Разбитый мир.
3 августа 2018 г. в 21:34
Я уже не помнила как добралась до своей постели и, уставшая, уснула. Проснувшись, промотала все события вчерашнего дня в голове. Сейчас, когда напряжение, похоть и злость отступили, на языкн чувствовался легкий привкус вины перед Сао. Я понимала, то, что происходит в темных лабиринтах нашего родового особняка, не очень хорошо, но все Игрушки были сами виноваты в произошедшем, их никто силком не тащил... в первый раз. Даже больше, многие из них приставали, не взирая на наличие девушки или жены. У большинства была безупречная репутация. Хех.
Каждый из тех, кто сейчас жил в секретной комнате провел со мной ночь. Мерзкие, похотливые козлы! Да! Они заслуживали то, что получили.
Я вздохнула и отвернулась. Все же, где-то глубоко внутри, в душе, что-то неприятно скреблось.
Но ведь моя жизнь не всегда была такой.
Я закрыла глаза, вспоминая.
Моя семья была абсолютно нормальной. Да, у родителей бывали проблемы, но у кого их нет? Однако... Однако иногда, возвращаясь из школы, я замечала потухший взгляд мамы, ее опухшее от слез лицо, синяки на руках и лице. Однако, она никогда не жаловалась, лишь грустно улыбалась прижимая меня и сестренку к себе. Отец же почти все время работал, но, когда выдавалось свободное время, баловал меня игрушками и сладким, водил в парки аттракционов и различные развлекательные центры.
Однажды я спросила, любит ли он маму. Отец странно посмотрел и ответил, что очень любит, хотя иногда она плохо себя ведет, и приходится ее наказывать. Он провел рукой по моим волосам и сказал, что мы с мамой очень похожи, те же волосы, те же глаза, и что меня он тоже очень любит. Если я всегда хорошо буду себя вести, то ему не придется наказывать свою дочурку.
Я возвращалась домой ясным сентябрьским днем. Осень в этом году была теплая, листья деревьев горели под ногами яркими, красно-рыжими красками. Осеннее небо расстилалось кристально-чистой синевой. Солнце еще грело теплыми, ласковыми лучами. Только что закончился первый день в новом классе, мне было восемь лет. Белые гольфы, изящные туфельки, юбка ниже колена и белая блузка, за спиной рюкзак с учебниками, коротко остриженные волосы ерошил теплый ветерок. Все было новым. Новая одежда, новые друзья, новая жизнь. День прошел хорошо, и душу переполняло безграничное, детское счастье. Я шла по дороге, разбрасывая листья ногами. Через парк к дому. Разбивая хрустальную тишину где-то громко, тревожно каркнула ворона, словно предупреждая о чем-то. Сердце как-то странно закололо. Нехорошее предчувствие всколыхнуло душу. "Мама" - почему-то я сразу подумала о ней и побежала домой.
Около нашего особняка толпились люди. Сердце забилось с бешеной скоростью, заметив краем глаза скорую, я рванула внутрь. Каким-то звериным чутьем я понимала: случилась беда; этот момент разделит жизнь на "до" и " после".
Лужи разлетались под ногами, новенькие туфли промокли насквозь, а я даже не заметила. Я пыталась протиснуться через толпу взрослых, но они неохотно пропускали маленькую девочку.
Я кинулась в комнату мамы. Она лежала на кровати, здесь, дома. Бросившись к маме, я обняла ее, сердце радостно и облегченно ухнуло, потекли слезы. Поначала я даже не заметила, что она не обнимает меня, не гладит по волосам. Что ее щека, к которой я сейчас прижималась, не естественно холодная. Старшие зашептались за спиной.
— Хината, — кто-то положил мне руку на плечо. — Пойдем, сейчас нужно уйти.
— Мама! — крикнула я.
Но мама не шелохнулась. Ужас пронзил с головы до ног, тело словно оцепенело.
— Мама! — крикнула я так громко как смогла, где-то глубоко в голове страшная догадка уже начала формироваться.
Кто-то взял меня на руки и унес. Я плакала, но сопротивляться не могла, тело словно онемело.
Женщиной, что унесла меня из общего зала, была наша горничная. Она шептала какие-то утешающие слова, но я едва ее слышала. Горничная отвела меня в комнату и оставила. Я залезла на кровать, и с головой накрылась одеялом. Слезы никак не хотели заканчиваться. Так и продолжали литься из глаз. За окнами давно стемнело, но в тонкой полоске света под дверью еще долго метались тени людей и слышались чужие голоса. Ко мне так никто и не пришел, и я уснула, плача.
Мне плохо запомнились похороны, помню лишь, как шел дождь. Мама лежала в гробу словно спала, мне все время казалось, что сейчас она откроет глаза и, удивленно посмотрев на окружающих, спросит: "Где я?".
Не встала
Не спросила.
Я до конца жизни запомнила этот звук. Звук падающей ударяющейся о крышку гроба мокрой земли.
А потом все дни слились в череду каких-то смазанных серых дней. Тоскливых и мутных.
Отец начал сильно пить, всеми делами компании занимался заместитель. Все глубже погружался в отчаянье и какую-то звериную тоску. Я часто слышала, проходя мимо его комнаты, как он разговаривает с мамой, то ли ругая, то ли прося прощения. Она умерла моментально, от кровоизлияния в мозг. Иногда в его голосе слышались слезы, иногда отчаянье и злость. Слуги шептались что он сошел с ума, что скоро разорится и лишится управления в компании. Даже в том возрасте я понимала, чем это грозит нашей семье. Поэтому твердо решила хотя бы попытаться что-то сделать.
Однажды вечером я проходила мимо маминой комнаты, дверь была приоткрыта, отец снова сидел там. Я слышала, как он упрекает мать в смерти, его голос был полон горечи и обиды. Пройти мимо не вышло, половица предательски скрипнула. Отец вздрогнул и обернулся. Он заметил меня.
— Хината? Подойди ко мне.
Я подошла, хотя было страшновато, отец оказался пьян, в этом состоянии от него можно было ждать чего угодно.
Он приложил руку к моей щеке.
— Ты так похожа на нее... Знаешь, Хината, твоя мать предала меня, бросила.... И тебя тоже предала.
Я хотела закричать, что это неправда, что мама ни в чем не виновата, но отчего-то молчала, не в силах сказать ни слова.
Он погладил меня по волосам, затем по щеке.
— Хината... Хинаточка. Ты всегда была моей любимой дочкой.
Его рука легла на мою коленку. Что-то было в этом жесте неправильным, но я не смела перечить отцу, щеки залил румянец.
Мутный взгляд главы клана стал пристальнее.
— Знаешь, у меня ведь никого нет, только ты.
Его рука двинулась выше, за край юбки. Страх забился в груди, словно птица в клетке.
— Теперь, когда мамы больше нет, ты становишься старшей из женщин в этом доме, и все обязанности твоей матери переходят к тебе. Я очень люблю тебя, Хината, и никогда не обижу, ты должна верить мне.
Я не успела ответить.
Он впился в мои губы своими, проталкивая язык между ними. От отца несло алкоголем, было противно и страшно.
Наконец он оторвался от меня. Я не могла сопротивляться, никто и никогда не смел перечить моему отцу. И я не могла. Не смела.
Его взгляд приобрел какой-то масленый блеск, он оглядел меня с головы до ног.
— Пойдем, Хината, я должен кое-чему тебя научить. Ты ведь любишь своего папу?
Он повел меня в свою комнату, по дороге встретилось много прислуги, но никто не поднял глаз. Все верно, отец идет с дочерью, ничего необычного. Я шагала словно на автомате и молилась, чтобы хоть кто-нибудь остановил отца, отвлек чем-нибудь. Чтобы что-нибудь случилось, и я смогла уйти.
Но ничего не случилось.
Комната старшего Хъюга была роскошной, с огромной кроватью. Он зашел и закрыл дверь на ключ, и с этим звуком в душе умерла последняя надежда. Он раздел меня и начал покрывать тело поцелуями. Я стояла не двигаясь, слезы бесшумно стекали по лицу, хотелось кричать и вырваться, убежать и спрятаться. Но ничего не сделала, просто стояла и плакала.
Позже сидя у себя в комнате, меня охватило отчаянье, было больно и страшно, низ живота ужасно болел, в голове — пусто, ни одной мысли, весь мой мир разрушился, и предстояло выстроить его заново, правда из других кусочков. Потом отец приходил или звал к себе постоянно, раз или два в неделю.
С той ночи он перестал пить, говорил, что я спасаю его.
На следующий день отец снова вступил в правление фирмы, дела в компании пошли в гору. Но моя жизнь бесповоротно изменилась.