Особый тип извращения

Азгор – больной ублюдок. Все здесь – больные ублюдки. Что прислуга, ежеминутно готовая лизать королю жопу, что «просители», которым хватает яиц соваться в этот гадюшник, что королевская стража, готовая в любую минуту впиться им всем в глотки, едва Азгор двинет тяжёлой бровью или, ангел упаси, стукнет трезубцем. Гастеру здесь не рады. Ему нигде не рады. Учёных, тем более таких, от которых несёт смесями, лекарствами и ядами не любят. А Гастеру любовь и не нужна. Живым мертвецам ничего не нужно. Даже королевской «милости», во время которой Азгор отсылает своих уродцев, по недоразумению именуемых «монстрами», прочь, оставляя их одних в уединении. Гастеру неприятно думать о том, что будет дальше, когда шаги этой неотёсанной солдафонши Андайн стихнут. Ведь тогда Азгор поднимется со своего трона, громовым голосом прикажет подойти… и, возможно, стукнет широкой рукой прямо по черепу. Или же приобнимет, да так, что кости затрещат. Поэтому Гастер и не подходит и он готов поклясться, что Азгор улыбается в чёрную бороду, смотря на то, как его передёргивает от отвращения. Его – Гастера, который каждый день обращается с заспиртованными останками монстров, сшивая их в одно целое, обращая в чудовищ, против которых не выстоит ни одна человеческая душа… и даже его передёргивает от вида Азгора. Гастер знает, что ближе у него нет никого. Что если Гастер исчезнет, то тогда кому-то из сыновей придётся терпеть и облизывания, и совокупления… и, возможно, бороться с чувством того, что это, возможно, может даже понравится, из-за чего будет хотеться ещё и ещё и ещё, пока от больной, бьющей по рёбрам души не останется ничего. Сопротивляться бесполезно. Гастер лишь пытается получить хоть какое-то подобие удовольствия, с завидным упорством продолжая приходить и постигая всё новые и новые горизонты боли и удовольствия. Азгор – больной ублюдок. Да и Гастер, откровенно говоря, тоже.