Краски и дым

Гокудера Хаято, не имеющая никаких комплексов, а также абсолютно уверенная в том, что ей нечего прятать от других, никогда не закрывала свою дверь. Бьянко всё равно редко проходит мимо, а если и проходит, то он никогда бурно не реагирует, ведь уже давно привык к разным странностям сёстры и к ее привычке ходить голышом или с минимумом одежды. Брат - одно дело. Но даже если в доме находится чужой человек, Хаято ведет себя обычно. Только вот Бьянко просит в такие моменты хотя бы закрывать дверь. Однако в это воскресное утро Ядовитого Скорпиона не было в особняке, отчего Гокудера могла вздохнуть спокойно. Она стояла перед большим ростовым зеркалом почти ногая - лишь только нижняя часть тела была прикрыта тканью серых трусиков. Девушка крутилась перед зеркалом и так и сяк, внимательно осматривая себя. Тонкое девичье тело было в красочных татуировках, ожогах, пластырях, каких-то линиях и шрамах. Выпирающие ребра, тазовые косточки, ключицы, худые ноги, коленки которых были множество раз разбиты в мясо. Гокудера водила своими израненными и разрисованными руками по бледной коже живота и боков, цепляя ногтями старые и еще свежие отметины: одни были почти незаметны, другие резко выделялись красочными пятнами, будто бы распустившиеся цветы роз. Хаято любила своё тело. Оно ей безумно нравилось именно таким: израненное и чертовски горячее. Особенно её привлекали проколотые соски - металлические маленькие шарики по бокам ореола всегда выступали вперед из-под одежды (девчонка часто не носила лифчики и не видела в этом ничего странного или запретного). Хаято провела по ним пальцами, чуть усмехаясь. Но было бы лучше, если бы еще были татуировки дракона или мистических цветом. Звук шагов на пороге. В зеркале отразился Хибари Кёя, подпиравший своим плечом косяк двери. Всё такой же темный костюм и фиолетовая рубашка. Его тонкий профиль и глаза цвета стали. Воплощение античного бога. Секунда молчания среди запахов растворителя и множества холстов. - Что ты делаешь? - тихо спросил он, глядя на девушку, которая даже не попыталась скрыть наготу - скомканные вещи валялись где-то на полу. - Ты только на это погляди! - всплеснула руками художница, поворачиваясь к парню. Тот, что удивительно, глядел только лишь в глаза и в принципе оставался невозмутимым. - На что именно? Вариантов много. Хаято в досаде указала на руку, на которой не было ни одной татуировки. - Я всё еще не сделала ни одной на этой руке. Именно на этой части руки было много ожогов и шрамов, но девушку это будто бы и не волновало. Как и никого в принципе. Вот только почему лишь Кёя выглядит так хмуро? Просто не привык. - А ты не боишься, что кто-то может забраться в особняк, а найдет нагую девчушку, которую захочет изнасиловать? - спросил Хибари, беглым взглядом проходясь по самому яркому телу, которое он видел в своей жизни. Взгляд зацепился за проколотые соски, и вниз живота что-то ухнулось. Хаято фыркнула. - Тогда он получит стулом по лицу. Девушка вновь отвернулась к зеркалу, чувствуя, как кожа начала покрываться мурашками. Хибари Кёя отлип от дверной рамы и неспешными шагами приблизился к Хаято. Мужчина приобнял одной рукой за талию, другой же оттянул галстук - стало жарко. Мужчина склонился к чужому уху, опаляя его своим горячим дыханием. Оба неотрывно наблюдали за отражением в зеркале. У этих существ горят глаза. - А если это буду я? Низкий приятный голос с хрипотцой отзывается в голове электрическими импульсами. Хаято облизнула губы. - Тогда это уже не будет изнасилованием, - и хитро глядит прямо на Кёю. Словно играют. Но кто будет охотником, а кто зверем? Хаято потянула мужчину за галстук и лишь приблизилась своими губами к его. - Я хочу тебя разрисовать. Каждый сантиметр твоего чертового идеального тела разрисовать своими укусами. Кёя наклоняется еще ближе и шепчет в почти поцелуе: - Разрисуй. В своей свирепости они бы не уступили никому. Гокудера кусалась его губы, а не целовала. Хибари кусал ее тело, а не целовал его. Они сейчас были подобны урагану, который сносит всё на своем пути. Хаято была прижала к холодной стене, и контраст горячей страсти и льда бетона просто сносили ей крышу. Она прижималась к мужчине всем своим теперь уже полностью нагим телом и нагло глядела прямо в глаза, шепча какие-то матерные слова на всех известных ей языках мира. Пиджак, рубашка и всё остальное уже валялось безучастным тряпьем где-то под самыми ногами. Каждое прикосновение оставляло невидимые ожоги, доставляющие наслаждение. На языке был привкус крови, а в ушах будто бы белый шум, и не существует ничего, кроме тяжелого влажного дыхания и горячего шепота. Они горели в огне друг друга. Они сидели у подножья кровати и курили. Сизый дым медленной плавной змейкой шел вверх и растворялся под потолком. - А разрисовать тебя все-таки надо. Думаю, получится лучшее мое произведение. Хибари усмехнулся. - Только при Бьянко этого не делай. Хаято махнула рукой. - Он привыкнет.