×××
— Ты знаешь его? — спросила я шёпотом брата, пропуская вперёд сначала ведьмака, а потом его. — Конечно! Неужели ты не слышала о его похождениях? Геральт из Ривии, Гвинблейд, Мясник из Блавикена! Мне дядя Гравел рассказывал о нём! — Ни разу о нём не слышала. — Зато увидела! Ведь как говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Хах! Смотрите-ка, как заговорил.×××
Мама, впихнув мне в руки подсвечник, сразу же взяла Киара на руки, глядя на ведьмака росомахой, защищающей своё потомство, и тут же отвела на кухню. Вот так – не спрашивая, как я, что со мной, где я была, здорова ли я. Вздохнув, я поплелась за ней, пропуская вперёд ведьмака. На кухне горели ужасно коптящие и вонючие сальные свечи, тускло освещая окружающее. За столом вполоборота, раскинув ноги, сидел полусонный Барвлин, устало подперев голову рукой. Перед ним стояла початая бутылка обычной бражки, которой баловались многие мужики застенок. Мама, с Киаром на коленях, разместилась рядом. Ведьмак пододвинул себе табуреточку. Взрослые ловили каждое его движение. Брат ерзал на материнских коленях, пытался разорвать крепкое кольцо рук. Стояла тишина, изредка нарушаемая кряхтением мальчика и шипением заплывающих фитилей. — Что эта приблуда делает в моём доме? — первым нарушил тишину отчим. Мать отдёрнула Барвлина, и Киар тут же сорвался с её рук. Даже шипение матери не остановило его – он подошёл ко мне и встал рядом. И всё смотрел на ведьмака, будто на героя, сошедшего со страниц детской сказки. Чёрные глаза сияли, на пухлощеком лице была восхищённая улыбка. — Сколько лет мальчику? — спросил ведьмак. Моя рука, покоившаяся на плече брата, невольно сжалась, ведь ходили слухи и до сей поры, что ведьмаки в награду забирали детей. Руки отчима стиснулись в кулаки, а мама стала бледнее чистого полотна. — Вы не заберёте моего сына! — Спокойно. Я здесь не из-за вашего мальчика... Я облегченно выдохнула, расслабив ладонь. Всё-таки из-за денег. — А из-за дочери. И тут же все взоры очей направились на меня. Я нервно сглотнула. — Что, ещё один проходимец решил наложить лапы на её юбку? — Барвлин! Отчим смотрел на меня с неизменным презрением и злобой, будто я была всему виной. — Её юбка меня не интересует, — спокойно ответил ведьмак. — Да? Жаль. — Барвлин подлил себе немного браги и тут же осушил кружку. «Чтоб ты захлебнулся ею...» И пошло ему не в то горло. Отчим, перхая, прохрипел: — А может подумаешь? А то один уже сорвался. Думаю, на пятидесяти новиградских сговоримся? Ведьмак посмотрел на меня, наблюдая за реакцией, а я лишь легко пожала плечами. А мне-то что? Я уже привыкла к таким «торгам» моей юбки. — Рианнон, где ты так долго была? — мама нервно теребила грязную тряпочку. — Я ж волновалась. Я усмехнулась про себя. Да, волновалась она. — А где она ещё может быть, Леонор? Ясное дело, что в «Бокале», трётся об чужие ноги. — Отчим вновь осушил кружку. — И где ты руки греешь на чужих сиськах, — грубо отпарировала я, забыв, что здесь находится Киар. Геральт украдкой посмотрел на меня. А мама вновь стала бела, как мелок, а щёки зарделись красным. — Рианнон! Прекрати немедленно! Чуточку успокоившись, она откинула тряпочку и спросила: — Кто это? — Ведьмак Герὀльт из Ривии. — Я Геральт. Ой. — Ох, так это надо отметить! — Барвлин вновь плеснул себе в кружку. Завидя вопросительный взгляд ведьмака, отчим объяснил, — Ну тут две причины. Даже три: ведьмак в моём доме! Да ещё не просто так – вероятно что-то нужно от этой пигалицы. Вот так говоров будет! — А какая третья причина? — спросил Геральт, глядя на заходивший туда-сюда кадык отчима. С громким стуком он поставил кружку на стол. Пальцы были крепко стиснуты и заметно побелели. — А третью причину ты знаешь сам. Или тебе напомнить, сука?! Барвлин вскочил, отшвырнув всё, что было на столе. Бутылка попала в стену и разлетелась на множество стекляшек, оставив огромное тёмное пятно. — Ты, сука, избил моего брата! Едва не прирезал его ганзу! И всё из-за чего? Из-за этой ломающейся шкуры!? — Милый, успок...! — мама не успела закончить, как отчим заткнул ей рот. — Не смей меня успокаивать! — Барвлин оттолкнул её. Странно. Откуда он узнал? Неужели Флоин был здесь? Почему он ничего, как обычно, не разнёс? Мог ли отчим как-то посодействовать ему? Это посеяло во мне ещё одно зёрнышко сомнения, которое начало медленно пускать свои корни, оплетая всё внутри. Киар прижался ко мне, крепко стискивая платье в руках. Таким он видел своего отца нечасто, ведь Барвлин всегда старался быть примером для него. Вот только предмет подражания из него херовый. Эгоистичный и самовлюблённый. Барвлин, уперевшись руками об стол, слегка покачивался и с шумом втягивал воздух. Мама прильнула к нему, обняв за плечи. Опять ты позволяешь вытирать об себя ноги… Было стыдно перед Геральтом. Приходилось глотать каждое слово, каждый плевок в свою сторону. Я старалась вести себя тише, не показывать эмоций. Не хочу быть открытой книгой. Не перед ним. Глядя на ведьмака, было очень тяжело прочитать, нет, угадать его мысли, потому что лицо его было непроницаемым, каменным. Чувствуя зреющий скандал, хоть Барвлин и оставался на месте, я вывела брата из кухни. Тот упирался, мычал и кряхтел, желая остаться. Но резко обмяк, и, словно тряпочка, повис на моих руках. — Рина, — прошептал он. Он смотрел на окно. Я стиснула рубашку брата, стиснула зубы. Стиснула всё, что только можно. За забором стояли тёмно-синей стеной люди и лошади. Трое двигались в сторону нашего дома. Дверь на замках, но что им помешает снести её? — Геральт... — я не знала, у кого ещё просить помощи. По моим глазам он всё понял. — Уведи брата. Возьми мать. И не смей спускаться, ты поняла? Он под локоть вывел мать, чьи глаза были с добрый пятак. Барвлин даже проматериться не успел – улетел куда-то в угол. Даже не понимая всей сути, я протолкнула брата на лестницу, а вслед за ним – маму. — Заткни уши, — прошептал Геральт, поймав меня за руку. От его слов мурашки побежали по всему телу.×××
Пока было тихо. Мы заперлись в родительской комнате. На стенах горели лучинки, хоть как-то освещая комнату. Мать сидела на кровати и укутывала брата в одеяло, прижав к себе. Я не могла усидеть на месте, поэтому маячила мимо окна, периодически поглядывая в него и на спину матери. В голове застряли слова Геральта. «Заткни уши». А стоило мне закрыть глаза, так сразу представлялась ужасная бойня. На полу много крови, лежат тела. На столе кровь, на белой печи багровели её пятна. И Геральт в крови. Его белые волосы растрепались и слипшимися патлами свисали на лицо. Лицо, сокрытое тенью. И глаза, бешено горящие золотом. В руке сжат меч, с которого бежали, срываясь с острия, алые капли. Или другая картинка: Подле стола лежали тела ведьмака и отчима в луже чёрной крови. Флоин вытирал лезвие топора той тряпочкой, которую ещё недавно держала в руках мама. В глазах безумный блеск, рот растянут в ужасном подобии улыбки. Жажда мести затмила всё. Вот он не спеша поднимался по лестнице. Шаг за шагом он ближе к нам. Выбил дверь и точнёхонько, по ровной линии позвоночника, засадил свой топор в спину матери, укрывшую собой сына. И нигде нет меня. Будто я стола за окном и смотрела на всё сквозь грубые стёкла. Ровно так, как он смотрел сейчас и видел, что я маячила у окна. Страхи начали обретать почву.×××
— Там Барвлин! Отойди! — Нет! Началась потасовка. Снизу доносились крики, грохот и глухие звуки ударов. Но никакого скрежета металла. Но от всего этого волосы так и вставали дыбом. Мать пыталась оттащить меня от двери. Какой та бы ни была хрупкой женщиной, вцепилась она в меня так, что вены натружено вздулись на её руках. Ногтями она больно впивалась в кожу, сдирая её. Киар сидел в углу, всё так же закутанный в одеяло и испуганно смотрел на нас. Маму сейчас не заботили ни Киар, ни я, ни её жизнь. Лишь Барвлин. Один лишь чёртов Барвлин! Удерживать её становилось всё тяжелее. Сил уже не хватало, а она металась ещё пуще обычного. А стоило увалить её на кровать, так её будто вообще подменили. Словно я посягала на её честь и достоинство. Тут вскочил брат, бросаясь ко мне. Да что происходит? Что за безумие? Я пытаюсь уберечь их, так они оба встали против меня! Но оказалось, что и Киар старался удержать маму от необдуманных последствий. И это у него получалось лучше моего. Сегодня я взглянула на брата с другой стороны. В этом мальчике словно уживались две разные личности: весёлый и озорной паренек, порой таскающий соседских кур, и серьёзный, не по годам, умный мальчик. А точно ли это сын Барвлина? Мать глубоко дышала и уже почти не рыпалась. Лишь смиренно лежала и гладила сына по голове. Как три года назад, в другой комнате, но только здоровая и одетая... Меня дёрнуло от мелькнувшего воспоминания. Наступила тишина, что насторожило. Я прислушалась. Ничего не слышно. Победное затишье? Я встала с кровати, и, на носочках, направилась к двери. Никаких шаркающих шагов, стука каблуков, грубой брани и жалкого поскуливания. Дверь слишком плотно закрыта, да и Геральт пару раз налёг на неё. И теперь её можно открыть только если хорошенечко налечь плечом. Лишь после пяти толчков она начала поддаваться. Плечо «благодарило» болью. А вот открыть мне её так и не удалось. Мама, почувствовав второе дыхание, грубо оттолкнула меня, да так, что я налетела на стул и упала вместе с ним. Она отперла дверь и сбежала вниз. «Холера!» Я быстро поднялась и ринулась за ней. Весь второй этаж был погружен в густую, ещё не привычную для глаз, темноту, и слабенький свет из комнаты едва ли мог разъесть её. — Сиди здесь! Не выходи! — крикнула я брату, закрыв неплотно дверь. Идти сквозь чернь, осознавая, что в твоём доме чуть ли не с дюжину здоровенных мужиков, заставляло обдумывать каждый шаг и просчитывать, куда поставить стопу. До самой лестницы ничего мягкого, податливого и мокрого под ноги не попадалось. Дверь нараспашку открыта. Свет улицы серовато-синей лужей растекался до середины коридора, смешиваясь с отсветами кухни. И видно было, как чёрными силуэтами лежали тела, и как свет задевал их спины, руки, ноги. Три тела у порога. По мне пробежал мерзкий холодок, оставляя после себя мелкую дрожь. Сойдя с последней ступени, я наступила, похоже, на чью-то руку. Неужели здесь всё обложено телами? Это ужасно! Короткий шаг. Широкий шаг. Шаг влево. Шаг вправо. Лавируя меж лежащими. Едва справляясь с комком в горле, который так и подкатывал, стоило задеть что-то мягкое. Шугаясь любого шороха и тени. — Ты очень шумная. Чёрт бы побрал его! Геральт стоял в проёме кухни, держа в руке свечу. Свет и его неожиданный, как гром среди ясного неба, низкий голос здорово напугали, да так, что я со страху уже было драпанула обратно в комнату, не разбирая и не заботясь, что лежит у меня под ногами. И драпанула бы, если б не оступилась и не полетела в эту общую кучу. Руки попали во что-то мокрое; с губ человека, на которого прилетела вся тяжесть моего тела, сорвался сдавленный хриплый вздох. Я не выдержала – короткий вскрик вышел из меня. Я отпихнула лежачего, будто чумного. Меня всю трясло, а руки, все тёмные от чужой крови, дрожали, как у наркомана от ломки. — Успокойся, ты в безопасности, — чей-то тихий шёпот ворвался в голову и угомонил всю смуту. И неожиданно стало так спокойно. Дрожь отступила. Будто меня укрыли чем-то, закрывая от окружающего, отгораживая от всего, застилая разум и глаза пеленой. Чьи-то руки обняли меня за плечи, уводя куда-то. Ноги не слушались, стали будто ватными. В глазах всё было смазано, лишь какие-то пятна сменяли друг друга. Что со мной?×××
— Ты слышишь меня? Кто-то легко бил меня по щекам. В голове была каша – не понимала, где я, кто я, кто стоит передо мной. Я будто потерялась в пространстве. Будто меня подвесили в воздухе, и я не могла найти опору. И как я оказалась на кухне не знаю – не помню. — Что случилось? — сдавленно прохрипела я. — Ты немного отключилась. Не думал, что Аксий так подействует на тебя. — Какой ещё Асий? Ты что, заколдовал меня?! — Успокойся. — Где мама? Где она?! Геральт кивнул куда-то в угол кухни. На кухне царил развал – чугунки и вся хрупкая посуда были разбиты и покоились острыми осколками на полу, хрустя под ногами. Полочки снесены напрочь и валялись жалкими деревяшками, а к тёмному пятну браги на стене добавилось целое множество рубиновых брызг. Неужели кровь? Но весь бардак проскользнул мышью мимо. В углу сидел бледный Барвлин, а мать утирала кровь с его лица. И я впервые за долгое время, увидела, что он проявил чувства к ней – гладил её по волосам и смотрел так нежно, как и восемь лет назад, пока та аккуратно промакивала его висок, периодически смачивая тряпочку. И с каждым её прикосновением, мои злоба и обида возрастали – не подошла ко мне, не справилась о моём здоровье, ничего не предприняла. Словно я пустое место. Геральт тоже смотрел на эти проявления «любви». На его правой щеке горел красный след чей-то узкой пятерни. — Подарок от твоей матери, — пояснил он шёпотом. — Она ворвалась сюда, увидела своего ненаглядного без сознания, и сама на пол свалилась. А когда я пытался её в чувство привести, она и огрела меня. Мама смотрела на нас змеёй, не отрываясь он лица Барвлина. Тот начал немного приходить в себя, пытался встать. Но движения были разнопёрыми – одна нога в лес, другая по дрова. Видимо, ему хорошенько приложили на голову. — Где мой брат, сука?! — слабым голосом прохрипел отчим, не откладывая попыток подняться на ноги. — Недалеко лежит, у лестницы. — Он мёртв? — спросила я, на что ведьмак отрицательно покачал головой. Барвлин разразился глухой гневной тирадой ругательств, опираясь на руки матери, которая услужливо поддерживала его под локоть. «А я думала, что всё закончилось». — Кого ты привела в дом?! Ты видишь, что он наделал?! Боги, что теперь будет! Такого тона от матери я давно не слышала. Она всегда была тихой, никогда слова поперёк не вставляла, была покорной. А тут... Словно плотина начала давать протечки под огромным давлением воды. — Если бы не он, то мы бы давно были кормом для червей! Если бы не он, я домой и не вернулась бы сегодня! — Может оно и к лучшему было бы, — Барвлина слегка мотыляло. Он крепко держался за поломанную спинку стула, не отрывая мокрую тряпку от правого виска. — Твоего мнения никто не спрашивал... — Рина... — Нет уж! — вскочила я. — Хватит! Неужели ты не видишь и всё никак не можешь осознать, что вся вина лежит на его совести? Всё из-за него, из-за его раздутого самомнения, будто весь мир ему что-то должен, а он хер на всё клал! — Рианнон! — Что? Я это имя ношу уже на протяжении всех своих паршивых семнадцати лет! Даже сейчас ты совсем не слышишь меня – стоишь и трёшься об него, как кошка об ногу! Что должно случиться, чтоб ты наконец начала видеть всё ясными, лишёнными тумана, глазами? Чтоб Флоин Киара избил?! Убил?! Что он нам дом дотла спалил?! Чтоб меня на глазах твоих сношали?! Неужели для тебя куда хуже остаться без мужа, нежели чем без детей?! — Прекрати немедленно! — у мамы задрожал голос. Неужели начала представлять? — А тебя не интересует, почему он именно сегодня приехал за деньгами, а не в феврале, как назначено было? Гадкая улыбка отчима медленно сползала с небритого лица, сменяясь некой гримасой удивления и беспокойства. — Да потому что твой любимый и ненаглядный Барвлин ещё взаймы взял, и обещался вернуть к февралю! А старый долг оплатил мною! — Ах ты дрянь малолетняя! — отчим двинулся ко мне своим нетвёрдым шагом, но Геральт преградил ему дорогу. — Даже и не думай, иначе опять упадёшь, — процедил ведьмак, скрещивая руки на груди. Барвлин сдулся, как трухлявый плавательный пузырь рыбёшки. Видимо, он и думать не думал, что его тайна так быстро всплывёт. Ох, готова смаковать каждое слово Геральта! Становилось так сладко, видя, как этот человек, которому некогда и взгляда косого не бросали, жалко прогибался пред грозным ликом седого ведьмака. В душе что-то тихо ликовало. — Как тебе это, мам? Почему я должна ценой своей свободы, чести и достоинства гасить чужие пороки и ошибки? Мама странно взглянула на меня, и поспешно отвела взгляд. Я не собиралась униматься. Может сейчас, в присутствии чуж... другого человека, она подумает и вышвырнет этого гнильца взашей? Или дети её совсем не интересуют? — Даже сейчас ты просто стоишь подле него, ни шагу не сделав навстречу мне. Ладно я. Мне, как говорится, не привыкать уже. А вот Киар сейчас напуган, один сидит в вашей комнате, и даже это тебя не заботит. Ещё один ночной кошмар, который оставит на нём свой след. Ты их видишь лишь единицы, когда я – десятки. Это я сижу и ночами, не смыкая глаз, баюкаю его, успокаиваю, утираю его слёзы. Я, а не ты! Не мать, которая обычно пылинки с сына сдувает, а сводная сестра! И даже не отец, потому что ему, сука, вообще нет никакого дела потому, что это никак не касается его жопы сраной! Твой сын страдает из-за тебя, а тебе плевать! Что ты за человек?! И взгляни на меня, мама. Взгляни! Кого ты видишь рядом со мной? Себя? Барвлина? Может моего отца? Нет! Рядом со мной стоит ведьмак, совершено чужой и незнакомый мне человек! И то ему не наплевать на мою жизнь, сколько тебе! — Ты понятия и не имеешь, что вообще происходит! И ещё смеешь попрекать меня? — голос матери откровенно дрожал. Ещё мгновение и она разразится слезами. И от этого я чувствовала себя тошно. Но мне надоело быть мешком для битья, быть той жалкой и ненужной пешкой, которой можно совершить рискованные ходы. — Так расскажи мне всё! Я устала уже находиться в неведении! — Если вы все так страдали из-за неё, — неожиданно спросил ведьмак, — то почему удерживали дочь рядом с собой? Почему не отдали этому извращенцу? Что вам мешало? А ещё тошно было от того, что Геральт, стоя у печи, всё слышал, видел и делал свои выводы. В глазах мамы заискрились слёзы, а взгляд был, как у напуганного оленёнка. Но, видимо, Геральта ничем не разжалобить. — Уж не помешало ли вам обещание, данное ещё вашим первым мужем, родным отцом Рианнон, почти восемнадцать лет назад? Глаза матери распахнулись ещё больше, и страха в них не поубавилось. Какую клятву давал мой папа? Откуда ведьмак знает об этом? «Он слишком много знает обо мне. Слишком». Что за чертовщина?!