ID работы: 7019576

Пустое место

Гет
R
В процессе
89
Размер:
планируется Макси, написано 80 страниц, 14 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
89 Нравится 53 Отзывы 21 В сборник Скачать

La fleur

Настройки текста
      Какой цвет обычно связан с переменами? Пурпурно-красный? Желтый? Оранжевый? Быть может, это небесно-голубой или ярко-зелёный… У каждого свой цвет перемен, однако перемены можно сравнить с бутоном раскрывающегося цветка, который так и манит, который ещё вчера был невзрачным зелёным стебельком, а теперь дарит нам яркий праздник жизни.       Все мы прекрасно знаем такое выражение, как дети — цветы жизни. Знакомо? Что ж, дети это тоже своего рода перемены. Ах, сколько перемен принёс семье Агрест недавно родившийся мальчишка. Никого не предупредив, молодая мама дала ему имя: Флориан. «Цветочек мой», — шептала девушка заснувшему младенцу у себя на руках. Она подарила ему некоторую раскосость глаз и темные волосы, правда цвет глаз у мальчика были синий. «Возможно, только первое время так», — обеспокоенно размышляла миссис Агрест. И она была права, ведь у всех новорожденных глаза могут быть вовсе не такими, какими они будут у них по жизни.       А где-то внизу около роддома уже толпились папарации, кричали и щелкали своими фотоаппаратами — какое невежество. Их вовсе не заботит то, что они могут перебудить всех новорожденных, хотя они и без этого испытали немалый стресс. Какое же чудо — рождение ребенка. Если бы все дети рождались в любви, от любви и во имя любви, может, наш мир не успел бы настолько прогнить.       Рейтинги бренда Агрест взлетели до небес. Адриан теперь не мог спокойно выйти из дома. Мало того, что беременность его жены Кагами часто освещалась в СМИ, так ещё и желтая пресса начала плести интриги и выпускать скандальную хронику с заголовками «Беременна от другого!» и «Свадьба по залёту?». Теперь благодаря этому чёрному и не только пиару прилавки магазинов, бутиков и сувенирные каждый день обновляли свой ассортимент, ведь бывало, что люди сметали всё подчистую.       Томоэ Цуруги и Габриэлю Агресту весь этот ажиотаж был, несомненно, на руку. Их бизнес, который с недавнего времени стал общим, стал приносить небывалую прибыль. К основному ассортименту брендовых вещей, коллекционных сувениров, обуви и мебели, добавились украшенные мечи, катаны и другое фамильное оружие, а также эксклюзивная детская одежда и товары для новорожденных.       То, что два бизнесмена называли золотой жилой, то над чем с улыбкой и торжеством склонялась Кагами, было чем-то новым и чужим для Адриана. Почему-то мужчина привёз в подарок своей жене синие лилии, на что девушка смерила его взглядом недоумения. Конечно, ведь её любимый цвет красный, как он мог забыть? И даже отпечатанные иероглифы на груди не стали напоминанием? Адриан видел маленькое существо, которое он забрал из роддома вместе с Кагами, его маленькие ручки и ножки, взгляд с ноткой озорства — и не мог даже улыбнуться. Когда Агрест смотрел на своего сына, тоска сковывала его сердце, ныла у самого горла и опускалась в самую глубину, оседая непонятным осадком. Он должен был полюбить его. Полюбить каждой клеточкой своего тела этот маленький комочек. Свою частичку.       Адриан пытался. И не мог. Он не мог заставить себя испытать что-то помимо горечи, которая жгла язык. Когда он брал Флориана на руки — они дрожали; когда подходил к кроватке — мальчик начинал плакать. И так по кругу. И так целый год. Его ночные крики, незапахнутый халатик Кагами, которая вскакивала с кровати и мчалась в соседнюю комнату, его пристальный, но при этом весёлый взгляд синих глаз и даже его запах, сладкий, немного даже приторный, — всё это раздражало Агреста.       Он ненавидел себя за своё малодушие. Он ненавидел Кагами за её безропотную покорность и странный материнский инстинкт. Она носилась с Флорианом как на крыльях. Он был словно её трофеем, очередной медалью, кубком, заключенным контрактом, удачной сделкой. Но не любимым сыном любящей матери. О, нет. Адриан замечал это, но не понимал. Впрочем также, как и не понимал сам себя.

***

      Бессменный солист группы «Ля Флёр» Рэй Стоун был сегодня мягко говоря не в духе. Он и его друзья сидели в небольшом холле высокой многоэтажки. В воздухе царило напряжение. Рэй стоял около окна и мечтал о выкуренной сигарете, изредка поглядывая на ребят, расположившихся на диване. Их вид удручал певца. Джони Костер, их ударник, нервно похрустывал костяшками пальцев. Их хруст эхом раздавался в холле. Басист, Сэм Норт, откинулся на спинку дивана с закрытыми глазами, однако его волнение выдавали двигающиеся желваки, которые сильно выделялись на фоне его смуглой кожи. Один Лука Куффен, солист-гитарист, выглядел внешне абсолютно спокойным. Или может он был под чем-то. Рэй хмыкнул при этой мысли, запустил пятерню в свои рыжие волосы, и, наконец, отошел от окна. — И что мы тут сидим, как подбитые олени? — попытался разрядить обстановку он, но буквально сразу же на него рыкнул Джони. — Заткнись, Стоун. Без тебя тошно, — он резко дёрнулся, так, что его каштановые кудри взметнулись и еще какое-то время пружинисто подпрыгивали. — Не могу поверить. Мы, любимчики всего мира, сидим здесь и трясемся, ожидая решения какого-то дядьки, — продолжал Рэй. — Этот «дядька» наш продюссер, — тихо поправил его Сэм, не открывая глаз. — От него напрямую зависит наша карьера. — Вот уж, конечно, от него! — наигранно всплеснул руками Рэй. — Он что пишет нам тексты? Или музыку подбирает? А, Сэм? Он прописывает тебе партии? — Хочешь сказать, мы можем позволить себе другого продюссера? — лениво почесав подбородок, сказал Костер. — Ребята, успокойтесь. В любом случае, у нас есть график выступлений как минимум на месяц, а дальше Джо что-нибудь придумает, — наконец, заговорил Лука. Взгляды всех участников группы устремились в его сторону. — Смотри-ите кто-о заговорил, — протянул Рэй. — Лучше бы и дальше молчал в тряпочку, пока решается наша судьба, — Джони снова вернулся к разминке своих пальцев. — Да он сам тряпочка своей невестушки, — тихо поддакнул Сэм, ухмыльнувшись. — Не понимаю, в чем паника? — вздохнул Куффен. — Не останемся же мы без хлеба. — В Париже, мы можем остаться и без штанов, — подошел к другу вплотную Рэй. — Между прочим это из-за тебя мы уехали из таких гостеприимных Штатов. — У нас и здесь полно поклонников, — встал с дивана синеволосый, принимая вызов. — Да, но маловато денег, — Рэй сделал характерный для него жест пальцами, имитируя шелест купюр, прямо около лица Луки.       В этот момент позади ребят отворилась дверь, из которой вышел полный мужчина лет сорока. — Джо, какие новости? — обернулся Рэй, снова надев на себя маску доброжелательного весельчака. Лука встретился с его рыжим затылком, резко пахнущим лаком для волос. — Ничего хорошего, ребята, — протянул мужчина, протягивая Рэю папку с какими-то документами. Стоун с улыбкой принял её и сел между Сэмом и Джони, чтобы они все вместе могли пролистать её содержимое. Между тем Джо продолжал. — За последние полгода рэйтинги сильно упали. Вас хотят убирать из эфиров теле- и радиостанций. Про живые концерты я вообще молчу. Директор канала не может предоставить нам нормальную площадку, а снова выступать в клубах, я думаю, вы не будете. — Разумеется нет, Джо, — отрезал Рэй, пытаясь сохранить улыбку на лице. Содержимое папки нисколько не порадовало его, как и его коллег. — Но, неужели ничего нельзя сделать? — сказал Лука, не сильно интерсовавшийся бумагами, но внимательно слушавший продюссера. — Выхода два, господа, — вздыхая, Джо приземлился на рядом стоящее кресло. — Даже три. Первый: мы возвращаемся в Штаты, но на былую популярность не расчитывайте. Второй: кругосветка, мы лично объедем каждый уголок Европы, Америки, заглянем в Азию, возможно, в Россию, таким образом, заявим о себе более серьёзно. Третий (и мой любимый): я ухожу от вас, а вы устраиваетесь в офисы, превращаясь в серый планктон. Ну что, как вам? — А ты чокнутый ублюдок, Джо, — воодушевлённо всплеснув руками, пробасил Джони Картер. — Во всех трёх предложениях не было ни слова про Париж, — сказал Лука. — Ты не понял, в третьем точно была неоновая вставка с этим словом, — обернулся к нему Рэй. Лука закатил глаза. — Второй вариант кажется мне самым лучшим, — сверкая своими зелёными глазами, сказал Сэм. Его воодушевление распространялось на всех, кроме соло-гитариста. — Но нам нужно подумать, нужна подготовка, да и деньги, в конце концов, — задумчиво проводил пальцами по подбородку ударник. — Конечно, мировое турне — дело серьёзное и затратное, однако и прибыльное; плюс ко всему — нам нельзя ехать со старьём, нужна свежая струя, если вы понимаете о чём я, — Джо подмигнул своим подопечным. — А ты поедешь с нами? — недоверчиво сощуривщись, процедил Лука. — Разумеется, нет, — смеясь, встал из кресла мужчина и демонстративно поглатил своё пузо. — Жена, дети, знаете… — Да-да, восьмой месяц, видим, — сказал Рэй и все рассмеялись. — Вот, у нас как раз есть несколько месяцев, чтобы подготовиться, — подытожил Джо, удаляясь в сторону лифта. — Хотя, на самом деле, чем скорее стартуете — тем лучше. — Несколько месяцев, — под громкий смех, свист и хлопки товарищей, проговорил Лука, погружаясь в себя…

***

— Несколько месяцев… — О чем ты там бормочешь? — переспросила Маринетт, глядя на своего любимого мужчину, который уставился в окно потухшим взглядом. Он обернулся на её голос. Девушка стояла, грациозно покачиваясь, и мыла посуду, что-то напевая. — Маринетт, — когда Дюпен-Чен выключила воду, прошелестел голос парня. — В чем дело? — девушка почувствовала нотки обеспокоенности в этом голосе. Она подошла и села на его колени. Лука в который раз стал рассматривать её лицо, каждую его черточку, каждую клеточку, любуясь и одновременно сжимаясь внутри от тоски. — Что бы ты… — пытался начать он. — Что бы ты сказала, если бы я ненадолго уехал… Скажем, на годик-другой. — Что? — рассмеялась девушка. — Это по-твоему ненадолго? — Маринетт, пожалуйста, мне и так… тяжело, — Лука обнял лицо Мари руками и заглянул в её голубые бездонные глаза, в которых он утонул когда-то. Девушка, выдохнула, перенимая серьёзный тон. — Так, что случилось? — Мы… — Луке было слишком тяжело признать факт неизбежности будущего, а также неизбежности расставания. — Мы решили ехать в мировое турне. — Что? — вскочила девушка и ударилась своей задней частью об обеденный стол. — Я… я сам не в восторге от этой идеи, — затараторил Куффен. — Но у нас нет выбора. У группы наступили тяжелые времена и турне поможет нам снова взойти на олимп славы. — А как же… я… мы… — Маринетт закрыла рот рукой, потирая ушибленное место. Минуту подумав, она выпалила. — Я же могу поехать с тобой. — Нет, Маринетт, — сразу сказал синеволосый парень. — Это исключено. Ну что тебе делать с тремя мужиками в тесном фургоне и не неделю, а как минимум год? — Так уж в фургоне, — хмыкнула девушка. — А как же ваш личный самолет? — Брекеты Джони, колледж Сэма и… наша с тобой помолвка, — как бы виновато улыбнулся Лука. Маринетт вздохнула и обняла своего парня, прижав его голову к своей груди. — Вы же не выезжаете завтра, — прошептала она. Лука взял её руку в свою и поцеловал костяшки её почти прозрачных хрупких пальцев. — Да, мы должны подготовиться, но думаю, что через месяц-другой, — вздох облегчения со стороны девушки тут же сменился на напряженно сжавшиеся руки. Лука умолк. Из крана мерно покапывала вода, ударяясь о железную поверхность раковины. Словно, отстукивала секунды.

***

      Наверное, читателю интересно, что ещё изменилось за последний год. Нет смысла скрывать этого, ведь всё очевидно. После первого совместно проведенного Рождества ребята продолжили общение и дальше, как водится, семьями (кроме Роуз и Джулеки, они переехали в Испанию). Алья и Нино поженились весной, Агресты, а также помолвленные Лука и Маринетт были приглашены; в июне родился Флориан, и вот сейчас в преддверии декабря они снова встретились, правда только вчетвером (не считая Агреста-младшего), так как Ляифы были не в городе.       Такие улыбающиеся, счастливые. Они сидели и вспоминали прошлое, делились планами на будущее. Столик у окна располагал довольно непримечательным видом, только яркая гирлянда, повешенная нелепо рано, разбавляла тоску за окном. Адриан всё чаще ловил себя на мысли, что смотреть в окно ему доставляло больше удовольствия, чем изображать из себя счастливого мужа и отца. Рядом с ним была Кагами и тщетно пыталась накормить с ложечки их сына, который сидел напротив окна в специальном детском кресле. — Ну что такое? М? Фло, малыш, ну же, открывай ротик, — тихо и строго говорила Кагами довольно милые вещи, но звучало это далеко не мило. Маринетт долго следила за попытками девушки, но наконец не выдержала. — Давай я попробую? — с вежливой улыбкой предложила она. Кагами вернула ей улыбку и предоставила ложечку. — Смотрите, сейчас случится магия, — хмыкнул Лука, наблюдая за своей невестой. — Я это уже где-то видел, — сказал Адриан, тоже ухмыльнувшись.       Он вспомнил, как Маринетт сидела с детьми своих друзей и знакомых, с Манон, например, и как легко ей удавалось завоевать их доверие. Кагами вспомнила, как во время её беременности Маринетт каждую неделю водила её на всякие практики для беременных, всевозможные йоги, как однажды красила ногти ей на ногах. Лука мог вспомнить только то, как Мари уже не первый раз помогает Кагами. Девушка делала всё это, казалось, без всякого напряжения. Словно, она была создана для этого.       Вот Дюпен-Чен набирает ложечку яблочного пюре и, играя в воздухе рукой, словно, самолетиком, подносит её к Флориану. Тот заинтересованно замирает и, глядя своими огромными синими глазами на девушку, послушно открывает рот. «Умничка», — шепчет Маринетт, с успехом водружая ложечку в рот мальчика. Лука начинает аплодировать, а остальные тихонько посмеиваться. — И как только тебе удаётся, — улыбается Кагами и обводит глазами всех присутствующих.       Маринетт смущенно отвечает что-то невпопад, продолжая кормить Агреста-младшего. Лука начинает про что-то оживленно рассказывать, Кагами делать вид, что слушает, потягивая имбирный латте из трубочки, Маринетт иногда хихикать, а вот Адриан снова невольно засмотрелся на эту девушку. Никакой магии не было. Он видел и чувствовал то, что не мог увидеть никто другой. Например то, что Маринетт уже была готова к созданию семьи, хотя сама даже не отдавала себе в этом отчета. Готова стать матерью и отдавать всю любовь своему чаду. Агрест был уверен, что она станет хорошей матерью.       Его необычайно трогала та забота, с которой Маринетт относилась к своим любимым людям. К Луке, к своим родителям, к Алье, к Кагами и даже когда-то к нему самому. Флориан никогда не получит такой любви и ласки в агрестовской семье. Даже сам Адриан не способен подарить ему той теплоты, в которой мальчик, безусловно, нуждался. Возможно, то как относится к нему Маринетт располагает только этой разницей. — Так, вы уезжаете? — бесцеремонно прервал разговор остальных Агрест. — Мировое турне? Наступило молчание. Маринетт резко побледнела и уселась глубже в своё кресло, словно уменьшившись в несколько раз. Флориан, который словно лишился источника света и тепла, начал хныкать. — Ну что опять? — протянула Кагами, проверяя рукой штанишки сына. — О, кажется, нам нужно ненадолго отойти. — Да, конечно, — пискнула Маринетт то ли на слова Адриана, то ли в ответ Кагами. — Нужна помощь? — только из вежливости осведомился Адриан, однако девушка уже целенаправленно шла в сторону уборных с ребенком на руках. Когда она скрылась, Лука решил-таки удостоить ответом вопрос Агреста. — Да, — медленно вздохнул он. — У нас не всё так хорошо, как у вас. — Не понимаю, о чем ты, — Адриан внутренне напрягся, почувствовав угрозу в голосе Куффена. — Да, куда уж вам. — Лука, прекрати, — тихо сказала Маринетт. Мужчина шумно выдохнул и встал из-за стола. — Ты всё хорошо обдумала? — когда Лука тоже ушел к уборным, уже более тепло спросил Агрест, придвигаясь к центру стола чуть ближе. Его рука коснулась стакана с ванильным латте. «Её любимый», — мысленно кивнув, на секунду улыбнулся он. — На самом деле, нет, — честно призналась девушка. Ей вдруг стало как-то неуютно находиться с Адрианом наедине. — Прости, если сказал что-то не так, — Агрест тоже почувствовал неловкость. Их разговор не клеился. Девушка предпочла ретироваться, оставляя парня в одиночестве. — Я закажу тебе капучино, хорошо? — С корицей? — кинул ей вдогонку парень, улыбнувшись. Она ответила ему тем же. — С корицей.       Подходя к уборным, Маринетт едва сдерживает дрожь, которая начала охватывать её тело. Несколько ополаскиваний лица водой немного приводят её в чувство. Как жаль, что буквально через мгновение эта хрупкая девушка, никогда и никому не желавшая зла, Маринетт Дюпен-Чен, услышит то, что надолго лишит её спокойствия. За дверью стояли Кагами и Лука и что-то обсуждали на повышенных тонах. До слуха Маринетт долетел грубый, сорвавшийся на крик мужской голос: — Заткнись! Это мой ребенок!
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.