Bakemonogatari

      Таджима никогда не забудет того, что пришлось пережить по молодости лет из-за козлов Узумаки, чья техника Великой Печати Тринадцати Столпов превратила будни в беспросветный пиздец. Представьте на мгновение, вы полноценный человек с отличной физиологией, пылким нравом и очешуенной внешностью вдруг стали импотентом, и не фигурально — буквально! Ваши действия? Петля на шее да кунай в брюхе! Ибо висяк в хакама не жизнь, самое что ни на есть проклятье!!!       А случилась трагедия вселенского масштаба, когда отпрыски ещё в яйцах болтались. Чрезвычайно важная для клана миссия. Таджима с отрядом не доходит до места встречи с заказчиками, натыкается на психов Кагуя, с которыми вовсю мочатся Сенджу во главе с Буцумой. Ну, разве можно пройти мимо и не протянуть руку помощи в виде красноречивого изображения на скале, земле или дереве? Нет конечно! Вот и… попал, вернее — попали. Таджима не заметил приближения трёклятых Узумаки, не заметил и печатей, раскиданных по периметру, а всё почему? Потому что — внимание!!! — его шаринган должны заслужить! Идиот. Вот и поплатился, да так, что воспоминания до сих пор зудят под коркой, а сны тревожат, напоминают, нет-нет угрожают. Мол — шибко не радуйся, и тебя в скором времени ждёт участь незавидная. В общем, за высокомерие, нескончаемые подъёбы и все грехи вместе взятые, шарахнули по голове и отправили в нокаут — отсыпаться. Кто — догадаться несложно. Узумаки. Говорят, не хотели, но кто им, крысам, поверит-то? Правильно, Буцума. Только его можно наебать и выйти сухим из воды. Сколько провалялся в отключке, Таджима не скажет, но точно знает — помнит, когда очнулся, сразу почувствовал неладное. Запах — дома, одежды и постели, расписной потолок в стиле чунхва* (и на кой чёрт на потолке порнография в разрезе и совокупности — непонятно, пошаговая инструкция на тот случай, если приспичит?) и осторожные прикосновения сисястых ирьёнинок, которых в клане Учиха отродясь не водилось. Собственные руки показались страсть какими тяжёлыми, голова каменной, а волосня на груди чуть до инфаркта не довела. Думаете, на этом всё? Ошибаетесь. Очухаться в стане Сенджу и теле врага — Буцумы, или по-простому — Босеки, не такая уж большая проблема. Напротив — ого-го как занимательно, к тому же — огромное преимущество. Иметь возможность разузнать о расположении опорных точек, барьерах и формулах дезактивации, численности боеспособных шиноби, разновидностях яда, лечебных трав и лекарственных настоек — как минимум благословение Ками. Таджима, само собой, воодушевился. Решил покомандовать людьми Босеки. Но не тут было. Мало того, что ирьёнины запретили вставать с постели, видите ли лихорадит, телу после страшной по мощи техники необходим отдых, так ещё и обнаружилось (сутки спустя) — не стоит, нет, не так — не шевелится — вообще. И это притом, что в прямом смысле обложили красотками с умопомрачительными формами. В таком аду и прошла неделя. Таджима только и делал, что лежал да в потолок пялился, камасутру изучал, будто мало ему опыта и знаний.       Вторая неделя началась с болей в спине и пояснице. Ну ещё бы — столько лежать! Не сразу сообразил, как проснулся и от чего. А реальность оказалась весьма и весьма впечатляющей. Под одеялом усиленно наяривала чья-то по-женски миниатюрная рука. Таджима проморгался, лениво перевёл взгляд на совратительницу главы клана.       — Доброе утро, Буцума-сама, — пропел мелодичный голос лисы в квадрате.       Таджима рожей Босеки, как подобает Босеки, изобразил монолит. Девица, не прекращая колдовать над членом, стрельнула глазками. Таджима почувствовал, как тело взбунтовалось. Резко захотелось оттолкнуть, стиснуть в кулаке девичьи запястья и выставить за сёдзи. Не стал. Куда интереснее посмотреть на то, какими будут её глаза, когда поймёт, что зря старается.       — Не шевелитесь, Буцума-сама, я всё сделаю сама.       Таджима ухмыльнулся. Интересно, как выглядит харя Босеки, когда он вот так вот ухмыляется? Запечатлеть бы шаринганом, беда — в теле Сенджу кровь и техники Сенджу. Додзюцу не активировать, катоном не плюнуть и стояк не поймать. А тем временем, ласки под одеялом наращивают интенсивность.       — На тебя, моя дорогая Каяко, малыш-Буцума не реагирует, — певуче, так, как умеют только Учихи, протянул Таджима и отшвырнул руку ирьёнинши.       Каяко, оскорблённая до глубины души словами любимого (наверное), вылетела из покоев сродни урагану. Повезло девке, что родилась в племени тупоголовых брёвен. Босеки ему должен. И за Каяко, и за моральный-тире-психологический ущерб, и за то, что он собирается сделать, а именно — потрепать нервы всему селению. А начал Таджима со старейшин. Нахамил, пристыдил, мол, совсем не бережёте главу клана, у него не стояк, проблемы с потенцией, а вы всё о рисе да о редисе; погрыз ногти, поплевался перед ними заусенцами и пошлёпал в кузнецу — дальше нервы делать. Из кузнецы перекочевал в оружейную, из оружейной в пыточные — освободил Учих, похлопал бедолаг по плечу и со словами — передавайте привет Учихе Таджиме — другу закадычному — любезно проводил до ворот. За спиной стали шептаться, что головой поехал глава клана. Нужно срочно что-то делать, но стоило Таджиме-Буцуме сверкнуть глазищами, как всем вспомнилось его кровавое восхождение на трон. Так и пролетели три недели — скучно, но всё же — незаметно. Скучно, потому что так и не смог заставить писюню реагировать на поползновения прекрасного пола, незаметно, потому что отправил добрую половину стариков в лазарет — бока отлёживать. Нечего взрослого мужика уму разуму учить! К слову, даже До-сана умудрился обезвредить на десять дней, когда на пару с Онрё-саном решил пройтись по столице с жемчужиной на чёлке и в супер модных одёжках. А то тёрся рядом, тёрся, приглядывался, задавал неудобные вопросы, в каком возрасте целконулся, да кто осмелился целконуть.       Таджима ой как гордился собой. Вывести из строя целое селение и не вызвать подозрения — уметь надо. Знал бы он, чем в это время занимался Босеки, не любовался бы собой, а искал способ прервать побочный эффект техники недалёких Узумаки. Буцума же в теле некогда друга, ныне врага пустился во все тяжкие: девки — вино, вино — девки, вино — табак — карты и девки сверху. И не потому, что планировал, а потому что не мог справится с огненным нравом Учих.       Когда всё встало на круги своя, Таджима ужаснулся, ужаснулся и Буцума. Бунт полным ходом. И у Сенджу, и у Учих. Пришлось идти с повинной — мир заключать. Заключили. Пока мирно сосуществовали, породили сыновей.       Таджима глотнул сакэ, языком растёр по нёбу сладость. Хорош подарок. Умеет старший сын Босеки качественно подлизываться. Скоро у Мадары день рождения, вот и преподнёс сласть заморскую отцам, чтобы пробу сняли, оценили, так сказать. Уж кому, как не им — алкашам прожжённым, знать толк в сакэ. От одного только запаха глюки ловят да обниматься лезут — с каждым встречным деревом. И тут Таджиму вдруг осенило. Как так вышло, что абсолютно тормознутый во всех смыслах Босеки смог заделать четверых?       — Эй, Босеки…       — Не зови меня так! — рявкнул Буцума с присущей только ему враждебностью.       Таджима цокнул, взглядом скользнул по внутреннему дворику и остановился на цукубае.       — Помнишь, мы телами поменялись?       — Не напоминай!!! — взревел Буцума так, что Таджима дрогнул.       — Ты чо орёшь? — непонимающе моргнули подслеповатые шаринганы.       — Ты!.. Ты!!!       — Что — я?       — Ты оскорблял старейшин, довёл кузнецов!       — А ты дрочил за каждым углом. Отрывался, нэ?       — Ты опозорил меня перед кланом! В столице! Из-за тебя До-сан месяц не разговаривал со мной, обходил стороной!!!       — Ты подставил Сугуру в борделе.       — А ты поднял бунт!!!       — А ты проиграл казну Учих и вылакал годовой запас сакэ.       — Ты унизил Каяко!       — У тебя на неё не стояло. Чем, по-твоему, я должен был крыть?       — Такту не учили?       — Не стояк тактом крыть собрался?       — Всё у меня стоит!       — Я помню, ага.       — Т-ты… Т-ты… Дыра в кармане!       Похождения Буцумы в теле Таджимы по сей день выплачиваются из казны Учих. Сучий потрох, знает, куда бить… на что давить. Ну, ничего. Скоро зазнобе надоест кормиться обещаниями, наденет клыкастую маску, своё второе — я, и выбьет из Босеки и Сенджу всю дурь, а пока, хватит и короткого, но весьма красноречивого:       — Висяк в хакама.