Пока все отталкивали его, я был близок к влюблённости, И тогда сказал: «Эй, послушай, оставайся в своём уме, когда нападает безумие», Но он закрыл передо мной дверь и выбросил ключ [1]
Дни начались удушливые и жаркие, длинные и невыносимые. Я поддался витающей всюду вокруг ленивости и тоже старательно ничего не делал. Нам с парнями из команды стоило друг от друга немного отдохнуть, поэтому свой вечер вторника я проводил дома с Клайдом и Бебе. Настежь было открыто всё, что можно, но то, что называли сквозняком в Тампе, не было даже близко похоже на то, что такое настоящий сквозняк Колорадских гор. В общем, нам было лень. Успех вчерашней репетиции гаденько нашёптывал мне свои льстивые, попахивающие самолюбием похвалы. Я прокручивал раз за разом в голове эту реакцию всеобщего восторга и признания, фокусируясь в особенности на том, как улыбался мне со-руководитель кружка музыкального театра, прокручивал и млел, считая себя заслуживающим немного побыть влюблённым увальнем. Жизнь, в целом, была прекрасна, и ничто её не омрачало. Я лежал на диване, наконец-то не стеснённый требовательными тычками Бебе, предпочитающей не находиться рядом с ужасно потеющим мной. Клайд словил очередную амурову стрелу и решил, что обязан уделять подружке столько времени, сколько возможно, поэтому, устроившись на полу у дивана, ребята мучили подыхающую от жары Сегу и играли в Барби. Ну, играл Клайд, а Бебе старательно его отчитывала. — Прыгай аккуратно, деревенщина, это тебе не навозная куча! — возмущалась она очередному провалу. — Пройти эту игру невозможно, детка, — ныл Клайд, в который раз вынужденный перепроходить кампанию про развлечения пластмассовой красотки в парке дикой природы. — Давай лучше, не знаю, модно нарядим её, Бебе, я больше не могу. — Но я ведь никогда раньше не проходила этот уровень, — вкрадчиво канючила Бебе, посылая Клайду порцию своих дьявольских женских чар. Клайд стискивал зубы, потел, пыхтел и прыгал через лужи с бобрами, раз за разом проваливаясь. Я засыпал под бормотание друзей, легкомысленный и счастливый. Из-за музыкального театра, его затей и их увлечённости учёбой я получил похвалу от старосты, заметившего, что моя посещаемость стала практически образцовой, а задания я сдавал вовремя. Вот уж бывают в мире чудеса. — Не спать, горилла! — разрушила мой парад тщеславия Бебе, вдавив палец мне прямо под рёбра и прокрутив пару раз. — Господи, да за что ты так со мной, — сонно заныл я. Бебе повторила свою атаку, вынудив меня разлепить глаза и недовольно на неё уставиться. — Ну, чего тебе? Они с Клайдом переглянулись и Бебе хитренько, нехорошо и многообещающе прищурилась. — А как ты, такой голубой, что аж светишься, обнимаешься с трансвеститом? — начала она новый допрос с пристрастием, затеянный лишь для того, чтобы поставить меня в неловкое положение. Я глупо посмотрел сначала на неё, а потом на Клайда. Лицо моего друга светило детским интересом. — Он не трансвестит, — встал я на защиту… себя и Твика, а потом скорчил стервозное лицо и, пародируя высокомерный голос Бебе, передразнил их. — Это же по игре, это же для сцены. Клайд заржал, протянув мне кулак, по которому я отбил. Бебе закатила глаза, слишком гордая, чтобы реагировать на мои кривлянья. — Сделаю вид, что не видела этого, — поправив волосы, хмыкнула она, дождавшись, пока Клайд отсмеётся. — Грудь ты тоже по игре трогал, только вот после этого весь театр тебя утешал. Нечестно! Я фыркнул. — А говоришь, не обижает тебя, что у меня только на яйца встаёт. Вот как тебя заде… Ай, ну за что! — я с недостойным всхрюкиванием принял сидячие положение и принялся баюкать своё пострадавшее от щипка нежное местечко под коленом. — Вернёмся к нашему основному обсуждению. — Чего тебе надо от меня? — обиженно спросил я, решив, что раз против физического насилия у меня оружия нет, самым лучшим будет поскорее закончить это противостояние. Мне нравится подружка Клайда, она забавная, она заботится о нём и делает его жизнь куда лучше, серьёзно. Он очень изменился с тех пор, как мы переехали в Тампу, но настоящий мейковер с ним произошёл только после их близкого знакомства. И это всё здорово, но порой мне казалось, что она соперничает со мной за его внимание или просто тайно желает мне смерти. — Хочу справедливости, — заявила она. — Я тоже, — не удержался я и щипнул её в ответ, за плечо. Бебе скривилась так, будто у меня не рука, а свиное копытце. — Я же биолог, поэтому мне на ваши гендеры плевать, вот как. Я абстрагируюсь и думаю о спрятанных под юбкой трансвестита яйцах, на которые у меня встаёт. — А на свою гомосексуальность тебе тоже плевать, биолог? — передёрнула Бебе. Я снова завалился на диван, закрыл глаза и заткнул уши пальцами, не желая ни секунды больше спорить о яйцах и чьём-то биосоциальном поле. — Хм, ребят, — подал голос Клайд. Я обещал себе не поддаваться, но Бебе всё-таки втянула меня в очередной спор, в ходе которого я упустил момент, когда выражение лица Клайда из заинтересованного стало задумчивым. — А вот если занимаются сексом два трансcексуала, но те, которые стали мужчинами… а были женщинами, но член себе не приделали, то это гейский или лесбийский секс? Мы с Бебе перевели на нашего незадачливого приятеля взгляд и промолчали. — Бро, ты чего? — спустя несколько секунд тишины поинтересовался я. Просмотр какого-то кинкового порно никогда не был хобби для моего друга, который предпочитал не смотреть, а действовать. Я был озадачен неожиданно открывшимися глубинами эрудиции Клайда. — Вчера Кенни сел вместе со мной на истории искусств, — объяснился мой друг. — Он спросил, видел ли я когда-нибудь вживую трансcексуала, и я ответил, что нет. Тогда он показал мне порно, где у одного мужчины был член, а у другого, ну, не было. С тех пор эти вопросы не дают мне покоя, ребят. Они мучают меня, а эти образы отравляют мне сон. Послышался звук встретившейся со лбом ладони. Бебе пробормотала что-то подозрительно похожее на проклятия, а потом взяла руку нашего испытавшего инсайт невинного большого ребёнка в свои, успокаивающим, почти материнским голосом принявшись за объяснения. — Милый мой деревенский малыш. Если два транcсексуала без членов занимаются сексом, то это гейский секс, потому что они позиционируют себя, как мужчины. Клайд наморщил лоб и как-то отчаянно скривился, будто укладывать в голове ему всё это было непросто. Потом он перевёл на меня взгляд, полный угасающей надежды. — Ты дрочишь на такое, бро? — тихо спросил он. — Нет, мужик, — поспешил я разбавить наш полный открытий урок о поле и гендере счастливой вестью. — Твоя красотка права. Меня яйца завораживают. — Это хорошо… А… А вот получается, что если у двух мужчин вагины, то это гейский секс, да? — мы с Бебе кивнули. — А если вагина только у одного, а у другого член? Тоже гейский? И вот, теперь мы с Бебе были союзниками. Неосознанно мы переглянулись, и она, как мать семейства, кивнула мне, прося сыграть свою отцовскую роль и мужественно познакомить Клайда с запутанными глубинами гомосексуальных троп. — Да, бро. И это тоже гейский. — О Господи… А если предположить, что транcсексуал с вагиной занимается сексом с женщиной, то… то это гетеросексуальный секс? — Да, самый обыкновенный. — Нет члена, но секс гетеросексуальный? А если… А если женщина с членом, а мужчина с вагиной? — Тоже гетеросексуальный. — Секс гетеросексуальный, но… но бывший мужчина — женщина с членом, а бывшая женщина — мужчина с вагиной? — Мир жесток, дорогой, — еле сдерживая смех, подтвердила Бебе все его ужасающие догадки. Клайд отложил джойстик и драматично схватился за голову.***
Тема гомосексуальности внезапно так захватила ум Клайда, что обсуждение транс-порно затянулось до самой пятницы. Каждый вечер Клайд делился со мной результатами своих рейдов на порно-сайты, а я радовался, потому что внимание моего друга полностью переключилось на эту тему, и он бросил, наконец, попытки свести меня с объектом моей симпатии. Новая идея-фикс моего лучшего друга заключалась в непреодолимом стремлении стать мастером тонких наук мира политкорректности, и значило это, что теперь я могу выдохнуть. Никакого больше позора. До пятницы оставалось чуть меньше суток. Наши с музыкальным театром ежедневные встречи в обеденное время закончились, а загорать у меня не было настроения — далеко ехать. К сожалению, отвалившийся от темы моей личной жизни Клайд был лишь удобным оправданием для моей абсолютной неуспешности. В Старбаксе я проявил себя во всей красе, засыпав Твика однозначными намёками, на что мне был дан такой же однозначный ответ: сердечко со-руководителя без остатка отдано музыкальному театру и ничего-то ему больше не нужно. Я считал это бредом и тратил время то на Боготворение чужого светлого образа, то загоняясь из-за своего скудоумия, неспособный решить эту задачку и выйти из тупика. Хотелось сделать что-нибудь эдакое, что-то восхитительное, чтобы как в кино. И тут я замер, ощутив медленное прибытие озарения. А вот и он, мой инсайт! Нужно было быть полнейшим недоумком, чтобы сразу не прийти к этой восхитительной мысли. Твик говорит, люди не ведут себя, как в мюзиклах? Брехня.***
Список людей, которых я мог бы привлечь к своей задумке, был довольно мал. В него входила только Хайди, потому что фантазии осуществить задуманное красиво и здорово у меня не хватит, а все остальные не обладали таким умением располагать, как она. К тому же, она упоминала, что жила с Твиком какое-то время. Заполучить её в союзники было бы прекрасно. В пятницу, еле добравшись до театра из-за страшнющей жары, я первым делом хотел поговорить с ней об этом, но на пути моём встала преграда из пытливо любующегося моим лицом Эла. — Здравствуйте, — поздоровался я неловко, окинув взглядом помещение. Из разных уголков мне прилетели салюты, а Эл всё продолжал буравить меня многозначительным взглядом. Потом он вздохнул. — Ах, Рокки. Новые тренды меня ужасно расстраивают. Я бестолково приоткрыл рот. Как... Что? Что мне делать, я не знал, потому что был поставлен в тупик поднятой темой. Эл глядел на меня в ожидании ответа. — А что не так с трендами? — тупил я. — Ты что, не читал?! — возмутился лидер музыкальной секты. — Боже мой! Своё возмущение в довесок к словесному его выражению Эл подкрепил разочарованным взглядом, а потом, отлучившись к своей розовой сумочке, достал оттуда свеженький, будто только напечатанный номерок «VOGUE». — Они долго ещё не придумают ничего лучше весенних тенденций. Это обращение к шейным платочкам, к красному! Ах, если бы только я жил там, где чуточку прохладней, я бы себе купил пальто! В ступоре я пялился на раскрытую передо мной страничку. Женщины и мужчины шагали, обряженные в дизайнерские шмотки. Голова кипела. — Не люблю, когда много застёжек! Они делают акцент на умеренном климате, но нельзя же так обделять вниманием юг! Согласен? — слава Христу, согласия моего Элу не требовалось. Я очень послушно продолжал буравить отсутствующим взглядом раскрытую страничку, смотря на обилие застёжек на платье белокурой красотки. — Ну вот как такое наденешь в Тампе? Совсем меня довести решили. Я слышал, как взахлёб хохочет Кенни, беззаботный смех Клайда тоже угадывался где-то там на фоне. — Какие милые сапожки, — подыграл я, ткнув пальцем в первую попавшуюся фотографию. Эл был настолько глух к сарказму, что игнорировать возможность безобидно над ним пошутить было просто грехом. — Вот тут ты прав! — воодушевился Эл, примостившись ко мне бочком. — Да, действительно! Может, для зимы бы и сгодились, но мода так переменчива! Не хочу рисковать, куда ж мне их потом? — Да, — протянул я, недовольно качая головой, — душу б за такое продал. Кенни смеялся так, что не лишним было бы побеспокоиться, как бы не подавился. — Так хорошо, когда тебя кто-то понимает, — приобнял меня благодарственно Эл. Я прикусил губу, стоически подавляя улыбку и строя скорбную морду. — Эл, ну что же Вы! — обиделся Баттерс. — Я читал журнал вчера! Я всегда готов обсудить! Эл от него отмахнулся. — Повеселились? — спросил Твик, улыбнувшись нам. — Давайте тогда приступать. — И то верно! — отлепился от меня Эл. — Рокки, читай скорее! Но завтра верни! И загорай больше, сорванец, я же вижу, что не загораешь! Надо выровнять тон кожи и поскорее, непослушный негодник! — Эй, Р-Рокки, привет, — донеслось сбоку, и я обернулся, широко раскинув руки в дружелюбном жесте удивления. — Рад видеть тебя, мужик, — поприветствовал я Джимми. — Сегодня же твои сцены. Волмер кивнул, отвечая на моё рукопожатие. — Час уже репе… реп… еее… репетируем. Сегодня я жгу! — Рад слышать, бро. — Усаживайтесь за стол. Рокки, ты сценарий читал? — поинтересовалась у меня Бебе. Я приложил ко лбу два пальца и отвёл руку в сторону, горделиво прикрыв глаза. Сценарий я прочитал, с содержанием репетиции ознакомился и готов был приступать к очередному потоку песен и плясок. Вот интересно, подумал я, пялясь в воображаемую тарелку, когда со мной успел случиться этот незаметный переход от несдержанного гогота над ползающими на корточках Кайлом до вот этого вот момента, когда я изображал, будто ем мёртвого человека без стола и приборов... как и куча моих товарищей, но не видел в этом ничего странного. В общем, с Хайди до репетиции поговорить как-то не сложилось. Дел на сегодня у нас было много. Трижды мы прогнали сцену с застольем, раз пять старательно превращались в статуи и под конец вымотались просто страшно, зато Эл обрадовал меня, сказав, что основную часть мюзикла мы отыграли. Оставался финал, сложный и долгий, на который мы, если верить угрозам, потратим уйму времени и сил, но я Эла уже не слушал: я сидел, сматывая бинты в потрясающе медленном темпе, и пялился на то, как Твик и Кайл развлекаются, ладно и синхронно танцуя что-то незамысловатое под тихий напев со-руководителя. Остальные лениво приводили в порядок помещение. — Чего мечтаешь, Рокки? — я одними глазами посмотрел на Хайди, подсевшую ко мне, а потом ускорился, решив было, что это намёк на нужду работать побыстрее. — Смотришь за кем-то? Я прекратил своё нехитрое дело, ещё раз на неё посмотрев. Та глядела на меня с искренним любопытством. Момента лучше я бы не нашёл, а потому без лишних мудрствований спросил: — Кто у вас играет на аккордеоне и может помочь мне с мандолиной? Взгляд Хайди из любопытного медленно преобразился в удивлённый. — Баттерс умеет играть на всех инструментах в мире. Ну, пока что я не знаю ни одного, с которым он не мог бы помочь. А тебе?.. С секунду я раздумывал… Все здесь, конечно, были достаточно воспитаны (кроме Клайда), чтобы не проявлять к моему однозначному интересу к персоне Твика внимания, делая вид, что ничего такого не замечают, но стоило ли и дальше так демонстративно делать из этого тайну? Да и раз уж Хайди сама ко мне подсела явно не из праздного интереса… — Хочу сыграть кое-кому, — сказал я настолько туманно, насколько смог. Лицо Хайди расплылось в широченной улыбке. Я проглотил укол смущения, оставшись невозмутимым. — Рокки, — растроганно шепнула она, обняв меня. Я изображал изваяние и ожидал ответа, гоня прочь неловкость. — Конечно, я помогу тебе! У меня есть идейка… что ты собираешься петь? — «Bella Notte». — Дисней? — обрадовалась Хайди. — Не знаю, как Твик насчёт Диснея, но я всеми руками за! Давай устроим ему сюрприз? Ну, вот избегаемое имя и промелькнуло в диалоге. И ничего не случилось. Молния не ударила мне в голову, земля не треснула под моими ногами, только на секунду в короткой вспышке напряжения ёкнуло сердце. Я вдохнул полной грудью и протянул ей руку. Сделка была заключена.***
Вообще, я ждал, что ко мне придёт только Хайди, но та взяла с собой Баттерса, Джимми и Бебе. Я открыл дверь и посмотрел на них, изогнув бровь и не спеша пропускать внутрь. Такой толпы посетителей, желающих сопровождать меня на пути к обретению чистой, светлой, доброй и вечной любви я не ожидал. — Я считаю, что ничего не получится, но это настолько несвойственный тебе выпад, что я не прощу себе, если пропущу это шоу, — сообщила мне Бебе, поняв, что я жду объяснений. Моя бровь в ответ на это изогнулась только сильнее. — Если ты посмеяться надо мной пришла, то давай дуй отсюда. Это при Клайде я с тобой вежливый, а так не сдержусь и огрею. Бебе фыркнула, но ничего больше не сказала. Я перевёл взгляд на Хайди, которая смущённо мне улыбалась. — Баттерс поможет тебе с аккордеоном, а Джимми с мандолиной. К тому же, у Баттерса и Бебе довольно высокие голоса, а у Джимми только чуть повыше твоего. Это будет идеальный маленький хор. У меня грудное пение, подойдёт для баллады. Извини, что не предупредила, но они все… — Мы все уже давно поняли, что ты влюблён в Твика! — заявил Баттерс, сияя, как начищенная пятицентовая монетка. — Ну, мы! Остальные пока нет, поэтому мы им и не сказали! Я ещё раз оглядел компанию желающих принять в моём любовном приключении участие ребят, не найдя среди них… — А где Клайд? — Ты пропустишь нас, может, грубиян? — начала злиться Бебе. — Ни за что, пока не получу ответы, — ровно дал я свой однозначный отказ. — Так где же Клайд? — Мы не позвали его, хренов Тим Макгро! Потому что он всем побежит хвастаться. Теперь доволен? — Нет, — так же ровно отбрил я её выпад, но шаг в сторону сделал, пропуская друзей внутрь и закрывая за ними дверь. Я обернулся и увидел их, мнущихся на пороге и в ожидании на меня смотрящих. — Что? — спросил я, не в силах расшифровать их посылы. — Да ничего, просто… — начала за всех Хайди, — так как я тут дольше всех дружу с Твиком, ко мне пару раз обращались, ну, чтобы узнать о нём побольше, но во всём этом рано или поздно находился подвох. Ещё никогда никто не просил у меня подобного! Я очень рада, что ты… — Так, ну ладно, — остановил я поток смущающих признаний, вытянув перед собой руки. У меня нет никаких проблем с принятием чувств и всем таким прочим, но я не хочу ни надеждами себя осыпать раньше времени, ни выслушивать, какое это моё чувство прекрасное. Я получил от них и так куда больше внимания, чем следовало. — Проходите, занимайте диван. Из еды только вода. — Со льдом можно? — обрадовался Баттерс, принявшись скидывать обувь, а потом неуверенно дёрнув футболку. Я махнул ему рукой, и он снял и её тоже, оставшись в одних шортах. Пока ребята рассаживались, тихо друг с другом переговариваясь, я воспользовался возможностью переварить их неожиданный групповой рейд с гуманитарной помощью, разливая по стаканам воду. Я не мог отрицать, что это было вроде как очень приятно. Раньше из друзей у меня был один только Клайд, всегда готовый броситься в любую мою затею и прийти на помощь, даже если я его не просил (я никогда его не просил). Я, кажется, всё больше начинаю понимать, почему он так прикипел к своим новым друзьям — они были дохрена потрясающими. В два захода донеся до гостей щедрое угощение, я взял с полки под телевизором ноутбук, сел на ковёр напротив всех и указал на воду раскрытой ладонью, предлагая ни в чём себе не отказывать. — Спасибо, — поблагодарила меня Хайди. Джимми отсалютовал мне стаканом, а Баттерс уже и думать про него забыл, ковыряя один из аккордеонов. — Ты песню-то хоть выучил, Ромео? — спросила Бебе, кивком головы указав на ноутбук. — Естественно, — кивнул я, не отрываясь от поисков минуса. — У нас есть ноты, не старайся, — остановила меня Хайди, заметив, чем я занимаюсь и улыбнувшись. — Я всё распечатала, текст с нашими партиями и ноты, так что сейчас мы легко со всем справимся. Знаю, ему понравится. Бебе хмыкнула. Я в очередной раз бросил на неё взгляд. Она нередко вела себя как стерва, но почему-то я доверял её сомнениям куда больше, чем непоколебимой уверенности в успехе, которой меня окружила Хайди. Бебе не щадила людей, бросая им в лицо любую правду прямым текстом, и я знал, что она ни капли не верит в успешность моего мероприятия. Наверное, я был слишком вдохновлён чувствами, раз продолжал этим заниматься, умом понимая, что из моей затеи вряд ли выйдет толк. Дойдя до этого знаменательного мига, когда наступало время переходить от ежедневного перебора своих чувств и изредка одолевающих меня глупых мечтаний к делу, я сидел тут, смотря в поданный мне Хайди лист, и всё больше сомневался. И, заметив, что я прогнулся, Бебе снова подала голос: — Слушай, Такер, тут пан или пропал, — сказала она, разведя руками. Баттерс согласно кивнул, а Джимми ободряюще мне улыбнулся. — Я тебе сразу честно сказала, что это не выгорит. Ты вообще видел его? Он с Хайди и Кайлом-то толком не общается, чего говорить об остальных. С нами он никогда не гуляет, в гости ни к кому не ходит. И чего уж говорить о тебе, когда с тобой он знаком чуть больше месяца. Это глупо и закончится тем, что он или решит, что ты над ним издеваешься, или потеряет очередные пять килограмм, начав усиленно потеть и изображать обморок. Такова твоя судьба, деревенский дурень, но не переживай. Я буду там, чтобы ты поплакал. Честно. — Н-на самом деле, Крэйг, я не думаю, что он г... что… что он г-г… что он гей, дружище. Я ожидал, что Хайди с ними заспорит, но она смотрела в свои бумаги достаточно красноречиво, чтобы я понял, к чему были все её рьяные убеждения. Я прикусил изнутри щёку. Что ж, это было не самым приятным открытием, но я мог бы догадаться, если бы не купился на её полную уверенности и улыбок браваду, так желая поверить в то, что всё получится. — Хайди, ты… типа ты поняла, что я созрел для чего-то, и надавила просто для того, чтобы проверить, а вдруг получится? — прямо спросил я, стараясь сдержать обиду, но не очень в этом преуспевая. Узнать, что тобой воспользовались люди, о которых ты буквально пару минут назад так хорошо думал, было чувством не из разряда приятных. — Нет, Боже мой! Крэйг, я, конечно, тоже сомневалась, что всё получится, но никогда не стала бы использовать тебя, чтобы проверить что-то! Просто, после того, ну… после того случая, когда вы встретились в Старбаксе, и всё вдруг разрешилось, я подумала, что должна поддержать тебя в любой затее и предложить любую помощь. Ты прав, я хочу, чтобы… Она замолчала, не решившись сказать последнюю фразу, но это было достаточно очевидно и без этого. Ей хочется лучшего для друга, это понятно. Но не слишком успокаивает. — Давай уж теперь пойдём д-до конца, приятель, — донеслось от Джимми. — Никто не осудит человека за ч… за чув… з… за чувства, мужик. Я вздохнул. Ну, по крайней мере, это был хороший урок о слепом доверии своим чувствам и принятии желаемого за действительное, но, раз уж мы здесь собрались и, принимая во внимание колоссальное количество оказываемой мне поддержки на пути к провалу, я отогнал прочь здравый смысл и решил, что должен поступить так, как советовала Бебе. — Хватит метаться между Дьяволом и глубоким синим морем, ну, — поторопила меня Бебе, и я встряхнул бумажками. — Вот так вот! Я своё дело сделала и всю правду тебе как есть выложила, а теперь не будь говнюком и учи балладу. Чем мы и занялись. Лёд в стаканах таял с пугающей скоростью, Бебе жаловалась на отсутствие в моём доме кондиционера, Тампа уничтожала нас, зноем размывая видную из большого, во всю южную стену окна линию горизонта, а мы впятером пели балладу, ожидая провала, но всё равно продолжая готовиться к этому добровольному самоубийству. — Я, вообще, думал, что буду петь один, — сказал я после первого совместного прогона. Получилось сыро, но довольно впечатляюще. По задумке, петь балладу будем мы с Джимми, пока Баттерс будет подыгрывать нам на аккордеоне. Я брал на себя сношение с мандолиной, а девчонки подключались позже, дополняя наше гейское представление хоровым пением а капелла. — Если об этом узнают твои друзья-футболисты, смеяться будут так, что сдохнут, — улыбнулась Бебе, самодовольно поправив волосы. — Вообще, хорошо. — Ну, что ты, д-дружище. Как мы можем бросить тебя одного сраж… сраж-жа… сражаться с этим парнем.***
Для претворения в жизнь нашего незлого и несексуального домогательства, задуманного мною, как забава, как попытка пофлиртовать и намекнуть Твику, что в жизни всякое бывает, а превратившегося в рисковое признание во всех своих светлых и вечных чувствах, мы выбрали вторник. Твик был театральным гиком и всегда являлся на репетиции раньше всех, поэтому застать его врасплох своим появлением стало самой простой частью нашего плана. Сейчас мы ютились в тесной каморке для проявления фотографий, пока никем по назначению не использующейся, и готовились. Вернее, готовились все остальные, а я просто сидел на столе, смотря на свои ноги и собираясь с мыслями под аккомпанемент своего взволнованного сердцебиения. Сохраняя лицо, я ни словом, ни жестом не дал понять ребятам, что нервничаю, но те, честно говоря, казались очень увлечёнными возможностью поучаствовать в каком-то интересном замесе, театральной интрижке, и с такой серьёзностью подошли к наведению итальянского антуража, что и думать забыли, во имя и во славу чего он был затеян. Абсурд. Я не разговаривал с Твиком с пятницы, да и вообще, если честно, больше общаться после того разрешения спора мы не стали. Что-то мне подсказывало, что всё пойдёт по худшему сценарию, и я всё просру… если там, конечно, вообще было, что не просрать. — Вот твой инструмент, Рокки, — сунула мне в руки мандолину Хайди. — Всё х-хотел спросить, п-приятель. Почему ты выбрал эту песню? — очень своевременно уточнил Джимми. Я пожал плечами и дал ему честный ответ, потому что единственное, что мне теперь оставалось — возвести происходящее в высшую степень гротеска и позволить бомбе сдетонировать. — Она забавная. Вообще, я типа не собирался делать из этого то, что в итоге вышло. Когда мы разговаривали в Старбаксе, Твик сказал, что люди не ведут себя, как в мюзиклах. Я просто попросил Хайди помочь мне с игрой на инструменте и не хотел делать из этого шоу. — О, Такер, ты такой уместный, — закатила глаза Бебе. — Выбрал самое удачное время, чтобы сказать о своих планах. — Правда, почему же ты сразу не сказал? — спросила Хайди. — Да не знаю, — ответил я честно. — Хуже всё равно не стало. Я ведь на самом деле не знал. Я не отличался изяществом и изобретательностью в проявлении чувств. Эта идея была самым творческим и безумным, что приходило мне в голову, но до её появления я и так целый месяц пыхтел и старался, поэтому, наверное, просто устал. Доверить организацию Хайди было легко, потому что я знал, что она не подведёт. А потом, пущенное на самотёк, оно как-то пришло к тому, что я сидел в подсобке в фартуке и поварской шапке, готовясь не к невинному флирту, а к целой любовной ролевой игре в… Леди и Бродягу. — Ну, выдвигаемся, друзья? — осторожно спросил Баттерс. — Самое время. Что я, в конце концов? Спустившись со стола, я сжал в руках мандолину, закрыл глаза, выдохнул. И открыл дверь каморки, выводя на свет божий свой маленький хор. Сердце забилось в груди, как бешеное, меня бросило в пот, но я упрямо демонстрировал миру свою сосредоточенную рожу, даже не моргал. — С Богом, — подбодрила меня Бебе, отвесив лёгкий шлепок по заднице. Я наиграл два случайных аккорда, толкнул плечом дверь актового зала. — Вы опоздали! — радостно крикнул Клайд, но с каждой произнесённой буквой голос его становился всё тише. Наш отряд ворвался в зал. Громом прозвучала захлопнувшаяся за спиной последнего вошедшего участника этого интерактива дверь. Повисла гробовая тишина, и под её тяжёлым, куполом накрывшим нас давлением наши с Твиком взгляды пересеклись. Он стоял на сцене, замерев в нелепой позе. Выглядел, как всегда, потрясающе, одетый в полосатую футболку и укороченные брюки. Потрясающе и, если совсем честно, готовым бежать подальше. — Пой, — зашипела Бебе, и я вздрогнул, вспомнив про мандолину в своих руках. Отдавшись настигшему меня оцепенению, я механически принялся играть своё нелепое любовное послание: — Ох, эта ночь, столь прекрасная ночь, такие называем мы «Bella Notte», — в два голоса запели мы с Джимми. Как же Хайди была права, приставив ко мне напарника, потому что пел я так, будто в жизни никогда этого не делал: фальшивил, давился вдохами и в целом походил на заведённый кем-то старинный проигрыватель, крутящий хиты пятидесятых за копейку-другую. Твик вздрогнул, глаза его медленно округлились, а потом он замер в этом уязвимом, готовом к побегу положении. Придерживаясь роли, я двигался по широкому коридору, делящему зрительские места в центре, бок о бок со мной ковылял Джимми, вытаскивая моё убожеское пение своим голосом. Наконец, наш дуэт дополнили женские голоса и голос Баттерса. Джимми отстал от меня, и рядом со мной оперативно оказалась Хайди. Теперь её сильный, грудной голос оттенял моё… вернее моё слабоватое глухое пение оттеняло её сильный грудной голос, пока хор тихо повторял за нами последние фразы нашей незамысловатой баллады. Сердце моё больше не билось так, будто готово было сломать рёбра, даже напротив, теперь казалось, будто оно не бьётся вообще, и, закончив с этим шоу, я просто свалюсь замертво у подножия сцены. — Ночь своё волшебное заклятье плетёт, когда тот, кого ты любишь, рядом идёт… Ох, эта ночь, небеса были правы!.. Когда назвали её «Bella Notte»… С того момента, как хор вступил, я перестал играть на мандолине, но руки с инструментом опустил только сейчас, снизу-вверх посмотрев на Твика. Он ответил мне затравленным, таким испуганным взглядом, будто я ворвался к нему с балладами, угрожая при этом огнестрельным оружием, и… и я понял, что это провал. Я не обманывал себя, ожидая того, что он бросится со сцены обниматься, не ожидал того, что чудесный план магическим образом сработает и думал, что подготовился к этому, но разве же к такому подготовишься? — А… — крякнул Эл. Я не смотрел на него, но, судя по звукам, он с размаху опустился в кресло. Все молчали. Мы стояли и молча смотрели друг другу в глаза. Твик сделал три маленьких шага назад, а потом что-то неразборчиво пробормотал, спустился со сцены и сбежал. Что ж, надеюсь, я не выглядел слишком жалким, смотря на него эти последние несколько секунд. — Ой… — пискнул Клайд, когда адресат баллады покинул помещение. — Бро… Не-не, нет. Нет. Я обернулся и пожал плечами всем направленным на меня сочувствующим взглядам сразу. — Ну, чего и следовало ожидать, — рассудительно протянул я, криво улыбнувшись. — Всё равно было круто. — Да он просто… — со свистом набрав полную грудь воздуха, порывисто вздумала меня утешать Хайди, но я выставил перед собой руки, спокойно и вымеренно кивнув ей. — Всё окей. Я же сказал, ничего серьёзного. Я напишу ему, что не имел в виду ничего такого, и верну на репетицию. Спасибо, мы классно провели эти выходные. Никто, даже Бебе, даже многоречивый Клайд ничего не сказали мне в ответ на эти заверения. Не думаю, что убедил их в том, что меня это не задело, но они, по крайней мере, поняли, что я не очень настроен принимать соболезнования. Я стянул с себя поварский колпак, развязал фартук и, сопровождаемый молчанием, положил свой реквизит рядом с мандолиной, после чего махнул всем рукой и смылся подальше от пережитого. Только выйдя из здания, я внезапно застал Твика, замершего в замешательстве на крыльце. — Вернись на репетицию, я ушёл, — сухо сказал я его напрягшейся спине, а потом поспешил домой.***
Синди Волкер, Тоби Кит, "Sony & Cher", "The Monkees", ну, и я, великий исполнитель великих баллад. Вот в такой замечательной компании мы проводили время. Я лежал на диване, прикрыв глаза и слушая странный микс, состоящий из хитов вышеперечисленных исполнителей. О Техасе, баре, девочке в жёлтом платье, ковбое и злых американцах. Я не хотел разговаривать с Твиком в таком тоне, когда уходил, но правда была в том, что я был чертовски задет его поведением. Дело было не в отказе (хотя и в нём тоже), а в этом побеге. Он повёл себя так, будто я домогался до него, будто напирал, поставил в тупик, и это заставляло меня чувствовать себя лопухнувшимся придурком. Я и так не возлагал никаких надежд на эту балладу, теперь же я просто ненавидел себя за эту затею. Чёрт, это просто песенка из мультика. Не настолько я страшная деревенщина, чтобы бежать от меня в панике. Не настолько же? Я ожидал, что Клайд прискачет утешать меня, но было уже два часа от среды, а его всё не было. Значит, Бебе приложила неописуемые усилия, чтобы удержать его от визита, и я собирался сказать ей спасибо потом, когда перестану злиться и страдать. Раскисать было нельзя, поэтому, как бы мне не хотелось позволить себе разныться и разгневаться, я собрал волю в кулак и пришёл на следующий день в университет, где отсидел на всех положенных парах, а потом, вымотанный этим всем дерьмом, забил на невыносимую жару и отправился на Дэвис Айлендс, чтобы до состояния перебравшего с автозагаром изжариться под палящим солнцем. Это не было парасуицидом, но люди, похоже, так считали, наблюдая за тем, как я снимаю футболку и шорты, кладу под голову рюкзак и неподвижно ложусь на раскалённый песок. Футболкой я прикрыл голову и, вуаля. Готово. Несколько секунд пыток и жарить спину перестало. Я расслабил зажмуренные глаза, глубоко вздохнул и приготовился задремать. План мой был прост: сейчас я полежу на спине, а потом перевернусь и полежу на животе. Так пройдёт этот день, настанет следующий, и, что-то мне подсказывало, что если я не лишусь рассудка от духоты, то история повторится. Так время и пошло. Вечерело, жара всё не думала спадать. Я не был совсем уж ненормальным, не в полдень кинулся загорать, поэтому рассчитывал только немножко помучиться, а потом просто расслабляться в компании заходящего солнца, но ощущения меня одолевали такие, будто с каждой минутой становилось только жарче. Я перевернулся. Песок под щекой казался прохладным, и я крепче вдавился в него лицом. Дышать стало полегче, но не то что бы слишком легко. — Эй, бро, — донёсся до меня весёлый голос Клайда откуда-то издалека. — Так и знал, что мы найдём тебя здесь! — Переворачивайся, вепрь, — вот это точно была Бебе. — Весь красный уже. У меня крем не казённый! Доходящие до меня голоса вроде и были связаны с конкретными образами, да и в целом звучали достаточно знакомо, но доносились из какого-то странного пространства, отовсюду. Или изнутри. Я плавал в полудрёме, и это было скорее приятным, безопасным ощущением, чем неприятным. Сердце билось медленно, спокойно. — Бро?.. Не смешно. — Кайл! Кайл, набери воды! — Эй, гандон, переворачивайся давай. Вот мудак тупой, хоть бы почитал, как себя вести на пляже, когда приехал из Колорадской глуши в тропики! Вот идиот! Ох, нет, это определённо не было сном. Бебе так больно толкнула меня в бок, что я разлепил глаза и тут же снова зажмурился, болезненно сморщившись. По голове будто ударили тяжёлым металлическим ведром, в глазах потемнело, уши наполнил оглушительный звон. Пока я мучился, на меня сверху пролилось не меньше пяти литров морской воды, тёплой, как едва начавший остывать чай. Ею я, разумеется, захлебнулся, закашлявшись и попытавшись сесть, чтобы понять, кто и за что меня атакует, но был в десять рук опрокинут на спину. — ...пострадавший мужчина, двадцать лет, загорал на Дэвис Айлендс. В сознании, но на вопросы не отвечает… — Нн… отвчаю, — пробубнил я, снова попытавшись открыть глаза и увидев перед собой смазанный калейдоскоп из лиц моих друзей из музыкального театра. Прямо надо мной нависало самое обеспокоенное - Клайда, спрятанное в чёрной-чёрной тени. Оно было последним, что я увидел, прежде чем смотреть снова не стало больно. — Бля… — То-то же! — продолжала сокрушаться Бебе. — Какой же ты придурок, Крэйг, надо было быть таким ослом! Чего зонт не взял? — Да я и в прошлый раз не брал, — выговорил я еле слышно, задыхаясь и чувствуя, как неприятно колет кончики пальцев. — Бро! — я получил слабенький удар рукой по щеке. — Что происходит? — спросил я невнятно, утомлённый попытками разобраться, где я и что вокруг меня, но ответа не получил, только смазанный шум на периферии слуха. Думаю, это всё-таки дрёма. Не может же такое происходить в реальности?***
Ответ настиг меня в больнице спустя пару часов после происшествия. Я разлепил глаза и с завидным спокойствием отреагировал на смену обстановки. Что привело меня к пробуждению в прохладной больничной палате я предполагал, помня, как уснул на пляже. Кто мне помог — тоже примерно представлял. В памяти слишком отчётливо засело ощущение опрокидываемого ушата морской воды. — Бро?! Бро, — тут же донёсся до меня надломленный голос Клайда, а потом и сам Клайд бросился меня обнимать. — Господи, плакса, — пробубнил я, для приличия похлопав его по спине, а потом отодрав от себя. Тело было слабым, голова болела. Если у меня и были какие-то проблемы до того, как я проснулся в больнице, то теперь ничто, кроме ощущения раскалывающейся на части головы за проблему не считается. — Ты в порядке? — тихо, осторожно спросил у меня… ох. Я открыл глаза и расфокусировано уставился на маячащего за спиной Клайда со-руководителя кружка музыкального театра. — Я буду нормально общаться с тобой, только когда будет случаться какое-то дерьмо? — спросил я, даже не пытаясь звучать дружелюбно. Пошло оно всё на хрен. Я не собирался винить в случившемся Твика, потому что это было бы ребячеством, но видеть его дежурящим у моей кровати было слишком странно, чтобы удержаться. Я полагаю, раз он так от меня шугается, у него нет ни одной причины беспокоиться о моём состоянии. — Я перегрелся? — не дожидаясь ответа, спросил я, чтобы окончательно убедиться. — Да, бро. Мы с Бебе, Хайди и Кайлом после репетиции решили зайти к тебе, проведать, но тебя не было дома, поэтому мы подумали, что ты приступил к поручениям Эла. Было не так жарко, как днём, поэтому мы собрались купаться. Приехали, а ты там лежишь. Мы думали, ты спишь, но когда перевернули, стало понятно, что почти вечным сном. Ты надышался песка, дурачок, — снова кинулся ко мне с объятиями Клайд, и на этот раз я позволил ему себя потискать. — Отличное спасение, — похвалил я расчувствовавшегося друга. — Ага, но не стоит думать, что так будет всегда, — прервал нас незнакомый голос. Клайд выпустил меня из своих загребущих рук и отступил, чтобы я смог увидеть лицо молодого медбрата, заглянувшего к нам в палату. — Легко отделались, мистер Такер, — очень недовольно продолжал отчитывать меня визитёр. — Ночь поспите тут, а утром поедете домой. Никакой учёбы завтра и никаких прогулок под солнышком всю следующую неделю. — Мы выйдем, — скомкано пробубнил Твик. — Потом зайдём. Когда парни покинули палату, врач вынес мне мозг окончательно, сунув в руки брошюрку о правилах поведения на пляже, ещё одну, о том, как стоит вести себя при резкой смене климатических условий, а потом заставил смотреть в качестве наказания пятнадцатиминутный ролик всё о том же. Ладно. Признаю. Я поступил, как идиот, злобно вздумав бросать вызов Тампе. В мои планы не входило доводить до абсурда свои визиты на пляж, но я слишком расслабился, решив, что привык к температуре, за что и расплатился, оказавшись прижученным врачом после того, как словил тепловой удар. Голова после его нудных поучений заболела пуще прежнего, и я не был уверен, что так уж сильно хочу, чтобы Клайд возвращался и знакомил меня со всеми гранями своих переживаний. Мне и не пришлось, потому что в палату мою, нервно щипая собственный локоть, вошёл один только Твик, осторожно, как к чёрной мамбе приблизившись ко мне и усевшись на стул. — Это ты из-за меня? — спросил он, шумно сглотнув. Я фыркнул, подавив детскую, гаденькую обиду на несправедливо обошедшегося с моими чувствами Твика. Хотелось повторить предыдущий вопрос, но не очень, потому что я знал, что за ним последует какой-нибудь очень злой и длинный монолог во имя самообороны. Так что я просто ответил: — Нет. Я просто ступил. — Слушай, я тогда убежал, и… Извини. Я знаю, что ты решил, будто мне было… ну, чёрт, противно или типа того, но, Боже, Рокки, я клянусь, что ничего такого, я просто не ожидал и, там было столько людей, и я, — разогнался Твик. Я прикрыл глаза, абстрагируясь и не желая слушать эти оправдания. Так бы я и сделал, если бы речь Твика в один прекрасный момент не перекрыл рвотный спазм. Он умолк, и я открыл глаза, переведя на него взгляд. Твик сидел на своём этом стуле, маленький, сгорбившийся и несчастный, бледно-зелёный от переживаний. И не мог говорить, потому что его чуть не стошнило. Я глубоко, устало, даже обречённо вздохнул и заставил себя со стоном перекатиться на бок и сесть, как восстающий из пепла феникс, поднимающийся раненый боец. Моя фигура массивной тенью нависла над пристыженным Твиком, и я, помолчав немного, не придумал ничего лучше, чем протянуть ему руку. Просто предложение. Твик дёрнул рукой, но не принял его, только подтвердив мои неутешительные догадки. — Знаешь, — сказал я ему тогда, — можешь обидеться или снова себя защищать, или типа облевать меня с ног до головы, мне не будет обидно. Я вроде понял, что у тебя какие-то жуткие проблемы с доверием и общением, и ты думаешь, что если будешь говорить с людьми только о театре, то никто ничего не заметит, но, все знают. Я просто хотел тебя повеселить и не более того. Ты сказал, что люди не ведут себя, как в мюзиклах, и я решил, эй, забавно будет сделать вот что-то такое. Да, я имел в виду не только это. Я выбрал песню не случайно. И имел в виду то, что имею. Когда мы готовились, Бебе сказала, что ты или выебешь меня этой мандолиной в ответ на дерзость, или помрёшь от страха. Но убегать-то было зачем? Тебя настолько коробит, что я попросил у твоих друзей помощи, чтобы сказать, что ты мне симпатичен? Это казалось совершенно невозможным после пережитой нагрузки, но моё сердце снова дало о себе знать. Пульс ускорился. Голова закружилась, меня замутило, но я устал. Это так резко из моего невинного увлечения переросло хрен знает во что, что мне уже было всё равно. После того побега я не боялся ни резких слов, ни повторения случившегося эпизода. Мне, типа, не знаю… Хотелось просто уважения. Я потратил немало нервов и сил, чтобы это устроить, и я правда был обижен тем, что получил в ответ на это побег. Твик нервно рассмеялся, потянул было ко рту пальцы, чтобы остановить смех, но согнулся в очередном приступе тошноты. Кровь совсем отхлынула от его лица, и я задался вопросом, кому из нас тут стоит провести в больнице ночь, мне или ему. — Ну, — я неловко попытался исправить ситуацию. — Я не… блять, я не ругаюсь или типа того. Я не обижен. Просто расстроился, но всё нормально. — Я пришёл сказать, Рокки, что это было самое прекрасное, что для меня кто-то делал, и, блять, поверь, мне это стоит не меньших усилий. Когда ты прощался со мной на крыльце, я убивался из-за собственной трусости, и я пришёл, чтобы ты простил меня. Можешь врать себе и остальным, что торчал на пляже, потому что тупой и не понимал, чем это кончится, я знаю, что ты понимал. Ты такой же, как и я, никому не говоришь, если тебе что-то сделало больно, и пошёл ты туда в пекло только потому, что хотел, чтобы я узнал об этом и понял, что обидел тебя. Я пришёл. Мне стыдно. — А… — тупо протянул я. Я безнадёжен. Знаю, что имею полное право обижаться, но… Я бы не стал, если бы знал, что с ним... такое. То есть, почему он такой? Что привело к этому, во что это выливается, насколько на самом деле портит ему жизнь. Живя в Южном Парке, я понятия не имел, что такое тревожность на деле, поэтому… не знаю, должен был, наверное, принимать это во внимание, когда дулся и злился, но я не знал. И теперь я просто выдохся. Наверное, он тоже. — Ты гей, Твик? — спросил я уже без всякого выражения. Романтичной сказки с мюзиклами, пением и танцами не получалось, сериала про старшую школу с томными взглядами из-под ресниц, подкатами и комплиментами — тоже. У меня не получалось ничего, что бы я ни пробовал, и, раз уж мы тут… — Я не знаю, — снова заладил заевшую пластинку Твик. — Окей, если я скажу, что зову тебя на свидание, ты пойдёшь? Грубо, прямолинейно, но у меня кончились варианты. Я всё уже испробовал в погоне за однозначным ответом, оставалось только это. Твик молчал, смотря в пол. Его плечи мелко дрожали, футболка прямо на глазах приклеивалась к спине. Осознавал ли я, в какой геморрой впутаюсь, если он согласится? Думаю, теперь чуть лучше, чем ещё день назад. Но, для справки, ему стоит почаще открывать рот и говорить с людьми словами, а не жестами, что и почему его волнует. Никто не желает ему ни зла, ни бед. Если он может, конечно. Выглядел он так прибито, что я всерьёз, по-настоящему сомневался, что может. Он ни с кем не общается, говорила мне Бебе, ни с кем не гуляет. Не ходит в гости. То, что я представлял просто неприятным недугом, вдруг начало формироваться в огромного страшного монстра. Вот, что ты такое, тревожность. — Слушай, был бы я немного поумнее, я бы не задавал тебе… — Нет, знаешь, — сжавшимся горлом ответил Твик, — никто не спрашивал у меня вот так. Люди сразу замечают, что я плохо реагирую на попытки заговорить и просто не пытаются. Ты хочешь и пробуешь, но это, наверное, работает. После, — запнулся Твик, измученно скривившись в судороге. Руки чесались утешить его, но я сидел и глядел, наблюдая за его мучениями и не смея вмешиваться в эту внутреннюю борьбу ни словом, ни делом. — Вот, видишь. Любой бы закончил в этот момент со мной говорить, но ты просто ждёшь, пока я соберусь и отвечу. И так было с Гаррисоном. И тогда, когда я удрал после баллады. Я просто хочу знать, ты что, правда всерьёз? — В смысле? — не понял я. Рот Твика дёрнуло нервным тиком, худое лицо заострилось и напряглось. Пиздец. Мне было страшно, но я сидел и молчал, доверяя Твику в испытании собственных пределов. Всю мою обиду, всю злобу как рукой сняло, пока я наблюдал за этой в самом хреновом смысле потрясающей сценой. — Хоть в одном возможном сценарии развития наших… нашего знакомства я действительно могу тебе понравиться? Я застыл, осознавая услышанное. А потом мне пришлось испытать пределы уже собственного самоконтроля, пытаясь удержать себя от какого-нибудь жеста, который мог бы его смутить. Например, спросить у Господа Бога, какого хуя. Пока я страдал и думал, что Твик игнорирует мои подкаты, потому что слишком крут для того, чтобы обратить внимание на такого простого парня, он нервничал, потому что думал, будто такой парень, как я (какой? О, Боже, любитель «Мстителей»? Завсегдатай вечеринок в кантри-баре? Серьёзно?) просто не может ничего по отношению к нему… — Какой идиотизм, — не удержался я. Твик коротко на меня посмотрел, прежде чем снова уставиться в матрас. С меня было достаточно объяснений. — Ты вообще ни во что себя не ставишь, приятель. Пойдёшь со мной на свидание? Твик напрягся до невозможного предела, дальше оставалось только сломаться. А потом кивнул. Он кивнул. Это короткое движение его тела, маленький и неуверенный жест согласия вздёрнул изнутри всего меня приливом горячего ощущения накатившего триумфа, наросшего и разорвавшегося где-то в груди, и я не сдержал покровительственной, самодовольной улыбки. — Вот так-то, — мягко сказал я. — И ничего не случилось. Выбирай время и место.