разрушающийся

Он закрывает за собой дверь и щелкает замок. Как всегда в идеально выглаженной рубашке и штанах. Скидывает рюкзак и растегивает пару верхних пуговиц. Слишком нетерпеливо наливает себе стакан виски и опрокидывает в себя залпом. Несколько секунд стоит не двигаясь. Леви Аккерман - один из известнейших парней в старшей школе, не смотря на то, что вовсе к этому не стремится. Всегда один, всегда крайне сдержан, с лицом, не выражающим эмоций, помимо легкого презрения к окружающим. Парни считают его слишком уж самовлюбленным и гордым. Девушки говорят, что считают так же, а на самом деле каждая из них втайне думает о нем, изо всех сил стараясь не пялиться при каждой встрече. Через несколько секунд он совсем снимает с себя призрачно белую рубашку, бросая на диван, и спускается по железной лестнице вниз, в небольшое, но свободное помещение. Подходит к груше, висящей посередине комнаты. Даже не смотрит на неё, просто стоит несколько секунд, ровно, с идеальной осанкой. А затем наносит первый мощный удар. Комнату наполняет тяжелый глухой звук, для него он лишь отдаленное эхо. Второй удар не заставляет себя ждать долго, ровно как и третий. Он бьет и бьет, наносит удар за ударом, не чувствуя ни боли, ни крови на собственных руках. За несколько секунд он превращается в другого человека, каким может быть только наедине с самим собой. Удар. Удар. Удар. Кожа с косточек на руках сдирается, кровь проступает снова и снова, оставляя на светлой груше грязные отпечатки, словно шрамы и синяки. Но он не останавливается. Продолжает бить, будто это всё, что он умеет. Парень, не подпускающий к себе никого. Что они понимают, эти чертовы люди вокруг? Разве знают они, что единственные люди, которые однажды приняли его и последовали за ним, умерли? Единственные люди, которых он так любил, хоть и никогда в жизни не признавал этого. Проблемный парень с изувеченным разумом и душой. Останавливается, только когда сил совсем не остается. С трудом стоит на ногах, тяжело дышит, все еще держа руки, сжатыми в кулаки, приподнятыми. С поверхности белой кожи тонкими струйками стекает кровь. Алые созвездия полностью украсили боксерскую грушу. То, что заставляет его все еще держаться. Но ради чего? Он отходит к стене и закуривает одну из самых крепких сигарет, впуская тяжелый дым в легкие. В помещении так тихо. Он исходит от ненависти к себе. Люди, которых он подпустил к себе, мертвы. Люди, которых он может подпустить к себе, тоже умрут. Круги под его глазами выдают миллионы бессоных ночей. Всё из-за кошмаров и бесконечного самокопания. Он тяжело докуривает сигарету и вновь идет к центру комнаты. Удар. Кровавые созвездия расцветают на его бледной коже, вновь и вновь, будто бы необходимая ему доза лекарств. Он со странным удовлетворением выдыхает, когда тело его снова покрывают синяки и ссадины. Что может быть лучше сладкой, тягучей, алой боли в хрупком бледном теле? Когда кровавые цветы прорываются сквозь твою тонкую кожу, пуская корни в твои хрупкие вены, вростая в легкие корнями. Он любит это настолько страстно и сильно, что даже ненавидит. Человек с катастрофической склонностью к саморазрушению не чувствует ни черта, и, в то же самое время, он - комок обостренных нервов, адской боли, словно одна огромная обнаженная кровоточащая рана. Лекарства не будет. Ровно как и регенерации. Наоборот - рана будет лишь становится все больше и больше, расширяясь до тех пор, пока не поглотит его целиком и полностью. Он - это синяки на его теле. Он - это его раны и ссадины. Он - это кровь. Что может сделать человек, сталкиваясь о камни собственного внутреннего барьера? Что может сделать герой, когда он является своим собственным зверем? Ты горишь в своем собственном огне, и только у тебя есть вода.