Наваждение

Она похожа и непохожа одновременно на настоящую дорнийку, которая яд может напросто в высокий кубок играючись плеснуть. Оберин ворот неудобного шитого платья поправляет, от жары у него бисеринки пота на загорелой шее выступают. Эшара Дейн смеётся над очередной сальной шуточкой заносчивого лорда, кружась с ним по забитому и душному бальному залу. Пожалуй, сильнее этого зрелища Красного змея злит лишь его старшая сестра, восседающая рядом с Рейгаром Таргариеном. Мартелл одним глотком осушает бокал с крепленым дорнийским вином, не скрывая насмешку над напыщенными лордами, которые от такого уже под столами валяются, будто свиньи в своих лужах. Красный змей ловко между танцующими проскальзывает, не удержавшись от искушения двум рыцарям ненароком по пяткам пройтись. - Прошу прощения за то, что украду вашу очаровательную собеседницу, - как бы Оберин не язвил, что терпеть не может навешанную мешурой речь, только сам зачастую к ней прибегает. Мартелл самую сладкую улыбку на лицо надевает, уводя в очередном танцевальном па Эшару в совершенно противоположную сторону. Дейн не сопротивляется совершенно, лишь успевая брату подмигнуть, что всё в порядке - встреча с принцем Дорна просто не может быть иной, без столь любимого Красным змеем огня. - Почему было не подождать хотя бы окончания бала? Я так надеялась потанцевать с сиром Джейме, - наигранно-возмущенно шипит Эшара, когда её бесцеремонно в какие-то покои впихивают. - С этим помойным львом? - у Оберина глаза гневными искрами вспыхивают, а руки лишь крепче стройные плечи сжимают, большими пальцами обнаженную кожу загорелую оглаживает. У него всегда так - слова с действиями отчаянно расходятся в разные стороны. Дейн невинно брови вверх вздергивает, чётко зная, что Красный змей прекрасно правила её игры уловил и подыграть с пылом готов. - Да, только помоями в Кастерли-Рок отнюдь не сир Джейме заведует, - Эшара остра на язык, смело пользуясь им столь же ловко, сколь и кинжалом. Оберин усмехается, дорнийку за талию к себе прижимая и утыкаясь носом в длинную шею, пахнущую лавандой и корицей. - Может оставим в покое Ланнистеров и займёмся чем-нибудь более приятным? - Дейн видимо не считает нужным отвечать на этот вопрос, ловя в свои ладони лицо принца Дорна и впиваясь в его губы поцелуем. Оберин отвечает со всем своим пылом, скопившимся за долгие месяцы их разлуки, и одновременно успевает шёлковый подол повыше закатать, обнажив стройные и сильные ноги. Эшара отрывается от него, а Мартелл сладко улыбается, наблюдая за тем, как у девушки грудь от сбившегося дыхания поднимается и стремительно опадает, стесненная тугим корсетом платья. В Дорне и Звездопаде Дейн редко корсеты носила, предпочитая лёгкие и струящиеся волнами по роскошному телу газовые платья, не стесняющие движения. Красный змей вновь к губам Эшары припадает, будто испить до последнего глотка хочет. - Только платье не порви, - сквозь поцелуй с привкусом крови и чего-то горького выдыхает Дейн, успевшая ножкой неплотно закрытую дверь захлопнуть. Пусть Эшара сколько угодно роль благородной и гордой леди играет перед столь же напыщенными лордами и сирами, только настоящая Эшара всё равно лишь Оберину принадлежать будет. Лишь для него она страстная и горячая дорнийка, звезда, которую он столь удачно поймал в свои раскрытые ладони. Дейн его в плечо до крови кусает, а Мартелл лишь смеётся, по волнистым волосам, убранным лишь тонкими золотыми цепочками с небольшими топазами - подарок самого Оберина, её гладя. Красный змей платье фиалковое расшнуровывает жилистыми пальцами, а Эшара, голову назад запрокинув, смеётся, хохочет, совершенно не боясь, что их услышит кто либо. - Почему именно это воспоминание, а, Оберин? - Эшара у него в руках рассыпается золотом песка начинает неумолимо, глядя прямо на Оберина с неподдельным интересом в столь живых фиолетовых глазах, чья глубина больше бездонный колодец напоминает. Она исчезающей рукой к его небритой щеке тянется, искренне хохоча, когда та вниз мелкими крупинками на сапоги Красного змея опадает. Оберин головой неверяще мотает, медленно отступает в сторону и практически тут же просыпается. Эшара Дейн всегда с ним будет незримо, она у него по венам бежит, всю кровь отравляя. Она - яд непростой, противоядие от неё ни в одной женщине мира не находится, да и не в одном мужчине. Эшара не проклятье, не благословение, всего лишь наваждение, всякий раз ему являющееся, когда Оберин стоять уже не в состоянии от выпитого вина. Её смех у него в ушах звенит, смешиваясь с бешеным воем ветра. Тайну Эшары Дейн навечно окровавленные скалы и пески солнечного Дорна сохранят, а Оберину Мартеллу, кажется, пора меньше пить.