No One Loses But You

Иногда глубже всего Олли ранили не хейтеры или подвыпившие люди, не мудаки-на-одну-ночь и не причинявшие боль бывшие парни. Его ранили демоны, живущие в собственном сердце. Кислота, текущая по венам. Голоса в голове, твердящие: <Нет, нет, нет>. За его сияющим взглядом пряталась темнота, грозящая потушить каждую искру. Эмре казалось, что в этом никчемном бою никому не одержать победы. Но он — упрямый дурень — всё равно пытается. Иногда ему удаётся выиграть, иногда — нет. Но он думает, что, если побед наберётся достаточно, они выберутся из этой войны живыми. Несмотря на носящееся в крови ощущение эйфории, Эмре заходит в отель уставший, потный и заметно менее воодушевлённый. Словно десятки рук затягивали его в морскую пучину, но ему чудом удалось удержать голову на поверхности, сохранить бдительность и не дать случиться чему-нибудь плохому. Он слышит воду в душе и решает, что там Олли. Он разбудит его, когда закончит. Так что Эмре плюхается на кровать лицом вниз и на время прощается с ночью. Он просыпается, кажется, всего несколько секунд спустя. Одеяло влажное и холодное от его слюны. Очки отброшены в сторону, но, к счастью, не разбились от того, как он приложился лицом о матрас. Он полностью одет. Вода всё ещё течёт. Он совершенно не хочет менять своё нелепое положение, тянется в задний карман за телефоном и клонит голову набок, чтобы проверить время. Прошёл час. Целый час, а вода всё ещё течёт. И не похоже, что она вот-вот перестанет. Эмре мгновенно вскакивает на ноги, будто телепортируясь в вертикальное положение. Он подходит к двери и негромко стучит.  — Олли! — отчаянно кричит он. Ответа не следует. Он пробует снова: — Олли? На этот раз голос звучит мягче, словно он знает, что Олли слушает его по ту сторону двери. Одному богу известно, в каком он состоянии.  — Я вхожу, ладно? Мгновение он ждёт ответа, но, к чёрту, если он получит отказ. Ручка поддается под его побелевшим кулаком. Жаркий пар обжигает лицо. Всё вокруг тонет в молочной дымке, но это всего лишь горячая вода. Пробираясь к ванной, Эмре машет руками, чтобы разогнать облако пара. Когда воздух в комнате проясняется, кровь у Эмре холодеет, сердце — разбивается. Олли сидит в полной ванне и дрожит, обняв колени руками и опустив голову, так что ему ничего не видно. Он обнажён, и Эмре видит выступающие косточки в месте, где шея переходит в спину — острые бугорки, норовящие прорвать его кожу. Он бледный, и его трясёт, и, блять, что он делает. Прежде чем он успевает полностью осознать, что происходит, его тело движется само по себе. Эмре снимает футболку, оставляя её на кромке раковины. Следом отправляются джинсы. Звон ремня о керамическую чашу заставляет Олли поднять взгляд. У него красные глаза и мокрые щёки, и Эмре не думает, что в этом виновата мыльная вода. Он озадаченно смотрит на Эмре, широко распахнув глаза, но никто не говорит ни слова. Эмре отводит взгляд, подходит ближе и в боксерах забирается в ванну. Немного воды выплёскивается за бортик, и какое-то время это самый громкий звук, который слышен вокруг. Эмре копирует позу Олли, притягивая колени к груди, и кладёт на них подбородок.  — Посидим тут немного, да? Ответа не следует. И какое-то время они оба молчат. Если после стольких лет Эмре хоть что-то и знает, это то, что сознание Олли — самый настоящий гоночный трек. Там соревнуются десятки мыслей и переживаний, и все они борются друг с другом за первенство; за то, кому достанется главная роль. Он слишком много думает и слишком глубоко чувствует, и, в результате, приходит на финиш последним. И, как бы ему ни хотелось, Эмре не может сразиться в этом бою вместо него. Только Олли может выиграть или потерпеть поражение. Лучшее, что он может, — это разделить его боль, не дать его душе и телу распасться на осколки. Лучшее, что он может, — это залезть в чёртову ванну вместе с ним, чтобы доказать ему, что он не сходит с ума.  — Я хочу вылезти. Вскоре Эмре удаётся предотвратить потоп в ванной. Весь пол завален полотенцами, и это не лучшее решение, но у него есть дела поважнее. На нём чистая одежда (несмотря на то, что это нельзя назвать настоящей ванной), и, когда он выходит из ванной комнаты, он с облегчением видит, что Олли уже надел одежду, которую Эмре для него приготовил. Он сидит на краешке своей кровати, на самом углу, и смотрит в окно. Эмре оглядывает себя, замечая, как от избытка воды сморщились подушечки пальцев. Он вздыхает и решает действовать осторожно. Он садится на корточки перед Олли, чтобы попасть в его поле зрения, и накрывает его колени руками.  — Оллс? Олли медленно отрывается от окна и переводит взгляд на его лицо, даря ему небольшую ленивую улыбку, но глаза его выдают. Эмре видит в них руины, кровавое месиво, оставленное внутренней войной.  — Хорошее было шоу, мм? Ты выступил прелестно. Эмре старается звучать непринуждённо, но они оба знают, что он пытается сказать. Ты был прекрасен. Ты достоин всего этого. Тебя любят. Олли снова лишь робко улыбается в ответ, но этого недостаточно. Его внутренние демоны уже начали подкручивать колёсики у него в голове. Сегодня Олли проигрывает самому себе. И что же остаётся Эмре, если он не может помочь ему в этом бою? Он притягивает его к себе, чтобы Олли мог отдохнуть от борьбы. Поднявшись, Эмре обнимает ладонями его лицо, поглаживая скулы большими пальцами. Глаза Олли вспыхивают замешательством, затем — узнаванием. И, пусть всего на секунду, его страдания отступают. Эмре намерен сделать всё, чтобы это была самая долгая секунда в истории. Эмре мягко притягивает Олли к себе и целует, сперва очень осторожно. Это — первая строчка молитвы, первая нота песни. Он чувствует пропасть между ними, чувствует, что Олли где-то не здесь, но Эмре не отступает. Он знает наизусть этот тёплый рот, но он исследует его заново, пока не чувствует, что Олли возвращается. Это как постучать в дверь и остаться ждать в тёмном коридоре. Эмре ждёт в смиренной тишине, и Олли идёт ему навстречу. Сначала медленно, слышен лишь шёпот шагов. Затем медленно, но он является сразу весь; дверь распахивается, и Олли здесь. Он тянет Эмре вверх, так что они стоят вплотную, их рты соприкасаются в отчаянном согласии. Олли зарывается руками в его волосы, оглаживает плечи и спину, но Эмре крепко держит его за талию, не давая упасть.  — Я с тобой. Всё в порядке, — выдыхает Эмре между беспорядочными поцелуями, немного волнуясь, что Олли прокусит ему губу, если не поубавит пыл. На мгновение рот Олли отрывается от губ Эмре, но только для того, чтобы переключиться на шею. Эмре ведёт их к кровати, и, когда они отрываются друг от друга, чтобы отдышаться, между ними ни слоя одежды, лишь тяжёлое дыхание. Эмре прижимается к горлу Олли с молитвой, осыпает его грудь и плечи восхищением и похвалой. Он поёт псалмы и симфонии его рукам, спине и внутренней стороне его бёдер. Эмре никогда понимал религию, но это его способ поклонения. Нет ничего более святого, чем это. Олли неутомим под прикосновениями его пальцев, он подаётся ему навстречу, нуждаясь в большем, требуя большего. Он стонет Эмре в рот. Из них двоих Олли всегда получает то, чего хочет. Эмре осторожен, но Олли хочет не этого. Он стискивает плечи Эмре, устанавливая скорость, и Эмре позволяет ему вести. Олли обвивает талию Эмре ногами, и их тела движутся в унисон. Эмре доказывает свою преданность каждым тяжёлым вздохом, каждым толчком. Олли плотно жмётся к нему, утыкается носом в шею, прихватывает губами кожу на шее и впивается в его тело ногтями. Эмре нежно тянет его за серебристые волосы, заставляя поднять взгляд, и видит. Исцеление. Прощение. Осмысленность. Облегчение. Эйфорию. Их голоса хрипнут от нескончаемого потока бессвязных вздохов и имён. Эмре чувствует, как в животе разрастается тепло, но не поддаётся ему раньше Олли. Потому что это всё не для него, совсем не для него. Олли кратко встречается с ним глазами и кончает, сильно и быстро. Он дрожит в руках Эмре и прикусывает его за нижнюю губу, чтобы не завопить. Конечности и кожу Эмре прошивает вспышка молнии, и он кончает тоже, обрушиваясь на Олли, заглушая стоны о его ключицу. Он чувствует, как Олли нежно перебирает его волосы на затылке, но у него перед глазами сверкают белые искры, и он не уверен, что это происходит на самом деле. Это лучшее, что Эмре может для него сделать. Отсрочить его войну с самим собой, зализать его раны, заклеить трещины. Окутать его бронёй беспрекословного обожания. Всё вокруг усмиряется, пыл стихает, Эмре выходит из Олли и скатывается с него. Олли закрывает глаза рукой. Долгое время не слышно ничего, кроме их тяжёлого дыхания и стука в груди. Эмре тоже закрывает глаза, ждёт, пока кровь поутихнет. В дружеском молчании они приводят себя в порядок, едва удерживаясь, чтобы не засмеяться. Не раз Эмре ловит Олли на том, что тот вот-вот захихикает, и это заставляет их улыбнуться, но им удаётся приструнить веселье. Эмре решает: Олли уже выглядит лучше. Когда они снова ложатся, Эмре легонько обнимает его за талию, более чем готовый провалиться в небытие на ближайшие несколько часов. Олли скользит пальцами по его руке, время от времени потягивая его за волоски то там, то тут. Затем воздух тяжелеет, и рука Олли замирает.  — Не нужно, — говорит Эмре, на мгновение сжимая Олли за тазовую косточку, — не сегодня. Последнее, что он помнит прежде, чем провалиться в сон, — мягкие поцелуи в плечо. Когда он просыпается, в комнате невероятно светло, и он может поклясться, что вчера день не был настолько ярким. Место рядом с ним на кровати ещё тёплое, но там никого нет. Он приподнимает голову и ноет от того, как затекла шея, но всё же принимает полусидячее положение. В углу комнаты Эмре видит размытую фигуру, но он словно смотрит сквозь треснувшее туманное стекло, все очертания расплываются.  — Ты проснулся. Солнечно произносит Олли, и, хоть Эмре не видит его лица, он считает это хорошим знаком. Он щурится, всматриваясь в приближающуюся к нему фигуру, пока Олли не вкладывает ему в руку что-то лёгкое и холодное. Эмре надевает очки и мир вокруг снова становится чётким. Взъерошенный, Олли сидит на краю кровати и смотрит на него ясными, широко открытыми глазами. Теперь, когда воспоминания о прошедшей ночи почти выветрились, он выглядит намного лучше. Скорее всего, он всё ещё недостаточно стабилен, но теперь он сильнее. Подлатанный, он больше не разбит, не истекает кровью. Эмре знает, что ничто не починено; что в голове Олли всё ещё полно проблем, которые однажды ему предстоит решить. Но, по крайней мере, у него появилась возможность отступить, ненадолго выбраться из этого клубка мыслей, быть добрее к себе. В конце концов, Эмре не может желать большего для него. Потому что он потрясающий человек, которому пришлось столкнуться с плохими вещами, и это нечестно, это не его вина. Олли невероятный, и он очень старается, но иногда даже солнце проигрывает дождю. На Олли чёрные спортивные шорты и ничего больше. На левом плече и справа на груди красуются бордовые засосы, на ключице виднеется след-полумесяц. Эмре замечает видимые признаки своего поклонения. Их хватит дольше, чем ободряющих слов и тёплых объятий. Их отпечатки останутся на коже Олли на несколько дней и будут напоминать ему, что он заслуживает всего, что о нём заботятся. Эта новая броня не даст демонам подобраться к нему, она защитит его хотя бы на время.  — Пялиться невежливо. Олли смотрит на него, сузив глаза, и Эмре понимает, что у него на лице, должно быть, блуждает та самая глупая сонная ухмылка, о которой постоянно говорила его прошлая подружка. Он лишь передёргивает плечами в ответ. Эмре замечает, что Олли оценивающе сканирует его, и отворачивается. Он потягивается, разминая затёкшую шею, и нащупывает небольшую припухлость под ухом. Олли, наверное, её тоже заметил, потому что его глаза становятся шире. Эмре лезет за телефоном.  — БЛЛЛЯЯЯЯЯТЬ. Вот и он, большущий засос чуть ниже мочки. Он осторожно наклоняет телефон, чтобы получше его рассмотреть. Олли сгибается пополам от смеха, и Эмре поворачивается к нему с ужасом на лице.  — Мне. Так. Жаль, — это всё, что Олли удаётся выдавить, когда он перестаёт хохотать. Совсем не похоже, чтобы ему было жаль! Эмре бросает в него телефон, который Олли с лёгкостью ловит. Вся странность ситуации обрушивается на Эмре, и он присоединяется к беспричинному смеху Олли. Неожиданно они оба превращаются в хихикающее безобразие, и это всё не очень адекватно. Завтра они в этом уже не признаются. Никто не становится мудрее, и каждый раз ничем не отличается от предыдущего. Ну, разве что теперь есть этот чёртов засос. В конце концов, смех прекращается, и Эмре глубоко вздыхает, проглатывая последние смешки. Олли трёт глаз.  — Тебе бы следовало начать собираться. У нас несколько интервью этим утром, — он поднимается. — И я попробую найти консилер для этого. Он указывает в сторону уха Эмре, тот фыркает и чертыхается. Олли закатывает глаза и отходит к чемодану, чтобы надеть рубашку. Эмре откидывается на кровати и прячет голову под подушку. Вместе со звонким шлепком его спину пронизывает боль. Эмре подскакивает.  — Дерьмо! Блять, больно же! — он наполовину вопит, наполовину ноет.  — Не будь задницей. Мы из-за тебя опоздаем. Я серьёзно, Эмре. Если ты не спустишься завтракать через 20 минут, я пришлю Майки, — угрожает Олли. К тому времени, как Эмре находится остроумным ответом, Олли уже скрылся за дверью. Да, он-таки вернулся. И, по крайней мере, сейчас он в порядке.