Круговорот рабства у детей Шекспира

Впервые Венди увидела Макбета в самый главный день в своей жизни. Сам он был замешан лишь косвенно — всего-то на одну шестую — хотя потом оказалось, что даже на одну восьмую. Миднайт, тихо-мирно сопящий на летающем коврике, не произвел на нее такого жуткого впечатления, как тот же страшный Мозг, но Венди знала — в той гильдии нет хороших людей. Позже Эрза-сан рассказывала, что тот засоня любил мучить людей и получал от их страданий необычайное удовольствие. В голове не укладывалось — это было так ужасно! С появлением в ее жизни новых друзей Венди похоронила эти воспоминания в глубине своей памяти и вспоминала лишь во снах — видела его в руках рунных рыцарей, истекающего кровью и бессильно волочащего по земле ноги. Он плакал в тот день, глядя на Нуля, не в силах выдавить ни звука из пересохшего горла, хотя и пытался — Венди слышала. Ужаный Миднайт в ту минуту был так похож на потерявшегося котенка, что Венди стало его жаль почти до слез. Она помнит ту секунду, когда он последним скрылся в повозке Совета, и дверь захлопнулась за его спиной. Она встретила его снова через два года для себя и через девять — для него. Ему было двадцать восемь, а ей — четырнадцать. Смешно. Но она хотела сбежать от него, а он хотел ее убить. Так и разговорились.  — Почему ты до самого конца верил в Мозга? — выпалила.  — Почему ты до самого конца верила в свою драконицу? — прошипел. — Он был мне отцом. — вздохнул.  — Она была мне матерью. — вздохнула.  — Вот и ответ. — на выдохе. Оба. Как-то неожиданно, но они поняли друг друга. Она была хвостатой феей, а у тех глупости на уме, как под копирку — одинаковые. Он был магом-отступником, восемь лет проведшим в неволе. Вряд ли он жаждал власти, скорее покоя. Разошлись мирно. Но как-то так повелось — они стали втречаться раз в несколько месяцев в совершенно неожиданных обстоятельствах — на задании, на отдыхе, в гостях у друзей. Венди искренне недоумевала — как так? Макбет хмурился, костеря себя старым идиотом. Встретились и встретились. Старые знакомые, не враги же, после Арболеса-то. Так и пообщаться можно, обменяться новостями и колкостями. Бывают такие люди, комфортно говорить, комфортно молчать, хорошо ругаться, хорошо соглашаться. Идиллия, а не отношения. О таких говорят, что просто созданы друг для друга, но никто из них двоих об этом не догадывался. Венди — потому что наивная, Макбет — потому что тормоз. Тормоз самый настоящий, потому что уже третий год бегает на встречи с этой мелочью. А ему, на секундочку, тридцать один. На этот раз решил не ловить драконочку по всему Фиору — заскочил прямо в Магнолию. Лучше б этого не делал. Потому что Венди семнадцать. Она красива, знаменита и сильна. Конкретно этого пацаненка из ее гильдии явно волнует первое, и дело явно не в лице. Сбылась мечта идиотки — достойные 95-60-100 были при ней двадцать четыре на семь. Парень пялит на нее влюбленными глазами, от него за километр несет гормонами, а она знай себе идет по дорожке, чуть подскакивая при каждом шаге. Ребенок. Даже не подозревает о том, что ее приятель тут борется с желанием медленно и мучительно запытать ее, походу, парня. Хотя, с не подозревает он погорячился. Ветер подул от него прямо в ее сторону, и она стопроцентно ощутила его запах. Он как-то спросил ее из любопытства. Зря. Потому что она ответила, что он пахнет чистейшим мужиком — мускус со сладковатой ноткой крови. У Макбета, кажется, в жизни так не стоял. А она дернулась, учуяв его запах с отчетливым душком безумия и бешенства. Засобиралась, заторопилась. «Можешь не спешить — его уже и ваш Первый мастер не спасет». Парень завис и, походу, обиделся. Но Венди уже все равно — она нападает на самый знакомый след на свете и ищет. Ищет его. Того самого Мужчину, которого выбрала ее внутренняя драконица. И пусть Ромео со своими паточно-сладкими фразочками катится к Лаки — она многое расскажет ему о любви. А Венди, не в силах совладать со зверем, влетает прямо в него, с упоением зарываясь лицом в его грудь — выше не достать -, вдыхая заводящий запах и комкая пальцами плащ на боках — соскучилась. А когда отошедший от удивления — но не от ярости — он прижимает ее к себе настолько сильно, что она теряется в этом кольце подавляющей мощи, Венди издает уже совершенно нечеловеческое урчание. Она же убийца драконов. Такая же как Нацу, Гажил и Роуг. Она тоже может найти свою пару. Уже нашла. Хоть и странно все это, но пока ей так хорошо, она готова пустить на самотек всех фей, королевскую чету и Фиор в целом. Макбет молчит. Он запоминает. На смертном одре помнить будет, какая она маленькая и худая. Ниже его на полторы головы и весом килограмм в сорок пять — не больше. Он психопат, и не думал, что найдет ту, которая будет ему подходить. Но Венди подходит. Каждой твари по паре, а они оба — животные. Узнай кто — пришли бы в ужас от того, что он — старше в два раза — вытворяет с хрупкой улыбчивой малышкой. Замерли бы в шоке, увидев совершенно другую ее — признающую себя собственностью конченного садиста. Если вспомнить небесных сестер из змеедев — становится и вовсе сардонически весело. Потому что не он извратил ее разум и заразил душу. Он лишь, грешен, добавил к этому порочному комплекту тело. Макбет с восторгом воспринял синюю фею, залетевшую однажды к нему на огонек, сорвавшую маску ложной стыдливости и морализма. Обнажившей свое первозданное «я» перед ним — единственным, кто смог бы понять, принять и, подобно дракону из человеческих сказок, взять полностью, без остатка, с категоричным «моя!» Поэтому он с готовностью обхватывает руками ее голову и впивается в послушно подставленные губы бешеным поцелуем. Тут уже не до разговоров — не задохнуться бы. Макбет честно пытается дышать, вот только ни черта у него не выходит — в его легких до последнего грамма только она со своей карамелью и патокой — сладчайшим запахом маленькой сладкоежки. Даже во рту у нее мороженое — только что отбросила в сторону миндальный рожок, несясь к нему очертя голову. Макбету вечно мало. Он едва нашел в себе силы на пять секунд отпустить от своего лица задыхающуюся Венди, чтобы тут же с силой вдавить ее в ближайшее дерево — захрустели тонкие ребра. Из глотки дракошки вырывается полухрип-полустон, и этот звук для Макбета — самый заводящий на свете, извращееная смесь желания и боли. До чего же ты докатилась, малышка Венди… Макбету стоит триллиона нервных клеток не взять ее прямо в этом парке. Не знаешь, плакать или смеяться — с одной стороны, в свои тридцать он кидается на нее, как какой-то подросток, а с другой — интерес к бабам на четвертом десятке не пропал, а это уже хорошо. Невероятного усилия стоит сконцентрироваться и наколдовать невидимость на обоих. Венди выдает хрипловатый полувой, ощутив на себе прикосновение его магии — общигающие искры на белоснежной коже. Макбкту от этого звука дурнеет. На задворках разума урчит самодлвольство, заглушаемое каким-то непреальным возбуждением. Полуночь давно понял, что этой девочке нежности не нужны, только не в такие вот моменты. Его это устраивало абсолютно. Боль Венди всегда чувствовала плохо, а если уж чувствует, то слишком охрененно реагирует, прося порцию за порцией снова и снова. И Макбет дает ей это. Он впивается зубами в шею и, кажется, прогрызает плоть. Драконица заходится в вое, не в силах вынести пытку, и со всего маху всаживает короткие ногти ему в загривок. Макбет начинает психовать и, похоже, уже не остановится. Да и не надо это никому…

***

Они потом лежат в ее комнате в гильдийском общежитии, не пойми как там оказавшись. Он курит по старой привычке еще с жизни с отцом, а она сидит рядом. Расчесывает длинные синие волосы, скрестив по-турецки ноги. Макбет смотрит на нее, полностью обнаженною, и в голову лезет всякая дичь. Почему-то хочется синих леденцов, плевать с каким вкусом. Хочет сменить бусины в волосах на голубые, хоть и знает, что к глазам не подойдут. А еще синюю метку на теле. Плевать, чью. Лишь бы быть с ней. Вот до чего докатился. Настолько хочет ей принадлежать, что хочет собственную гордость морским узлом завязать и выкинуть куда-нибудь подальше. Как собачка. Черно-белый хаски. Красноглазый, ага. Мутировавший. Ай да Макбет. Прав был Кобра — дитя Шекспира — такой же драматичный. Бред. Венди заканчивает с волосами и поворачивается в его сторону. У нее темно-карие, почти черные глаза. Она настолько восхитительна в этот миг — не беззащитная, не сексуальная, не милая, не сильная, но одновременно все это разом. И ради нее почему-то не жалко и обратно в рабство. Круговорот жизни, да? Ну и черт с ним. Венди нежно улыбается.