Лондон
«Зачем?!» — стоя под крышей одного из городских кафе, Маринетт Дюпен-Чен наслаждалась вынужденным одиночеством и давала волю мыслям, чувствам, слезам. Сегодня была уже неделя, которую она и её экспедиция проводили в этом суетном, дождливом городе. Лондон не баловал их солнцем, но баловал благодарными слушателями. Группа «Ля Флёр» посетила несколько стадионов, театров и фестивалей. Четвертому и пятому шумному концерту Маринетт начала предпочитать одинокие прогулки. Лондонский Тауэр угрюмо чернел на фоне серого неба, внизу глаза путника могли отдохнуть на зелёной поверхности пробивавшейся первой травы газона. Весна шла своим чередом, но вот только темноволосая девушка в зелёном дождевике всё ещё оставалась в феврале. Недопитый кофе давно остыл, как и безвкусный ужин. Когда Маринетт вернулась в гостиницу, уже совсем стемнело. — Эй, детка, жаль, тебя не было, мы произвели фурор сегодня! — Куффен незамедлительно оказался подле девушки, едва заметив её в холле. — Вы уже вернулись? — бесцветно отвечала она, устраиваясь в объятиях своего молодого человека. — Да, завтра самолет, все хотели бы выспаться, — ответил Рэй. Копна его обычно зачесанных назад рыжих волос сейчас стояла колтуном, а с прядей стекали струйки воды то ли после дождя, то ли после душа. Джони о чем-то беседовал с администратором отеля, Сэма же нигде не было. Дюпен-Чен пожала плечами, решив что он давно в своем номере. Спустя час, приняв душ вместе, Лука и Маринетт не торопились проваливаться в сладкую негу сна. Мужчина решил сменить струны на гитаре, так как нынешние готовы были вот-вот лопнуть (впрочем, как и его терпение, которое в последнее время растеряло своё хладнокровие), рядом с ним лежал потрепанный блокнот, в который Лука что-то записывал иногда, бывало, долго держал его в руках, что-то рассматривая, но чаще он просто находился где-то неподалёку. Девушка тем временем вышла на балкон. Даже находясь сейчас с Куффеном в одном номере, брюнетка чувствовала небывалое одиночество, наверное, даже ещё больше, чем в том кафе рядом с Тауэром. — Ты хотел бы, чтобы Хогвартс существовал? — внезапно услышала она знакомый голос с балкона поблизости. — Я не верю в эти сказки, Сэм, ты же знаешь, — отвечал другой голос, более низкий, вероятно, это был Джони. Он и Сэм делили один номер, когда как Рэй был с мистером Дугглсом и всей аппаратурой в другом, Маринетт и Лука в третьем, охрана — в четвертом, ровно напротив номеров их подопечных. — Я думаю, ты был бы магглом, — рассмеялся Сэмми, и Маринетт услышала глухой удар. «Дурачатся», — улыбнулась девушка. — Я был бы на Слизерине, — с достоинством отвечал Картер, после чего снова послышалась какая-то возня. — А я… На Пуффендуе, наверное, — запыхавшись в попытках увернуться от кулаков друга, сказал басист. — И я с тобой, Сэм! — подала голос Маринетт. — Вы чего там возитесь? — О-у, Маринетт, извини, не разбудили? — девушка увидела над своим балконом свесившиеся кудри ударника. — Нет, — хмыкнула Дюпен-Чен, направляясь в комнату. — Не разбейте только ничего там! И с балкона не упадите… — Да, не пили мы! Честное слово… — крикнул вдогонку темноволосой Сэм. Что было дальше, Маринетт стоило лишь догадываться. Картер был любителем выпить, да ещё и подраться, но девушка была уверена, что его сосед Сэм Норт не станет лезть в неприятности. Хотя с такими товарищами неприятности находили его сами.Ницца
Перелёт спокойно выдержать удалось не всем. Лука всю дорогу спал, Рэй кокетничал со стюардессами, а Сэм что-то читал, когда как Джони Картер постоянно убегал в уборную и литрами пил воду. Он был сине-зеленым весь полёт, придумал отговорку, что плохо переносит перемену давления, однако по красноречивому вздоху Сэма, все понимали, что ударник мучился похмельем. В этот вечер Маринетт впервые увидела море так близко. Почему-то за всю её жизнь и несколько переездов она так и не удосужилась как следует вдохнуть его дивный аромат. Париж вдыхал в неё промозглую сырость Сены, Тихий океан до Лос-Анджелеса она видела только из окна самолёта и в студенческую бытность ей так ни разу и не удалось как следует насладиться им. Теперь же, стоя босыми ногами в теплом песке на берегу Средиземного моря, девушка отметила про себя, что раньше ей как будто этого и не нужно было. Раньше её голову забивало слишком много пустой суеты, что она и подумать не успевала об отдыхе. Душевном отдыхе. В такие моменты, когда человек остается наедине с собой и природой, бывают прозрения. Что коснется разума этой очаровательной парижанки сегодня? С собой в дороге у девушки был её давно заброшенный скетчбук, который она так часто изрисовывала в школе. Дюпен-Чен достала его из рюкзака и села прямо на песок, пытаясь уловить и воспроизвести карандашом движение волны. — Море обнимет, закопает в пески, закинут рыболовы лески… — рядом послышался голос Куффена. Он нечетко вырисовывал какую-то смутную мелодию известной песни, которая вторила шелесту прибоя. Незамысловатая песня шла дальше, морская гладь еле двигалась в темной дымке надвигающейся ночи. Где-то справа ещё не закончил своё кровопролитие закат. Отложив набросок, Маринетт легла на спину и закрыла глаза. Песок забрался в её волосы и в складки одежды, затесался между пальцев и проник в обувь — привычные сувениры любителей пляжа. — Тебе, я чую, нужен воздух… — продолжал Лука, устраиваясь рядом с девушкой. Когда он коснулся рукой её лица, её ресницы дрогнули и одинокая слеза скатилась прямо к её уху. Еле слышно девушка завершила песню за Куффена своим нежным голосом: — Прости меня, моя любовь.Барселона
Солнечная Барселона встретила «Ля Флёр» с распростертыми объятиями, однако предоставила всего две или три площадки для выступлений, требуя новый материал. Три ночи Сэм пытался закончить новую песню, «Жар поцелуя», но ему никак не удавалось уловить страстный порыв, которым должна быть пронизана песня. Ребята понимали, что их тексты должны повзрослеть вместе с ними, что легкими балладами о любви им уже не отделаться: образ не тот, а сложные, смысловые, философские композиции (куда вечно вело вдохновение их басиста и автора некоторых текстов к песням по совместительству) также не соответствовали основному имиджу группы. В очередной раз прослушав «Под маской демона», «Фиолетовый крик», «Играй со мной» и «Свет во мне», Маринетт как и другие зрители приятно удивилась новой представленной песне. Она была ещё сырой и незаконченной, но это могли понять только сами участники группы: после двух куплетов и затянувшегося припева будто чего-то не хватало, какого-то отступления или репризы, второго дыхания. Ребята пытались раскачать зал под бит Джони Картера, кудри которого то и дело взметывались и падали ему на плечи, но этого было мало. Вдруг вперёд вышел Лука. Зал охнул. Мари затаила дыхание, наблюдая, как её молодой человек легко и виртуозно проходился по струнам своей гитары, выдавая импровизационное соло. Она понимала, что никто этого не ожидал. На лицах Рэя, Сэма и Джони проскальзывали смущенные улыбки, но они всё равно держались очень профессионально, не сбиваясь и никак не саботируя публику. После гитарного соло друга Рэй вступил снова, фальцетом взяв на октаву выше и выдав новую вариацию припева:Поцелуй твой пускай не остывает, Пока ты танцуешь с моими губами. Исполни мои ты простые желанья — Отдайся! Отдайся! Поцелуй твой меня жаром накрывает, Пока ты танцуешь с моими губами. Исполни мои ты простые желанья — Останься! Останься!
Вторая часть припева была новой не только для зрителей, но и для Сэма Норта: он явно не ожидал импровизаций от Стоуна, который был любителем всё контролировать и страшно злился, если что-то шло не по плану. Тексты Рэя обычно были весьма предсказуемы, когда как Сэм любил добавить перчинку. Песня, рожденная в импровизации, произвела фурор. Такая смелая, яркая, страстная. Она была словно самим огнём, на другом, новом, превосходящем уровне нежели старые композиции «Ля Флёр». Нельзя не сказать, что в перерывах между концертами в этот раз команде удалось вдоволь насладиться теплым морем. Испания радовала солнечными днями в начале июня, загар легко ложился на распаленные тела, правда бедный Рэй с его нордическим типажом сгорел до белых волдырей, Лука и Джони ходили словно позолоченные, а вот Сэм стал намного смуглее обычного, что невероятно ему шло. — В следующей жизни хочу родиться горячим испанцем, — смеялся он. По рождению он был метисом: мама была англичанкой, а отец мексиканцем, но вырос этот не менее горячий зеленоглазый парень в Филадельфии. — Американцем тоже было неплохо родиться, да Рэй? — хмыкнул Джони. Его родословная не отличалась от среднестатистической, в отличие от рыжеволосого вокалиста. — Мои ирландские корни с тобой не согласны, — расслаблено протянул парень, водружая на нос солнечные очки и в который раз намазавшись солнцезащитным кремом. — Может хватит говорить о корнях? — буркнул Лука. Все в недоумении уставились на него, как бы безмолвно вопрошая, что это с ним, а также на Маринетт, которая ютилась на шезлонге под зонтом. Но и девушка не знала ответа на этот вопрос. Её нежная кожа не очень переносила солнце, и, к сожалению, жарко ей было только на пляже, когда как в номере между ней и соло-гитаристом «Ля Флёр» в последнее время чувствовался холод.Рим
Этот город не был столь же гостеприимным, как юг Европы. Более сдержанная публика, менее оплачиваемые концерты, которых было один или два за неделю. «Ля Флёр» пропадали на бесконечных репетициях, заставляя их номера в отелях покрываться пылью, а охрану спать стоя. Маринетт Дюпен-Чен развлекала себя походами в музеи, посещением Коллизея, Пантеона и других достопримечательностей Италии. Но ни один красивый вид, ни одна изысканная постройка древней цивилизации не могли заполнить пустоту в её душе. Чем дальше команда уезжала от Франции, тем больше девушка отделялась от всех, и быстрее всех отдалялся от неё мсье Лука Куффен. Иногда Мари казалось, что перед ней был совершенно незнакомый ей человек, который, оказывается, любил по утрам черный как нефть кофе, эспрессо. Или что он когда-то бросил курить, ещё в юности, но теперь от постоянного стресса после перелётов и концертов темноволосый гитарист возобновил свою привычку. — Кофе — мой друг. Музыка — мой наркотик, — промурлыкал парень, глядя в окно и затягиваясь сильнее обычного, словно хотел ощутить на полную, как действовала на него музыка. Или сигарета. Или эспрессо. Время от времени он заглядывал в свой блокнот, который словно всегда ждал его на подоконнике. Дюпен-Чен сидела обнаженная на кровати и наблюдала за ним. Вот взгляд мужчины потускнел, а надбровные мышцы напряглись. Вот он отложил блокнот и затянулся снова, выпуская на улицу через оконную створку клубы дыма. Тёмные, иссиня-черные волосы девушки волнами спадали с хрупких плеч. Рельефные стройные ноги и тонкая талия едва скрывало одеяло. Длинные ресницы, немного слипшиеся после сна, добавляли её виду особенную прелесть. Такая красивая. Такая беспомощная. Почему этот мужчина предпочитал ей эту жалкую сигарету. Почему она должна чувствовать холод между лопатками и вовсе не от сквозняка. Как этот человек мог раньше по сто раз на дню прижать к себе или грязно приставать, а сейчас пьёт мглу в кружке без сахара, без молока. Как этот человек так трепетно просил её руки, но так и не докурил сигарету и выбросил половину окурка в окно. Как он мог носить её на руках, но теперь засыпал сразу же, как прикладывался к подушке. — Чего расселась, милая? Заправь кровать уже и оденься.Берлин
Чопорная Германия оказала теплый, но не самый радушный прием. Люди здесь не были склонны выставлять напоказ эмоции, поэтому оваций также было не слишком много. Хотя именно здесь «Ля Флёр» собрали кассу вдвое больше обычного. Немцы не скупились на определенные вещи, если это касалось качества или комфорта. Перед началом очередного концерта, ребята собирались на репетиции, также как и сегодня. Лука выехал раньше, так что Маринетт еле успела к началу шоу. Хотя, вероятно, шоу должно было начаться позже. По приезде Дюпен-Чен застала в зале только Джони Картера, который собирал барабанную установку, нервно цокая языком, то и дело отходя в сторону, чтобы точно вымерить нужные углы. Конечно, этим должны бы заниматься другие люди, но недобрый блеск серых глаз отбивал желание у всякого, кто хотел приблизиться. Шатен ревностно относился к своим инструментам и предпочитал собирать всё сам. Но вот кого это не особо волновало, так это Маринетт Дюпен-Чен, которая приближалась к краю сцены, вглядываясь в пустой темный зал. Уже совсем скоро здесь будет толпа. Зажгут софиты, взорвется музыка. Праздник жизни уже стоял на пороге концертного зала, но пока что он утопал в собственной пустоте. — Скучно тебе? — заметив девушку, хмыкнул барабанщик. — Тебе нужна помощь? — вежливо осведомилась она, отвлекаясь от своих мыслей, но получила в ответ весьма красноречивый взгляд. Спустя пару минут Джони вновь заговорил. — Если ты ищешь Луку, то его здесь нет, — Картер больше не смотрел в сторону Дюпен-Чен, всё ещё бегая вокруг установки, бормоча про себя. — Если том-барабаны будут стоять здесь, то бочка мне будет упираться в колено… Неудобно… — Нет, я, — начала было девушка, но быстро собралась с мыслями и села за ударную установку. — Я могу побыть здесь, и ты сможешь настроить всё более точно, относительно живой фигуры… И да, колено действительно упирается в этот… как его… — В бочку, — улыбнулся Джони. Наконец, его надменная угрюмость отступила и ему действительно стало проще измерять углы. Через десять минут он закончил и устало плюхнулся на краю сцены в кучу старых штор, которые, вероятно, когда-то были занавесом. Мари приблизилась к нему и рассмотрела. Серые стеклянные глаза, кучерявые волосы, бледные веснушки. Несмотря на довольно трудный и громкий характер, Джони был самым молчаливым среди коллег возлюбленного Маринетт, разумеется, молчаливым в её присутствии. Он был единственным, кто высказывался против её присоединения, когда речь впервые зашла о кругосветном турне. И до сих пор девушка чувствовала ауру неприязни, когда они находились рядом. — Где-то у меня было яблоко, — внезапно Джони начал шарить по карманам и наконец достал спелый фрукт. Мгновение подумав, парень протянул руку с яблоком девушке. — Тоже не жравши с утра? — Благодарю, — улыбнулась девушка, приятно удивившись тому, что возможно ошибалась насчет барабанщика. Звучно откусив своё лакомство, Маринетт снова оглядела Джони Картера, отмечая, что хотя он и был закрытым, он не был озлобленным. — Знаешь, ты, — девушка сделала паузу, собираясь с мыслями. — Ты и этот город… — Что? — брови Джони слегка приподнялись. Он достал второе яблоко и тоже был не прочь угоститься. — Вы похожи.Америка
Долгий перелёт и далее большое турне по Америке. Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Новый Орлеан, Вашингтон и, наконец, Нью-Йорк. Между городами команда передвигались на автодомах или же в домах на колесах. К удивлению большей части команды, в этих фургончиках было всё: туалет, душ, небольшая кухня, как минимум 4 спальных места и несколько сидячих. Однако нельзя не отметить, насколько было тесно. Останавливались в городах они уже меньше, чем на просторах Европы, на 2-3 дня чисто ради концертов и снова пускались в дорогу. Маринетт Дюпен-Чен прошла все стадии принятия, прежде чем свыклась с кочевой жизнью. Отрицание: туалет в фургоне? Нет-нет, давайте остановимся на заправке и сходим в цивилизованный. Гнев: да как пользоваться плиткой? Почему постоянно пробивает колесо? Парни совершенно не умеют поддерживать чистоту! Торг: хорошо, она согласна спать вчетвером ночью, пока кто-то ведёт машину, а днём иногда быть штурманом и следить за маршрутом. Согласна коротать дни в фургоне, но во время остановок в городах снимать номер в отеле. Согласна на отсутствие личного пространства, но придумала загораживаться пледом от любопытных глаз, чтобы побыть одной. Депрессия: день и ночь смешались в одну сплошную пелену, сложно было различить день недели. Волосы отросли и непослушно болтались по плечам и спине, девушка неожиданно для себя поняла строчку из известной песни: «В долгом пути я завяжу волосы лентой». Про разросшиеся бороды и лохмы членов группы она вообще молчала. Хотя, не могла не отметить, что они стали выглядеть брутальнее. Принятие: ребята научились ладить между собой, готовили по очереди, уборка была на мисс Дюпен-Чен, так как только она умудрялась создать уют даже в ограниченном пространстве, по вечерам они играли в карты, «Мафию», а также настольные игры, которые стали напольными. Устраивали киносеансы со встроенными колонками прямо в стены фургона и в целом наполнили их поездку смехом и жизнью. Иногда, когда Лука не был за рулем, они с девушкой сидели вместе у окна, обнимались, наблюдая, как за стеклом сменяется пейзаж: степные равнины, горные хребты, реки, леса… Маленький островок безопасности и уюта в объятиях любимого человека делает своё дело. Ты чувствуешь тепло и защиту, бесконечное доверие, комфорт… любовь. Она такой важный маленький огонек, который помогает преодолеть любой шторм. Прекрасно, если любовь зародилась. Что она есть. И никакая метка не может её восполнить. В Вашингтоне группа «Ля Флёр» решила сделать студийную запись нового альбома, куда вошли новые треки Сэма и Рэя, написанные в пути. Маринетт с интересом наблюдала за процессом записи, особенно её завораживала работа Стоуна, который мастерски исполнял не только основные партии, но ещё и умудрялся придумывать на ходу бэк-вокал, подголоски и другие интересные изюминки, которые раньше были недоступны сознанию Дюпен-Чен. Иногда к записи присоединялся Куффен или Сэм, но редко. Пока же девушка тихо наблюдала из комнаты звукооператора, как за стеклом в громоздких наушниках Рэй выдавал новое соло. — Мари, можешь подойти? — внезапно сказал звукооператор, а Рэй усиленно помахал ей рукой. В недоумении брюнетка прошла по ту сторону стекла и вмиг оказалась в другом мире. — Ты что-то хотел, Рэй? — На самом деле… Идея очень смелая, но… Хочешь поучаствовать в процессе записи? — ослепительно улыбаясь, говорил парень, привычным движением руки приглаживая свои немного растрепавшиеся рыжие волосы. — Я? Но я в этом ничего не понимаю, к тому же мой голос… — Твой голос — женский, это первое, — перебил девушку вокалист. — Второе, у тебя отличный слух! Ты очень чисто напеваешь наши песни, думаешь, мы не замечали? — Ну, я… — Маринетт вмиг залилась краской, не понимая, к чему клонит Стоун. — Хорошо, не волнуйся, от тебя требуется всего лишь легко напеть: «На-на-на-на». Повтори, — не давая выбора, кареглазый хитрец напел простую партию и машинально Мари попробовала за ним. — Ну вот, отлично получилось! — Я не певица, Рэй, — Дюпен-Чен понимала, что капкан вот-вот захлопнется. — Вы можете нанять кого-то профессионального… — Это будет на фоне во время припева, создаст нужное… настроение! Понимаешь? — продолжал Рэй, с энтузиазмом размахивая руками. — Искать кого-то нет времени и… — Маринетт, — внезапно раздался низкий бархатистый голос из колонок. Рэй умолк, самодовольно улыбаясь. — Я хочу, чтобы ты звучала в нашей песне. Это был голос Луки Куффена. Через тонированное стекло девушка едва различила его взлохмаченную макушку и улыбнулась. Согласилась. Впервые она услышала себя с новой стороны через проходы наушников, через микрофон и тысячи кабелей, соединявших разные миры. Чувство приятного волнения наполнило её грудь и на мгновение девушка, далёкая от сцены, от шума толпы и блеска софит, вдруг уловила, почему многих людей это так манит, какие ощущения даёт, какую отдачу. Мало просто слушать музыку, нужно понимать её, жить ей, отдаться ей полностью и тогда откроются небеса, произойдет чудо. Каждая новая песня, новая мысль, веяние — чудо, дарованное нам в жизни. И если появляется шанс ухватить его, ощутить — отказываться нельзя. — Ты просто умница, — Рэй дружески похлопал по плечу новоиспеченную коллегу. — Знаешь, после всего, через что мы прошли в этой дороге, это самое малое, что мы можем предложить взамен. — Да ладно тебе, я же сама решила поехать с вами, — хмыкнула Маринетт покидая студию. Волнение отступало, но девушка не хотела рисковать быть вызванной вновь, поэтому она вышла прямо на улицу. Несколько концертов в Нью-Йорке смешивались с осмотром достопримечательностей. Руководил походами Рэй Стоун, как главный местный житель. Он родился в этом городе и знал его как свои пять пальцев, несмотря на то, каким необъятным Нью-Йорк казался. Вечерами компания засиживалась в местных барах и других заведениях, в которых Джони часто с кем-то дрался, нередко приезжала полиция, а ребятам оставалось только быстрее скрываться. Как-то Сэм высказался, что если бы Картер женился однажды, то его жене не повезло бы. — Женятся только идиоты, — жестко отвечал Джони, залпом опустошая очередной бокал с текилой.Бразилиа
В канун знаменитого бразильского карнавала в октябре в столице этой жаркой страны две недели гостила экспедиция «Ля Флёр». Неожиданное открытие, но люди шли на концерты в закрытые помещения неохотно, тогда Джо и ребята решили дать несколько концертов на открытом воздухе или «Open-Air». Только тогда к группе пришел успех и «Sold-Out», они подготовили свои самые зажигательные треки, куда вошла и новая композиция «Жар поцелуя». После череды концертов на Сэма Норта опять снизошло вдохновение. Он сидел на веранде ресторана, где праздновала успех команда, прямо на лестнице с планшетом на коленях, набирая и стирая слова новой песни. За этим занятием его и застала Маринетт Дюпен-Чен. Ей так хотелось поговорить с кем-то, кто мог её услышать и понять. Без оценки, без осуждения, без предвзятости и непрошеных советов. Ей казалось, что таким человеком мог бы быть именно Сэм. — Не помешаю? — присела рядом девушка, обняв руками колени и вглядываясь в ночное небо. — Что? — взгляд Сэма вдруг прояснился и он заметил мисс Дюпен-Чен рядом. Она коротко рассмеялась. — Всё-таки помешала, прости, мне стоит уйти… — Нет-нет, сиди, дорогуша, сейчас оценишь новые стихи, — сказал парень, сверкнув своими зелёными глазами, и прокашлялся. Маринетт не отводила взгляда от линии горизонта. — Слушай.Пусть ты останешься на страницах альбома, Который собирали вместе. На снимках улыбался, но остался. На снимках — наше счастье. На снимках — было счастье. Под ними — завещание.
— Очень красиво, — честно ответила девушка. — Не совсем поняла замысла с завещанием… — Ну, — Сэм смутился. — Пара уже давно не вместе и всё что у них осталось, это совместные фотографии в альбоме. Мой герой как бы остался жить на этих снимках, когда как его девушка давно ушла дальше. — Мне откликаются эти слова, — Дюпен-Чен вдруг почувствовала себя такой незащищенной, такой уязвимой, будто бы Сэм невольно разгадал её собственные мысли. Ошарашенно девушка заключила. — Ты талантлив. И ты не одинок. — Конечно, не одинок, — хмыкнул басист. — У меня есть друзья. — Да, я понимаю, но… Иногда нам всем может казаться, что мы совсем одни в этом огромном мире, — девушка уставилась в темноту, которая была озарена только одной далекой звездой и парой искрящихся зелёных глаз человека, сидящего рядом. — Когда так часто переезжаешь, мир перестает казаться таким уж большим, — парень набрал побольше воздуха, было видно, с каким трудом он подбирает слова. Но подбирал он их удивительно красиво, недаром именно он являлся автором некоторых песен группы «Ля Флёр». — Мы всего-навсего песчинки в бесконечном пространстве Вселенной. Глубокой, темной и чарующей, совсем как глаза твоей подруги, — говорил Сэм и вдруг осёкся, сильно покраснев. Взгляд Мари едва заметно потеплел, но только едва, чтобы не смущать Сэма ещё больше. Все знали о его безнадежном, но ужасно милом увлечении Альей Сезар (ныне Ляиф), но также знали, что дальше бесплотной грёзы оно зайти не могло: Сэм был весьма застенчив и как бы это сказать, безобиден. В его планы никогда не входило завоевать этот мир, разрушать чужие пары или топить котят. — Вселенная бесконечна, говоришь, — спустя пару минут продолжила Маринетт. — У неё нет начала, нет конца. Она идеальна. А мы — конечны, смертны, греховны. Наш мир всего лишь песчинка, а жизнь — всего лишь миг… Сэм, жизнь правда так идеальна? — Никто не идеален. Девушка кивнула, но в глубине души не была с ним согласна. Ещё одна бесплотная грёза посетила на сей раз её голову. Такая смелая, такая безрассудная мысль. Он. Тот, о ком она подумала. Обладатель изумрудных глаз и волос цвета пшеницы. Он был идеален. Во всём. В манере речи. В манере одеваться. В голосе. В действиях. В мыслях. От кончиков ресниц до впадинок околопятных костей. Сегодня девушка как будто впервые открыла это для себя. Или же она всегда это знала.Сидней
Ещё один бесконечный полёт. Чемоданы и сумки, потрепанные жизнью, измазанные мазутом, пылью, потом, кровью и воспоминаниями, уже стояли у самого входа в номер очередной гостиницы, практически нетронутые, не открытые. Первая неделя в далёком городе, можно сказать в другом мире, оторванном от всех, на просторах экзотической Австралии подарила экспедиции музыкантов и их сопровождающим долгожданный отдых. Недолгий, но всё же хоть какой-то. В один из вечеров Маринетт приготовила сюрприз Луке Куффену: вино, свечи, лепестки роз. Банальный антураж, но важная подоплека: в этот ноябрьский день несколько лет назад они познакомились. Закончив приготовления, девушка решила-таки распаковать чемоданы и разложить по полочкам. Это стало уже ритуалом, традицией, помогающей ей привести в порядок и мысли. Стопочка свитеров, футболок, брюк — в шкаф. Кое-какие платья — на вешалки. Обувь — под стойку. Дюпен-Чен осталась довольна комбинацией. Теперь пришло время чемодана её возлюбленного. Несколько костюмов для выступлений. Шляпы, перья, кольца и другие аксессуары. Каподастры для гитары, тюнер, медиаторы (эти вещицы довольно часто ломались в руках Куффена, так что с собой их было в избытке). Футболки, джинсы, нижнее бельё. Ноты, документы и другие непонятные бумажки. А также… блокнот. Возможно, Маринетт не обратила бы внимания на него, если бы не выпавший оттуда плохо прикрепленный маленький квадратный снимок давно сделанного УЗИ. Девушка подняла его с пола, удивляясь изображенному на нём крошечному комочку счастья, и ещё больше удивляясь надписи: «Малыш Фло. 12 недель». Маринетт оторопело присела на край кровати, неуклюже задев несколько лепестков роз, которые медленно заскользили вниз по покрывалу и через мгновение дотронулись пола. Как во сне темноволосая девушка перебирала в памяти разные события. Перед её глазами замелькали лица, места, звучали слова и даже музыка. День первой встречи с Лукой. «Фиолетовый крик». Переезд в Париж. Помолвка. Слёзы её матери Сабины. «Свет во мне». Разрыв с Адрианом. Встреча с Кагами. Свадьба Агрестов. Рождество. Лука с блокнотом в руках у окна и сигаретный дым. Всё это завертелось в голове Дюпен-Чен, образуя некий паззл, который завершался последней встречей в кафе в неполном составе дружеских пар. «— Заткнись! Это мой ребенок! — Может, хватит нести чушь?!» Тогда Маринетт застала странную ссору Луки и Кагами. Их перепалка ещё тогда обескуражила девушку. Сейчас же их голоса эхом повторялись в голове брюнетки, воспроизводя в памяти остаток того вечера. «— Ты можешь хоть на минуту не думать о себе? — Я думаю. Всегда. — Что здесь происходит? — наконец, вмешалась я, выходя из дверей уборной. Лука и Кагами с Флорианом на руках застыли и вытаращились на меня, словно мы в плохой комедии или мыльной опере. Первой пришла в себя миссис Агрест, в прошлом Цуруги. — Я пытаюсь объяснить твоему… кхем… жениху, — слова давались ей с трудом. Но самообладанию этой девушки можно только позавидовать. — Что заводить детей — это большая ответственность. Тем более, он сам ещё ребёнок. Безответственный и бестактный. Ты не дашь соврать. — Ну я… — отчасти, я была согласна с ней. Мне безусловно нравился авантюризм Луки, его открытость миру, амбициозность. Но иногда мне казалось, что здраво оценить ситуацию и опереться на что-то из нас двоих могла только я. — Мы ещё не планировали заводить детей. — Милая, это уже не моё дело, — насилу улыбнулась моя кареглазая подруга и, грациозно покачиваясь, удалилась с Фло в сторону нашего столика, где Адриан Агрест потягивал свой любимый капучино с корицей». В тот вечер Агресты уехали втроём в свой роскошный особняк, явно захватив с собой и кое-кого четвертого. Кого-то, с кем Маринетт Дюпен-Чен собиралась строить будущее. С кем делила кров. Кому с любовью готовила ужин. С того самого дня известного гитариста, всегда спокойного и позитивного Луку Куффена будто бы подменили. Он часто дерзил и срывался на всех подряд по пустякам. Когда началась подготовка к турне, он всё реже появлялся дома, оставляя Маринетт в одиночестве. Она смирилась с этим. Позже девушка утешала себя смутными надеждами, что общее дело и дорога сплотит их, но выходила обратная ситуация. Любовь Луки, граничащая с привычкой, гасла, ускользала. Он ускользал. Мари всё сложнее было подступиться к нему, завести разговор и даже просто обнять. Это не было простым стрессом. Это не было её виной. Или же было? Какая-то маленькая деталь то и дело ускользала от внимания мисс Дюпен-Чен, какое-то гнетущее чувство, какой-то фрагмент, подсказка… И вот этот недостающий фрагмент, центральная часть паззла, была у неё в руках. Квадратный, прохладный, черно-белый. Как легко было порезаться об его острые углы. Как просто и невинно он выглядел. И как много последствий принес. Девушка, не сдерживая рыданий, упала на кровать, прижимая к груди снимок.***
Через пару часов когда бессменный гитарист группы «Ля Флёр» Лука Куффен вернулся в номер после репетиции, его встречала чистота. Кровать застелена, полотенца висели в ванной, а в шкафу лежали его идеально разложенные вещи. Где-то в урне покоились свернувшиеся лепестки роз, один из которых ещё сиротливо лежал на кровати. В комнате царил едва уловимый запах, легкий шлейф духов одной милой француженки… Вот только её самой, как и её вещей здесь не было. Лука сначала было растерялся, потом попробовал набрать номер своей невесты, но безучастный голос диспетчера разрушил его планы. Абонент больше недоступен. Он сжал телефон в руке до побелевших костяшек, затем набрал другой номер. Женский голос на том конце провода злорадно рассмеялся в ответ на его вопрос. Затем мужчина заметил записку на прикроватной тумбочке, а также тот злополучный снимок УЗИ. На записке была всего лишь пустая строчка из известной песни:«Дорога — твой дом, и для любви это не место».
Никаких объяснений. Никакого разговора по душам. Маринетт Дюпен-Чен просто растворилась в воздухе, оставив за собой только шлейф сладких духов. Ушла по-английски.***
В ту ночь «Ля Флёр» произвели фурор в Сиднее. Пара новых песен вперемешку со старыми создавали нужную публике и скрывающую артистов атмосферу. Сегодня голос Рэя был особенно мелодичным, чем покорил очередные дамские сердца, ударные партии Джони раскачивали зал, Сэм как всегда создавал благодаря басовой гитаре чудесный фон и заполнение пространства. А ритм-гитарист Лука Куффен, ещё один похититель сердец, играл в тот день как в последний раз. Его движения были напористыми, его глаза горели каким-то одержимым огнем, всей группе казалось, что гитара вот-вот загорится под его пальцами. Под конец концерта с мужчины явно сошли семь потов. Кассовый успех решили отпраздновать в том же отеле, где и поселились. Никто не спрашивал, куда пропала Маринетт. Не спрашивал, почему Лука сегодня был угрюмее обычного. Празднование было на редкость тихим, только и были слышны постукивания вилок по тарелкам да разливающееся спиртное. На какое-то время Куффен покидал своих друзей, а возвращался ещё более мрачным. Наверняка, уже подействовал алкоголь. — Я потерял её, — безучастно глядя в пол протянул синеволосый парень, усаживаясь между членами группы. Какое-то время между ними не нарушалась тишина. Несмотря на гул бара за ширмой их VIP-ложи, эта тишина ощущалась почти физически, напряжение возрастало. Все понимали, о чем говорил их бессменный гитарист, но никто не осмеливался произнести это вслух. – Ты потерял её давно, старик, – наконец, Сэм робко протянул руку и едва хлопнул друга по спине.