Утро началось с раннего подъёма. Проснулась я под боком Барка, на животе которого блаженно спал Киар. Кричали ли уже петухи?
Вдоволь насладившись картиной «семейной идиллии», я мышью выползла из кровати. Сон не хотел отпускать и настойчиво требовал своего. Полночи провела без него, с непонятными мыслями. До сих пор не верилось в то, что случилось. За какую-то неделю мне всю жизнь с ног на голову перевернули и вывернули. И было страшно засыпать. А вдруг всё обман? Флоин всё вспомнил и сейчас несётся во все неблагочестивые? «Нет, бред» со скоростью вспышки сменялось на «А что если?». Вот и лежала, постоянно поправляя одеяло на плечах брата. И дрёма сменилась чутким сном, когда лёг Барк. Ну хоть какое-то чувство защищённости.
Подкинув к тлеющим, едва ласкаемым слабым язычком пламени, уголькам парочку поленьев, которые вскоре затрещали, отдавая своё тепло, я уселась за стол, ожидая, пока согреется мой грудной сбор. Кашель вновь возвратился ко мне. Сколько я уже мучалась с ним? Наверно года три точно есть. Стоило только осени или весне войти в свои владения, ведя за собой слякоть, влажность, и редкие заморозки под руку, так мою грудь крепким стальным обручем стискивал кашель. Не оставлял ни днём, ни ночью, нещадно раздирая и без того больное горло. И приходилось ходить укутанной в шарф уже в тёплые дни с длинным шлейфом запаха спирта, когда все остальные убирали шерстяную одёжку куда подальше в сундуки. И привлекая ещё больше внимания.
Теплый перенастоявшийся сбор горчил и щекотал нос терпким запахом багульника, который, похоже, начал преследовать меня, мяты и календулы. Противно вязал рот, но я готова терпеть и пить что угодно, лишь бы не перхать. Особенно, в этом путешествии. Эх, без тоски и не вздохнешь. Когда я окажусь здесь вновь? Надеюсь, что в скором времени, ведь я уже начинала скучать. Даже эти пузатые чугунки с прихватами навевали грусть.
Со двора раздался собачий лай, но не та привычная перекличка. И конское ржание.
Что-то не так. Явно не так. Помянула лихо, чёрт!
Я выглянула в кухонное окно. Фух, благо, что не Флоин! Но всё равно не тот, кого я бы хотела видеть. А если буду тянуть, то вряд ли всё закончится хорошо.
Собаки грозно рычали и лаяли, прыгали на запуганную до смерти белую лошадь, пытаясь клацнуть ту за защищённые бока и ноги или стащить всадника. Мужчина тянул поводья, деря кобыле мундштуком щёки, отчего та вставала на дыбы, обнажая плохо прикрытый живот, отчаянно брыкалась и оттанцовывала, лишь бы не стоять на месте и не быть лёгкой мишенью. Псы сцепили круг, и уже метили на всадника.
— Фу! Брось! Пшли вон, черти облезлые!
Я выбежала на крыльцо, едва не забыв надеть сапоги, свистела и привлекала внимание собак, подзывая к себе. Даже наплевала, что на мне одна лишь ночная рубашка и что ночные заморозки еще не ушли на упокой. Ноль внимания. Линялый чёрный пес, расхрабрившись, кинулся и уцепился за руку всадника. Почувствовав слабину, меньший натяг узды и нечто тяжёлое на боку, лошадь громко заржала на дыбах, выбрасывая вперед копыта, ударив подвернувшегося пса. По двору побежал жалобный скулёж. И не сбежать – окружена со всех сторон. Ещё немного и они стащат его наземь и погрызут!
Двоих я кое-как смогла оттащить за ошейники. Но, чёрт бы драл их за куцые хвосты! Они рвались, душа себя, хрипели и рычали, оскаливая пасти. А я будто тряпичная кукла, которую тянут за ручки.
— Чего стоишь, идиот?! Вали отсюда, пока не сорвались!
И чего он медлит? Неужели мало досталось?
Оглушительный протяжный свист с крыльца чуток усмирил псов. Ты так вовремя Барк! Он шёл не спеша, чуть прихрамывая. Недовольный от того, что подняли чуть засветло. Ну, никто же не знал, что кто-то мог так нагло заявиться. Если хватило ума притащиться СЮДА, то он всяко неместный. Да и я его особо не узнаю. Кто это?
Ха, вот так номер. Собаки расступились, поджав остатки хвостов и уши. И взгляд такой по-собачьему жалостливый. А потом и вовсе к земле стелиться начали, увидев плеть. Хоть и жалко их, запуганных и битых, но как ещё на них воздействовать? Один Барка цапнул, другой без команды всадника тащить начал. Остро щёлкнула плеть, попадая по лапам, бокам, спинам, и с жалобным повизгиванием, скулежом, собаки бросились к псарне. И лишь один, видимо, принявший удар копытами, семенил, подволакивая лапы. Барк всучил мне жёсткую плётку, любовно взял на руки пса, что тот, с тихим поскуливанием, начал вылизывать его руки, и ушёл.
Я повернулась к всаднику лицом. Тот трепал ещё нервную лошадь по загривку, одной рукой стряхивая сор.
— Вы кто?
— Не узнаёшь? — и только сейчас я увидела, кто это, когда он сбросил капюшон, спешившись с лошади.
Ганс. Только аккуратно стриженный. Ну теперь всё ясно и понятно. С той же натянутой «обворожительной» улыбкой.
— Эй, за что?! — парень тёр бедро после щёлкнувшей его плети.
— За всё. И за собак в том числе. — Мне сразу вспомнилось, что он творил в комнате «Бокала». Петух ощипанный. — Ты чего припёрся? Где Геральт?
— Геральт, Геральт! А по мне совсем не скучала? Ай, ну ты чего?!
— Где он?
— Да припрётся твой ведьмак, чего переживать?! Чуть позже. А меня отправил проследить за всем. Всё, довольна?
Да, довольна, так как ведьмак ему, похоже не сказал о собаках. Это тебе за вывернутые запястья!
— А ты слишком смелая стала. Думаешь, раз за тебя ведьмак впрягнулся, так всё – можно себе позволить дерзить? — он, нахмурившись и тяжело дыша, сделал шаг ко мне, почти вплотную приблизившись. Мы долго смотрели друг на друга. Угрожает мне? Не тебе мне указывать, парень. Таких, как ты, я уже повидала в жизни, и не тебе венчать сей перечень. Вы лишь на словах дельцы, а что до дела – так в кусты.
Ганс ухмыльнулся, поправляя слегка потрёпанную стеганку:
— Ух, какая ты сердитая. Сейчас вцепишься в глаза, как кошка. Эх, — он отступил, — ладно. Ты всё собрала? Ну хорошо, мне работы меньше. В дом войти можно? Или там тоже собаки?
— Лошадь уведи отсюда. Нет гаранта, что собаки не кинутся на неё вновь.
— А на кой чёрт ему столько боевых псов?
— Чтоб такие, как ты, не сновали повсюду.
Ганс ответил мне скривившейся миной и, намотав узду на кулак, начал приглядываться, где бы привязать лошадь, да так, чтобы из виду не пропадала. Постоянно оглядывался на дом, двигал губами, будто считал что-то. По-моему, он просто тянул время.
— О, великан идёт твой.
— Как собака? — спросила я, когда он подошёл. Натянул рубаху на животе Барк, показывая размазанные тёмные капли. Да уж, собакам хорошо досталось. И смотрел на парня с такой ненавистью. Не будь меня, точно бы отвесил ему пару хороших затрещин. А Ганс стоял, смотрел безразлично, как ни в чём не бывало.
— «Не знаю, вроде нормально. По лопаткам дала, хорошо дала. Понаблюдаю с день-другой, а там как будет. А это кто? Ещё один ведьмак?» — лицо его было исписано раздражением и толикой презрения.
— Нет, его напарник. Ганс.
Парень, слегка улыбаясь, кивнул головой. И почему у меня такое ощущение, будто я знакомлю своего отца с человеком, который хотел попросить руку и сердце его дочери?
— «Тогда сделай так, чтобы этот напарник исчез с глаз моих», — после этих слов, Барк грубо вырвал узду из рук Ганса и скрылся на заднем дворе вместе с лошадью.
Отличное начало дня.
— Пошли.
— Так там с лошади снять на...
— Барк и без тебя разберётся. Идём.
На кухоньке, сверкая босыми пятками и стоя на стуле, смотрел в окошечко Киар и, видимо, всё видел. Соскочил и злобно дёрнул меня за подол, только я вошла.
— Ты совсем с ума сошла? А если бы собаки и на тебя прыгнули? Если бы загрызли? — ругался брат.
— Если бы я не вышла, — я кивнула на Ганса, — то на этого бы раньше прыгнули и загрызли. Ты почему босой?
— А кто это?
— Иди быстро обуй ноги! Быстро! Барк тебя лечить не будет, домой пойдёшь!
Брат что-то обиженно пробубнил и нарочито громкими шагами ушлёпал в комнату.
— Это что, сын твой? — удивлённо спросил Ганс, провожая мальчика взглядом. И, не показалось ли мне, что он как-то изменился в лице? Ха! Если совру, он может лезть и не будет, мол, всё, порченый товар. А если наоборот? «Ей всё равно терять больше нечего». Ну, а если по правде: он что на самом деле не видел столь разительную разницу во внешности? Ганс развалился на стуле, раскинув ноги, и выжидал. Пф, как будто мой ответ что-то ему даст.
— Брат мой, — сказала я, помешивая жидкую кашу.
— Вы совсем не похожи. Кто из вас нагулянный?
— За языком следи! Не сосчитать, сколько ты уже нагулянных оставил, — вот чего он нарочно провоцирует? И ещё сидит, ухмыляется!
Вошёл Киар. Обутый в чуть великоватые сапожки, которые только с шерстяными чулками и носить. Серые чулки смешно выглядывали из коротких голенищ. Брат прошаркал к своему стульчику, да только запнулся об вытянутые ноги и едва не полетел носом в пол. Один сапожок остался за ногами. И видно, как крыл улыбку Ганс. Стервец. Киар, весь обиженный, забрал свою обувку, и протопал-прошаркал на стул.
— Ноги подбери свои. — И, ясное дело, моё замечание пролетело мимо ушей.
— А мне кашку не предложишь?
Геральт, ну где же ты? Зачем тянуть то, что неизбежно, пусть даже для меня. Быстрей уеду, быстрей вернусь. Так ещё сиди и терпи эту «прекрасную» тугоухую компанию.
Ганс и Киар изучали друг друга, да только что это может дать ребёнку от взрослого и наоборот? Брат даже глаз не спускал, всё смотрел, не глядел даже, куда ложку тыкал. Не глядя взял мою кружку со сбором, но быстро же отпрянул от неё и, вроде бы, чуточку пришёл в себя. Будто привороженный. А что если...? У меня аж волосы дыбом встали!
— Киар, иди поиграй, — взяла под ручку я его, не спуская глаз с сидящего Ганса. Брат послушно вышел, странно хлопая глазами и перешагивая чрез вытянутые ноги. Тут же зашёл Барк, весь без настроения. Неужели это из-за собаки? Что-то поздно было проявлять нежность, любовь и ласку, особенно после того, что мне доводилось слышать из псарни.
— Убери ноги, — вновь повторила я с интонацией приказчика. Он лишь чуть-чуть сдвинулся, так, что если уж и проходить, то необходимо лезть к маслобойке и веникам-метёлкам в угол, а после, по самой печке, собирая белила своей спиной.
— «Он меня выводит».
— Барк, пожалуйста, успокойся. Скоро приедет Геральт и... — и не дав мне договорить, Барк звонко хлопнул.
— «Скажи ему, что я сейчас на его палки и шагну. Захотел ножки как у олененка, то я ему их с радостью подарю!»
— Барк, ну ты же не серьёзно? — на что он грозно кивнул на Ганса.
Я с шумом вздохнула. Неужели, он правда способен? Что с ним такое с утра? Где мой привычный добрый мясник?
— Ганс, убери ноги, иначе возымеешь ножки, как у оленёнка.
Ганс лениво взглянул на меня, перевёл взгляд на Барка и что-то такое видимо сжалось, дёрнулось, что он сразу принял позу послушного мальчика. Ха, видимо сжалось то, на чём сидит! Ладошек на коленках не хватало! Барк со скрипом уселся на стул боком, грозно глядя на парня. Ему я тоже наложила каши, и, что забавно, уплетал он её не хуже, чем малыш Киар.
— Где он оставил лошадь? — спросил Ганс у меня, глядя исподлобья. Я перевела взгляд на Барка, терпеливо выжидая его ответа. Не знаю что, но меня настораживало и несколько пугало его поведение. Будто я вернулась в первые месяцы работы.
— «У псарни. Не боись», — заверил меня Барк, увидев мои настороженные глаза, — «Собак я загнал. Сидят как мыши на чердаке».
— А вещи где?
— «Там же».
— А не отсыреют? — спросила я. Ганс так вообще недоуменно глядел то на меня, то на Барка. Эх, и когда же я привыкну к этой реакции окружающих?
— «А что, есть желание сходить за ними? Прошу тогда». — Барк указал широкой ладонью на выход. Я опешила. Он никогда так не вёл себя по отношению ко мне. Случалось, где я нашкодничаю, где он поругает меня, но делал это по-доброму, по-отечески. А тут злой, сердитый, как металлическая стружка.
«Ну и сиди тут один с ним, раз гонишь! Ходи ещё тут, да в зубы каждому заглядывай! Мне тоже много что не нравится, но ничего, не срываюсь же!»
Я оставила их одних на кухне, сама же ушла в «свою» комнату, уставленную мешками. Настроение мне испортили в край, одежду я с себя едва ли не срывала. Растрёпанная коса лезла под руки, отчего получала своё тоже, но и давая мне сдачи по спине и бокам. Ещё вспомнить бы, в каком из мешков моя одежда.
Отыскав мешок, я разложила всё на кровати, поверх наваленных тряпок. И в как мне это «обмундироваться»? Какие-то замочки, шнурки, ремни. Ладно, штаны: ноги просунул и готово. А с остальным как быть?
— Тебе помочь?
— Тьфу ты! Черта на тебя, Геральт! — благо успела ухватить рубаху да прикрыться. А ведьмак тихо пристроился в дверном проёме, привычно скрестив руки на груди. И улыбался. Вот извращенец! — И как долго ты тут стоишь и пялишься?!
— Недолго, буквально несколько секунд.
— Выйди, я в неглиже! — зашипела я.
— Ох, какие слова ты знаешь.
— Выйди! — Я швырнула в него какую-то тряпочку. Тот схватил её ловким движением руки, скомкал в ладони, мазнул последний раз взглядом и ухмылкой по мне, да вышел, сказав:
— Тебе всё равно понадобится помощь с курткой, — и прикрыл дверь.
И как это понимать всё? Это что, в порядке вещей? И вот после такого я должна преспокойно ехать в компании этих мужчин, один из которых однажды и так уже явно поднял руку на мою честь? Боги, ну хоть Геральта не уподобляйте этому Гансу! Теперь вообще никакого желания нет куда-либо ехать. Я очень надеюсь, что случившееся – просто ошибка и чаровник криворотый наказал ведьмаку по более, чем тот мне рассказывал.
И всё же нужно держать ушки на макушке, глаза открытыми и нос по ветру. И дорогу по возможности запоминать. А то мало ли – вдруг что? Может, я какой-никакой стилетик откопаю тут?
С курткой я сражалась долго. Ещё и не гнётся, дура кожаная! Ни так, ни сяк! От рывков и трепыханий я лишь больше злилась, краснела и потела. Уже была готова вышвырнуть её в окошко и надеть свои «капустные» тряпки, как скрипнула дверь, блеснул золотом глаз ведьмак.
— Ну помоги, — сдалась я, сдувая с лица волосы.
И разобрался на раз-два. Я даже толком запомнить ничего не успела. Похоже, больше я её с себя никогда не сниму. И в ней похоронят меня, скорбно нацарапав на могильной плите: «Покоится Рианнон Агнар, почти 18 зим от роду, трагично погибшая в тисках кожи». А курточка, в целом, ничего – сидела хорошо и по размеру, в груди не сжимала, движения не сковывала. Да и теплее оказалась, чем все мои одежки.
— Ты чего так утром пылила на пустом месте? — спросил Геральт, подавая мне вещи, которые после просто закидывались в мешок.
«Ничего не скроешь от него», — подумала я, а в ответ лишь просто покачала головой.
— Ты Гансу специально не сказал, что тут боевых псов как... нерезаных собак?
— А ты думаешь, что он меня во всём беспрекословно слушает? Благо, что он вообще сюда добрался, иначе мог бы опять завернуть в таверну и двинулись бы мы спустя лишь дни. Ты знала, что у вас тут в «застенках» корчмушка есть?
Я ухмыльнулась. Эх, да какая это корчма? Огромный пустой дровяник, стоящий в начале «застенок», где вечерами деревенское и непривередливое «стенное» мужичьё затягивало свои пьяные кутежи, а после горлопанило чуть ли не по всем Стобницам похабные песни о лесных нимфоманках с полными грудями и пастухах-удальцах, у которых штаны не только дудочка натягивает. Велика потеря бы была: ну напился бы, ну свалился бы куда-нибудь, проспал бы дня два и всё. Может оно даже и к лучшему было бы.
— А кто к вам ещё приехал? — я недоумённо взглянула на Геральта. — За домом стоят два коня, не считая моей Плотвы, вот и интересно, откуда ещё один взялся.
Я пожала плечами. Я лично ничего не слышала. Самой стало интересно. Надо будет спросить у Барка.
Геральт взял мои пожитки и вышел, я за ним следом. На душе заскребли кошки. Какое-то непонятное ощущение поселилось в животе. Плелась безвольным хвостом за ведьмаком, остановилась в проёме и смотрела, как он подвёл к крыльцу Плотву, как подвязывал мешки на лошадиное седло. Не заметила, как вышел Барк, толкнув меня животом, и скрылся со двора за домом. И появился спустя минуты, ведя под узду молоденькую черногривую, полностью снаряженную, гнедую кобылку. На вопросительный взгляд ведьмака, Барк просто кивнул на мешки и на кобылку, украдкой глядя на меня. И тут до меня дошло.
Так вот ты куда ходил ночью. Спасибо, мой добрый, обиженный мясник.
Геральт ушёл опять в дом, я же спустилась к Барку. Тот гладил лошадь по шее, тяжело вздыхая.
— Спасибо, — прошептала я, часто моргая. Барк взял меня за подбородок, унимая дрожь в нём.
— «Прошу тебя, только не плачь», — и обнял меня. Почти как папа девять лет назад. А у меня рук не хватало и, чтоб его обхватить. Уткнулась лицом в живот, его рубаха впитывала мои редкие слезинки. Своей жёсткой ладонью мягко гладил меня по волосам. Будто в его руках не девушка, а маленький котёнок.
Или кошка, которую я оставила «Бокале».
— Я скоро приду, — нехотя отстранилась я. За все утро Барк так и ни разу не сменил выражения лица. Но глаза говорили многое.
Прошла мимо Геральта, смиренно стоящего и облокотившегося о загородку широкого крыльца. Взяла свой старый кафтан, обвязала шалью шею. Из гостиной выглянул Киар.
— Можно я с тобой?
— Конечно.
×××
На улице на нас все оглядывались. Значит, много чего ещё напридумывали из той истории. Хм, даже интересно послушать. Кто-то перешёптывался, украдкой поглядывая на меня, кто-то двусмысленно улыбался, кто кривил лицо так, будто паралич хватил. Брат глядел на всех них, волчком крутясь по дороге.
— Киар, смотри под ноги, — сказала я брату, когда он, не заметив, шлёпнул по луже, обрызгав всё вокруг.
По дороге к «Бокалу» мы собрали свору друзей-мальчишек Киара. Даже они были в курсе того, о чём судачили Стобницы. С одним брат чуть не подрался, благо, что я разняла. Так этот шалопай ещё что-то мне в спину похабное кричал. Как там Кази таких называла? Пиздюки мелкие? Может удастся застать её, извиниться и попрощаться?
Открыв дверь заведения, я пропустила брата вперёд. И тут у посетителей была такая же реакция, как у остальных. Девочки, с которыми я работала локоток об локоток, обходили меня стороной и странно смотрели. На мои тихие приветствия не раздавалось ни звука. Впервые за всё моё время пребывания в «Бокале» мне хотелось поскорее уйти. Хотелось спрятаться от презренных и злых взглядов. А я ведь ни в чём не виновата. Разве лишь в том, что родилась не в то время и не в том месте. Вели они себя по отношению ко мне так, будто я вшивая попрошайка или насильница малолетних. Уже пожалела, что привела с собой Киара. Как бы к нему отношение не поменялось.
Как бы он не оказался в моей шкуре.
Лишь Мнишка, стоящий за стойкой принял меня более-менее радушно и спокойно:
— Рина? Вот так встреча! Жива и невредима! Ты где всю неделю пропадала? Тут чего только не напридумывали по этому поводу. Одним словом: бабьё – лишь бы языком почесать.
— И я рада тебя видеть, Мнишка. У меня к тебе есть вопрос.
— Задавай, малышка, — он подмигнул мне, протирая кружку. А я-то слышу, как притихли близлежащие столы. И именно «бабьё» и сидело за ними. Старые курвы...
Поэтому я кивнула ему головой в коридорчик, ведущий на второй этаж. Паренёк кликнул одну из девочек себе на «сменку» и поспешил ко мне.
— А чего не там? Прячешься от кого-то? — спросил он, засунув руки в карманы.
«Да, ото всех».
— Нет, просто там шумно. — Глупая отмазка, и всё же. — Из комнаты «на два» выселились? Сегодня? — на что мне Мнишка кивал головой. — А ты знаешь, кто там проживал?
— Два наемника каких-то. Один седой, другой молодой. А что?
— А кто им готовил комнату? Ты? А ты не заметил там чёрненькую квартирантку?
Мнишка хитро прищурился и добро улыбнулся:
— Так вот кто заселил её мимо журнала?
— Куда ты её дел? Выбросил?
Мнишка показал мне «одну минуту», а сам исчез, но вскоре появился и позвал за собой на второй этаж. Открыл первую дверь, пропуская вперёд.
И сидела она на пыльном окне. А стоило нам войти, как она сразу же спрыгнула, громко мяуча. Оттирала ноги каждому, мне особенно. Соскучилась что ли?
— Я хотел было Кае сказать о ней, но потом передумал. Ласковая такая, чертовка. Понравилась она мне. Ну я ещё подумал, может кто из вас пожалел её и притащил. А комнату-то сдавать надо, ну я перетащил её сюда. С неделю тут она у меня, я кормил её, ухаживал. Заберёшь?
— Да. Спасибо тебе, что позаботился и не погнал её прочь. Как говорится, заслужил, — я дала ему маленький мешочек с деньгами – последние остатки. — Киар, бери кошечку, домой понесём.
Брат, сидящий на корточках и ласкающий кошку, сначала улыбнулся, а потом вдруг погрустнел:
— Папа не разрешит же. Сама знаешь, что он делал с другими животными.
— А я не этот дом имею в виду. Барку отнесём.
— Как он там кстати? Второй день не видать.
— Нормально. Спасибо тебе ещё раз, Мнишка. Прощай.
— О, а чего это «прощай»? Уезжаешь что ли куда? Это всё из-за того, что произошло? — спросил он меня, запирая дверь. Кошка комфортно себя чувствовала на руках Киара и мурлыкала свою песенку.
— Да, на неопределённый промежуток времени мне нужно уехать. Только очень прошу, не трепайся об этом на каждом углу.
— Эх, жалко конечно. Ну я всё равно буду ждать нашей встречи. Что бы ни случилось, двери «Бокала» всегда для тебя открыты. Поэтому, до встречи, Рианнон.
×××
Когда мы вернулись, Ганс и Геральт сидели на крыльце, а Барк опёрся могучим плечом об балку, поддерживающую крылечный навес. Ждали нас.
— Рина, ты чего? — Киар меня спросил, почесывая кису за ушком.
И сама того не заметила, как замедлила шаг, а вскоре и вовсе остановилась, не дойдя и малого. И ноги не несли туда. А может развернуться и нестись прочь, наплевав на ведьмака, Ганса, этого грёбаного чаровника, которому я ни с того, ни с сего понадобилась? Поздно ли было отписываться от данных мною слов?
«Нет, Рина. Раз обещала, значит, надо. Это же не навсегда. Так, пару недель может, и ты вновь во Стобницах. Рядом с Киаром, Барком и кисой».
Я поравнялась с братом, и мы зашагали вновь. А я всё успокаивала и успокаивала себя. Геральт и Ганс уже стояли у своих лошадей, держа под узду. Барк держал мою. Интересно, а сейчас самое время сказать, что я ни разу не ездила верхом?
— Готова? — спросил меня ведьмак.
— Ещё минутку, хорошо?
Он кивнул головой. А я точно знала, что минутки мне не хватит, и буду тянуть её до предела.
— А это тебе Барк, — сказала я, и Киар протянул ему кошку. Тот устало улыбнулся. — Пусть она побудет твоей «обузой» на неопределённое время. Чтоб не расслаблялся, так сказать. Только смотри, чтоб не подрали её. Я приеду, проверю.
Аккуратно, будто пушинку, он взял её. Оба были удивлены. Та его обнюхивала всего, так как от него наверняка несло псиной, под руку особо не шла. Но это не мешало им для «знакомства».
— Ну что ж, — я присела на корточки рядом с братом. — Пора прощаться. Пообещай мне, пожалуйста, что ты будешь навещать Барка и кису в мою отсутствие. Будешь помогать по мере возможности. И... — я немного запнулась. Слёзы комком в горле стояли, — меня не забудешь, потому что в тот дом я уже вряд ли когда-то вернусь. Хорошо?
— Обещаю, — пропищал он, обхватив меня за шею. Я обняла его и ни за что не хотела отпускать его от себя.
— Кушай хорошо. Не хулигань сильно. Помогай... маме. Учти, я приеду и всё у Барка спрошу, как ты вёл себя. И, не дайте боги, если он мне пожалуется. Накажу. Понял?
Киар улыбнулся, кивая головой. Утирал нос и щёки рукавом куртёнки, размазывая грязь и слёзы по лицу. Эх, никак не тебя приучить.
— Ну всё, всё. Не плачь, а то мальчишки увидят и засмеют. Я же не навсегда уезжаю, так на пару недель. Если что Барку жалуйся. Он всем писуны поотрывает. — Киар хихикнул, выпуская меня из рук. А я последний раз потрепала его за щёчку.
Ведьмак подсадил меня. И было до жути непривычно и неудобно. Надеюсь, это не так сложно и страшно, и ноги у меня не отваляться.
— Я вернусь, и мы вновь заживём как обычно. Ну почти. Плевала я на то, что там нужно тому стручку магическому. Теперь, кроме тебя и Киара, у меня никого дороже нет. Приглядывай за ним, если что. И береги себя, пожалуйста.
Барк с кошкой обнял меня. Да к чему сейчас слова? Не найдёшь и не подберёшь. Он меня успокаивал, хлопая по спине. Жёсткая борода колола щёки и забирала мои слёзы. Взял мой старый кафтан с шалью и подал новенький плащик.
— «Возвращайся скорей».
Ганс двинулся вперёд. Геральт, подойдя ко мне верхом, принял мою узду, в которую я вцепилась как за спасительный прут, и потащил вслед за собой. Последний раз я бросила взгляд назад.
На мальчика в шапчонке, который махал мне одной рукой, а другой утирал глаза. На мясника-добряка, державшего на руках чёрную кошку.
