        Надо ли объяснять, что я была безгранично счастлива услышать эти слова. Все мысли о недоверии улетучились, оставляя только приятный, дорогой запах.       — Мама! — я улыбнулась, так широко, как могла и бросилась в объятья моей мамы, понимая, что моя жизнь начинает превращаться в сказку. Сказку для нас двоих и никто не сможет эту сказку разрушить.