Джейми, детка!

— Поттер, вы слышали то, что я вам сейчас сказала? — глаза МакГонагалл, казалось, прожигают меня насквозь. Вот уж неудивительно, что она так и не вышла замуж. Женщина с таким темпераментом равносильна буре в пустыне, ну, или на худой конец, Пивзу на истории магии. — Профессор? — честно говоря, не знаю, что еще можно сказать в такой ситуации. Не признаваться же в том, что пока она пытается продвинуть меня на путь истинный, я придаюсь мечтаниям о мягкой, теплой кровати и любимой музыке. — Исключены, Поттер! — голос директрисы срывается на крик. Звучит как приговор. Черт, и когда же я успел ей так надоесть? Или может, это просто такие «преподавательские штучки» — напугать нерадивого ученика в надежде, что он исправится? — Со мной это не пройдет, профессор, — ухмыляюсь (папа как-то сказал, что улыбка мне досталась по наследству от деда. По правде говоря, мы с ним не особо похожи, разве что именем да цветом глаз, но вот попробуйте доказать это моему неугомонному отцу!). — Простите? — брови МакГонагалл ползут вверх, — Бросьте ваше жеманство, Поттер. Я отдаю отчет тому, что говорю. Теперь настала моя очередь удивляться. С каких это пор невинные шалости являются причиной исключения из Хогвартса? Старая ведьма просто точит на меня зуб. И, видимо, не один. — С каких пор измывание над слизеринцами стало уголовно-наказуемым? — шучу, стараясь придать разговору непринужденный оттенок. — С тех пор как эти измывания стали иметь побочные эффекты, Джеймс, — старая фурия вздыхает, невидяще смотрит на меня, утопая в своих собственных мыслях. — Флинта направили в больницу Святого Мунго. Молись, чтобы его отец не начал разбирательство по этому делу… Тут на меня нападает еще один приступ беспричинного смеха. — Я ваш лучший ученик. Даже больше, я лучший ученик за последние пятнадцать лет, вы не посмеете выгнать меня! Я играю за всю нашу сборную по квиддичу, даже в хор записался, и все для того, чтобы угодить вам! А вы… Может, я и самовлюбленный осел, но, как ни странно, я говорю правду. Каким бы ни был мой неугомонный характер, я нужен этому Хогвартсу, хотя бы для того, чтобы повыпендриваться перед остальными школами. — Поттер, вы исключены… — снова этот вздох. — Хотя бы до того момента, как ваш отец самолично не явится в школу разбираться с Флинтами… А в хор вы записались для того, чтобы знакомиться с девочками, не дурите мне голову! Хватит уже! — Ясно, — сухо отвечаю я. — Не ожидал от вас, профессор… — У нас просто нет выбора… — почти извиняющимся тоном начала МакГонагалл. Больше всего на свете мне хочется швырнуть в нее чем-нибудь тяжеленьким, с наслаждением пронаблюдать, как вытягивается ее сморщенное, похожее на изюм, лицо и услышать визгливый возглас: «Как вы смеете, Поттер!» А затем вылететь из директорского кабинета прямиком на своей «Молнии». Это было бы, по крайней мере, достойно. И конечно, в памяти всех ныне учащихся студентов Хогвартса я бы остался как неугомонный смельчак, истинный гриффиндорец, с гордостью покинувший школу в расцвете своего волшебного могущества. Вместо этого я разворачиваюсь и ухожу. Как долбанный пуффендуец. В гостиную Гриффиндора я приплелся в несвойственном самому себе молчании. На самом деле, я — жуткий пустомеля. Иногда мне кажется, что, возможно, жизнь не настолько интересна, не до конца насыщена. Так и хочется наполнить ее какими-нибудь красочными, яркими событиями. — Джей? — обеспокоенное лицо моей подружки Паттисон. Она сидела в уютном кресле напротив камина. Сидела в этом долбаном кресле и даже не подозревала о том, что случилось. Что ж, я не хочу быть тем самым, кто испортит ее радужное благополучие. Честно говоря, мне стыдно. Ужасно, катастрофически стыдно. Джеймса Поттера — сына великого Гарри Поттера, вытурили из школы. Красавца-ловца, лучшего ученика, да и что уж там… просто выдающуюся во всех смыслах личность. Уйду с позором, как изгнанник, предатель родины, блин. Лицо медленно начало покрываться красными пятнами. Я молча прошел мимо Паттисон, сделав вид, что не услышал вопроса. Взгляд ее темно-карих глаз уперся мне спину, ей богу, боюсь, как бы она не прожгла в ней дыру! И как только этим женщинам одним лишь взглядом удается сказать так много? В голове всплыли воспоминания о дедушке Артуре и бабушке Молли, как только я не потешался над их нелепыми разборками. Со сковородкой наперевес Молли выглядела особо грозно, а дедушка Артур всегда таким извиняющимся взглядом смотрел на всех нас: меня, Альбуса и Лили, Роуз и Хьюго, Теда и Виктуар. Сейчас в старом доме Уизли как-то по-особенному грустно. Мебель покрылась толстенным слоем пыли, многочисленные волшебные штучки лежат без дела, никому не нужные, а знаменитые часы на кухне давно потеряли большую часть стрелок. Бабушка умерла прошлым летом, когда все мы, по традиции, собрались семьей выдворять гномов из огорода. В последнее время это стало чем-то вроде забавы. До сих пор помню тот день, все, до мельчайших деталей. Уставшие и счастливые, мы прибежали за второй порцией домашних сосисок, которые были обещаны нам в качестве награды за работу во дворе. Яркий солнечный свет отражал наши тени на внешней стороне дома. Я бежал самым первым, как это обычно и бывало, наверное, поэтому мне было особенно тяжело. Бабушка ждала нас на пороге. Ее кресло-качалка мерно поскрипывало, руки сжимали две блестящие спицы с ярко-оранжевыми гольфами для Хьюго, а глаза были пусты. Дедушки не стало через неделю. — Джей! — раздалось сзади. На самом деле она ничего, эта Паттисон. Прелестная, аккуратная попка и гора золотистых локонов на самодовольно поднятой голове. Поначалу мне даже казалось, что она выискивает стаю гиппогрифов над Запретным Лесом, ан нет, это все ее врожденная заносчивость. И что она забыла на Гриффиндоре? Знаете, я испытываю странную, неуемную слабость к таким вот курочкам. Так и тянет подрезать им крылышки. Пару недель назад она даже разрешила мне себя потискать. Это была главная победа осени. И если на матче с Когтевраном мое эго мирно наслаждалось личной офигенностью, то допуск к телу Паттисон поднял чувство собственной важности на пару уровней вверх. Жаль, что не я буду тем ковбоем, который оседлает эту кобылку. Погруженный в свои уныло-депрессивные мысли, я и не заметил, как приблизился к спальне мальчиков. Внутри — никого. По правде говоря, мне ужасно повезло с соседями. Хотя иногда кажется, что это еще вопрос, кому из нас повезло больше. Руфус Браун, Джастин Смит, Эдриан Хмелкирк (да-да, тот самый внук Муфалды Хмелкирк! тот еще зануда, с бесчисленной россыпью прыщей на сальной физиономии, боюсь, что мало что изменилось бы, наведи я на него фурункулус, как на Флинта накануне) и Джереми Вуд — сын Оливера Вуда, прекрасного вратаря команды Гриффиндора по квиддичу и хорошего друга моего отца по совместительству. Вуд неплох. Чертовски неплох, детка. Достаточно смазливая внешность при явном наличии вполне себе какого-никакого интеллекта, ну и конечно, венец — то, что он является капитаном нашей сборной. А вот это уже шик, да! Вполне сойдет для того, чтобы клеить лучших девочек этого факультета, да что уж там, всей школы. Чем мы не преминули воспользоваться, естественно. Моя обитель располагалась у самого дальнего угла, поближе к ванной и подальше от рабочего стола, чтобы он не портил мне настроение своим унылым видом. Балдахин над кроватью был ярко-салатовый. Нет, конечно, это все не из желания выпендриться, просто приятно посмотреть на что-то яркое перед сном. За эту шалость я получил свой первый выговор в этой школе когда-то. Стена напротив вся обклеена разномастными плакатами маггловских рок-групп (больше всего конечно Nirvan’ы, моя любовь, детка, о да). Подозреваю, что этот Курт Кобейн мог бы стать одаренным волшебником, если бы не умер, если бы попал в Хогвартс. Как бы ни хотелось отложить этот неприятный момент, неминуемого отменить не получится. А значит, придется все-таки собираться. Последний «Хогвартс-Экспресс» отходит примерно в десять вечера, мне стоит поторопиться, если, конечно, нет желания переночевать в «Кабаньей Голове» в Хогсмиде. А желания у меня не было. — Эй, Поттер, а что это ты тут делаешь?!