***
На подъезде к дому Ник проверил телефон. Мама прислала сообщение, и он порадовался, что отправился к Трою: у дома Кларков уже дежурил репортер местного телеканала, не поймавший Ника у здания суда. Само по себе дело было не слишком интересным: обычное убийство под наркотой, виновник погиб еще до приезда полиции. Закрыть и положить на дальнюю полку. Но под давлением жителей мэр все же всерьез взялся за Молл: ряд полицейских облав, вызов волонтеров из центра помощи наркозависимым, снос нескольких зданий, который в скором времени ожидал и ту самую церковь. Если бы не эта шумиха, никто бы и не вспомнил про Глорию или Ника. Но сейчас журналисты жаждали получить от него комментарий. Наверняка они бы не отказались и от захватывающей (тут их ждало бы разочарование) истории про выслеживание Джоша. Или от душераздирающей сцены, где родители Глории извиняются перед невинно обвиненным парнем. Снова разочарование: отец Глории принес Нику сухие извинения перед началом заседания, кивнул и отошел. Мать так и не подошла. Больше они не говорили и Ник подозревал, что больше они и не увидятся. И был этому рад. Сейчас, когда суд остался позади, детектив Бони принесла свои извинения (более искренние, чем от отца Глории), а Джейк получил еще одну звездочку на свой адвокатский фюзеляж, Ник остро чувствовал, что в его жизни закончилась глава. Было в ней и хорошее, то, что он сохранит навсегда: улыбку Глории, тепло ее кожи и искреннюю радость в глазах, — но скучать по тем временам он не станет. И уж точно не станет общаться с журналистами. Точка поставлена. Все. Хотя был еще один человек, в отношениях с которым до точки и ясности было далеко. — Может, пригласим на ужин твоего отца в эту субботу? — предложил Ник, пока Трой парковал машину. — Типа наш первый совместный выход в свет. — Может, лучше Мэдисон и Трэвиса? Меньше неловкости. — Неловко будет избегать Джеремайю. Раз уж мы теперь вместе, мне нужно научиться с ним ладить. И извиниться для начала. — Плохая идея, — отрезал Трой. В лифте они молчали, но когда вошли в квартиру, Ник снова заговорил: — Почему ты не хочешь, чтобы мы виделись? Он о нас вообще знает? — Да, — неохотно ответил Трой, расстегивая рубашку. — И? Меньше всего Нику хотелось тянуть каждый ответ, словно клещами. Промелькнула мысль, что этот разговор вполне может перерасти в их первую ссору, если он продолжит давить. Но молчание Троя, то, как он стремился уйти от ответа, Ника только подстегнуло. Он не хотел начинать новую главу с недоговоренности. — Что твой отец сказал, когда узнал о нас? — Он был не слишком доволен. Конечно. И почему Ник решил, что Джеремайя воспримет их роман с энтузиазмом? Потому что ему нравился Ник? Но одно дело — когда человек тебе нравится. Другое — когда он трахает твоего сына. Трой взял лицо Ника в ладони и чмокнул его в нос: — Потому я и не хотел говорить. Не думай об этом. Мне все равно, что говорит отец. Я тебя люблю. Слова прозвучали так просто и естественно, что Ник чуть не ответил машинально: «Я тебя тоже». Но одернул себя. Слова были теми самыми, правильными. Но произносить их так, походя, механически, было бы неправильно. К счастью, Трой и не ждал немедленного ответа. Этим он и был хорош: никаких условностей и скрытого подтекста в общении. Он был сокровищем, и потому Ник чувствовал себя особенно виноватым. Он провел руками по обнаженной груди Троя, пытаясь через эту ласку показать, как ему жаль. — Я не хотел, чтобы у тебя были проблемы из-за меня, — сказал он виновато. —Ты тут ни при чем. Отец считает меня неподходящей парой для тебя. Нику показалось, что он ослышался. — Что? Трой пожал плечами, нахмурившись: — Ты правда ему нравишься, и он считает, что тебе было бы лучше без меня. А сейчас, если не возражаешь, сменим тему. Давай поговорим о чем-нибудь другом. О чем угодно. У Ника на кончике языка вертелись сотни вопросов, но он придержал их. Как бы Трой не изображал равнодушие, мнение отца для него значило немало. Ник представил, как Джеремайя проговаривает сыну все эти слова, и почувствовал, как в нем снова поднимается злость. Неужели Джеремайе так нравится делать из собственного сына мальчика для битья? Ник даже не заметил, как крепко обнял Троя за шею, буквально притиснул к себе. Тот пробежался руками по его бокам, забрался ими под рубашку. — Конечно, — сказал Ник. — Поговорим о чем-то другом. А лучше — займемся чем-то другим.***
— Уверен, что этого хочешь? — спросил Ник с сомнением. — Все же это рискованно. — Чем? — Вдруг тебе что-то не понравится. Не хочу тебя разочаровать. — Никки, ты единственный человек, который меня никогда не разочарует. Хочешь начать? Ник неуверенно пожал плечами и посмотрел в окно, будто искал там ответ. Он чувствовал себя очень уютно, сидя на диване в гостиной с чашкой какао («Разве сейчас подходящая погода для какао?» — «Никки, какао идеально для любой погоды!»), напротив Троя, развалившегося в большом уютном кресле. Это кресло Ник уговорил его приобрести, убеждая, что оно будет идеально гармонировать с их... «то есть, с твоей, твоей гостиной». На самом деле, оно смотрелось чудовищно, как здоровенный распухший бегемот. Но было невероятно уютным: садясь в него, ты словно окунался в великанские объятья. А еще благодаря ему гостиная наконец утратила нежилой вид. Ник мог бы похвастаться, что и сам приложил к этому руку. За несколько недель он потихоньку, сам того не замечая, перетащил к Трою гору вещей. Однажды он спохватился, что Троя может возмутить этот захват территории. Но того не смущали ни футболки Ника в шкафу, ни чайные чашки, которые тот постоянно забывал на журнальном столике. По крайней мере, оправдывался Ник, теперь видно, что тут кто-то живет. Квартира растеряла стерильный лоск, но обрела лицо. Теперь Ник мог честно сказать, что чувствует себя здесь как дома. И он не хотел испортить это впечатление. Но Трой предложил — и теперь ждал ответа. — Игра в правду может рассорить пару так же, как и сплотить, — предупредил он еще раз. — Но ты всегда можешь соврать. — Ты ведь не хочешь, чтобы я врал? — Не хочу. Я предпочитаю правду, Никки. Уверен, ты тоже. — Знаешь, есть другие способы узнать друг друга поближе. Ник отставил чашку и пересел на колени к Трою. Тот позволил поцеловать себя, но решительно убрал его руки, когда Ник полез к нему под футболку. — Я хочу тебя узнать. Теперь, когда мы вместе. Давай, пять минут откровений, и я отстану. — Хорошо, — сдался Ник. О чем там обычно спрашивают своих партнеров? Кем работают твои родители, где ты учился, как звали твоего домашнего питомца? — Почему тебя забрали из школы? Вопрос всплыл внезапно. Джеремайя упоминал о том, что Троя забрали из средней школы как-то вскользь и тему не развивал. Но Ника это, пожалуй, действительно интересовало. Трой нахмурился. Плохая идея, подумал Ник. А он говорил... — Закончим на этом? — предложил он. — Нет, — ответил Трой. — Я отвечу. Мне не очень удается общение с людьми. Ты, должно быть, заметил. И я иногда бываю... вспыльчивым. Хотя отец, конечно, сказал бы по-другому... В общем, после пары драк и одной сломанной руки родителям предложили забрать меня домой. — Почему тебя не перевели в другую школу? — Это и была другая школа, Никки. Четвертая по счету. — О... Ник немного отстранился, чтобы внимательно разглядеть Троя. Он знал, что ангельская внешность скрывает отнюдь не ангельский характер. Но представить, как Трой избивает одноклассников, было невозможно. — Я ведь был ребенком, — пояснил Трой. — Это осталось в прошлом. — Но как ты... — Тсс, — Трой прижал пальцы к его губам. — Моя очередь. Что ты почувствовал, когда узнал о смерти отца? Ник не поверил своим ушам. Но Трой действительно ждал от него ответа. Кого-то другого можно было заподозрить в желании сделать больно, однако Трой был предельно серьезен. Его это действительно интересовало. — Я поверил, — сказал Ник. — Когда мама сказала, что отца не стало, я какой-то частью сознания подумал: да, это правда, он действительно мертв. На самом деле, я знал, что так будет. Не хотел об этом думать, но знал, что к этому все идет. Может, подсознательно ждал, что однажды мама войдет именно с этой мыслью. И в тот момент принял это как должное. Он перевел дыхание. — Боль пришла уже потом. Я знал, что это правда, но мне не хотелось в это верить. Это же мой отец! Он должен быть вечным. Все дети верят, что их родители вечны и никогда не умрут. Трой пересел на диван, к Нику, и коснулся кончиком пальца уголка его глаза. Тот ощутил выступившие слезы. Трой бережно вытер их и спросил: — Ты винил Мэдисон в его смерти? Была не его очередь спрашивать, но Ник все равно ответил: — Да. И до сих пор виню, наверное. В том, что она оказалась слишком сильной для него. В том, что ничего не сделала, не предотвратила это. Хотя должна была знать! Она же психолог, черт возьми! Ник чувствовал, как внутри поднимается буря эмоций, совсем как тогда, когда он узнал о смерти отца. Злость на него, на маму, на самого себя и даже на Алисию. Отчаяние. Неверие пополам с убежденностью, что сказанное — правда. Растерянность. И чувство потери — как огромная разверзшаяся внутри черная дыра, высосавшая всю радость. Ник сжался в комок, совсем как тогда, будто пытался укрыться от обрушившейся на него правды жизни. И в этот раз, как тогда, его обняли ласковые руки. Только тогда ладошки Глории гладили его по лицу и волосам, а сейчас руки Троя удерживали его нежно и надежно. В таких объятиях можно было бы укрыться от любых невзгод. — Наверное, я правда зря это затеял, — задумчиво сказал Трой. — Я не хотел тебя огорчить. Ник шмыгнул носом и сказал сердито: — Брось, ты же не жалеешь об этом. — Не жалею, — согласился Трой. — Я рад, что ты со мной искренен. Ник вытер нос тыльной стороной руки. — Если мы будем продолжать, мне потребуется что-то покрепче какао. Трой сжал руки, теперь его объятья походили на уютные, но все же оковы. — Алкоголь отупляет мозг не хуже наркотиков, так что нет. — Какой же ты техасец после этого! — возмутился Ник. — Я думал, вы все пьете. — Еще один стереотип. Кстати, твоя очередь задавать вопрос. — Ты хочешь продолжать? — поразился Ник. — Почему нет? Ты можешь спросить меня о чем-то настолько же личном и интимном. — Но за мной два вопроса, — предупредил Ник. — Ты задал мне два! — Справедливо, — согласился Трой, прикасаясь губами к его лбу. — Итак?.. — Ты говорил, что в детстве был драчуном. Что же случилось? Как ты перевоспитался? — Хороший психолог. Что ты так смотришь? Я серьезно. Она объяснила мне, что быть плохим мальчиком невыгодно, и что хорошие, особенно с моей внешностью, добиваются гораздо большего. — Уверен, что она имела в виду именно это? — спросил Ник. — Это не второй вопрос! — добавил он поспешно. — А я уже хотел тебя подловить... Хоть это и не второй вопрос, отвечу: нет, она наверняка имела в виду что-то другое. Но это именно тот урок, который я извлек. И опробовал на ней же. Она вернула меня отцу с уверениями, что я полностью исцелен и более не опасен для общества. — А это так? Трой задумчиво смотрел на него, поглаживая по спине. Уточнил: — Это второй вопрос? Ник хотел ответить «нет», но настороженность во взгляде Троя, то, как он подобрался, маскируя напряжение под маской спокойствия, заставило его сказать: — Да, это второй вопрос. И помни: только правда. Трой откинулся на спинку дивана, не выпуская Ника из объятий. Несколько секунд он молчал, будто взвешивая варианты ответа и стараясь найти приемлемый, но ответил просто: — Нет, это не так. Психолог ошиблась. И отец это знал, потому и держал меня на ранчо так долго. Думал, что так будет безопаснее для окружающих. И так было. Ник покачал головой. — Ты меня обманываешь. Пытаешься выглядеть крутым плохим парнем. Он старался говорить весело, но получалось плохо. — Я и есть плохой парень, Никки. У меня есть пистолет, из которого я бы застрелил Джоша, если бы ты мне позволил. Мне этого хотелось. — Хотеть и делать — разные вещи. Каждый человек хоть раз представлял, каково это — убить другого. Но это не значит, что каждый становится убийцей! Это же не «Особое мнение»*, мысль и желание еще не означают, что человек правда возьмется за пистолет! — В моем случае означают. Я не убил Джоша только потому, что ты этого не хотел. — И ты бы правда его застрелил? — Не раздумывая. Он ведь был опасен для тебя. Для нас. Ради тебя и ради нашего будущего я и не на такое готов. Ник встал на ноги. Трой его не удерживал, он так и остался сидеть, глядя на Ника снизу вверх. Не прятал глаза, не пытался сменить тему или перевести все в шутку. Для него правда было важно, чтобы они знали друг о друге все. А вот Ник уже не был в этом так уверен. Он отошел к окну, но ничего не видел. Перед глазами стояла картина, которую он отгонял все эти недели: Джош с выпученными глазами, хватающийся за воздух, прежде чем рухнуть вниз. Трой его не убивал. Что бы он ни говорил, он не тронул Джоша. Слова не означают готовности убивать. Ник вспомнил нож, торчащий из ладони Троя, и как тот легко, играючи вытащил оружие. Трой все еще не мог полноценно пользоваться левой рукой, но рана заживала хорошо. Рана, которую он получил из-за Ника. Ради Ника. — Моя очередь, — сказал Трой из-за спины. — Я больше не хочу отвечать. Хватит откровенности на сегодня. — Последний вопрос, — настаивал Трой. — Для меня это важно. Последний — и закончим. — Хорошо, — сказал Ник. — Последний. На самом деле, он предпочел бы закончить сейчас. Внезапно на плечи навалилась усталость, и Нику пришлось сесть в кресло. Трой, сидящий напротив, наклонился вперед, к нему. — Я или Глория? — Что? — озадачился Ник. — Кого ты любишь больше: меня или ее? — Да ты псих! — в сердцах сказал Ник и заметил, как лицо Троя стало жестче. — Как ты вообще можешь сравнивать, она же умерла. — Представь, что она жива. Кого бы из нас ты выбрал? — Вот на этом мы точно закончим, — решительно сказал Ник. Но Трой смотрел на него все тем же напряженным и гипнотизирующим взглядом. Он ждал ответа! Ему действительно важно было это услышать, как бы чудовищно это ни звучало. Трой смотрел так, будто от ответа Ника зависела его судьба. — Тебя, — сказал Ник. — Я бы выбрал тебя, потому что я тебя люблю. Я был влюблен в Глорию, но по-настоящему я люблю тебя. Лицо Троя смягчилось. Он не сумел скрыть радости, но Нику не стало от этого легче. Хотя все сказанное было правдой, теперь он понимал это ясно. Но Глории не было в живых, и его выбор не был в полном смысле этого слова добровольным — и от этого все становилось подленьким и некрасивым. Трой протянул руку, но Ник ее не принял. — Мне точно надо выпить, — сказал он. — Против ты или нет. Если, конечно, у тебя больше нет вопросов. — Важных — нет. А все остальное может подождать. — Даже не знаю, что интимного ты бы мог еще спросить. — Например, ладите ли вы с Алисией. Мне всегда было интересно, каково это: когда у тебя сестра, а не брат. Или во сколько лет и с кем ты потерял девственность — обо мне-то ты знаешь. Или татуировка Глории: вы ведь не собирались сделать что-нибудь парного тату? Ник, поднимавшийся с кресла, замер: — Что? — Татуировка, перо. Ты ведь не собирался делать такую же? Ник не знал, какие эмоции отразились на его лице. Но от этого зрелища Трой немедленно дал заднюю: — Но ты прав, хватит разговоров о твоей бывшей подружке. — Откуда ты узнал про татуировку? — сказал Ник почти одновременно с ним. — Что? — рассеянно спросил Трой. Его взгляд обратился куда-то за спину Ника, в пространство, словно Трой отгородился невидимой стеной. Ник не дал себя сбить. — Татуировка — откуда ты о ней узнал? — Ты сказал, — равнодушно ответил Трой. — Я не говорил. — Значит, Джейк. Ник поймал себя на том, что мотает головой. Не раз, не два, как требовалось для отрицания, — а слишком долго и резко, словно пытается отмахнуться от чьих-то аргументов. Трой приподнялся, не спуская с него взгляд, но Ник махнул рукой: — сиди. Ему самому пришлось опереться на спинку кресла, которое уже не казалось уютным. Скорее раздутым и чудовищно нелепым, чужеродным в этом выхолощенном, по-гостиничному элегантном и безликом интерьере. — Ник? — вопросительно произнес Трой. Тот повел плечами, чувствуя, как на него накатывает озноб, и руки покрываются мурашками. Снаружи все еще царила летняя жара — холод шел изнутри. Он зародился в районе груди и растекался по всему телу, и Нику никак не удавалось справиться с дрожью. — Ты сердишься? — спросил Трой, совсем как маленький мальчик, подозревающий, что обидел маму. — Я пойду возьму свитер, — ответил Ник невпопад. — Я принесу... Но Ник уже скрылся в спальне, не заметив, что закрыл за собой дверь. Постоял посреди комнаты, все еще дрожа и вспоминая: ведь что-то он хотел? В голове была гулкая пустота. Казалось, стоит просочиться хоть одной мысли — и их поток хлынет неудержимо, погребет его под собой. «Я просто сойду с ума, — понял Ник, хотя и сам не понимал, почему подумал именно так. — Не сейчас, пожалуйста, — попросил он неизвестно кого. — Не сейчас, когда все так хорошо». Ник посмотрел на закрытую дверь спальни. Страха не было. Разочарования, что удивительно, тоже. Только смертельная усталость, вдруг разлившаяся по телу, и смертная тоска. Ник все бы отдал за дозу-другую. Вернулся бы туда, где нет ни «тогда», ни «потом», только «сейчас». Где не нужно думать, а можно только плыть. «Мы все тут плывем», — некстати всплыло в голове. Ты не знаешь, каков твой главный страх, пока с ним не столкнешься. Ник обвел комнату взглядом, словно ища подсказку. Остановился взглядом на кровати, наспех заправленной и еще помнящей их возню, а потом — на полке, где хранились частички чужого прошлого. Человек не знает, что ему по-настоящему дорого, пока не найдет то, за что готов бороться. Когда Ник вернулся в гостиную: толстовка поверх футболки, руки в карманах, — Трой стоял, но по напряженной позе казалось, словно он только что преодолел пространство от двери за пару прыжков. — Ты злишься? — повторил Трой, но ответа ждать не стал. — Ты имеешь право. Трой шагнул ближе, заслоняя спиной входную дверь. Ник был уверен, что кинься он к двери, не успел бы преодолеть и фута. — Просто скажи: почему? — Ты ведь уже понял... — Я тебя спрашиваю: зачем? Я хочу услышать это от тебя. Трой дернул уголком губ, будто думал улыбнуться, но перестал. Голос, когда он заговорил, остался таким спокойным, будто они обсуждали, заказать пиццу домой или выбраться куда-нибудь поужинать: — Она забрала тебя у нас. — Это не причина! Ник понял, что сорвался на крик — даже на визг, пронзительные нотки резанули его собственный слух. — Причина, — возразил Трой. — И еще какая. Когда ты сбежал, а я нашел тебя — вас двоих, — я понял, что пока она жива, история будет повторяться снова и снова. Пока Мэдисон не позвонят и не сообщат о твоем трупе, который найдут в таком вот притоне, рядом с ней. А я этого не хочу. И когда я увидел вас вместе... Я хотел все решить. Трой подошел ближе. Ник рефлекторно сделал несколько шагов назад, и Трой послушно остановился. — Она тянула тебя вниз, — негромко сказал Трой. — Ей рядом с тобой было не место. Ты был не для нее. — Для тебя? — усмехнулся Ник, но губы не слушались, будто замерзли. — Ты сам сказал, что все равно выбрал бы меня. Трой поджал плечами: о чем, дескать, тут говорить? Он терял интерес к разговору, и только то, что Ник не давал себя коснуться, его тревожило. Он протянул руку, и на этот раз Ник позволил взять себя за локоть. Трой помедлил, ожидая реакции, и прижал его к себе. Ник уткнулся носом в плечо Троя, вдыхая его ставший знакомым запах. Трой и пах привлекательно, словно был создан самой природой влюблять в себя и очаровывать. В этом запахе хотелось затеряться и забыться. Мелькнула подленькая мыслишка: а если и правда забыть? Вычеркнуть этот разговор из памяти? Но мама и Алисия, напомнил себе Ник. Сегодня Трой перешагнул через Глорию — что если он перешагнет через каждого, кого сочтет соперником, что если решит, что кто-то снова отнимает его Ника? Но — Глория. Глория, которого этого не заслужила. — Если ты хотел, чтобы я остался, — тихо пробормотал Ник, прижимаясь губами к плечу, — ты мог просто попросить. — Ты бы не остался, — сказал Трой. Он обнял Ника крепче, теперь тот не смог бы отстраниться при всем желании. Но хотя тот оказался крепко притиснутым к Трою, эти объятья выглядели не попыткой удержать, а отчаянным жестом утопающего. Нет, сказал себе Ник. Никакой жалости. Никакого сочувствия. Трой не проявил жалости к Глории — девушке, которая ничего ему не сделала. — Ты и Джоша убрал бы? — спросил Ник. — Если бы пришлось, — ответил Трой не задумываясь. Он ослабил объятия, чтобы откинуться назад и заглянуть Нику в глаза. — Но тебе ничего не грозит. Ни тебе, ни Мэдисон с Алисией. Мы же теперь одна семья. Он выглядел таким искренним, таким обеспокоенным — Ник не понимал, как у человека с руками в крови может быть настолько невинный вид. Где же зловещий вид, злобная ухмылка, любезная улыбка Нормана Бейтса, переходящая в оскал черепа? — Я готов на все ради вас, — сказал Трой. — Поэтому это тебе не понадобится. Он коснулся правого кармана Ника, взял того за запястье. Но Ник только крепче стиснул рукоятку спрятанного пистолета. — Я хочу, чтобы мы немедленно отправились в полицию, — сказал он быстро, чтобы не передумать, и четко, потому что подозревал, что только прямой приказ может сработать. Не сработал. — Нет, — ответил Трой. — Полиция получила виновника, дело закрыто, мы вместе, одной семьей. Зачем все рушить сейчас, когда все так хорошо? Он говорил быстро и почти умоляюще, ловя взгляд Ника. А ведь Трою тоже страшно, понял тот. Страшно от того, что обретенное счастье рушится, и он снова остается один — совсем один. Давно ли они занимались любовью в машине, пили какао, сидя напротив друга? Еще утром Ник наблюдал, как Трой готовит завтрак на двоих, а впереди было только окончание многомесячного кошмара и небезоблачное, но все же счастье. О чем тогда думал Трой? Вспоминал ли он про Глорию, или отмахнулся от воспоминаний о ней, как от умершей матери, и больше не оглядывался назад? — Мы сейчас идем в полицию, — повторил Ник. — Я хочу, чтобы ты во всем признался. А по дороге позвоним Джейку. Трой всматривался в его лицо, словно ища лазейку, проблеск надежды. Но Ник сам ощущал, что превратился в каменный столб... нет, в арктический лед: только холод, твердость и гладкая поверхность, за которую не зацепиться. — Нет, Никки, — тихо ответил Трой. Ник дернулся, но его правая рука была уже крепко сжата. Трой толкнул его назад, к стене, и Ник почувствовал себя до ужаса маленьким и слабым. Все, что он мог, — цепляться за рукоятку пистолета, словно за талисман. Трой сам показал ему, где хранит оружие: встроенный сейф за картиной, код 1964 — год рождения матери. Сам вложил в его руку, несмотря на сопротивление Ника: «Ты должен уметь защищаться». Почему Трой не сказал, что защита потребуется от него самого? Затылок Ника издал глухой стук, соприкоснувшись со стеной, и в глазах Троя на мгновение появилась обеспокоенная неуверенность. Но тут же он сжал горло Ника правой рукой, левой продолжая выкручивать ему запястье. Ник вскинул было обе руки к горлу, инстинктивно желая освободиться от помехи, но опомнился и крепче вцепился в оружие, оно давало хоть какое-то преимущество. — Я ничего тебе не сделаю, — убеждал его Трой. — Просто отдай оружие. Не делай ошибку. Ник сжал пальцы крепче, и ладонь Троя вжалась в его горло, несильно пережимая гортань. Неделю назад он во время секса сделал так же — но то было в шутку, и прикосновение было таким игривым, совсем не пугающим. Сейчас же Нику пришлось собрать силу волю, чтобы не дать панике завладеть собой. Он умрет. Он скоро умрет. Это произойдет не через пятьдесят-шестьдесят лет в каком-нибудь доме престарелых, а сегодня. В день, который должен был стать первым днем его новой жизни. Мысли пронеслись в голове с ужасающей скоростью, мозг просто кипел, пока время вокруг замедлилось, а воздух загустел до желейного состояния. И Трой двигался так медленно, совсем неуклюже — но Ник почему-то никак не мог его одолеть. Тело не поспевало за несущимися вскачь мыслями. — Я не хочу делать тебе больно — терпеливо объяснил ему, словно маленькому, Трой. Ник не мог оторваться от его красивых губ, произносящих эти слова. — Отпусти. Рука на горле сжалась чуть сильнее, угрожая, но не калеча. Запястье, которое Трой выкручивал, горело огнем, а тело не могло шевельнуться от того, как крепко его притиснули к стене. Ник рванулся, собрав все силы. Это должно было стать решающей атакой — а обернулось жалким пинком. И только по чистой случайности он попал: Трой охнул, получив удар по колену, и лишь немного ослабил хватку — но Ник, окрыленный, торопясь закрепить успех, ударил снова, уже вслепую, куда-нибудь. — Никки, — произнес Трой угрожающе. И Нику стало легче: теперь Трой выглядел именно так, как должен был. Почти в ярости, с исказившимся лицом и колючими злыми глазами. Именно таким он был, когда вогнал в Глорию нож — с огромной силой, одним ударом, кто-то из полицейских сказал: «Чистая работа». И теперь Нику стало легко. Родственники убийц не могут поверить, что их любимые способны на зло, потому что видят лишь одну сторону монеты. И никогда не заглядывают на вторую — ту, что видят жертвы в последнюю минуту жизни. Нику удалось увидеть обе стороны. Поэтому дальнейшее далось проще. Он рванул к двери так, как его когда-то безнадежно учили на лакроссе: сначала в одну сторону, пытаясь обойти Троя слева, потом резко изменив направление и обойдя справа. «Ты должен быть непредсказуемым, Кларк! Будь непредсказуемым, раз уж силы тебе бог не отсыпал!» Тренер мог бы им гордиться. Пусть даже побег окончился неудачей. Крошечная фора, выигранная Ником, была ничем в сравнении с быстротой и силой Троя. Он оказался рядом за долю секунды, ухватил и кинул Ника на диван. Тот изловчился, развернулся и рванул руку из кармана — и упал уже на спину, с вытянутой вперед рукой с зажатым пистолетом. Трой остановился, тяжело дыша, будто пробежал через все поле для лакросса. Он посмотрел сначала на оружие, потом на Ника и сказал только: — Не сможешь. Ник знал это не хуже его. И знал, что смочь — должен. Потому что Трой лгал, говоря, что Нику нечего бояться: если придется, Трой сможет перешагнуть и через него. Поэтому, когда тот кинулся к нему, Ник все же начал на спусковой крючок. Закрыв глаза.***
Телефон зазвонил, когда она мыла посуду. Мэдисон попыталась взять телефон, но он выскальзывал из влажных рук. — Черт! — сказала она и тут же прикусила кончик языка в наказание. Привычка осталась с той поры, когда дети были совсем маленькими. — Я держу, — Трэвис ловко подхватил телефон, нажал «ответить» и поднес к ее уху. — Мама... — успела разобрать Мэдисон, а потом Ник зачастил, проглатывая слоги и путаясь в словах. — Подожди, подожди... — Мэдисон выхватила трубку у Трэвиса, прижала крепче к уху, будто благодаря этому могла услышать Ника лучше. — Не торопись, я ничего не понимаю... — Я его убил, — произнес Ник четко. За несколько лет, что сын был наркозависим, Мэдисон привыкла к тому, что ее жизнь циклична: побег Ника, его, водворение его в клинику, возвращение сына домой — и так до бесконечности. Эти моменты были как минутные деления на часах. Казалось, она даже слышала тяжелое щелканье, с которым невидимые стрелки отмечали каждый шаг. Уже несколько недель часы молчали. Но сейчас у Мэдисон появилось чувство, что они с сыном вернулись в цикл. Где-то щелкнула невидимая стрелка.