Душевный стриптиз
17 июля 2018 г. в 10:25
Поход к психологу. Каждый четверг в половину седьмого. Как же заебал этот мнимый мозгоправ, которого хочется трахнуть каждый четверг в половину седьмого. И каждый поход к психологу мне напоминает душевный приват, за который плачу я же. Переступаю порог этой паршивой клиники, тут же надевая синие бахилы под пристальным взглядом молодой девушки, сидящей за стойкой.
— Леви Аккерман, — опережая ее дежурные фразы, говорю свое имя с фамилией.
Выпав на полсекунды из ситуации, она прикрывает свои ярко-красные губы и начинает клацать пальцами по клавиатуре. Уже не первый год хожу сюда. Могла бы уже и запомнить, в какой кабинет она посылает меня каждый четверг в половину седьмого. Она отвечает односложным номером и указывает в нужную сторону, чего я не дожидаюсь, широкими шагами уже направляясь туда.
Встаю перед дверью и, вновь пробежавшись по табличке о том, что нужно сперва постучать, толкаю дверь ладонью вперед. Он сидит в кожаном кресле, медленно крутясь и вертя в руках простой карандаш. Блондинчик не обращает на меня ни малейшего внимания, потому я просто прохожу внутрь. Дохожу до белого дивана и сажусь на него, отклоняя голову назад.
— О, Леви. — Кажется, его взгляд просто случайнейшим образом падает на меня. — Ты не постучался, — чуть погодя, высказывается Смит, подъезжая ближе ко мне.
— Как будто меня это волнует, — бурчу я себе под нос, и доктор этого не слышит. А может и не пытается слышать то, что я говорю.
Смит берет со стола свой блокнот, в котором хранятся тайны древнегреческого мира, и, щелкнув ручкой, смотрит на меня. Приподнимает широкую бровь, бегая глазами по моему лицу.
— Тебе сидя удобнее?
— Ты не предлагаешь лечь, — просто отзываюсь я, также, почти в упор, смотря на него.
— Тогда ложись, — начиная листать свой блокнот, предлагает псих.
Я закидываю ноги на диван и откидываюсь корпусом назад, наконец расслабляя свое тело. Прикрываю глаза, делаю глубокий вдох, чувствуя легкий запах лаванды в воздухе. Когда слышу голос Смита, приоткрываю один глаз и поворачиваю голову набок. Теперь его пах прямо напротив моего лица. Прелестно. Жаль только, что на нем эти идиотские брюки.
Он повторно зовет меня, и я отвечаю на первый вопрос об общем состоянии и прочей херне, не связанной с его делом. Хотя, расспросы об этой самой херне мне нравятся гораздо больше его вопросов о моем детстве, в котором Смит ищет ответы.
— Так, а как Эмили? Ты говорил, она хорошенькая. Вы сейчас вместе? — мягко улыбаясь, спрашивает доктор.
И даже толики ревности нет в его голосе. Ха, обидно. Мое самолюбие бьется в истерике, упиваясь слезами.
— Она мне уже не интересна, — без эмоций говорю я, переводя глаза на его воротник. Всегда расстегнута на одну пуговицу. И не душит ли?
Думаю, я бы с силой держал его горло в своем кулаке. А может и он мое. Интересно, как сильно бы он держал мои руки, прижатые к подлокотнику этого белого дивана, пока я по блядски оттопыривал свою задницу, ожидая, когда же тот расстегнет свой ремень и засадит мне по самые гланды.
— Ле-еви, — слабо помахав ручкой перед моим лицом, зовет меня Смит. — Ты слышишь?
— Ничего интересного не происходило у меня, — чуть грубовато выходит. Я не слышал вопроса, но по опыту знаю, что сейчас должен был следовать именно тот.
— Ладно, перейдем к тому, на чем остановились, — усевшись поудобнее, начинает Смит. Расслабляет ноги, дав коленям широко раздвинуться.
— И на чем же? — вскинув брови, смотрю на него снизу вверх исподлобья.
Его рука тянется ко мне, убирая черные пряди за ухо. Проходит кончиками пальцев по щеке, обводя скулу. Послушно выгибаю шею, подставляясь этой ласке, прикрыв глаза на мгновение.
— Это то, на чем мы остановились, доктор Смит? — с недоверием приоткрыв глаза, спрашиваю я.
Конечно меня сбило с толку его действие, но… зачем было начинать отползать и кривить рожу от картинного «отвращения», если можно было насладиться этим касанием. Да, не в первый раз Смит контактирует со мной не только вербально, но и тактильно, но в этот раз направление было чуть другое. Он часто убирал с моего лица волосы, объясняя это тем, что ему нужно отчетливо видеть мое лицо. И вроде ничего такого, не было вложено и толики эмоций такого рода, которые я испытываю каждый четверг в половину седьмого.
— Когда твой отец заметил тебя, целующимся с одноклассником, — прищурив глаза и склонившись ближе ко мне, начинает Смит, — что он сделал? Отругал тебя?
— Запер меня в комнате на неделю, не позволяя никому в доме разговаривать со мной.
— Но ведь тебе было всего пятнадцать, — вроде как изумляется доктор.
— Ему это никак не мешало лечить меня собственными методами на протяжении года.
— И почему же твой отец так хочет, чтобы я «вылечил» тебя, Леви? — оперевшись руками о колени и положив на кулак свой подбородок, спрашивает псих.
— Потому что считает, что я болен, — вполне логично отзываюсь я, приподнявшись на локте.
— Влечение к своему полу в вашей семье называется болезнью? — склонив голову набок, допытывается он.
— Да, — как всегда — безэмоционально.
— А ты, — дотрагивается до моей нижней губы указательным пальцем, — считаешь себя больным? — поведя руку немного вниз, оттягивает губу, непроизвольно слюнявя свой палец.
— Не совсем, — вновь тянусь за ним, — просто меня немного напрягает то, что я никак не могу почувствовать удовлетворение, — тяну последнее слово по слогам.
— Боюсь, я все эти два года просто сдирал с тебя деньги, как мне и нужно было по правилам частных клиник, — с притворным сожалением, вздыхает он.
— Не напрасно боишься, — спустив ноги на пол, мотаю головой из стороны в сторону.
— Деньги я вернуть тебе не могу, — поджал губы, подъехав ко мне еще ближе, чуть ли не сталкивая с ног.
Его прищуренные глаза и легкая блядская улыбочка шарлатана, дравшего с меня деньги. Но, я естественно знал это. Знал, что моя нетрадиционная влеченность — не болезнь, от которой меня жаждет излечить отец. Знал, что просто получал визуальное удовольствие за отцовские деньги и кормил ими эту бесчестную голубоглазую рожу.
— Так хотя бы раз за все эти приемы, отработай их, — уже не сдерживая свой минимальный уровень скромности, опускаюсь на колени своего психолога.
— Леви, — немного опешив от моих радикальных действий, он застывает в попытке сделать что-либо со мной, сидящим на нем, но я пресекаю их тут же.
Подтягиваюсь ближе, хватаясь за его шею. Пара секунд проходит в блуждании глаз на лицах друг друга. Только пару секунд я могу выделить для этого, ведь ощущаю буквально материальное дикое жжение на губах. Руки спускаются чуть ниже, и пальцы крепко цепляются за мягкую ткань на его затылке. Рывком подтягиваю Смита к себе за воротник и впиваюсь в его губы. Такие нежные. Будто увлажняет бальзамом их каждый день. Усмехаюсь про себя, сильно зажимая нижнюю губу зубами, перекатывая ее взад-вперед.
Наконец, мой копчик начинают греть широкие ладони, медленно опустившиеся на меня. И примерно в тот же момент, его язык стал пробираться в мой рот, нещадно щекоча мой. Чувствую, как от того, что Смит сжимает ткань моей рубашки, та выправляется из джинсов, оголяя кожу. Начинаю елозить на нем, чтобы он сразу понимал, на какую отработку своих денег я рассчитываю.
Сейчас, обтираясь своим телом о его и вертясь на его паху, как ужаленный, поход к своему психологу напоминает мне не только душевный приват. А вполне материальный.
Моя голова дергается в сторону, соскальзывая с губ доктора, и я решаю продолжать пробовать его тело на вкус. Языком прохожусь по скуле, доходя до уха. Слюнявлю мягкий хрящ и начинаю засасывать мочку, теребя ее языком уже во рту. Пальцы в это время нащупывают пуговицы и аккуратно расстегивают их, пока я с закрытыми глазами предвкушаю вид доктора Смита без его ебаной белой рубашки.
Когда ладонь уже ощущает холод бляшки, отрываюсь от покрасневшей шеи и наслаждаюсь открытой на сей раз частью тела моего психолога. Я настолько увлекаюсь его рельефностью, что не успеваю понять, когда Смит дергает ткань моей одежды на уровне плеч, не в силах содрать ее с меня. Я сам хватаю края рукавов и тяну вниз, избавляясь от рубашки, бросая ее куда-то на пол, а может она попадает и на диван.
Позволяю психу с минуту лапать мой торс, не выпуская языка из своего рта. Далее я снова нахожу его кожаный ремень, возможно купленный на деньги моего отца, которых тот не жалел в те дни, когда видел меня вместе с девушкой. Без проблем расстегиваю его, лишь на несколько мгновений отстранившись. Смотрю на Смита взглядом дикого зверя исподлобья, медленно утягивая собачку с молнии ниже. Дергаю дорогую ткань вниз, и, кажется, слышу треск, но меня это не сильно волнует, а Смит этого даже не услышал, будучи увлеченным обсасыванием моих ключиц.
Кожа горит ярким пламенем при соприкосновении с его губами и языком. Все жжется, как при воспалении. Да, отмыться от его слюны я не смогу никогда.
Пальцы цепляют резинку его белья и оттягивают ткань, высвобождая приличных размеров член. Пока я вожу ладонью по его паху, не касаясь уже влажной плоти, Смит наконец решает и мне облегчить участь. На порядок быстрее меня, он расправляется с моими джинсами с учетом того, что я ему помогал. Когда я остаюсь полностью обнаженным, сидя на бедрах Смита, решаю, сжать его член у самого основания, да так, чтобы глаза из орбит вытекли, чтобы почувствовал всю палитру моих эмоций которые я не показывал, лежа на его дерьмовом диване.
Когда я чуть ослабляю хватку, рука психолога поднимается по моей груди, ощупывает шею и, добравшись до подбородка, запускает два пальца мне в рот, играясь с языком и ощупывая неба.
— Оближи их по-лучше, Леви. Ты же не хочешь, чтобы я плохо растянул тебя, — сладостно шепчет он мне на ухо, второй рукой плавно водя по моему стволу.
От его слов меня пробирает новая волна возбуждения, которая растекается по всему телу, даря неимоверный прилив крови ко всем клеточкам организма. Мне так жарко. Во всей комнате так жарко. Кожа горит, и тушат ее лишь губы Смита, оставляя за собой влажные полосы жгучей слюны, заставляющей вновь и вновь требовать внимания. Как же жарко. Но пар выпускать ни за что не хочется.
Пока я большим пальцем ласкаю его головку, сочащуюся влагой, Смит достает пальцы из моего рта. Они оставляют за собой ниточки слюны, которые, оборвавшись, начинают течь по моему подбородку и ниже. Псих заводит руки за мою спину и одной начинает ласкать ягодицы. Оттопыриваю зад, чтобы Смит больше касался меня, что тот и делает. Сжимает и поглаживает, пощипывает меня, заставляя дышать сквозь стиснутые зубы. А затем, раздвигает ягодицы и начинает кружить одним мокрым пальцем у входа.
Сразу отпускаю и расслабляю все мышцы, падая на грудь врача, уткнувшись носом ему в плечо. Он нажимает пальцем на тугое кольцо мышц, которое никто до него не разрабатывал. Горячо дышит мне в макушку, проталкиваясь вперед. Вторая его рука не сходит с покрасневшей половинки, начиная еще усиленней ею заниматься.
Мои пальцы деревенеют, когда Смит проталкивает второй палец, легко скользя внутри, раздвигая пальцы там, натягивая эластичные стенки. Член болезненно тянет каждый раз, когда он трется между нашими телами. Мать твою, а я и не думал, что для того, чтобы трахаться с мужчиной, нужно столько усилий. И все же, каждое мгновение стоит того. Каждый потраченный цент моего «спонсора», заинтересованного в моем лечении от гомосексуальных наклонностей.
Смит вытаскивает пальцы, но лишь для того, чтобы пройтись по моему члену и собрать смазки. Пока он растягивает меня, как резиновую игрушку, у меня перед глазами темнело пару раз, отчего во мне появлялась легкая нотка паники, но она превратилась в целый аккорд, когда псих приподнял мое безвольное тело и усадил на свой член. Сначала медленно погрузив головку, а затем и войдя полностью.
Испытываю весь спектр эмоций, в котором главенствующая — раздражение. Я хочу, чтобы Смит толкался в меня силой, натягивая кожу вокруг ануса, чтобы я скакал на нем наездником. А способен я лишь кусать губы и жмурить глаза.
Псих целует мою искусанную шею и сжимает попу, которую удерживает на месте. Его легкое движение назад отзывается во всем теле, проходясь дрожью, заставляя бедра ходить ходуном. Но он продолжает. И двигается все уверенней, а я понимаю, что мне это в кайф. Понимаю, что мне это ахереть, как нравится. Тут я уже и сам начинаю подпрыгивать, а затем и вовсе скакать на его члене, удерживая одной рукой его горло, а второй, притягивая голову за светлые волосы, грозясь выдрать их к чертовой матери, если тот остановится хоть на секунду.
Это безумный мазохизм, просирания денег в бездну и познание того, от чего тебя силой оттаскивали, потрясают сознание, мутнеющее с каждой секундой все стремительнее и стремительнее.
Алый след за укусом. Дорожка слюны за языком. Капля пота за касанием. Сиплый выдох за толчком. Все было взаимосвязанно в каждых наших движениях.
Кончив, вцепившись челюстями в его плечо, я не в силах пошевелиться. А вот Смит продолжает вколачиваться в меня, не сбавляя набранного темпа движений. Он кусает меня за висок, сжимая кожу до синяков.
Он внутри меня. Он заполняет меня собой. Блядство, как же мне хорошо.
— Считай, ты отработал их, — выдыхаю я обессилено и, последний раз проведя по его груди ладонью, слезаю с него и валюсь на диван, хватая в руки любезно протянутые салфетки.