***
Как и в любой жаркий летний день, в «Острове кофе» свободные столики можно было пересчитать по пальцам. Тихо играла приятная музыка, и парочки, большие компании друзей и семьи наслаждались отличной погодой, пока между ними с подносами и стаканчиками бегали официанты со стандартными, но искренними легкими улыбками на губах. Рядом с кафе останавливались прохожие, думавшие, стоит ли зайти или, может, стоит еще немного погулять под лазурным небом. Все были слишком заняты своими делами, своими эмоциями и своими разговорами, чтобы обращать внимание на двух высоких парней, сидящих за столиком недалеко от входа. Один что-то увлеченно рассказывал, размахивая руками и только чудом не сбивая вазу с простым летним цветком и две чашки на пол, а второй, подпирая ладонями подбородок, слушал. Стороннему наблюдателю он показался бы застывшим, погруженным в себя, но на самом деле он ловил каждое слово и не сводил со своего собеседника глаз. Войцех очень не хотел видеть то, чего не было на самом деле, и тешить себя иллюзиями. Но, когда в горле пересохло и он потянулся за своим кофе, в мягком взгляде Джея, в его теплой улыбке он увидел не только то, что его чувства приняты, но и то, что чувства Джея от них сильно не отличаются.Часть 1
14 июня 2018 г. в 13:16
Все началось с едва заметных улыбок, крошечных морщинок, весело танцующих вокруг покрасневших от недосыпа глаз, и коротких поворотов головы налево после каждого особо удачного нападающего удара или блока; Войцех, вопреки всем законам романтических комедий, не помнил точной даты, когда все это случилось в первый раз.
Это могло быть в любой день, это могла быть утренняя или вечерняя тренировка, домашний или выездной матч, долгая поездка в автобусе из одного города в другой или одна из многочисленных посиделок у кого-то из ребят дома или в ресторане спонсора. Войцех честно не помнил и не пытался вспомнить, потому что у него были дела важнее и интереснее, даже если они заключались в основном в улыбках во все тридцать два, широко открытых уставших глазах, не желающих упустить ни одной детали, и руках, обнимающих Джея, едва прозвучит свисток судьи. Безнадежно пытавшийся не закопаться в долгах Войцех-студент не сомневался, что это правда важнее всего.
Войцех не помнил, когда все началось, но он помнил, когда все началось для Кароля. Кароль, глупый, проницательный и прямолинейный Кароль, казалось, что-то увидел и понял еще до того, как Войцех смог признаться в чем-то хотя бы самому себе.
— Тебе нравится Джей? — вот так просто. Это был перерыв между парами, и не было никаких вступлений или привычных «какие-все-тупые», которыми часто сопровождались окончания занятий. Только пронзительный взгляд и то ли вопрос, то ли утверждение. Хотя бы не достаточно громкое, чтобы услышал весь университет.
Этот вопрос иногда всплывал в голове Войцеха в будущем, и он каждый раз думал о том, что у него было столько других вариантов ответа. Отшутиться, перевести разговор на другую тему, спросить Кароля о том, как дела с Санни — о своей девушке он может говорить часами, с мечтательным видом игнорируя всю окружающую обстановку. Был бы шанс, пусть и минимальный, что Кароль отвлечется, забудет, пусть и ненадолго. Может, эта задержка помогла бы ему хорошенько все обдумать.
Или запутала бы его еще больше.
— Ага, — Войцех, пожалуй, всё-таки не жалеет, что что-то заставило его ответить так четко, с чрезмерной уверенностью в голосе. Щеки мгновенно запылали, так что они выдали бы его в независимости от ответа; Кароль бы только обиделся, если бы Войцех сказал неправду.
Но тогда Кароль не обиделся, даже, как казалось, ни капли не удивился. Только утвердительно кивнул, пробормотал что-то, что можно было расшифровать как «надо вас свести», отмахнулся от еще менее разборчивого бормотания Войцеха и непринужденно перешел к обсуждению последних слухов волейбольного мира. Войцех остался доволен…
…но все же остаться наедине со своим запутавшимся в джунглях чувств сердце ему удалось ненадолго. Кароль непринужденно начал пихать его в бок каждый раз, когда фигура Джея хотя бы появлялась на горизонте, при этом чуть ли не невинно посвистывая, словно эти два события абсолютно не связаны друг с другом. Он закашливался — «у меня аллергия на пыль, что ты так уставился?» — когда Джей оказывался поблизости и не скрывал своего восторга, когда он заговаривал с Войцехом. Кароль, глупый, жизнерадостный и такой добрый Кароль вел себя так естественно, что у Джея не возникало никаких вопросов; что к лучшему, потому что у Войцеха, кроме заикания и покрасневших ушей, не было ответов.
Войцех бросал осуждающие взгляды на Кароля, когда ему казалось, что тот своими действиями, словами и намеками переходит все границы, но не мог отрицать, что ему льстит такое внимание и такая явная поддержка. Поэтому он отвешивал Каролю легкие подзатыльники, но не просил его перестать, а только искал поводы пересекаться с Джеем как можно чаще. Дополнительные занятия по макроэкономике, в которых Войцех никогда не нуждался, стали частью его повседневности. Он осознал всю важность длительной растяжки после тренировки. На любом тесте он начал оставаться в аудитории до самого звонка, даже если половину этого времени он старательно рисовал на полях и с бо́льшим усердием стирал свои художества.
Ему нравилось сидеть рядом с Джеем в небольшой компании из полудюжины студентов и преподавателя и шепотом объяснять ему разницу между конечной и добавленной стоимостью, чтобы потом отмахиваться от благодарностей, мысленно совершая тройное сальто. Нравилось смотреть, как он лежит на полу в волейбольном зале, уставший, но очень довольный проделанной работой. Нравилось выходить в коридор последним и спрашивать, как прошел тест, не строя никаких других планов. Джей отвечал развернуто и увлеченно, внимательно слушал Войцеха и неисправимо улыбался своей сводящей с ума улыбкой, а Войцех в это время неизменно думал, что если он когда-то в жизни и был близок к счастью, то это сейчас.
Джей был душой любой компании, эмоциональным капитаном каждой команды, в которой он оказывался, и Войцех, на людях тихий и безукоризненно правильный, порой думал, что ему лучше сдаться и переключиться на кого-нибудь другого, кто был бы ближе. Может, так и правда было бы лучше. Вот только это оказалось совершенно не легче; мимо беспорядочным строем проходили парни и девушки, красивые, внимательные и умные, но они появлялись и исчезали, словно вспышки дорогих фотоаппаратов. Перед глазами, будь они открыты или закрыты, оставался один только Джей.
В ушах звучала какофония из судейских свистков, рева трибун, резкого крика тренера и профессоров, и только два голоса звучали достаточно ярко и разборчиво. Голос Джея, на чьем языке его имя разливалось жидким золотом, медленно сводил Войцеха с ума, а Кароль, глупый, надоедливый и незаменимый Кароль, заставлял его краснеть, смущаться и чувствовать себя значимым и сильным одновременно.
— Может, позовешь его куда-нибудь?
— Мы ведь и так всей командой в субботу в ресторан идем, — Войцех неумело притворялся, что не понял, что Кароль имел ввиду совсем не это. Кароль смерил его самым осуждающим взглядом, на какой он был способен, но говорить, что-либо объяснять не стал; верил, что Войцех все понимает.
Войцех правда все понимал. Кароль был прав, в этом не возникало никаких сомнений — сомнения возникали лишь в том, прав ли сам Войцех. Точнее, даже в том, насколько нужна его правота Джею, такому другому, такому светлому, что казалось, что весь мир становится лучше только потому, что в нем присутствует он.
— Я хочу этого больше всего на свете. — Войцех не солгал. И внезапно, стоя в холле университета рядом с Каролем, со слепящим солнцем за окном, он понял, что и не мог бы сделать ничего другого. Стесняться стоит многих вещей, но уж точно не того не поддающегося описанию чувства, которое поселилось в его груди, по соседству с сердцем, и исправно платило арендную плату. Пожалуй, это была еще не любовь, но уже не привязанность и не симпатия. Еще не что-то чистое и вечное, но уже что-то замечательное.
— Так позови, — для Кароля это звучало так просто, что Войцех решил не напоминать ему, как тот пять лет считал Санни своей лучшей подругой, прежде чем понять, что за дружбой кроется что-то большее. Войцеху вообще не хотелось спорить, не соглашаться; от одной мысли, от одной вероятности того, что он сможет сидеть напротив Джея, видя только его, в каком-нибудь уютном кафе, похожем на дом, хотелось только танцевать. А танцевать Войцех никогда не умел.
Из столовой, держа в одной руке пластиковый стаканчик с холодным кофе, вышел Джей, и Войцех утвердительно кивнул то ли пространству, то ли карме, то ли самому себе. У него не было плана, но и в его чувствах не было ни логики, ни объяснений, и ему оставалось только положиться на случай. Он выдохнул, оставляя позади все страхи, и Кароль, глупый, надежный и самый лучший Кароль, несильно сжал его плечи.