Истина между строк

      Как выяснилось, мои новые друзья помнят, что на шоу не приходили. Как и я. Мне кажется это каким-то сумасшествием. А вдруг, я уже в психушке, и это мне только кажется? На самом деле, это страшно. Даже не передать, насколько.       Зато они поведали мне о правилах игры. И мне тут же захотелось сбежать. Однако исследовав дверь трижды, я пришёл к выводу, что она заперта прочно и через неё не уйти. Окон же не было. Не сбежать, а миллиона у меня нет. Глупости всё это. Хочу домой. Вот говорил мне папа не пить так много, нет, я отличиться хотел, настоящим бетой себя выставить. Что вот теперь делать?       Один плюс. Как я выяснил, тут исполняют мелкие прихоти в плане покушать-попить, и сейчас успокаиваю нервы неплохим таким скотчем. Хотя и говорят, что это напиток больше для альф, я, не показывая себя омегой, могу себе позволить выпивать больше. Никто ведь не узнает, а мой язык мою тайну не откроет.       Уже вечером мы должны тянуть жребий. И это самое страшное. Я молюсь, чтобы мне попалась участь битого, лишь бы не ложиться под кого-то. При мысли о том, что меня может ожидать, хочется забиться в дальний уголок, спрятаться, затихнуть, чтобы не нашли. Интересно, можно как-то подтасовать результаты? Хоть бы можно было, я изо всех сил постараюсь!       Пока я придумывал, что, если будут бумажки, можно будет прощупать постараться, а если спички – отвлечь и подменить, меня, оказывается, раза три уже позвали. Томази буркнул что-то о том, что мне надо меньше пить, и воззрился на свои длинные худые ноги. Я положил голову ему на плечо, сетуя, как жизнь ужасна, и периодически касаясь рукой чужих пальцев, ледяных, будто газировка, только вынутая из холодильника. Наверное, он поэтому всегда кутается так глубоко в толстовку. Думаю, ему просто холодно. Мне его даже немного жаль, хотя он пока самый бодрый из нас – все остальные просто-напросто угнетены ожиданием. Я могу их понять: для Стивена, например, будет ужасным подставиться под кого-то, будучи таким маскулинным и крепким самцом. Нам, омегам, в любом случае в этом отношении было бы легче. Наверное. Хотя я всё равно, даже при допущении такого, ужасно не хочу становиться шлюхой.       Вообще, я хотел всегда встретить своего истинного. Чтобы любовь до гроба, романтика, прогулки под луной и все дела. Только вот теперь я не знаю, получится ли вообще отсюда уйти, или мы здесь останемся навсегда? От размышлений о судьбе своей аж слёзы наворачиваются на глаза. Между прочим, я ещё молод и у меня вся жизнь впереди. Я не должен тут быть. Я должен быть дома, помогать отцу в фирме. Господи, да я даже на универ согласен, каждый день посещать буду, только выпустите...        – Оли, ты чего? Всё в порядке? – кажется, я не заметил, как мои рассуждения мысленные переросли в реальное поскуливание, и прихожу в себя только от пощелкивания пальцами у меня перед носом. Ну да ничего, у меня так бывает в пьяное время. Мне даже почти не стыдно.        – Все в порядке, не считая того, что мы с вами сидим в какой-то... самой захудалой точке мира без возможности связаться с внешним миром, и всё, что у нас есть – еда, газировка, питьевая вода и пара бутылок алкоголя, а ещё неизвестно, выпустят ли нас вообще когда-нибудь, – ворчу я, делая последний глоток и вздыхая. Надо дойти до импровизированной мусорки и выкинуть бутылку. Но, честно говоря, не хочется даже вставать. – Уже на одну меньше.        – Нас обещали отпустить, когда закончится шоу, – меланхолично вставляет свою лепту Манфред. И это просто даёт толчок к перепадам настроения, что в подпитии, опять же, не редкость для меня.        – Когда отпустить? Когда? Год, два, может, десять? Когда сдохнем, тогда отпустят, вот когда! Мы у них кролики подопытные какие-то, так ведь невозможно! Почему именно мы? Мы просились сюда? Записывались? Кто-нибудь из вас может объяснить, как он сюда попал?       Другие люди из комнаты на мои крики оборачиваются и пристально смотрят на то, как я активно жестикулирую, порыкивая на своих знакомых. Ну да. Они-то помнят, как оказались здесь, и они значительно спокойнее нас всех. Потому, наверное, с нашей нервной компашкой если и говорят, то свысока и неохотно. Индюки надутые, чтоб их.       Сползаю по стенке душа, включив воду. Момент, когда разум подсказал скрыться здесь, я пропустил. Оно, может, и к лучшему. Не хочу глупо выглядеть перед людьми. Совсем не хочу казаться истеричкой, какими обычно бывают омеги. Омеги, а не беты!

***

      Меня так не трясло даже перед экзаменами на поступление в универ. Сейчас решится дальнейшая моя жизнь – быть мне шлюхой или быть битым. Лучше битым.       Оказалось, подтасовать результаты нельзя. Мы тянем не бумажки, не спички. Там стоит какой-то аппарат, на котором надо нажать кнопку и выпадет шарик рандомно. Чётный номер – быть подстилкой. Нечётный – повезёт, на мой взгляд, чуть больше.       Ребята тоже волнуются. Самое страшное, что ходят слухи, будто нас по шесть человек расселят после жеребьевки. Вдруг мы не вместе попадем? Я же с ума сойду! Хотя вот Микель говорит, что ему лучше достаться в распоряжение извращенцам. Ну, кому что. Я его даже не виню, боли тоже боюсь. Просто до сих пор мечтаю о любви. Это глупо, конечно, дефектного омегу никто не полюбит, а без препаратов мне никак. Так что остаётся только мечтать.       Нас запускают в помещение с этим аппаратом и ведущими - небольшого роста омегой с лихорадочно блестящими глазами, и высоким статным альфой, который спокойно стоит у стены. Ведущие объявляют правила конкурса в камеру для зрителей, и я узнаю, что омега будет «куратором» тех, кто будет ублажать любого человека от омеги до гаммы, от мала до велика. А вот альфа будет руководить теми, кому достанется участь мученика. В комнате много людей, запахи мешаются, создавая невообразимый коктейль. Непривычно.       Я вызываюсь вытянуть жребий первым, и, касаясь большой чёрной кнопки пальцами, молюсь, чтобы число не делилось на два. И мои молитвы сбываются. Мне выпадает одиннадцать.       Чуть ли не бегом лечу к альфе, вставая рядом с ним на указанное мне место человеком, который вне поля видимости камеры. А альфа высокий. Выше меня головы на две, а мышцы проглядываются даже сквозь одежду. Кажется, его назвали Реймондом. Запах сладковато-горький, напоминает смесь трав. В частности, я чётко улавливаю полынь и лёгкие нотки мелиссы. Невольно незаметно для всех принюхиваюсь. Лёгкие уютно заполняются этим запахом, а мне на пьяную голову кажется, что ничего безопаснее нет, чем место рядом с ним. Наивный. Почему-то внутри всё екает и сжимается, ладони потеют, а во рту, наоборот, становится сухо и горло начинает драть, будто протянуло на сквозняке. Вообще, я часто раньше думал, что влюблён, но это... Это что-то совсем другое. Необъяснимое для меня и непостижимое. Рэймонд... Имя красивое, мне нравится, и пока суд да дело, все тянут шарики, мне почему-то представляется, что я мог бы называть его Рэй – по-домашнему, совсем не так, как тут. Хотя кто я такой? Он наверняка на меня даже не посмотрит, я пыль под ногами, а он – наверняка известный ведущий, видящий таких, как я, сотнями. Если не тысячами. Размечтался, ага.       Почему-то от последних мыслей становится сосуще-тоскливо где-то внутри, будто какая-то пустота поглощает всё. Обычно в такие моменты хочется плакать, но сейчас ведь нельзя. Можно будет чуть-чуть, потом, когда нас в комнату вернут. Если вернут, конечно.       И всё-таки, мне интересно, если бы мы встретились в другом месте, он бы прошёл мимо меня или обратил бы внимание? Хотелось бы, на самом деле, чтобы исход был вторым, я это от себя даже не скрываю. Обычно влюблённости мои были лёгкими и веселыми, я был готов петь, плясать и прыгать от лёгкости внутри. Сейчас же, в этой просторной, светлой комнате мне кажется, что места мало, что стены тёмные, а света от специальных ламп на крючках и подставках не хватает. Это как-то странно и даже пугающе.       А он смотрит на меня. Смотрит с того момента, как я назвал своё имя и вышел вперёд. Я слышал, что человеку достаточно трёх секунд, чтобы влюбиться. Может, ему тоже достаточно? Ну, то есть, может, он уже в меня влюблён, а я просто этого не замечаю, не умею отличать чужие эмоции? Было бы здорово. Может, он даже поможет мне выбраться отсюда. А ещё романтичнее было бы, если бы он меня выкрал, это было бы вообще как в фильмах...        Жаль только, розовым мечтам не сбыться:        – Азаро, не тормози. За мной, живо.