* * *
С того происшествия проходит несколько дней. Новый цвет волос Лёвы порождает такое количество сплетен, о каком не слыхал мир. Кто-то говорил, что парню просто стало скучно, кто-то с уверенностью утверждал, что он показушник и сделал это, чтобы покрасоваться перед Ленкой — самой популярной девчонкой школы, а самые романтичные говорили, что причина такой странной смене цвета волос заключается в неземной любви Бортника и его Истинной. Лёва не пересекается с Шурой в школе и, тем более, за её пределами, только иногда смотрят друг на друга издалека. Они оба так же общаются с друзьями, которых у блистающего обворожительной улыбкой Уман было, конечно, куда больше, ходят на уроки. Оба играют на гитаре и немного пишут стихи о неразделённой любви. Об этом, конечно, никто, кроме них самих, не знает. Шура много времени проводит в размышлениях о каком-то парне, которого он встретил случайно в холле первого этажа. Как его зовут, он узнал от друзей. Где он живёт — тоже. Уман хочет наведаться к Лёве, но боится. Чего — не понимает, но боится. И вот, спустя ещё пару дней, момент «Х» настаёт. Шура мнётся у порога Лёвиной квартиры, сердце громко бьётся, и парню кажется, что стоит постучать в дверь, как оно вырвется из груди и унесётся куда подальше, дабы не видеть, как синеволосый Бортник рассмеётся, сказав, что он «нормальный» и встречаться с парнем не намерен, пусть тот даже и его соулмейт. Лёва медленно поднимается по лестнице знакомого подъезда. В голове перетекают мысли о Шуре, о том, что стоит подойти к нему, рассказать о своих чувствах, но Бортник боится говорить об этом в школе, а домой его мейт всегда возвращается в компании. Да и следить за ним тоже не вариант, если заметят, — а Лёвчик не ниндзя, его точно заметят, — то вся Шурина компания всё равно узнает. Не хотелось так подставлять его. Поэтому когда Лёва увидел Умана, стоящего на лестничной клетке с букетом роз, мысли хаотично заметались и уловить можно было лишь отдельные обрывки. Бортник поднимается выше и, оказавшись за спиной явно зависшего Шуры, не знает, что делать. Потом резко выдыхает и одновременно с этим трогает его за плечо. Уман забавно подпрыгивает и оборачивается. Несколько секунд они смотрят друг на друга с недоумением, а потом Шура вдруг улыбается широко, вручает Лёве цветы, а когда тот забирает букет, порывисто и крепко обнимает и отпускает через пару бесконечных мгновений, смущённо кашлянув. — Может, зайдёшь? — Лёва кивает на дверь в квартиру и открывает её, потому что чувствует ответ. Когда они сидят на кухне, а Лёва наливает чай, Шура прокашливается, словно готовясь к долгой речи. Лёва садится напротив и ждёт, будучи абсолютно спокойным внешне, только пальцы чуть подрагивают, но в голове быстро-быстро метаются мысли, и сердце стучит невозможно громко. — Лёв, я думаю, ты помнишь, что послужило причиной, — Шура выразительно кивает на синие волосы, — этому. Прядь. У меня такая же. Была. Пока не закрасил. И это значит… — Значит, что мы Истинные, — кивнув, заканчивает за него Лёва. Он молится всем известным богам, что Шура волнуется не потому, что Уману из вежливости тяжело будет отказать ему. — Да, — выдыхает Шура. — Истинные. Я понимаю, мы почти незнакомы, и ты, наверное, будешь против, и… — Темп речи сбивается от волнения, странно было видеть всегда самого-самого Умана таким взволнованным и неуверенным. — Но, может, ты согласен встречаться со мной? Лёва смотрит в чай, осознавая реальность происходящего. Он незаметно для себя хмурится, нервно постукивает пальцами по чашке. Шура расценивает это неправильно. — Что ж, ладно, — Уман дышит часто и глубоко, горько улыбается Лёве. — Прости мне это. Мы можем быть просто друзьями. — Голос предательски срывается, и Лёва вздрагивает всем телом, радостно улыбается грустному Шуре. Бортник несмело накрывает лежащие на столе прекрасные руки Умана своими. — Я согласен, — говорит он тихо. Шура поднимает взгляд и, наклонившись через стол, кажется, разлив чай, целует Лёву. Теперь осознанно, не как в их первый поцелуй, и понимает, что Лёва отвечает ему. У обоих внутри взрывается фейерверк, полыхает пламя и одновременно с этим распускается нежным цветком любовь. Парни так увлечены поцелуем, что совсем не замечают Наталью Фёдоровну до её тихого вежливого покашливания. После этого они, совершенно красные, отскакивают друг от друга, словно кипятком ошпаренные. Шура испуганно смотрит на неё, а Лёва кивает, мол, всё хорошо. Глаза мамы Бортника — к слову, такие же пронзительно-голубые, как у сына, — смеются, лучатся светом и радостью, ведь её сын нашёл своего Истинного. Он точно счастлив теперь. — Мам, это Шура, — улыбается Лёва. — Мы встречаемся.Часть 1
12 июля 2018 г. в 23:13
Примечания:
ООС такой, что читать страшно
Но стоит попробовать
(подтверждаю спустя 3 года ахах)
Русый парень со всех ног несётся вперед, до звонка остаётся лишь несколько минут, а вредный учитель скорее всего не пустит Лёвку в класс, стоит тому опоздать хоть на секунду. Он буквально влетает в холл школы, и, вроде бы, путь до раздевалки чист, как вдруг прямо перед Лёвой из ниоткуда возникает самый умный, красивый, спортивный, начитанный, привлекательный и самый-самый парень школы — Шура Уман.
Лёва со всей набранной скоростью врезается в парня, сбивая того с ног и падая за компанию сверху. В полёте парни сталкиваются губами и это совершенно не похоже на поцелуй, но Матушка-Природа, кажется, считает иначе.
Лёва быстро вскакивает и убегает, боясь гнева преподавателя, а Шура некоторое время сидит на полу, и сам не понимает, почему не идёт на урок или хотя бы не встаёт.
Никто из парней не обратил внимание, что у них в волосах появились синие пряди, но, через пару уроков стоя в разных туалетах, перед разными зеркалами, в разных крыльях здания школы, оба думали об одном и том же: «Надо что-то делать».
Шура сбегает с двух последних уроков, зная, что это сойдёт ему с рук, и идёт в парикмахерскую, непонятно зачем что-то врёт мастеру, а синюю прядь скрывают краской точно в цвет его натуральных волос. Словно и не было в его жизни лёгкого и случайно-нелепого касания чужих губ, от воспоминаний о котором всё внутри натягивалась и звенело от приятного напряжения. Почему Шура так хочет скрыть это, он не понимает сам.
Лёва идёт туда же, но уже после уроков. И красит пышную шевелюру в тот самый синий. Знает, что влетит дома и в школе, но всё равно красится. Лёвке повезло — а может нет, как посмотреть — никогда раньше не влюбляться и чувство странного томления не отпускало его сердце, душу и что там ещё есть внутри.
Дома у Бортников никого не оказалось. Отец уехал некоторое время преподавать что-то, связанное с физикой, — Лёва не слишком разбирается в этом, — а мама, должно быть, вышла за хлебом.
Лёвка заваливается на диван в гостиной и перебирает струны гитары, думает об утреннем инциденте с самым-самым Уманом.
«Синие пряди явно говорят: "Лёвчик, ты соулмейта встретил, радуйся". Что делать-то будем? — спрашивает себя Бортник. — Ведь не может быть, чтобы самый популярный парень школы любил парня, — любил меня, — или, как минимум, испытывал симпатию. Истинные, конечно, и всё такое, но…» И так не слишком радостное в преддверье скандала с маман настроение Лёвы портится совсем.
Иногда Бортник думает, что, быть может есть миры, где соулмейты от рождения любят друг друга. Впрочем, здесь такого нет, потому все сомнения вполне обоснованы. Хотя, говорят, соулы испытывают такие эмоции, будучи вместе, что никакие другие люди не способны заменить их.
Наталья Фёдоровна, войдя в комнату, видит сына, уснувшим с гитарой, с ярко-синими — и как только краска легка так хорошо? — волосами. Женщина тихо то ли вздыхает, то ли вскрикивает, прижав пальцы к губам, и, конечно, всё понимает. Понимает, какие цели приследовал сын, отчего материнское сердце содрогается. Понимает, как ему было плохо, что он, даже не спросив разрешения, сделал это. Лёвка не из тех, кто будет делать что-то подобное просто чтобы выделяться. Она смаргивает слезы и, заправив свою желтую-желтую прядь у лица за ухо, уходит на кухню, собираясь приготовить любимый пирог сына — это всё, что она может сделать для него сейчас.
Лёва просыпается от аромата ванильного заварного крема. Он откладывает гитару в сторону, поднимается с дивана, морщится, ведь тот громко скрипит, и идёт на кухню, откуда слышится приятный запах и тихие позвякивания посуды.
— Мам? — тихо говорит Бортник.
Наталья Фёдоровна оборачивается и улыбается сыну.
— Лёва, хочешь что-нибудь рассказать? — Лёва чуть хмурится и молча дёргает головой в сторону, выражая отрицание. — Я вижу, что-то случилось. Поделись, станет легче, — продолжает Наталья Фёдоровна. Лёва повторяет жест. — Как хочешь, но я тоже не глупая. Что мешает тебе быть с ней? — спокойно спрашивает она, вновь отвернувшись к кастрюле, помешивая крем, чтобы он не пригорел.
Лёва смотрит в пол, понимая, что маман не настроена враждебно к его волосам. Он жуёт губу, мама не торопит его, перед тем, как сказать, Лёва шумно сглатывает.
— То, что это не она, — на одном выдохе произносит парень. Мама выключает плиту, выдыхает тихое «ох». Её рука дрогнула, когда она повернула вентиль. Поворачивается к сыну, удивленно и непонимающе приподнимает брови, но спустя миг оправляется и ласково смотрит в глаза.
— Это не проблема. Такие пары иногда встречаются и если так решили Высшие Силы, то так тому и быть, — философски говорит Наталья Фёдоровна. — Мне довольно сложно принять это, однако ты мой сын, и у меня попросту нет других вариантов.
Лёва улыбается печально и обнимает маму. Она глубоко вдыхает.
— Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, — шепчет женщина, проводя по синим волосам.
— Спасибо, — шепчет он в ответ.